Маленький Саша. Часть 2. Главы 18-22

— Милостивцы, не дайте пропасть. Куда я без ноги-то. Богом молю.

Великого князя стало слегка мутить от вида ноги, но он заставил себя приблизиться и посмотреть внимательнее.

— Само срослось, шрамов-то нет? — сделал он предположение.

— Да, мы только зафиксировали дощечками.

— А если вдоль разрезать, кость снова сломать и сложить правильно?

— Он не выдержит такой операции. Боль не позволит... хотя он здоров... попробовать можно.

— А вы усыпите его эфиром.

— Эфиром?.. Императрица уходит.

Они направились в коридор, вдруг больной схватил великого князя за руку и завопил:

-Барин, сделай милость! Пусть ломают, я стерплю! Мне лучше в могилу, чем увеченным!

Возникла неловкая пауза. Мердер уже было ринувшийся вызволять воспитанника, был остановлен жестом Марии Фёдоровны. Все ждали действий от маленького наследника престола.

— Тебя звать как? — спросил великий князь.

— Гордей.

— Не мне это делать предстоит, Гордей. Врачу. Ему и решать, что делать и как. Я тебе пообещать могу, что похлопочу за тебя. И ещё, если будешь без ноги, я найду тебе место для службы, будет у тебя возможность на хлеб заработать. Хорошо?

— Спасибо барин.

— Семён Алексеевич, договоритесь о визите к лейб-медику Виллие на завтра. Будем спасать Гордея, раз я пообещал.

Вернувшись во дворец после больницы для бедных, великий князь застал у себя необычного посетителя. В столовой его ожидал худой человек выше среднего роста. Голова гостя уже лишилась почти всех волос, а те что остались по вискам и затылку были преимущественно седы. Мердер представил посетителя:

— Ваше высочество, к Вашим услугам главноуправляющий второго отделения канцелярии его величества, тайный советник, Михаил Михайлович Сперанский. Государь поручил ему дать вам классы по законоучению.

"Ого, неужто тот самый."

— Я рад приветствовать Вас, Михаил Михайлович. С удовольствием возьму ваши классы. Я надеюсь что вы расскажете мне не только о тех законах, какие приняты сейчас в империи, но и о том почему они такие.

— Я буду стараться, ваше высочество. Когда мы можем начать?

— Можем прямо сейчас, если Вам удобно.

— Тогда я предлагаю сегодня просто поговорить о законах и государстве.

— Хорошо. Давайте присядем. Может распорядиться чаю? — проявил гостеприимство великий князь. — Карл Карлович, Вы будете чай?

— Да, — Мердер, улыбаясь, сел возле воспитанника.

— Спасибо, не откажусь, — Сперанский расположился за столом напротив ученика, и сразу приступил к делу: — Все законы, ваше высочество, можно разделить на законы природы, законы разума и общественные законы. И если первые и вторые мы изменить не в силах и должны только изучать, то общественные законы находятся во многом в нашей власти.

— А законы Божьи они к какому виду отнесены быть могут, — с лёгкой улыбкой поинтересовался ученик, поняв что паузу законоучитель сделал неслучайно.

— Я отношу их к законам общественным, поскольку направлены они на то, чтобы учредить отношения людей. Хоть изменять их не в нашей власти.

— Тогда, разумнее будет оставить законы природы для класса Естественной истории. Законы разума тоже полагаю иным предметом. А вот об общественных законах вообще прошу пояснить подробнее, прежде чем вы начнёте рассказывать о законах государственных. Какие виды общественных законов вы различаете?

— Законы нравственные и положительные. Законы нравственные определяют любые движения воли человека. В то время как законы положительные определяет лишь те движения воли что выражены в действиях во вне. За нарушение нравственного закона человека ждут муки совести, за нарушение положительного — наказание. И хоть все они основаны на законе Божьем, но нравственные законы государь изменить не в силах, а вот законы положительные находятся в его власти. Но помнить он должен, что если положительный закон противоречит нравственному, то такое положение производит насилие над совестью и может вызвать справедливый гнев народа и Господа.

— Любой ли положительный закон находится во власти государя?

— Любой.

— А выведенное из обычая положение, по которому судят о действиях человека и наказывают его за оное, или поощряют? Ведь обычай не был установлен государем, и отменить его не у всякого государя силы достанет. Однако ж это положительный закон.

— Обычай, скорее нравственный закон, чем положительный. И именно в той части, в какой он нравственный государь бессилен перед ним, но в той части в какой он положителен, он в воле государя. И даже если не государь его учредил, то государь волен его отменить. И если это не затронет нравственного закона, то сил у государя достанет.

— Не понимаю. А "не убий" это нравственный закон или положительный? Если нравственный то не может быть наказания за убийство, если положительный, то государь волен отменить его. Но что-то мне не кажется это возможным.

— Всё потому что данную заповедь Вы видите как указание только одного из видов законов. А она является одновременно и указанием нравственного закона и указанием закона положительного. И из-за этой связи заповедь не может быть отменена государем, государь лишь может прекратить наказывать за её нарушение. Но тогда, этот положительный закон вступит в противоречие с нравственным. Но даже если такое случиться муки совести будут преследовать нарушившего этот нравственный закон.

— Хорошо. Но положительные законы мы уже разделили на два: обычай и принятые государем. А ещё какие?

— Прежде всего, необходимо провести разделение по самим предметам законов. Это законы государственные, они определяют отношение частных лиц и государства. И законы гражданские, которые учреждают отношения частных лиц между ими.

Лицо маленького наследника престола сморщилось. Он сжал кулаки и положил их на стол и стал ими вертеть внимательно разглядывая пальцы. Сперанский замолчал наблюдая за этим занятием ученика. Через непродолжительное время великий князь подал голос, не отрывая взгляда от кулаков:

— Михаил Михайлович, меня смущает, что вы разделили только двух участников отношений. Один из них частные лица. Я согласен. Другой — государство. Видимо, в лице государя, его министерств, канцелярий и приказов. Я тоже согласен. Даже купеческие товарищества можно отнести к частным лицам. Я правильно понимаю? — великий князь посмотрел на учителя, слегка приподняв левую бровь.

— Вы совершенно правильно всё поняли.

"Ну дык, юридическую вышку не пропьёшь."

— Но какими законами учреждаются отношения между различными обществами и входящими в них частными лицами. Если данные общества нельзя назвать частными. Например, между общиной и крестьянами. Или между торговой палатой и купцами и их товариществами. Ведь эти общества не являются государевыми, но они имеют власть над своими членами. Власть сходную с властью государства над подданными. Может нужно отдельно разделить законы, устанавливающие отношения между частными лицами и такими обществам и законы устанавливающие отношения между обществами и государством?

Сперанский задумался. Словно ожидая этого момента, в комнату внесли чай, сделав тем самым ожидание ответа не столь томительным. Учитель сделал первый глоток и решился ответить:

— Вкусный чай. Я всегда ранее относил такие общества к частным лицам, особенно общину полагая их, схожими с купеческими товариществами. Однако, Вы правы, их власть над частными лицами во многом схожа с государственной. Поэтому я полагаю, что... отношения... должны учреждаться... государственными законами. Вы согласны со мной?

— Не согласен, — великий князь широко улыбнулся. — Министерство или приказ делают, что-то от имени государя и во благо государства. В то время как община или магистрат во многом руководствуется своим частным благом. Вот такая странность. Эти общества руководствуются частным благом, но власть их над частными лицами сходна с государственной. И этим они отличны и от государства и от частных лиц. Посему полагаю не избежать разделения законов для этих обществ.

— Наверно, Вы правы. Ноя должен это более тщательно обдумать. А пока продолжим, -голос выдал учителя, поспешившего уйти от спорной ситуации. — Законы государственные могут быть коренные, которые учреждают порядок на неизменных началах, с коими бы все другие законы могли быть соображаемы, и переходящие, которые применимы лишь для определённого случая. Это понятно?

— Отчасти. Само разделение ясно, но оно может быть отнесено не только к государственным законам, но и к гражданским и к общественным, о которых мы говорили. Ведь как я понял, коренные законы создают незыблемый, неизменный порядок, служа основой для всего государственного устройства. И такой порядок должен быть установлен во всех отношениях. А переходящие законы служат цели потребной на сегодняшний день. И цель эта может быть определена к любым отношениям. Я верно понял?

— Да. Вы правы. Могу ли я попросить бумагу и перо.

— Пожалуйста. Востриков! Принеси бумагу и писчие Михаилу Михайловичу.

— Пока же, я хотел бы пояснить основные свойства коренных законов. И первое из них, что служат они для пользы и безопасности людей, им подвластных, — лицо великого князя исказила ухмылка. — Вам это кажется неверным или неправильным? Надеюсь, Вы понимаете, что польза и безопасность суть понятия не могущие быть определёнными точно.

— Я понимаю. И полагаю подобное утверждение вполне правильным. Но я считаю его не верным, — великий князь сделал паузу и убедившись, что собеседник внимательно слушает, продолжил: — Я полагаю, что установленный порядок суть следствие согласования воль всех людей проживающих в государства. И является этот порядок результатом исполнения нравственных и положительных законов. Положительные же законы, как коренные так и переходящие не учреждают этот порядок в полной мере, а лишь в той части, в коей созвучны законам нравственным. Поскольку сами по себе положительные законы суть воля государя. А воля его может быть направлена на разное. Ибо государь хоть и является помазанником божьим, он же человек. И как человек подвержен заблуждениям и грехам. Посему должно законам, в силу воли Господней, служить для пользы и безопасности людей, но не всегда они могут справить эту службу.

— Не всегда могут, это верно, но всегда должны. И в соображении с этими законами три силы движут и управляют государством. И силы эти: законодательная, исполнительная и судная. Они суть нравственные и физические силы людей в отношении их к общежитию. Но силы сии в первозданном виде не производят, ни закона, ни прав, ни обязанностей. Соединенное же действие сил составляет державную власть. В состоянии раздельном эти силы рождают права подданных. Но если бы силы государственные соединены были в державной власти в абсолютно, тогда степени никаких прав не оставляли бы они подданным, — Сперанский говорил уверенно. Эти мысли, очевидно, уже давно оформились, и даже, возможно, уже были изложены на бумаге. Вот он замолчал, давая ученику возможность кивнуть.

— Это понятно. Но может быть это и не нужно, оставлять права подданным?

— Тогда государство было бы в рабстве, и правление было бы деспотическое.

— Отчего ж. Сын расположен в полном подчинении у отца своего, но разве ж он находится в рабстве? Человек находится в полной воле Господа, но разве волю Божью мы осмелимся назвать деспотичной?

— Но сий порядок учреждён не одними положительными законами, но и законами нравственными. Кои не позволяют назвать его рабским.

— Пусть. Но значит, что если державная власть соединяет в себе силы абсолютно и это соединение находится в согласии с нравственными законами, то такое государство не будет рабским.

— Но нравственные законы не во власти государя. Он не может нужные учредить.

— И отменить не может, если они есть. Если государь воспринимается народом как отец, как божий помазанник. То отменить сей нравственный закон государь не в силах.

Законоучитель слегка побледнел. Он растеряно переводил взгляд с ученика на Мердера и обратно. Карл Карлович дружелюбно улыбался учителю, а великий князь смотрел пристально, вопросительно подняв бровь, и слегка кривя губы в неком подобии ухмылки.

— Пребывать в заблуждении о нравственных законах очень опасно, — медленно выговаривая слова, начал Сперанский, — неверное представление о них может привести к краху. Судьба Людовика шестнадцатого служит в том предостережением.

Сперанский замолчал.

— Конечно, это наглядный урок. Вы сами говорили, что положительные законы не сообразные нравственным будут насилием над совестью. Людовик допустил такое насилие. Но у меня нет уверенности, что нравственные законы российского народа подобны законам французского. Тогда учреждение положительных законов французского толка тоже может оказаться насилием над совестью. И само разделение сил государственных также может оказаться насилием и будет не принято народом, принимающим государя, как отца.

Сперанский побледнел ещё сильнее. Руки его лихорадочно трепали перо. Карл Карлович с видимым наслаждением отпивал чай. Законоучитель выглядел беспомощно, и наследник престола решил как-то разрядить ситуацию.

— Михаил Михайлович, извините меня, но я сегодня весьма устал. Не могли бы Вы продолжить класс в другой день?

— Хорошо, я всегда к Вашим услугам, Ваше высочество, — Сперанский поспешно вскочил, и чуть было не рванулся к двери, но вовремя вспомнил о приличиях и сделал неглубокий поклон. — Желаю хорошо отдохнуть, ваше высочество.

— До свидания, Михаил Михайлович.

Когда дверь за тайным советником закрылась. Мердер вышел следом, но вернулся через несколько мгновений.

— Вы вовремя закончили класс, ваше высочество, ужин уже готов и граф Нессельроде просит принять его.

— Приглашайте его к столу.

Граф вошёл, неся перед собой какую-то коробку.

— Здравствуйте, ваше высочество, — учтиво поклонился Нессельроде.

— Здравствуйте Карл Васильевич. Что Вы принесли в коробке?

— О, это маленкая забава, я приготовил её для Вас. Пока накрывают стол, позволте я покашу Вам.

— Я в нетерпении... Что это?

Граф снял крышку и вынул из коробки дощечку, в которую были воткнуты штырьки высотой с ладонь. Между штырьками замысловатым образом были перекинуты узловатые верёвочки, которые часто перекрещивались и иногда обматывались одна вокруг другой. На верёвочках, зацепившись за них крючками, висели шарики.

— Это европейская политика, ваше высочество, — большой кривой нос графа хищно выделился, на фоне добродушной улыбки. — Его величество сказал мне, что Вы проявили интерес к политике и я решился изготовит эту забаву для Вас.

Великий князь непонимающе смотрел на графа.

— Сейчас я поясню. Каждый шар это страна. Допустим этот красный шар Британия. Мы можем ударит по ней, дабы она подвинулас и не мешала нам. Вот так, — граф взял столовый нож и ткнул им в шар. Вся конструкция пришла в движение. — Видите, все страны зашевелилис от нашего удара, а били мы толко по Британии.

— А если не бить, а давить?