Андрей промолчал. А действительно, кто научил Зиту драться? Применять закладки? Спицу еще у мамы стащила... О спице и всем с ней связанном даже страшно было думать. Он вдруг понял, что Зита кинулась защищать его от Шпиля, рискуя жизнью. Одно-единственное движение отделяло ее от разоблачения. Спицу в ногу Шпилю — и ей конец. Если бы старший Мальцев узнал — а он бы точно узнал от пацанов — он бы ее убил, без вариантов.

— Это потому что она казачка, — решил Богдан, не дождавшись ответа. — Казаки хорошо умели драться. Южане — они все резкие и сильные.

И Андрей поверил его словам. Действительно, южная кровь — она все объясняет.

В умывальнике он помог Богдану отмыть голову от крови, поставил под сушилку и потом довел до класса. А когда вышел — увидел сестру. Зита стояла у окна и плакала.

— Тебе плохо? — обеспокоился он.

Она слабо кивнула:

— Еще как. Я же мечтала жить дружно со всеми. А оно как-то цепляется одно за другое и тянет, тянет совсем не туда... Что я делаю, Андрюшка, что я делаю?!

Повинуясь смутному ощущению, он подошел и погладил сестру по голове.

Ничего! — упрямо сказал он. — Отобьемся! Я завтра пойду и запишусь в секцию рукопашного боя, туда всех принимают. Мы им еще покажем!

— Андрюшка, это же не твое, — мягко сказала девочка. — Ты мирный и добрый мальчик и совсем не умеешь лидерствовать. Давай я лучше научу тебя играть в шахматы? Зачем тебе драки?

— Затем, — хмуро сказал он. — "Положенцы" запомнили и тебя, и меня. Они нас теперь проверять станут на излом. Особенно Шпиль.

Зита тихонько вздохнула и прижалась к его груди. Он понял — снова плачет. Такая странная: победила всех — а плачет.

-=-=-=-

Она стояла перед учительским пультом совсем не как неопытная школьница-нулевичка, подозванная строгим учителем. А как? Как взрослая? Артем Сергеевич сдвинул брови погрознее и оглядел непонятную девочку. Тэк-с... Ах вот в чем дело. Стильность, да. Он бы назвал это стильностью. Над внешностью девочки явно поработала знающая рука, скорее всего, мамина. Украшения в школе разрешались с пятого класса, их и не было. Зато все остальное использовалось без стеснения. Стандартная школьная курточка обзавелась крохотным нагрудным кармашком, и из него кокетливо выглядывал краешек яркого платочка. И белоснежные манжеты появились. И кружевной отложной воротничок. И цветная отделка карманов и резинки. И не комбинезончик на девочке, а аккуратная юбочка, не короткая, но и не длинная, в самый раз. И — учитель прищурился — не спортивные кроссовки на ногах, а легкие туфельки пусть на небольшом, но все же каблучке. И главное — поза. Стоит себе крохотуля, руки в карманах, ножку выставила вперед и рассматривает учителя с любопытством. Ни робости, ни стеснения, ни тем более страха. Даже легкая улыбка в глубине темных нерусских глаз. Совсем как взрослая.

— Почему не в форме? — указал он взглядом на юбку.

— "Гражданской обороны" сегодня нет, — легко ответила она. — А в юбке девочке удобней.

— Комбинезон — самая удобная форма одежды! — наставительно сказал учитель.

Реакция девочки оказалась неожиданной. Сначала ее глаза заискрились от сдерживаемого смеха. Потом щечки резко потемнели — видимо, покраснела от смущения.

— Ну Артем Сергеевич! — пропела она ангельским голоском. — Ну подумайте сами... даже принцессам надо ходить в туалет! А в комбинезоне и курточке — объясните, как?

И глазки потупила, поганка.

— Посмотрел я твои домашние работы, — сказал учитель, не найдя, что возразить. — Ты используешь высокий литературный стиль. Родители молодцы, что научили, но вообще-то он необязателен. Реформа русского языка проведена специально для облегчения письма. Писать, как слышишь, гораздо проще, разве не так?

— У меня врожденная грамотность, мне не трудно, — улыбнулась она.

— Первый раз слышу! — озадачился учитель. — Такое бывает?

— Бывает всякое, Артем Сергеевич! — совсем по-взрослому вздохнула девочка. — У меня врожденная грамотность, а Богдан — вообще гений. Он тоже не может... писать примитивно.

Учитель четко понял, что после заминки должно было прозвучать "похабить язык", и рассердился.

— Богдан — это с которым ты болтала весь урок? — грозно уточнил он. — Еще раз увижу — накажу!

— Ну вы же не натравите на маленькую девочку садиста-старшеклассника? — серьезно посмотрела она. — Я хорошая ученица, со мной достаточно поговорить.

И снова учитель не нашел, что ответить. Его и самого иногда коробило от присутствия "положенца" на уроке, когда в учительскую речь то и дело врывается злобное "эй, вы, там, уроды, заткнулись все!" — но кто он такой, чтоб отменять решения руководства? Дирекция школы посчитала, что дисциплину в младших классах легче всего поддерживать кулаками старшеклассников, что это полностью согласуется с курсом страны на гражданскую ответственность — не ему, бывшему политкаторжанину без погон, бороться с устоявшейся традицией. Откроешь рот, привлечешь внимание штурмовиков — и получишь в темном углу дубинками по почкам. А то и не в темном. Штурмовики — волчата Ферра, их поощряют за подобные шалости.

— Ты как-то несерьезно относишься к занятиям! — наставительно сказал он. — Зря! У тебя неплохие способности, будешь учиться хорошо — сможешь поступить...

Он замялся. Куда она сможет поступить, сразу в голову не пришло, а врать, пусть даже и ребенку, не хотелось. В неписаном своде правил ленской каторги за вранье полагалось жестокое наказание, и привычка следить за языком въелась намертво. Девочка, склонив голову к плечу, с огромным любопытством наблюдала за его сомнениями.

— ... поступишь в высшую школу, — неуклюже закончил он.

— В хорошую? — тут же уточнила она. — Или в хорошую идут из категорийных школ?

Он снова замялся. Мелкая поганка явно не только знала о категорийных и общих школах, но и понимала разницу между ними. И разницу между высшими школами — тоже. В шесть лет!

— Серьезные знания можно получить в любой школе, если стараться.

Девочка заулыбалась и словно засветилась вся от переполнявших ее искренних чувств. Это выглядело маленьким чудом.

— Как хорошо, что в школе снова работают мужчины!

— Почему? — с интересом спросил он.

— Когда вы обманываете, это всегда видно!

И девочка так мило рассмеялась, что он даже не рассердился. А она уловила его добрый настрой, глянула на классные часы и тут же скорчила жалобную гримаску:

— Артем Сергеевич, вы сейчас к "вэшкам"? Можно, я с вами? Мне им два слова надо сказать, всего два слова! Вы их посадите, чтоб слышали, я скажу и уйду, честно!

Она выглядела такой уморительно серьезной, что он невольно поддержал игру.

— Два слова, честно? — понизив голос, переспросил он. — А "положенца" куда денем? Или он не помешает?

— Помешает, — признала девочка. — Я думала, вы с ним выйдете на минутку в коридор, обсудить чего-нибудь...

И похлопала жалобно ресницами.

— Ох, втягиваешь ты меня в преступление! — погрозил он пальцем.

— Ура! — тут же подпрыгнула девочка, и у него не осталось выбора.

Она смело проскользнула в чужой класс впереди него, и следом за ней — угрюмый светлый мальчишечка со здоровенным синяком под глазом. Богдан, вспомнил учитель. А про него разговора не было. Вот поганка.

— Встать! — тут же рявкнул "положенец" и подозрительно уставился на вошедших детей.

Учитель запоздало понял, что его действительно куда-то втянули. Но отступать было поздно.

— Свободен, боец, — кивнул учитель. — Благодарю за службу.

"Положенец" довольно улыбнулся и исчез. Оно и понятно — кому охота сидеть с нулевиками четыре урока подряд, тупо ничего не делая? Поэтому, если проблем с дисциплиной не наблюдалось, "положенцы" выходили, собирались на внутренней "линейке" за пальмами, где и проводили свободное время в приятной компании, лишь изредка заглядывая в подконтрольный класс. Но учитель покидать аудиторию не собирался, его мучил вопрос, что за дела у малышки-нулевочки в чужом классе.

— "Ашки", "ашки" пришли! — пролетел по классу настороженный гул.

— "Вэшки", вам положенцы сказали, что машетесь с нами? — громко спросила девочка. — Вам оно надо? Мы предлагаем союз.

Учитель с невольным уважением отметил, что вниманием класса она завладела уверенно — а это непростое искусство, между прочим. Заставить полсотни шумящей ребятни умолкнуть и слушать — тут надо или обладать пугающей славой, как "положенцы" — но она не обладала — или уметь. Получается, она умела. Зита, вспомнил учитель ее имя. На слух нерусское, но на самом деле по документам — Зинаида-Татьяна. Казачка — ну, это сразу видно, вон какая решительная и бесстрашная.

— Да мы вас одной левой! — заявил кто-то.

— "Бэшки" так же говорили, — подал голос Богдан. — Зубы потеряли, в "чуханцы" опустились. А нашей девочке нос сломали. Оно вам надо? Нам — нет. Мы не нанимались "положенцев" развлекать! Заключим союз! Мы к вам не лезем, вы к нам. А от "гэшек" вместе отобьемся. У "гэшек" "быков" собрали, они всех отметелят и "перцами" заделаются, а оно вам надо? Нам — нет.

Класс притих. Соображали, переглядывались. "Гэшки" — это да, проблема. Учитель в очередной раз поразился, насколько взрослыми стали современные дети. Нулевички-шестилетки сами договариваются, заключают союзы! Он им искренне сочувствовал. По устоявшейся традиции в "г"-классы убирали "быков", то есть второгодников. Ну, чтоб иметь проблему в одном классе, а не во всех. Как ее будут решать нулевички остальных классов, никого не волновало. И вот появилась девочка, которая это решение, похоже, нашла. Да кто она такая?!

— "Положенцы" все равно заставят драться, — серьезно сказал смотрящий "вэшек". — Всех заставляют.

— Нас — не заставят, — уверенно сказала Зита. — Ну что они могут сделать? Ну, пнут пару раз. А мы скажем — у нас союз. Скажем — слово дали. Попинают и отстанут. А если поддадимся — всю начальную ступень будут заставлять драться. А оно нам надо?

— Что, и поможете нам с "гэшками" махаться? — спросил кто-то недоверчиво. — Зита, а не боишься? Твой дом весь в "гэшках". Они тебя во дворе поймают и отпинают.

Учитель впервые увидел, как неприятно девочка умеет улыбаться.

— Ловил один такой, — прозвучал ровный голос. — Пинался. Теперь ему ногу режут.

В классе воцарилась очень нехорошая, настороженная тишина. Даже не настороженная — испуганная. Что-то, видимо, малыши знали, чего не знал учитель.

— Мир, — сказал смотрящий. — Мы к вам не лезем, вы к нам. И, если что, против "гэшек" вместе. Слово.

— Слово, — отозвался Богдан.

Малыши с уморительной серьезностью пожали друг другу руки.

— Артем Сергеевич, большое спасибо вам! — улыбнулась девочка, приподнялась на цыпочки и неожиданно чмокнула учителя в щеку. Развернулась и под изумленный гул гордо удалилась. Учитель только покачал головой и улыбнулся в восхищении. Вот поганка! Как за его счет поднялась в глазах нулевичков! Но удивительная девочка! Шесть лет! Такая кроха, и ломает школьные традиции! Как она сказала про принцесс? Действительно — принцесса.

-=-=-

Толстоногая девчонка пронеслась по коридору в компании возбужденных мальчишек.

— На "быков"! — непонятно вопила она.

Ариадна Давидовна проводила ее задумчивым взглядом. Нулевичка, но об этой крохе уже говорили в школе. Например, старый знакомец из бывших каторжан, товарищ Артем. Восхищался. Сказал, у нее — врожденная грамотность. Еще сказал со смешком — принцесса. И "положенцы" ее обсуждали, это она сама слышала. Мол, из казачек и дерется хорошо. И зам по дисциплине на планерке упоминал. Этот, правда, не хвалил. Не понравилась чем-то отставному лагерному охраннику маленькая девочка. Наверно, независимостью, свободой. Охранники свободу ненавидят. На генетическом уровне. Потребовал от всех особого к девочке внимания, и если что — доложить. Гнида.

И она тоже поглядывала на девочку издалека. Чувствовалось в малышке что-то родное. Притягивало. Напоминало о синих небесах Грузии, о прозрачной воде горных речек. О родине. В ней самой вряд ли кто признал бы грузинку — светловолосая, болезненно худая, и говорит без акцента. А в Зите издалека видна родная кровь. Урожденную картлийку сказочкой о казачке не обманешь.

Компания промчалась обратно, спеша на урок, и Ариадна Давидовна не выдержала, заступила девочке путь:

— Салам, гогочемо.

Девочка остановилась мгновенно, бросила внимательный, спокойный, слегка высокомерный взгляд. Так смотрят грузинки, оценивая мужчину.

— Я не владею картули эна, кхалбатоно Ариадна, — прозвучал вежливый голосок. — Мой прадедушка восхищался вашей страной, да, и в памяти от него осталось несколько слов, но специально меня никто не учил.

Женщина одобрительно кивнула — врет и не краснеет, так и надо поступать. Как же, не учили ее. В грузинском языке три звука "к", не различимых русским тугим ухом, и "т" тоже три, и все разные, а Зита воспроизвела их не задумываясь и правильно. Она властно взяла девочку за подбородок... попыталась взять. Девочка угадала ее намерения еще раньше, чем двинулась рука, и отстранилась. Вот как? Гордая и своей гордости не скрывает даже перед старшими. Поставить ее на место?

— Отец не устроил тебя в категорийную школу, — заметила она небрежно.

Удар пропал бесследно, никак не уязвил гордость девочки, Зита только уставилась с искренним любопытством.

— В категорийной школе учатся нерусские дети?

— В категорийной школе учатся дети достойных родителей, — обронила Ариадна Давидовна и хотела величественно удалиться, но в последний момент задержалась — все же родная кровь, великая редкость в номерных городах.

— Будь осторожней, — посоветовала бывшая каторжанка. — Ты сильно выделяешься, малышка. А старший брат все видит. И неважно, что маленькая, неважно, что девочка. Поняла меня, ламази гогона?

— Я просто девочка, просто живу, — последовал безмятежный ответ.

Учительница саркастически усмехнулась и пошла прочь. Просто живет она, как же! В школе полторы тысячи учеников, и каждый знает, кто такая Зита — это называется просто живет?!

— Весь город под видеонаблюдением, да? — догнал ее неожиданный вопрос. — А операторы или программы распознавания образов?

Учительница чуть не споткнулась. Хороший вопрос. Профессиональный. Конечно, кому надо, тот знает, что программы распознавания образов обманывать легче, чем живых операторов, но... шестилетка?! Просто живет она, значит. Молодая, да ранняя. Очень ранняя. Девочка-гений? Да, но... в своей бурной молодости Ариадна не раз сталкивалась с гениями, в том числе юными, но то были музыканты, математики, шахматисты... Девочка, в шесть лет серьезно изучающая возможности нелегальной работы — это уже что-то из области фантастики, она о таком ранее не слыхивала. Тем не менее — вот она, стоит за спиной, ждет ответа. Учительница, не оборачиваясь, еле заметно пожала плечами. Она не знала ответа, честно не знала. Опыт каторги, да — но там другие проблемы. Более простые, более насущные.