— Я, я... я решила проверить, как служанка убирается у вас в комнате! — выпалила Николь и сама вытаращила глаза от удивления, что так быстро нашлась. Жаль, но Дэрси не поверил. Похвалил:

— Отличная попытка, Николь! Может, еще попробуете?

Николь опустила голову, прошептав:

— Прошу прощения, — и попыталась проскользнуть мимо. Дэрси перехватил ее обманчиво мягким движением, но пальцы стиснули ее запястье, словно стальной наручник.

— Что вам понадобилось в моей комнате, Николь? Вероятно, вы что-то здесь забыли?

— Я... да! — поддержала подсказку Николь, но, встретившись с ним взглядом, поняла — Дэрси просто играет с ней, как кот с мышкой.

— Да? Ну так может, поищем вместе? В столе? Ах, нет, вы уже его осмотрели... может быть, в моих вещах?.. нет, вы ничего не упустили...

— Я не... — еле слышно произнесла Николь. — Я не должна была...

— Конечно, не должны были, — согласился Дэрси. — Не должны были и будете за это наказаны. Я подозреваю, что вы пришли не за своими вещами — за моими. Что вас интересовало? Долговые расписки? — он мило улыбнулся, наблюдая за ее покрывшимся красными пятнами лицом. — Неужели вы думали, что я настолько глуп, чтобы держать их здесь? Нет, не верю! Или вас заинтересовали мои фамильные драгоценности? Вот это я могу понять — женщины обожают побрякушки, а вам следует приготовиться к тяжелым временам... Хотя золото все-таки надежнее — при продаже камней оценщик может и надуть. Итак, сколько вы прихватили моих соверенов?

Николь вскинула глаза: растерянность и испуг уступали место гневу.

— Я не воровка, лорд Дэрси!

— А я вам не верю, мисс Хэмфорд! — с усмешкой заявил тот. — Должны же быть и у вас какие-то слабости, кроме привязанности к своему дьяволенку-брату. Вы не уйдете, пока не отдадите то, что у меня взяли.

— В таком случае, я не уйду никогда! — заявила Николь.

Несмотря на свое немалое раздражение и не меньшее веселье, Кристиан слегка растерялся:

— Простите?

— Потому что я ничего у вас не брала! Вот, вот, видите? — она с лихорадочной поспешностью вывернула единственный карман на юбке. — А теперь — отпустите меня!

Она остановилась на расстоянии вытянутой руки, потому что Дэрси так и не отпустил ее запястье. Сощуренные глаза смотрели с усмешкой.

— У женщин много потаенных местечек, мисс Хэмфорд. Мне ли не знать. Например, здесь, — он быстро подался вперед и ловко выдернул из ее волос шпильки. Прическа, и без того державшаяся на честном слове, разрушилась, волосы волной обрушились на плечи. Николь раздраженно встряхнула ими, с безмолвным гневом взирая на Дэрси. Тот с улыбкой склонил голову набок.

— Вы сами разденетесь или доверите это мне?

С мгновение она глядела, не понимая. Потом рванулась с коротким гневным криком, едва не высвободившись из его хватки. Дэрси толкнул ее к столу — Николь, коротко размахнувшись, ударила его кулаком в грудь. Когда он перехватил и вторую руку, она попыталась ударить его коленом в живот. Охнув, он прижал-притиснул ее к краю стола — Николь немедленно боднула его лбом в лицо. Дралась она как уличный мальчишка, а не как изнеженная леди. Задыхаясь от боли и смеха, Дэрси навалился на нее, едва не опрокинув на крышку стола.

— Вам не справиться со мной, Николь! Ну? И что будем делать теперь?

— Я закричу! — мрачно пообещала она.

— Здесь никого нет, а если кто и услышит, не вмешается. Ваши братья часто привозят сюда девушек. Многие кричат, знаете ли, — сказал он доверительно.

Изнемогая от боли, неудобной позы, его близости, Николь дышала с трудом, косясь по сторонам в поисках спасения дикими испуганными глазами. Слезы уже просились наружу, когда она, наконец, выдохнула:

— Я покажу одежду сама, отпустите меня!

Вовремя. А то эта безнадежная (с ее стороны) борьба и непосредственная близость женского тела уже начала оказывать на Кристиана возбуждающее действие.

— Вот и славно. Вы разумная девушка, Николь. Кто знает, смог бы я, начав, остановиться...

Ответив усмешкой на ее возмущенный взгляд, Дэрси отступил, предусмотрительно перекрывая путь к двери. Николь, выпрямившись, растирала запястья, стараясь скрыть слезы боли и злости.

— Ну, Николь, вы ведь не хотите, чтобы я все-таки помог вам? — вкрадчиво спросил Дэрси.

Отвернувшись, она начала распутывать шнуровку. Дэрси следил не за ее трясущимися пальцами — за ее лицом. Стянув платье до пояса, она демонстративно вывернула рукава. Дэрси слегка улыбнулся.

— Так?

Николь подтянула подол платья, с вызовом повернулась перед его глазами, демонстрируя отсутствие потаенных карманов и кружево нижних юбок. Кристиан продолжал улыбаться. Он искренне наслаждался спектаклем, предназначенным для одного зрителя — его самого.

— Дальше...

Николь, помедлив, стянула платье: оно беззащитным крылом упало на пол у ее ног. Не дожидаясь дальнейших команд, взялась за нижние юбки. Когда она наклонилась, стягивая их кружево, в низком вырезе рубашки блеснули груди. Глаза Дэрси полузакрылись, словно втягивая в себя очертания ее тела под тонким покровом рубашки. Юбки шелестели.

— Достаточно, — сказал он ровно. — Довольно, Николь. Я... верю.

Взглянув на него с безмолвным гневом, Николь стремительно подхватила подол рубашки, вывернулась из нее и швырнула скомканную одежду в лицо мужчины.

— Будь ты проклят, Дэрси! Чтоб ты сдох! — и вылетела из комнаты — гибкое гладкое дикое существо. Кристиан услышал короткий возглас: в дверь, пятясь, вошел Томас Хэмфорд. Моргая, он взглянул на Дэрси.

— Это ведь Николь? Я чуть не ослеп... Это Николь?

— Да, — коротко сказал Дэрси и начал собирать разбросанную на полу одежду.

— Вот как...

Дэрси молча собирал вещи. Улыбка к его лицу словно приклеилась. Пауза длилась и он, наконец, вскинул взгляд. Томас смотрел на него сверху с какой-то неловкостью.

— Послушай, Кристиан... она у нас в семье вроде дурочки... не хочется, чтобы с ней случилась какая беда...

Дэрси, не поднимаясь, смотрел на него с неожиданным интересом. Сказал мягко:

— Успокойтесь, мой друг. Она унесла свою невинность с собой. Она бережет себя для Призрака.

И пока Хэмфорд заходился в очередном приступе смеха, коснулся щекой рубашки, хранящей ее тепло и ее запах.

* * *

Дрожа от холода, в промокшей одежде, Николь сидела на ступенях лестницы, ведущей к дому лорда Мура... Нет, теперь Дэрси! День за днем она приходила сюда. Его не было. Или Призрак был так осторожен, что она не могла ни услышать, ни увидеть, ни почувствовать его появления.

Лорд Дэрси нанимает людей для ремонта дома, скоро они выживут Призрака из его владений... и лишат ее единственного, хоть и таинственного друга. Неважно, как Призрак вел себя, почему прогонял ее. Она была ему нужна. Это было так странно, так... завораживающе — быть нужной. Хотя бы одному человеку на свете.

С погодой не повезло — дождь начался, едва она вышла из дома, но был таким мелким, что, казалось, вот-вот закончится. Однако он лишь усыплял ее бдительность: чем больше Николь уходила вглубь болот, тем дождь усиливался и усиливался. Она промокла до нитки, прежде чем добралась до укрытия. Как могла, отжала одежду, но за останками дома разгулялась настоящая буря, и, дрожа от холода, Николь тщетно ждала хоть какого-то просвета. Неужели ей придется ночевать на болотах? Она может до утра замерзнуть до смерти — в самом буквальном смысле!

Она осознала его присутствие, лишь когда Призрак коснулся ее плеча. Ему пришлось склониться к самому ее уху, чтобы он могла услышать его сквозь шум ливня.

— Идем! — повторил он.

Слишком уставшая и замерзшая, чтобы обрадоваться, Николь покорно встала и пошла туда, куда ее влекла его сильная рука. После продвижения в темноте, лишь изредка нарушаемой вспышками молний, Николь различила брезжащий откуда-то снизу свет — слабый, но достаточный, чтобы осветить ступени, ведущие вниз. Вслед за поддерживающим ее мужчиной она начала спускаться по лестнице.

Николь ошибалась — обитал он вовсе не в землянке — в сохранившемся подвале дома. Возможно, раньше здесь была кладовая, или находилась алхимическая лаборатория прежнего хозяина дома. Слуги поговаривали, что его странные опыты не раз приводили к тому, что из окон вылетали стекла, а то и пожары приходилось тушить. Может, потому Мур и перенес для безопасности в винный погреб свои реторты, скляницы, перегонные кубы и прочие алхимические приспособления, сейчас небрежно сдвинутые в угол и покрытые пылью и паутиной. Призрак добавил к обстановке низкую лежанку, покрытую шкурами, и сохранившуюся старую мебель бывшего хозяина.

Черные собаки, лежавшие у еле тлевшего камина, вскочили, настороженно наблюдая за Николь. Хозяин утихомирил их одним движением руки. Псы, ворча и скалясь, удалились в угол. Николь бросилась к огню, протягивая окоченевшие руки, но лишь через некоторое время смогла ощутить тепло. Повернулась, еле шевеля непослушными губами:

— Спасибо... спасибо, ты опять меня спасаешь...

Он со скрежетом пододвинул к камину тяжелое кресло. Протянул кружку:

— Выпей это.

Николь, не раздумывая, залпом выпила содержимое и едва не задохнулась от слишком крепкого вина. Качнувшись, шлепнулась на кресло: вино ударило разом в голову и в ноги. Безучастно Николь наблюдала, как он возится с ее промокшими грязными ботинками; лишь благодарно пошевелила онемевшими пальцами, когда с нее стянули обувь. Он дотронулся до ее ледяных ступней. Проворчал что-то.

Наклонившись, Николь принялась растирать ноги.

Он оглядел ее заляпанную грязью, мокрую одежду, поднялся с колен.

Плащ, швырнутый через всю комнату, накрыл ее с головой. Николь удивленно выпуталась из-под него.

— Переоденься и развесь у огня вещи, — приказал хозяин и поднялся вверх по лестнице. Николь вяло начала снимать юбку. Собаки зорко наблюдали за ней. Поколебавшись, она сняла всю одежду, оставив лишь влажную рубашку, и повесила на стойке у камина. Плотно закутавшись в плащ, вновь села в кресло, ожидая возвращения хозяина.

Он стоял, глядя на дождь и не видя его. Он мог бы вовсе не уходить оттуда — все равно она стояла перед его глазами: белая, нежная, с играющими на изгибах тела отсветами пламени. Казалось, он знал это тело наизусть, словно не раз ласкал его. Обладал им.

Его губы растянулись в мрачной усмешке. Да, он проиграл. Он проиграл. Но и она — тоже. Она ждет его, торжествуя, готовясь начать свой неутомимый допрос и упиваться своим благородством и добротой. Она пожалеет об этом. Она...

Она спала. Спала, свернувшись клубком в этом чертовски неудобном кресле, положив голову на высокий подлокотник. Руки слабо поддерживали плотный плащ у горла. Непросохшие еще волосы касались пола.

Девчонка не проснулась и когда ее подняли с кресла и перенесли на лежанку. Только вздохнула, устраиваясь поудобнее. Он аккуратно поправил укрывавший ее плащ. Не нужно искушать его — достаточно и того, что она вновь здесь, в его жилище. Его убежище.

Он сел в кресло, раздраженно убрав с глаз просто вопящие о ней женские вещички. Глядел в огонь, слушая шум непогоды наверху, пил много и тяжело. Хмель, бродивший в его крови, не был опьянением. Он мог бы взять ее прямо сейчас, здесь — но этого будет мало, слишком мало за то, что она проделывает с ним, даже не сознавая этого...

Легкий шорох прозвучал как неожиданный громкий возглас над самым его ухом. Вздрогнув, он обернулся. Девушка сидела на постели, сцепив руки замком на груди. Смущенно моргая, глядела на него.

— Я не заметила, когда уснула. Я долго спала? Наверное, домой пора...

— Уже ночь на дворе, — сказал он глухо. — Хочешь заблудиться на болотах? Да еще и дождь.

— Еще идет?

— Да, — без колебаний соврал он. Дождь кончился час назад. — Оставайся.

— Но я же не могу... — она смущенно поглядела на висевшую рядом с ним собственную одежду. — Ночевать здесь?

— Почему? — усмехнулся он. — Ты уже начала это делать. И делала это раньше. Думаешь, тебя хватятся?

— Н-нет... наверняка нет. Но...

Николь начала сознавать, что они здесь только вдвоем — не считая собак. Она и незнакомец, темный на фоне почти угасшего камина.

— Ты не подашь мне платье?

Он глубокомысленно уставился на ее одежду.

— Что, ты замерзла? Наденешь утром, когда она высохнет до конца.

— А ты?.. — она вздохнула. — Где будешь спать ты?

По его голосу было слышно, что он улыбается.

— Я не знал, что у меня сегодня будут гости, и не приготовил для тебя отдельной спальни. Ты ведь не выгонишь меня под дождь? Лежанки хватит на двоих.

Он поднялся и, тяжело качнувшись, оперся о спинку кресла.

— В чем дело? Ты ведь не возражала, когда была больна.

— Но я... — Николь растерялась. — Я не помню...

Вжавшись в стену, она смотрела, как он идет к лежанке. Он казался таким огромным...

Но тут Николь заметила пустую бутылку, оставленную у камина. Да он пьян и никакие доводы и уговоры сейчас не помогут: уж она повидала за свою жизнь немало пьяных мужчин — чего только стоят ее родственники!

Пол качался под его ногами не хуже корабельной палубы, а постель вдруг оказалась так далеко и отодвигалась все дальше... Он все-таки настиг лежанку, остановился, покачиваясь и пытаясь развязать завязки своего плаща. Но вдруг заметил любопытно поблескивающие глаза девчонки. О, дьявол!.. Неверно повернулся и пошел к камину обратно — затушить огонь. Не хватает ему еще ее истерики! А свечей он и так не зажигал...

Николь огорченно вздохнуло: тускло тлеющих углей в камине явно недостаточно, чтобы рассмотреть его лицо. Взметнулись полы отброшенного плаща, на пол полетела рубашка. Он тяжело опустился на лежанку, наклонился, стягивая сапоги. Посидел и быстро лег на спину. Его лицо было обращено к Николь и, хотя она различала лишь слабо очерченную линию его щеки, Николь была уверена, что он рассматривает ее.

Кажется, сегодня он здорово набрался — лежанка или весь мир кружились вокруг него и под ним. А перед ним плыло внимательное лицо девушки. Он усмехнулся, протягивая к ней руку... или представляя, что протянул...

Сидевшая неподвижно Николь услышала долгое ровное дыхание — дыхание спящего. Надо сейчас тихонько проскользнуть мимо него и одеться. Вместо этого Николь сначала наклонилась, а потом бесшумно, осторожно придвинулась на локте. Точно ли он так уродлив, как говорил? Проклятая темнота! Здесь пальцы могут сказать больше, чем ее слепые глаза...

Но прошло немало времени, прежде чем она осмелилась на прикосновение. Пушинка, августовская летящая паутинка — такими были ее пальцы. Скользнули по виску, скуле, щеке, колющей щетиной... Здесь во всяком случае нет никаких шрамов...

Движение было неуловимым — рука Николь оказалась прижатой к его щеке, прежде чем она заметила, что Призрак проснулся. Захваченная врасплох Николь испуганно дернула рукой, но он прижал ее ладонь к своим губам, легонько прикусив запястье. Николь тихо рассмеялась, попыталась разжать его пальцы — он перехватил и вторую ее руку, плотно прижав к своей твердой груди. Его губы не переставали двигаться по ее ладони, язык дразняще, щекочуще скользил по линиям судьбы, начертанным на каждой человеческой руке... Протестуя или подчиняясь этой нежданной и странной ласке, пальцы Николь дрогнули на мужской груди и, словно отзываясь ее желанию, его рука медленно двинулась вместе с ее, позволяя гладить его прохладную грудь, покрытую короткими жесткими волосами, ощущать твердость сосков, мощь двигающихся в глубоком дыхании ребер, слышать сильно и быстро бьющееся сердце... Он, если можно так выразиться, ласкал себя ее рукой. И не сказать, чтобы ей это было неприятно. Николь тоже почему-то стало тяжело дышать.