— Петуния, что происходит?
— Вернон, не сейчас. У нас мало времени и много дел. Надо все успеть. Решить все вопросы и исчезнуть.
— Исчезнуть?
— Да. Исчезнуть.
— Ты сказала, что все объяснишь...
— Не хочу рассказывать дважды. Поехали.
Вернон завел машину, выехал со двора и двинулся вдоль улицы.
— Куда мы...
— В банк.
— Какой банк?
— В наш.
— В наш?
— Да, в наш. Там, где лежат наши деньги, — ответила Петуния так, словно говорила с маленьким ребенком.
— Аааа. Ты хочешь снять наши деньги.
— Зачем? — удивленно посмотрела на мужа Петуния.
— Ну, ты же сама сказала...
— Что сказала?
— Ну... что мы должны исчезнуть...
— Ах, ты об этом. Нет. Мы едем не за этим, — отмахнулась от Вернона Петуния.
— Дорогая может ты все-таки...
— Вернон, — строго глянув на мужа, произнесла Петуния. — Я объясню все потом. Но если тебе так неймется... Я такая же волшебница, как и Гарри.
— ЧТО?! — ошалело уставившись на жену, воскликнул Вернон.
— Смотри на дорогу, дорогой, — абсолютно спокойно произнесла его жена. Вернон вцепился в руль и уставился на дорогу. Как они не попали в аварию, он так и не понял. Зато понял, что как-то довольно спокойно все-таки принял новость. Ну да, удивлен, ошарашен, но никакой неприязни нет. Какая была ночь, столько откровений, ужаса, боли — кошмар ребенка. Но, похоже, теперь начинается его собственный кошмар. Времени на обдумывание ситуации не было, они подъехали к банку.
Надменно проследовав в банк, Петуния Дурсль сразу же направилась к старшему менеджеру. Вернон семенил за женой, стараясь не отстать от этой "совершенно незнакомой ему" женщины.
— Доброе утро. Чем могу Вам помочь?
— Мне необходимо попасть к моей ячейке в сейфе, — холодно прозвучало в ответ. Менеджер зябко поежился. Ему стало не по себе.
— Ваше имя.
— Петуния Аврелия Эванс Дурсль. И мой муж Вернон Дурсль, в качестве сопровождающего.
— У Вас ключ с собой?
— Да.
— Прошу проследовать за мной.
Оказавшись в сейфе, менеджер открыл ячейку и передал Петунии ящичек, после чего проводил клиентов в комнату, где и оставил их, предупредив, как можно его вызвать, когда они закончат.
Петуния открыла ящик. Вернон наблюдал, как его жена вытаскивает из ящика документы: свидетельства о рождении, паспорта, документы на недвижимость, деньги... ДЕНЬГИ? О да, денег было много. Просматривая содержимое ящика, Петуния решала, что же ей необходимо забрать. Наконец, она приняла решение. Забрать надо все.
— Вернон, возьми деньги.
— Сколько здесь?
— Думаю, тысяч сто. Остальные на кредитках.
— КРЕДИТКАХ?!
— Не кричи. Да, на кредитках. Что-то около миллиона.
Вернон открыл рот, но так и не смог ничего произнести. Эта женщина владела таким состоянием и ни разу не воспользовалась им? Кто эта женщина.
Разобравшись с делами в банке, Дурсли стояли у своей машины.
— Так. Нам надо к поверенному.
— К какому поверенному. У нас нет никакого поверенного, — у Вернона начиналась истерика.
— У нас нет. Есть у Андерсов.
Вернон решил не задавать вопросов, у него уже болела голова от количества информации упавшей на него, как монолитная плита, за последние 11 часов.
Через час Дурсли стояли в кабинете поверенного Андерсов — Стефана Жераля.
— Добрый день, мадам, месье.
— Бонжур, месье Жераль, — по-французски поздоровалась Петуния и продолжила по-английски, — Месье Жераль, я приехала, чтобы забрать шкатулку Андерсов.
Стефан Жераль уставился на женщину. Шкатулку Андерсов мог забрать только прямой потомок. Она хранилась в семье Жералей уже не первое поколение.
— На каком основании, мадам.
Петуния нервно сглотнула, бросила взгляд на мужа, сделала глубокий вздох и выпалила:
— Мое имя — Анна Персефона Андерс.
Месье Жераль упал в кресло. Свершилось. Он быстро вскочил на ноги и устремился вон из кабинета. Вернон пребывал в шоке. "Что происходит?" — это была его единственная мысль.
Месье Жераль вернулся минут через двадцать и вручил Петунии невероятно красивую шкатулку из черного дерева, инкрустированную золотом, драгоценными камнями и слоновой костью. Поблагодарив месье Жераля, за столь долгое хранение раритета семьи Андерс, Петуния Дурсль, взяв на буксир совершенного шального мужа, покинула кабинет поверенного.
Оказавшись у машины, Петуния встряхнула мужа.
— Вернон, приди в себя. У меня нет времени и желания терпеть твои истерики, — жестко сказала Петуния. — Пора все рассказать...
— Какое счастье, до нас снизошли, — вырвалось у Вернона. Он прижал руку к губам. Что это было? Сарказм?
— Так, времени сейчас час дня. Все основное мы на сегодня уже сделали. Сейчас едем в ресторан и берем обед на дом. Нужно еще в аптеку... — произнесла женщина, садясь в машину.
— Спаси и сохрани меня сегодня, — закатил глаза Вернон. Снова сарказм?
В три часа дня Петуния и Вернон Дурсли ввалились в дом Љ 4 на Тисовой улице с кучей пакетов, пакетиков, свертков и сверточков.
— Дадли!
Со второго этажа послышался топот и в поле зрения Петунии появился ее сын.
— Как здесь дела?
— Гарри не приходит в себя. Он так и не просыпался.
— Спокойно, — рассудительно произнесла Петуния. — Значит так. Вернон, на кухню разогревать обед. Дадли, все пакеты в гостиную. Я — к Гарри.
Вспорхнув на второй этаж, Петуния развернулась на последней ступеньке и посмотрела на сына:
— Ах, да. Набери ванну, не слишком горячую. Для Гарри. Поможешь мне его помыть, — и исчезла в комнате племянника.
Дадли, ошарашено глядя на лестницу, произнес:
— Ну и где мама?
— Что? — из кухни материализовался Вернон Дурсль с деревянной лопаткой в руках.
— Мама, я спрашиваю, где? Ты куда ее дел?
Вернон задумчиво посмотрел на второй этаж, передернул плечами. Вспоминать, что вытворяла жена в ресторане и магазинах, ему не хотелось. Бедные официанты и продавцы до конца жизни останутся заиками.
— По-моему, она сама куда-то себя дела... Тебе лучше заняться ванной, — Вернон вернулся на кухню.
Два часа спустя все дела были сделаны, пятый раз подогрет и, наконец-то, съеден обед.
В гостиной собралась вся семья Дурсль. Вернон расположился в кресле, Дадли прямо на полу. Мужчины смотрели на Петунию Дурсль, сидящую на диване рядом с укутанным в пушистый и мягкий плед Гарри. Гарри спал.
— Ну что ж, думаю пора рассказать.
— Да неужели, — Вернон снова поймал себя на том, что совершенно не хотел этого делать, как будто внутри него сидел другой человек.
— Вернон! — окрысилась Петуния.
— Маам, ты хотела объяснить.
— Да, хотела. С чего начать, — задумчиво произнесла женщина. — Да, думаю, с имени. Я пока не назову Вам своего полного имени, но часть его — да. Итак, меня зовут Анна Персефона Петуния Аврелия Эванс Де Вера Дурсль Андерс.
Дадли с открытым ртом смотрел на мать. Что-то слишком много у нее было имен, прямо как у аристократки. Вернон вздрогнул, услышав новое неизвестное еще имя — Де Вера.
— Что еще за Де Вера?
— Маги, — последовал ответ.
— Кто это такой?
— Ты.
— ЧТО?
— Де Вера — это ты.
Вернон смотрел на жену. Постепенно до него дошел смысл сказанного женой: "Де Вера — это ты, Де Вера — Маги". Вернон соскользнул с кресла, голова с глухим стуком упала на пол. Вернон Дурсль был без сознания.
Дадли смотрел то на валяющегося бесформенной кучей отца, то на улыбающуюся мать.
— Папа — Де Вера и он маг?
— Да, Дадли!
Ситуация повторилась. Сознание ушло, как только сформировалась одна мысль: "Папа — маг, Гарри — маг. Но если папа — маг, то и я..."
На полу в гостиной дома Љ 4 на Тисовой улице лежали без сознания два представителя сильного пола семейства Дурсль. Несколько секунд Петуния рассматривала своих мужчин, затем поднялась с дивана, вышла в кухню и вернулась с полным кувшином холодной воды. Быстро приведя мужа и сына в состояние бодрствования, Петуния Дурсль села на диван, поправила плед, укутывая Гарри. Тот спал. После лекарств и ванны он выглядел лучше. Только вызывали беспокойство три белые прядки на голове пока еще пятнадцатилетнего подростка.
— Что ж, если вы готовы слушать, я продолжу.
Вернон только кивнул головой. Дадли беспомощно смотрел на мать.
— В семнадцатом веке род сильных магов — Андерс — из-за постоянного интереса к ним решил исчезнуть, инсценировав свою смерть. Вместе с ними решила исчезнуть и часть их друзей. Одними из них были — испанские маги Де Вера.
— Тетя Мардж тоже маг, — с каким-то ужасом перебил Дадли.
— Нет, — улыбнулась ему мать. — Извини, Вернон, но Мардж, тебе не родная сестра. Ее удочерили.
— Но я же всегда ненавидел магию, даже пытался выбить ее из Гарри.
— Это не совсем так. Ненависть искусственна. Так захотели наши предки. Вот только с Лили вышел прокол.
— То есть ты тоже маг, мама?
— Да, Дадли. Я тоже маг, и ты.
— Но у нас же нет сил?! — воскликнул Дурсль-младший, — Мы не можем колдовать.
— Пока.
— Что значит пока, Петуния?
— Наша магия заблокирована, но ее можно открыть. Это единственный способ помочь Гарри.
— Я смогу быть как Гарри?
— Да. Ты, может быть, только совсем чуть-чуть уступаешь ему по силе.
— Круто.
— Почему мы сейчас так легко это принимаем?
— Потому что чары спадают. Ты теперь вот даже сарказмом обзавелся, — усмехнулась женщина.
Вернон открыл, а потом просто закрыл рот, решив с сарказмом повременить.
— Что нам делать дальше?
— Исчезнуть, я же говорила.
— Но как, мам.
— Дадли, принесли сундук Гарри.
Пока Дадли отсутствовал, в гостиной стояла тишина. Петуния в очередной раз проверила племянника, тот спал. Кошмаров не было. Это обнадеживало. Дадли внес в гостиную сундук. Петуния открыла его и стала перебирать вещи. Наконец, она нашла то, что искала — плащ-неведимку.
— Ага, вот и он.
— Что это?
— Плащ-неведимка Джеймса Поттера. С помощь него ты, Дадли, и Гарри покинете этот дом. Но сначала надо заблокировать защитные чары на доме.
— Защитные... на доме? — удивлению Вернона не было предела.
— Да, когда погибла Лили, она наложила на Гарри защиту крови. Он в безопасности только там, где течет кровь его семьи, т.е. моя и Дадли, ну и твоя, Вернон, как моего мужа.
Вернон и Дадли одновременно застонали. Ужас от понимания того, что они делали 15 лет, был слишком реальным.
— Вернон, Дадли, мы все исправим. Мы все исправим. У Гарри теперь будет самая лучшая семья на свете.
— Да, я клянусь, что всегда буду рядом с братом.
— Клянусь, что стану ему настоящим отцом.
— Клянусь быть твоей матерью во всем и всегда, — Петуния поцеловала Гарри в лоб. Никто из них не заметил, как дрогнули ресницы. Они не знали, что тот, кому они клялись — их услышал. Он был слишком слаб, чтобы дать им об этом знать.
— Время почти девять часов, нам пора, — твердо сказала Петуния. Загнав машину на задний двор, они быстро загрузили машину всеми купленными свертками. Чтобы никто ничего не заподозрил, Дадли переносил все пакеты, свертки под мантией. Пока Вернон делал вид, что проверяет машину. Дадли осторожно вынес под мантией Гарри. Уложив кузена на заднее сидение, и кое-как устроившись сам, Дадли передал мантию матери. Петуния убрала ее обратно в сундук, оттащила его в чулан. Осмотрев дом в последний раз, Петуния покинула его навсегда. Все должно было остаться все вещи, мебель, безделушки. Все, в том числе и все вещи Гарри: и палочка, и мантия, и карта мародеров. Устроившись на переднем сидении, она улыбнулась мужу. Они покидали Тисовую улицу. Дурслей и их племянника здесь больше никто не увидит никогда. А под крыльцом на выходе на задний двор лежала маленькая серебряная ложка, которая так вовремя заблокировала защитные чары. А защита крови, ну она же была на Петунии, и отследить ее не смог бы даже Дамблдор. Никто не узнал, что Гарри Поттер 1 июля 1996 года начал новую жизнь, правда, пока еще под этим именем.
— Мама, а куда мы едем?
— В Лондоне есть квартира, которая принадлежит нашей семье.
— Ты имеешь в виду Андерсов?
— Да, Дадли. Это квартира Андерсов.
— Мам, а ты можешь рассказать об Андерсах. Откуда они пришли? Кто Они? И Какие?
— Хорошо, я расскажу. Только, когда приедем, сынок. Хорошо? А я пока соберусь с мыслями.
— А Де Вера?
— И о них тоже, дорогой. И о Поттерах.
— О Гарри?
— Не совсем, но и о нем тоже.
Никто не заметил, как на губах закутанного в плед ребенка легкой бабочкой порхала улыбка.
Глава 7. Род Андерсов
Гарри лежал на удобной кровати, укрытый одеялом, с чувством умиротворения. Он был слаб, сил открыть глаза не было, но он не спал. Он слушал. Тишину комнаты нарушал только мягкий голос его тети. Гарри старался удержать свое сознание, вслушиваясь в рассказ.
"Экскурс в историю"
Ровена стояла у окна в своих апартаментах в Хогвартсе и задумчиво разглядывала развернувшийся перед глазами пейзаж.
— Но это неправильно, — прозвучал голос за ее спиной. Ровена грустно улыбнулась и обернулась к своей подруге и соратнице.
— Хельга, это лучшее решение.
— Но, Ровена, — Хельга в отчаянии заломила руки. — Мы же можем тебе помочь, и если надо будет — защитим. И я, и Годрик.
— Я знаю, но так будет лучше. Поверь мне, — Ровена отошла от окна и села в кресло.
— Ровена, — Хельга с отчаянием смотрела на подругу. — Будь ты проклят, Салазар!
Ровена с грустью в глазах смотрела на Хельгу Хаффлпафф.
— Не надо, Хельга.
— Это он во всем виноват, — запальчиво выкрикнула Хельга.
— Теперь уже ничего не исправить, — Ровена вздохнула. — Теперь мне надо исчезнуть.
— Но...
В комнату без стука вошел Годрик. Взглянув на двух женщин, он горестно вздохнул.
— Ровена?
— Все хорошо, Годрик, — улыбнувшись другу, произнесла Ровена. — Я готова.
— Когда ты уходишь?
— Сегодня ночью.
— Уже?! — всхлипнула Хельга.
— Времени почти не осталось. Это чудо, что Салазар до сих пор ничего не знает, — Ровена положила руку на свой круглый живот. — У меня только два месяца, чтобы устроить свою новую жизнь.
— Ровена, но как же...
— Нет, Хельга. Я ухожу. Никто не будет знать, где я и что со мной. Даже Вы, — твердо произнесла Ровена.
— Как же я ненавижу тебя, Салазар! — всхлипнув, прошептала Хельга. Годрик лишь с грустью смотрел на красивую женщину, которой завтра уже не будет с ними.
— Я бы хотела проститься с Хогвартсом, — тихо произнесла Ровена, глядя на своих друзей.
— Конечно, мой друг. Мы оставим тебя. Встретимся... — Годрик оборвал свою мысль, подал руку сидящей в кресло Хельге, — Пойдем, дорогая.
Ровена взглядом проводила друзей, встала из кресла и подошла к окну. Мягко поглаживая живот, Ровена вспоминала тот день, когда разрушилась их жизнь.
В тот треклятый день ушел Салазар. Ушел, угрожая, оставляя долгие годы дружбы за спиной. Такой ненависти Ровена не видела никогда. Создавалось ощущение, что эта ненависть как плащ окутывала ее друга, соратника, и вот уже почти два года мужа — Салазара Слизерина. Сколько было угроз, криков. Ровена любила своего мужа, но поддержать его идеи она не могла и выступила на стороне Годрика и Хельги. Волна ненависти, исходившая от ее мужа, окатила ее с ног до головы, вызвав озноб.
