Последний фей: часть 1

Результат пришел очень быстро. Не успело облако серебряных искр рассеяться, как куча зашевелилась, рассыпалась со звонким лязгом, и на глазах у изумленных людей поножи неуклюже заползали по траве в поисках друг друга и стали слипаться в одну стальную коленчатую змею.

Те, которые присоединились первыми, похоже, решили, что они — голова, потому что уже готовый конец приподнялся над землей на полтора метра, поводил раструбом туда-сюда, словно принюхиваясь или приглядываясь, и замер, нацелившись на дочку бондаря.

Грета оглушительно взвизгнула, змея метнулась, Агафон взмахнул палочкой, выкрикнув первое, что пришло на ум...

Ректор ВыШиМыШи Уллокрафт в таких случаях любил говаривать, что каков ум, то на него и приходит.

Легким движением руки поножи превратились в аналогичный набор набедренников. И настроение его ухудшилось прямо пропорционально изменившемуся размеру.

Если бы не секундное замешательство змеи, в состоянии легкого конфуза переоценивающей относительные габариты свои и мишени, кто знает, что случилось бы с Гретой...

Но стальная тварь смешалась, и что случилось дальше, знают теперь все.

Девушка наступила на подол и упала. Лесли набросился на змею. Маг вскинул палочку и исступленно завопил что-то дикое без слов, заворачивая людей и поляну в плотный вихрь радужных огоньков...

Когда световое шоу осело разноцветными светлячками на траве и ветках кустов, его премудрие одним беглым взглядом оценил произошедшее, взялся за голову и тоскливо простонал:

— Ты это специально, да? Ты специально?..

— Это я специально?!.. Я специально?!.. — прогудел в ответ гулкий металлический голос на грани слёз.

И доносился он из полного комплекта лат пятьдесят шестого размера, последний рост, устало прикорнувшего у копыт невозмутимого Сивого.

— Вытащите меня отсюда!.. Я буду жаловаться!.. У меня ноги затекают! И тут, кажется, муравьиная тропа! Злодеи! Бандиты! Хулиганы!..

— А кто будет обзываться нехорошими словами, останется в них жить, — чувствуя себя вполне отмщенным за "ненормального шарлатана", и слегка — за "злодея, бандита и хулигана", сладко проворковал студиозус.

Отливающий хромированной сталью голос испуганно смолк.

— Ну, что, Лес? — засовывая палочку в карман, обратился школяр к подопечному, ошалело таращащемуся на говорящие голосом Греты доспехи. — Сможешь сам девушку раздеть, или тебе помочь?

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Завороженный суетой, толчеей и слегка хмельным шармом самого главного города страны, который уже сегодня вечером может стать его собственностью, вчерашний дровосек взирал на окружающие его улицы, памятники, дома и людей с новым, удивительным для него самого чувством, описания которому он подобрать смог бы едва ли. Самое близкое, что могло прийти ему на ум — это сравнение Монплезира с породистой коровой-рекордсменкой, на которую денег не хватало и у всей деревни вместе взятой, и которую однажды утром он обнаружил бы у себя во дворе с дарственной запиской на рогах.

Иными словами, из деревенского ротозея — молчаливого обожателя чудесного в своей недосягаемости города — он медленно, но верно, с каждым шагом одетого в голубую броню мерина, превращался в хозяина.

Главную площадь столицы — перед королевским дворцом, естественно — они нашли без труда.

Хоть Лес за свои немногочисленные прошлые визиты на ярмарки и праздники ни разу на ней не побывал — но однажды спросив дорогу, заблудиться было невозможно: лавочники, крестьяне, ремесленники, уличные торговцы, дворяне, военные, матросы, нищие, бродячие артисты, целители, мастеровые, купцы, кабатчики и прочие сословия славного города Монплезира с семьями и без влеклись, вышагивали, бежали, фланировали и тащились лишь в этом направлении. Тот, кто захотел бы продвигаться в противоположную сторону, немедленно почувствовал бы себя лососем на нересте, неожиданно встретившем на своем пути вверх по реке водопад.

Человеческий поток, закованный в голубоватые каменные стены домов, тек в направлении площади Пиона плавно, но непрерывно. Казалось, перестань Сивый перебрать копытами — толпа вынесла бы его ко дворцу сама. Рыцарские турниры такого масштаба каждый день — и даже каждый год — в стране не случаются. Рассказы и воспоминания о нем, были уверены добрые1 жители Монплезира, можно будет еще долгие годы передавать детям и внукам вместо наследства.

Лесли восседал в золоченом седле подобно памятнику самому себе — могучий, блестящий, гордый, упиваясь восхищенными, оценивающими и даже завистливыми взглядами. Такого в его жизни не случалось еще никогда: как бы ловко и быстро не свалил он даже самое толстое дерево, максимум, на что мог рассчитывать молодой дровосек — скупое отцовское "молодца". Рыцарю же, для того, чтобы стать центром всеобщего внимания, обожания и поклонения, не приходилось делать вообще ничего — лишь сидеть в седле не падая и сверкать доспехами2.

Жизнь благородного отпрыска начинала ему нравиться, а в голову — украдкой заползать мысли о том, как тогда, наверное, замечательно быть королем...

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

*

Лесли дрогнул и побледнел через пять минут, когда после третьего захода граф какой-то там под точным ударом оппонента грохнулся на мостовую, словно выброшенная раздраженным хозяином кукла.

— Боже милостивый... — даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, не слышит ли его кто кроме крестного, сухим шепотом охнул лесоруб. — Боже мой... У меня ведь так никогда не получится...

— А, по-моему, для такого номера тренировок нужен самый минимум, — отстраненно заметил бледный и нервный не менее крестника Агафон. — Главное — посмешнее дрыгнуть ногами...

— Я не про это, фей! — таким же шепотом взорвался белый как полотно Лес. — Я про того, победителя! Ты видел, как он ловко прицелился — а сам в это время словно отклонился!..

— Ну, видел... — хмуро признал студиозус. — Ну, и что?

— Да как это что?! — отчаянно вытаращил глаза дровосек. — Ведь этому же учиться, наверное, надо! Тренироваться!..

— Кому надо — пусть тот и тренируется, — с несравненно большей уверенностью, чем чувствовал хоть когда-нибудь, не говоря уже про настоящий момент, важно изрек в ответ Агафон.

— А я?..

— А ты во всем положись на меня. Дитя... ё-моё. Крестный я тебе, или кошкин хвост? С трех раз угадаешь? Ты, самое главное, не волнуйся. Я всё устрою.

Подумать только — еще полминуты назад Агафон думал, что больше побледнеть человеку не под силу.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

**

Дожидаться продолжения мысли и развития событий он не стал: проворным движением скользнул он между составленных в пирамиду копий и морды переставшего жевать и неприязненно закосившего на него коня, протянул руку к украшенной графскими гербами сиреневой попоне, нащупывая под тканью пластины доспеха...

— Ты чего тут делаешь?

Резкий, подозрительный голос хлестнул по ушам будто бичом.

— Я...

Агафон обернулся, грызомый целой сворой дурных предчувствий — и ни одно из них не растворилось: из графского шатра с видом стражника, узревшего вора, выходил кислолицый.

— Я... это... подержаться хотел... чтобы не упасть...

— Ты что, пьяный? — презрительно покривился оруженосец.

— Сам ты пьяный! — искренне возмутился маг и снова лихорадочно зашарил мозговыми извилинами по захламленному пыльному лабиринту, называемому некоторыми воображением. — Я... это... ну... на одной ноге стоял.

— И чего? — поджал ногу и демонстративно не упал чернявый.

— А ты глаза закрой, ишь ты, хитрый какой! — обиженно прищурился студент.

— Зачем?

Вопреки рекомендации глаза оруженосца не только не закрылись, но и увеличились на два размера.

— А-а-а... э-э-э... это обычай такой, — споткнулся обо что-то в темном коридоре фантазии студент и торопливо ухватился за это. — Надо стоять на одной ноге с закрытыми глазами и держать кверху указательный палец правой руки!

— З-зачем?..

Очи чернявого расширились до опасного предела.

— А-а-а... ну, это же всем известно!.. Чего говорить-то?

— Нет, не всем, — строго нахмурился оруженосец. — Может, это у вас — всем...

— А-а, ну да. Вы же иностранцы... — спохватился и закивал студент.

— Это вы — иностранцы, — дотошно подкорректировал высказывание кислолицый.

— Я к тому говорю, что вы не знаете, что...

Как бы спохватившись, маг захлопнул рот и припечатал его для верности пахнущей маслом и Сивым ладонью.

— Нам, костеям, нельзя рассказывать про это кому ни попадя, — парой секунд спустя опустил он руку и с сожалением покачал головой.

— Почему?

— Обряд слишком действенный. На удачу и исполнение желаний. Но если все его знать будут, то какой от него прок? Вот сейчас моему хозяину надо драться с каким-то де Рюгиным... и для верности... пока принц Агафон не видит... я подумал... дай-ка...

— А он что, против исполнения желаний? — полюбопытствовал оруженосец.

— Он-то за... Но дело в том, что при дворе его деда сейчас не модно дедовские обычаи соблюдать... пока василиск жареный не клюнет, — сварливо принялся жаловаться на Лесли студиозус. — Тогда начинает: сходи к тому, сделай это... да только чтобы никто не заметил... а то подумают, что я во всё это верю... А, кстати, ты не знаешь, где этот... ну, противник его... обретается? А то увидит невзначай — и переймет...

— Нет, не знаю, — быстро мотнул головой чернявый парень и хищно вперился карим взглядом в простодушное лицо гостя. — А что ты, говоришь, это за обряд такой? Может, и мне на что сгодится?

— А чего это я тебе буду просто так наши тайны рассказывать? — несговорчиво прищурился чародей.

— А я тебе за это разрешу за нашего коня подержаться. Чтобы не свалиться, — бойко предложил равноценный обмен оруженосец.

— Ну, если так... — изобразил все муки сомнения Агафон и со вздохом сдался. — Тогда ладно.

— Ну, рассказывай давай, чего делать надо! — кислолицый нетерпеливо воззрился на смиренно потупившего очи школяра.

— Это древний друидический обряд ясновидящих костейских шаманов, и называется он "самлох", — воровато озираясь, приглушенным таинственным тоном заговорил Агафон. — Ты должен встать на одну ногу, закрыть глаза, поднять указательный палец правой руки — не перепутывай пальцы! — к небу, и повторять про себя...

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

*

С тихим ужасом его премудрие увидел, как разгоняющегося крестника настиг сзади огромный, ростом с Сивого, страус, вскочил коню на круп, и со скоростью дятла на батарейках принялся долбить всадника в затылок клювом.

Застигнутый врасплох Лесли попытался повернуться, покачнулся, выронил копье и щит, позабыв про соперника...

А напрасно.

Увидев творящееся на половине противника побоище, граф испустил торжествующий вопль, возжаждал легкой победы и, недолго думая, решился одним ударом закончить начатое посланником небес. Ибо чем еще могло быть сие ужасное явление, если не знамением? А это значит, что помочь божьему порученцу — дело святое.

И граф благочестиво пришпорил коня, сместил прицел так, чтобы острие оружия встретилось бы с нагрудником Лесли...

И тут вмешался мерин.

Возмущенный Сивый шарахнулся в сторону в самое последнее мгновение, и копье графа, вместо доспехов оглушенного дровосека, царапнуло воинственно растопыренное страусиное крыло.

Недовольный прерыванием страус рывком поднял голову и увидел ЭТО.

Кто сказал, что страус — не птица?

Прав был этот человек. Сто тысяч раз прав, потому что ни одному рыцарю и в самом страшном сне не снилось, что во время королевского турнира его соперником станет не воин, а накачанная кура-марафонец — с когтями-крючьями, клювом-долотом и манией преследования1. И конь его, верный боевой конь, обученный драться с лошадьми и людьми, будет в панике метаться по отведенной ему половине ристалища, спасаясь от разъяренного пернатого монстра, словно вознамерившегося отомстить за все страусовые перья, использованные сегодня тщеславными дворянами для украшения себя и своих скакунов.

А когда под напором взбесившейся птицы граф будет выбит из седла, и перья на его шлеме с негодованием вырваны вместе с донышком, то наглое существо наподдаст ему ногой-оглоблей под зад, с разбегу врежется в толпу, по головам безнаказанно уйдет в переулки и пропадет, словно его и не было.

Герольды, недолго посовещавшись, признали иностранного принца победителем и на этот раз2.

Знамение, однако...

— — — — — — — — — —

1 — Рыцарей-страусоубийц.

2 — Потому что страуса поймать не представлялось возможным, да и вряд ли бы тот захотел участвовать в турнире, тем более, за право жениться на девушке, закутанной в боа из страусиных перьев.

— — — — — — — — — —

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

*

— ...и настал знаменательный момент, судьбоносный для нашего великого королевства! — раздувая грудь и дрожа от осознания собственной важности, чуть сипло провозгласил герольдмейстер. — За руку и сердце ее высочества Изабеллы Пышноволосой сразятся сильнейшие и отважнейшие рыцари Белого Света: принц Агафон Непобедимый из царства Костей и шевалье Люсьен де Шене из Нижних Болотищ! Оба благородных рыцаря на пути к сему историческому моменту одолели по трое доблестных противников. Так, принц Агафон в первом поединке...

— Кошмар... — не слушая более герольда, Изабелла тоскливо уткнулась лицом в распахнутый веер. — Не женихи, а сплошное болото, полное костей... Ну, почему я не родилась прачкой?..

— Но деточка, это самые сильные и искусные рыцари из всех, что откликнулись на зов твоей красоты, — ласково коснулась плеча принцессы тетушка, и ее добродушное, чуть смущенное лицо омрачилось тенью заботы. — Каждый из них благороден, молод, умен, хорош собой...

— С чего ты взяла, тетушка, что они умны? — капризно поморщилась Изабелла, накручивая на палец каштановые локоны.

— Иначе они бы здесь не были, — логично и кратко, как истинный вояка, ответил за сестру король.

— А насчет "хороши собой"? — не отступала принцесса. — Мы же их видели издалека! А на таком расстоянии и обезьяна красавицей покажется!

— Герольды получили указания отсеивать всех, чья наружность неприятна для глаз, дочь.

Изабелла тихонько взвыла.

— Па! Неужели ты думаешь, что мои и мастера Фондю вкусы в молодых людях совпадают?! Да будь его воля, я бы уже была замужем за каким-нибудь тощим и очкастым книжным червем, разменявшим пятый десяток, который доспехи и оружие видел только в своих книжках! Воображаю, что он мне приготовил! Да в его глазах молодость — один из смертных грехов! Хорошо, если хоть кто-то из них моложе сорока! Папа!..

— Одному из них семнадцать, второму — двадцать один, деточка, — кинув бегло взгляд на записи, переданные перед началом турнира герольдмейстером, с мягким упреком проговорила сестра короля. — Вот, тут написано, к примеру: Аг. — шр. пч. гл. оч. вс. рс. бл. вл. з. вс.

— Чего?.. — тупо сморгнула принцесса.

— А-а-а... э-э-э... не знаю... — недоуменно развела руками тетушка Жаклин. — Вообще-то, я попросила мастера Фондю записывать против каждого имени кто как выглядит...