Хозяйка леса. Часть первая

Они встретились снова. На принадлежащей его общине территории, а значит, и принадлежащей ей — новой хозяйке этого леса.

— Хозяйка леса, — представилась она, протянув ему по-женски мягкую руку.

— Сердай, — коротко ответил он, подумав: "Надо бы посмотреть ей в глаза, пусть знает, что ждали. Уж сколько лет лес безхозный, может, нынче все наладится..."

Но не смог. Этот запах... Он сводил с ума. Еще там, у озера, его мужское естество просило не отпускать женщину. Волк внутри него требовал заявить права на ее тело. Но вторая, человеческая, его часть понимала: нельзя преступать закон, нельзя идти у чувств на поводу, нельзя выбирать сердцем. Оттого и сидел он, будто истукан, глядя на воду. Может, в тот момент и клевало... не помнит.

Долго говорили, рядились. Там кормушки к зиме не готовы, там сухостой кабанью тропу перекрыл, а у озера люди рвы копать начали. Уйдет вода — зверью несдобровать. Все туда на водопой ходят.

Воспоминания вспыхнули и погасли. Она доверчиво протянула к нему руки. Он бережно снял ее с печи и так же аккуратно, чтобы не дай Небо не причинить боль, усадил на резной диван. Пока нес, она украдкой ткнулась носом в вырез его рубахи, потерлась о мягкие русо-рыжие волоски и, крепко зажмурив глаза, вдохнула. Да все это так скрытно, так быстро, как украла. Украла кусочек бабьего счастья и все тут. Он пах зимним лесом, свободой и силой.

От глаз Александра это не укрылось. А уж когда Сердай начал бережно снимать с ног хозяюшки вязаный платок и целовать бордовые, отекшие ступни, маг и вовсе решил выйти из комнаты, при этом желание хлопнуть дверью было сильнее его. Но он остался. Интрига, мать ее так!

— Вот, наши женщины связали, из волчьей шерсти. Моей там тоже порядком. Все тебе, ненаглядная, скорейшего выздоровления желают, — сказал он глубоким, сильным, идущим из глубины души, голосом.

И медленно, будто желая продлить мгновения, надел на ее ножки вязаные носки.

— Передай им от меня пожелания здравствовать, — тихо ответила она.

— Завтра Колодар за женой в деревню поедет. — Долгая пауза и глубокий, полный мужской печали вздох. — Несправедливо это, Ульянушка, не могу на чужое счастье смотреть. Спросят с тебя за решение дать добро на союз между человеком и оборотнем.

— Спросят, мой серенький, еще как спросят. Отвечу.

— За себя постоять не желала, за других горой пойдешь, — устраивая ее ноги на своих коленях поудобнее, тихо продолжил он. — Сегодня в дальнем лесу были. Там дела медом не мазаны. Несколько оборотней из общины на вольные хлеба подались. Все мужчины. Ни одной волчицы. А если среди людей пары искать начнут?

— Найти их нужно. Убийцы они. Кары заслуженной испугались за хозяина леса растерзанного да за жену его с сыном малолетним.

— Дочка жива, значит? Где пристроила?

— У старосты. Ярочке на кормление отдала. Пусть хоть какая выгода с дела этого тяжкого будет. Девчушка сильна. Мать с отцом всю магию ей отдали. Знали, видать, что со сворой оборотней все равно не справятся.

— Колодар дитя как свое собственное воспитает. Потом уж ты ее обучишь чему положено. Будет тебе помощница.

— Будет, — задумчиво протянула она.

— Пора мне, любушка. — Он нехотя поднялся с колен. — Малец в сенях ждет, там еще кое-что тебе наши собрали. Людмила, к примеру, корешки сон-травы передала, а Федор новый шушун, мехом беличьим подбитый, да сапожки. Старая волчица все узорами древних расшила. Она в этом толк знает, сказала: лучше прежних от холода беречь тебя будут.

— Балуете вы меня, — печально улыбнулась она и погладила прядь его серых, с бледным оттенком рыжины волос. — Ступай, Сердай, скоро свидимся.

Оборотень оглянулся на мага, неподвижно стоящего у печи, и тут же хищно прищурил глаза. У Александра от этого взгляда спина инеем покрылась. Никак соперника в нем волк увидел? Может статься и такое. Себя обмануть легче, чем чутье звериное...

Ушел Сердай, не прощаясь. Ульяна еще долго смотрела ему вслед сквозь покрытое морозным узором окно. Затем, отказавшись от настоя из трав да от хлеба, топленым маслом намазанного, снова поднялась на печь и уснула. Ей снилась летняя ночь, озеро с лунной дорожкой, сильные мужские руки и необузданная, дикая страсть, которая заставляла стонать, выгибаться навстречу крепкому телу и желать: еще, еще, еще...

Глава 7

Сидя за кухонным столом, у окна, Александр мысленно составлял план отчета в ковен. "А что, собственно говоря, я могу написать? — задал он себе вопрос. — Разве о том, что она вкусные лепники готовит, или о том, что волкам уши отгрызает, если те против ее воли идут? Да меня засмеют! Не зря я до последнего от этого путешествия отпирался. Ну какой из меня дознаватель? Чтец душ — это да, хорошо получается, а шарить ищейкой по лесам я не обучен. Убийство хозяина дальнего леса не оставило времени на раздумья. А ведь мой начальник хотел, чтобы сюда отправился именно я, и убийство целой семьи не могло этому не поспособствовать".

Были в ковене и те, кто предполагал: смерть хозяина дальнего леса непосредственно связана с желанием Ульяны расширить свои владенья. Ведь она прекрасно понимала, что дураков среди нынешних выпускников нет. Никто в глухомань ехать не хочет. При огромном желании можно найти одного-двух да и то лишь на время. Жалование пересекающим границы миров не положено. С собой можно взять несколько необходимых вещей. От благ цивилизации отказаться, магию применять только в экстренных ситуациях. Перечень запретов столь велик, что читай, не читай, все равно всего не запомнишь. А значит, останься она здесь одна — все ее!

За три года женщина смогла обустроить свой быт, возвести такую избу, что не у каждого торговца есть, завоевать авторитет и уважение народа, ну а о том, что в лесу ей подвластном порядок со всех сторон, и упоминать не приходится. Каждый, от старосты до босяка, ей учтиво кланяется и не только в Лесичёвке. Любой охотник знает: коли не сезон зверя бить — в лес не суйся! По грибы, по ягоды — милости просим! Но и в сезон более чем одного кабана на семью или косулю какую-нибудь — не положено! Всяк обязан свое хозяйство иметь. Корма заготавливать, огороды обрабатывать. Закрома к зиме ломиться должны. Из лесу люди кормятся только тем, что дикая природа им жалует, бери на здоровье, но береги! Не жадничай и не злоупотребляй лесным гостеприимством.

Весь день к дому Ульяны люди шли. Уж как она от глаз любопытных схорониться желала, а слухи быстро по округе расползлись. Всяк, и стар, и млад, о лесной потасовке узнал да о том, что нынче дальний лес новой хозяйке подчиняется. Ульяне, значит. "А может, не так уж и чиста она перед миром? — задумался Александр. — Зачем ей туша убитого волка? И где, кстати сказать, она ее прячет?"

Оставив мысли и догадки, Александр поднялся из-за стола, прикрыл хлеб вышитым рушником и пошел спать. Завтра надо бы в дальний лес съездить. Потолковать с общиной о том о сем, но без хозяйкиного содействия туда и соваться нечего. Посамодеятельничал уже, хватит.

Поздняя ночь. Нехотя Ульяна отбросила в сторону одеяло, медленно, стараясь не шуметь, слезла с лежанки, оделась и подошла к самой большой картине — с изображением деревни.

Встав напротив, она начала внимательно рассматривать запечатленные на холсте дома. Вон тот, чуть поменьше, принадлежит Устинье, а вот этот, с новой крышей и добротными воротами — Зоряну. Если бы не слабость и истощенный до предела магический резерв, время погружения в картину и пересечение реальности не заняло бы и минуты. Но сейчас понадобилось минут пять. Рама стала прозрачной, полотно — словно тягучий туман, из которого то и дело выныривают нечеткие картинки. Проведя по нему ладонью, Ульяна нащупала окно Ярочкиной спальни и тихо в него постучала.

Яра спала крепко. Младенцы были спокойные, почем зря не докучали. Чудно-то как. Раньше, помнится, бабы судачили о своих дитятях, сказывали, мол, ночами спать не дают, днем полна хата крика детского, а ее малыши знай себе сопят в две дырочки да агукают. Иногда кажется молодой мамке, что между собой дети ее на своем, одним им понятном языке, говорят. Только один раз и разревелись, когда Яра их по разным люлькам уложить задумала. Да так громко, так жалобно, будто что-то важное у них отобрали, а отдавать не намерены. Подумала, подумала мамаша да положила их рядышком. Те в сию же минуту притихли и снова давай курлыкать меж собой аки голубочки. Ночью всего разок просыпались. Молока пососали и спать, потому что растут — так старые люди говорят. Оно и верно, Яромир за эти дни славно подрос. Крепкий паренек будет. Гордость мамкина...

Сквозь сон почудилось Ярочке, что стучит кто-то в оконце ее да так тихо, будто других разбудить боится. Не хотелось открывать глаза, но стук стал навязчивым, не удержаться. Поднялась она, накинула на плечи платок, что в приданое себе собственноручно связала, подошла к окну. А там — ничего, только рука женская. И стучит, стучит, стучит.

— Кто ты? Чего тебе здесь? — боясь разбудить младенчиков, тихо прошептала Яра.

А у самой от страха коленки трясутся и подбородок подрагивает.

— Не бойся, — услышала она знакомый голос, — предупредить тебя хочу. Утром, часам к десяти, думаю, Колодар за тобой да за сыном приедет. Собери, что тебе в приданое причитается. Наряд лучший приготовь. Обвенчают вас перед всем селением, да только ленту, которой руки молодым связывают, подальше спрячь. Я вам другую привезу: так надо, потом растолкую. А главное — Всемилу от глаз людских припрячь. Или сейчас мне девоньку отдай, потом заберете.

— Нет, нет, что ты, Ульянушка! Я ее теперь никому не отдам. К груди раз приложивши, поняла, что Всемила — дар мой. Яромир без нее ни на минту оставаться не хочет, да и она, видать, чувствует мальчика моего, как сестрица брата родного. Скажу всем, что двойню родила, пусть осуждают, сплетничают, а доказать обратного не смогут. Мое дитятко и все тут!

— Смогут: только за внука дед вином все село потчевал, за внучку не было говорено.

— Твоя правда. Что ж, потом скажем, что Колодар на воспитание своячку осиротевшую взял. А в сани я ее в корзине понесу, сверху чем-нибудь легеньким прикрою, есть у меня пара шкурок богатых. Никто не заметит.

— На том и решим, только ты вот еще что сделай: подойти к Всемилке, проведи рукой по шейке ее, скажи слова: "Явись — хозяйка зовет".

Ярочка тихо подошла к люльке. Малышка спала крепко, а вот сынок глаза-угольки открыл, смотрит на все, что мамка делает, но ни звука не проронит. Яра аккуратно провела по шейке Всемилки, сказала слова веленые, в тот же миг бусинка горного хрусталя, закрепленная на тонкой ниточке, подмигнула ярким светом. Женщина сняла ее с дочкиной шейки, поднесла к окну и чуть было не отпрыгнула в сторону с перепугу. Рука хозяйки леса скользнула сквозь стекло, забрала с Ярочкиной руки подвеску и снова пропала за окном, разукрашенным морозным рисунком.

— Ложись, досыпай, добрая моя. Приеду утром, посмотрю, как Колодар жену с сыном к себе забирать будет. Ух, и утрет он носы сплетницам местным! Как думаешь, Ярочка?

Нежно глядя на своих детишек, молодая мамочка зарделась маковым цветом. Виду подать не хочет, но даже сквозь расстояние слышно, как сердечко ее колотится. Эх, хорошую себе жену Колодар выбрал. Пусть наделят их Небеса счастьем безмерным.

— Утрет, еще как утрет! — поглаживая край люльки, сказала Ярочка. — Он у меня, знаешь, какой? Если что задумал — не отступится!

Узор на стекле стал гуще, а яркий огонек подвески исчез в глубине ночи. Было ли, не было ли? Одно ясно: приедет за милушкой муженек! Отца бы предупредить, а мачехе пусть удивление будет. Пусть теперь желчью своей удавится!

Остаток ночи ворочалась Ярочка в кровати. Сон не шел. Да и немудрено: уж сколько она думала, сколько мечтала, что приедет за ней любимый, не даст злопыхателям в обиду. А вытерпеть пришлось немало. Как только мачеха с сестрой не обзывали! Мачеха не раз, помнится, за косу как схватит, как намотает на одну руку, а второй по лицу, словно по ковру пыльному, лупит. Да... Еще чуток, еще малость самую, и станет Яра себе хозяйкой, а мужу гордостью. Отец всегда в их доме гостем желанным будет, а вот жену его да дочь младшую на порог пускать не надо: сплетни придумают, по округе разнесут. Главное, пусть про Всемилку помалкивают. Вот и вся польза с них.

Ульяна вернула на место картину. Надела на шею пустой накопитель и решила во что бы то ни стало на рассвете к месту заветному отправиться. Там, у раскидистого старого дуба, просила она сил для себя. В народе это место ведьмовским называли, побаивались, стороной обходили. Может, и правильно: не надо народу знать того, что только избранным Небом дозволено.

ГЛАВА 8

Александр решил подняться пораньше. Закреплять полученные вчера знания по домоводству не было никакого желания, но что-то внутри протестовало, требовало действий и, кажется, очень хотело угодить Ульяне. Лишь рассвело, а он уже воды наносил, дров приготовил, плиту растопил, почистил и залил водой четыре самые большие картошки, вот только еще не решил — жарить или варить? Все зависит от того, что легче, хотя с его познаниями в кулинарном искусстве сырая могла бы вкуснее быть, чем любой из предыдущих вариантов. Но самое главное — маг самостоятельно заварил чай из трав! Вчера он внимательно следил за тем, как это делает Ульяна, а чтобы не забыть рецепт, подробно записал его в свою походную книжицу. Настой получился знатным. Маг наполнил чашку, еще раз придирчиво принюхался к облачку ароматного пара, развеял его рукой и решительным шагом направился к двери, за которой спала хозяйка.

Направился он решительно, да вот постучать не решался. "Ну что, так и будешь стоять? — мысленно обратился Александр к себе. — Может, она уже и не спит давно, сидит, в окно смотрит, о Сердае своем ненаглядном вспоминает. Носочки он ей принес, видите ли. Ножки целовал. И не постеснялся! А я тоже хорош, возьми да выйди, дурак, не мешай людям... Хм, людям ли?.. Не дает мне покоя история с волчьим раздором. И Ульяна в ней самый большой знак вопроса. Даже если она маг, даже если умеет менять облик и владеть заговоренными вещами, почему такой странный образ выбрала для боя? Страшно вспомнить! М-да... Вопросов много, ответов нет. И чай стынет".

На стук в дверь никто не откликнулся. Александ подумал, что его либо не слышат, либо игнорируют. Но не пропадать же зря таким трудам! Растопить плиту только для того, чтобы завтрак приготовить, — это вам не магический огонек зажечь, знаете ли. Маг решил больше не стучать. Он толкнул дверь, зашел в комнату и тут же сжался от холода. Невероятно! Во всем доме тепло, а в светлой будто окна всю ночь настежь открытыми держали. Лежанка пуста. Ульяны в доме нет, но ведь она не выходила за порог, точно не выходила! Или все-таки ушла?

Поставив чашку с напитком на стол, он внимательно осмотрел комнату. Вчера здесь, на резном диване с разноцветными подушками, лежал увесистый сверток. Из слов Сердая было понятно: там сон-трава, новый шушун и сапожки. Трава на месте, обертка от свертка валяется у печи, но ни одежда, ни меховые сапожки Александру на глаза не попались. "Может, через окно ушла? — подумал он. — Или пока я спал, выскользнула тихонечко и все тут. Мне из пристройки не слышно, что в доме делается, хотя стена у нас общая, даже часть печи на мою половину выходит, всю ночь греет, будто ее протапливают несколько раз. Тогда почему здесь, где ее в самом деле топят, не теплее, чем в леднике с продуктами? Кажется, это еще одна загадка хозяйки леса. Скоро я в них окончательно потеряюсь. Надо бы начать разматывать клубок лесных страстей, а то ведь с меня спросят. Отвечу ли?"