Хозяйка леса. Часть первая

ГЛАВА 1

Этой ночью в селении Лесичёвка в двух домах не тушили к ночи лампад. Первый дом находился в центре деревни и принадлежал местному старосте. Еще засветло его старшая дочь Ярочка, схватившись за низ живота, своим громким криком дала домочадцам понять: коль Всевышним Силам будет угодно, к утру в их семье станет на одну душеньку больше.

Угрюмый отец роженицы выкуривал цигарку за цигаркой. Знамо ли дело, байстрюк в доме расти будет. Может, и полюбит он дитя со временем, да как же людям в глаза смотреть?

Эх, зря, видать, он летом с Устиньей, соседкой на язык острой да на слово черной, за межу огорода рассорился. А ведь кричала-то, кричала бесстыжая слова неподобные да желала, чтоб его дочери добра не знали и в подоле полон дом безотцовщины принесли... Нехорошая она баба. Чуть что — гвалт на всю округу. Селяне ее побаивались. Всякий знал: сколько добра Устинье ни сделай, все равно придет день, когда врагом станешь. Приглашать на пиршества тоже не спешили. Разве сама напросится и, коли придет, так обсудит, так распишет! Было, не было чего, а хозяевам стыд. Не объяснять же каждому, что выдумки это да зависть бабы одинокой.

Отцовское сердце сжималось от обиды и боли за дочь. Ведь и хороша Яра, и добра, и пригожа, и ласкова со всеми от мала до велика. Никогда никому в помощи не отказывала. Той же Устинье в прошлом году огород убрать помогла, яблоки все до одного в саду собрала и в погреб спустила, пока соседка хребтом маялась. Эх, беда, беда. А потом та же Устинья на пузо Яркино пальцем тыкала да на всю ярмарку потаскухой сельской обзывала. Всех баб замужних супротив дочери настроила, мол, раз не говорит, от кого понесла, значит, от женатого. А те, как сороки, — услыхали новость, подхватили на языки да разнесли по дворам. Вот, значит, как...

— Эй, Зорян! — крикнула ему жена, мачехой она Ярочке приходилась. — Вели бабам воды кипятить! Плоха совсем девка твоя, авось дохлого родит, так и позора помене будет!

— Но-но! Язык-то паскудный свой прикуси! — возмутился Зорян.

Нехотя с лавки поднялся да пошел баб подгонять.

Печь топили жарко, казаны с водой в ряд выстроили. Староста подпер голову рукой и вытер скупую мужскую слезу внушительным кулаком. Перед глазами стояла та ночь, когда он с нетерпением ждал рождения первенца от любимой Ганны, а та кричала, вот точно так, как нынче Ярочка, да притихла... Думал, разродилась-таки милушка, сына-богатыря миру явила. Эх! Девку родила и померла, горемычная.

Пять лет Зорян бобылем жил. Мать-старушка помогла дочку на ножки поднять. Помнится, идет он с поля усталый, а маленькая к нему навстречу бежит, кисетом размахивает: "Тату, татусь, а гляди, что я тебе пошила! Махорку в нем носить будешь!" Смотрит Зорян на кривые стежки на мешочке, да дорог ему каждый: мала ведь еще совсем дочурка, а все балует отца подарками. То платок носовой козликами вышьет, то пуговицы к рубахе разноцветные пришьет. По селу пройтись такую одежку не наденешь, а сердцу отцовскому тепло, радостно. Подхватит он манюню на руки и давай целовать да к небу подбрасывать. Э-эх...

Тем временем на окраине, в доме пасечника, отец сына поучал: "Смотри-ка! Не люба она ему! А то, что батько ейный — староста, да двадцать голов скота, да куры, гуси, да земля?! Дурень! Ступай, повинись, скажи так, мол, и так — мого дитенка родила. Я отец! Ярка тебе за то всю жизнь ноги мыть будет да помалкивать! Полюбовниц себе заведешь! Девки рабочие у Зоряна аки яблоки наливные, любая твоей станет, коль захошь!"

Сын переминался с ноги на ногу, но выйти из дома не решался. Не нравилась ему Яра никогда. Больно худа да бледна. Ни снизу, ни сверху подержаться не за что. Вот Васелина, меньшая дочь старосты, огонь! И полна пазуха добра бабского, и ноги крепкие, хоть и короткие, и сзади есть за что ухватить.

Долго еще отец будет сына уговаривать, да не согласится тот на обман. Парень он, может, и не самый видный на селе, но знает, что любит его другая. Каждое утро с думами о ней просыпается, каждую ночь с думами о ней засыпает. Молода еще невеста, но по весне сватать пора. Любовь дело такое: есть — бери да береги, а нет, так и в кабалу лезть нечего. После того, как с невестой на один рушник встанешь и руки лентой алой соединишь, не с приданым в постель ложиться. Хочется поутру счастливым проснуться. А добра молодой пасечник наживет. Руки, ноги, голова — все на месте. Не будет его жена нужды знать. Уж он-то постарается. Главное, чтобы люба была да ласкова. А оттого, что за позор прикрытый Яра ему ноги мыть будет, счастливой жизни не сложится. Благодарность — не любовь.

— Зорян, слышь, Зорян! — подергала старосту за рукав старуха Евлампия. — Запрягай лошадей да поезжай за Ульяной. Не разродиться Ярочке без ее помощи. Совсем слаба стала. А хозяйка леса сам знаешь кто! Может, хоть чуток подсобит горемычной.

— Дело говоришь, старая! — староста поднялся, натянул войлочники, тулуп и, кликнув конюха, велел Бурого запрягать.

Но Ульяна уже правила сани в сторону деревни. Метель притихла. Поземка стелилась под ноги коня сахарной пудрой. Луна освещала долгий путь через лес, и каждый зверь знал: нельзя нынче перебегать дорогу хозяюшке, по важному делу она спешит. Все знали, все понимали, и только большой черный волк, сидя у самого выезда из леса, ждал появления этих саней.

— Пр-р! Стоять, Серко! — крикнула женщина, потянув вожжи на себя. — Ну что, Колодар, совесть заела?

Волк поднялся на лапы и учтиво склонил голову.

— А я тебе разве не говорила, не предупреждала окаянного: не заглядывайся на девок деревенских! Волчиц полон лес! Не хочешь с этого края, приглядись к соседнему!

Волк громко выпустил пар из ноздрей и, припав широким лбом к хрустящему снегу, заскулил.

— Ишь ты! Любовь у него! А если мальчишка крупный, если не разродится и помрет девка, ты, что ли, мать мальцу заменишь? Да в него каждый босяк пальцем тыкать будет и байстрюком обзывать! — Ульяна не сдержала ярость и щелкнула хлыстом по снегу.

Но конь стоял как вкопанный, ни на шаг не сдвинулся, знал: не ему этот удар предназначен.

Волк начал подгребать лапой снег, пряча в него морду.

— Эх ты! Оборотень, он и есть оборотень! Хочешь Ярочку от позора спасти, оборачивайся, иди к ее отцу, руки девкиной проси да кайся! Скажи, мол, по делам торговым отъезжал, потому к сроку не воротился! Приезжай красиво, на тройке с бубенцами, целуй руку батьке невесты, благодари за то, что пригожую девицу воспитал, а потом жену на руках в сани неси! С ведающим договорись, пусть обвенчает вас у всей деревни на виду, чтоб ни одна собака поганого не сбрехала. Вези в свой дом на той стороне леса, что к городу выходит, да живи долго-счастливо! А то, что ты оборотень, уж и так горемычной ясно! Да и любит она тебя, морду наглую, раз плод не вытравила, сберечь решила. Приходила ко мне за травами, хотела, чтоб малыш крепким в утробе рос, переживала. А теперь не успею к полуночи — помрет!

Волк ждать долго не стал. Коль хозяйка лесная на союз человека с оборотнем добро дала, ловить на слове надо, пока не передумала. Хорошо еще шкуру хлыстом не попортила, а то она может. Ух, временами зверь, а не баба! И откуда только взялась? Бывалую из себя строит, а самой-то не боле двадцати пяти лет будет!

Вильнул хвостом Колодар, развернулся да сиганул на радостях в лес. Хлопот ему предстоит нынче много.

Тем временем сани Зоряна приготовили к выезду. И только староста собрался в них сесть, как услышал, что мчит к его дому Ульяна сама, на коня покрикивая. А значит, не придется ей в пояс кланяться, о помощи умоляя.

— Зорян! Открывай ворота! — крикнула хозяйка леса. — Да пусть твой конюх в конюшни моего вороного сведет! До утра я у вас останусь!

— Эй, уяснил, чего велено?! — обратился староста к худому пацаненку. — Чтоб конь ее лучшим овсом был накормлен, вычищен, вычесан, да воды, смотри, с дороги не давай!

Как только Ульяна спрыгнула с саней на землю, паренек метнулся к коню, прихватил за узду и повел в сарай.

— А теперь слушай меня, Зорян! — Женщина встала на верхнюю ступень крыльца и, развернувшись лицом к мужчине, заговорила тихим, но сильным голосом: — Сам знаешь, кто виноват в том, что Ярочка разродиться не может! Сейчас зайдешь к дочери, покаешься, скажешь, как любишь ее, хорошую, и неважно тебе, есть муж у нее или нет! Что в жизни не попрекнешь, а внука воспитаешь, как деду заботливому положено. Понял? И если не согласен со словами моими — домой поеду, а ты к похоронам готовься. Да на жальник мужиков отправь — могилу копать.

Расчет Ульяны был верным. Самое время надоумить отца: языков злых много, завистников и злопыхателей поганой метлой с пути своего не сметешь, а дочь — кровь родная. Кто стакан воды на старости лет подаст да покормит? Ясное дело — не тот, кто сплетни за спиной плел, горя желая.

— Пойдем в дом. Время дорого. Все сделаю, как скажешь. Сам уж понял, что дороже дочерей никого у меня нет. А Ярочка — любимая. Лишь она от жизни счастливой, от любви ответной и осталась.

В сенях сняли тулупы, войлочники обмели от снега, зашли в широкий коридор, а из него в светлую. На большом дубовом столе горела одинокая свеча, перед ней, стоя на коленях, молились женщины. Ульяна и присматриваться не стала, сразу видно, кто чего просит. У старушки в темно-сером платке мысли светлые, добра желающие, переживает за роженицу, как за дочь родную. У мачехи, жены Зоряновой, мысли темные. Ничего доброго в них нет, разве что мечты о том, как хорошо после похорон Яркиных она заживет, да все приданое дочке ее, Васелинке, достанется.

Третьей была сама Васелина. Пятнадцать лет всего, а сложена как баба дородная. Низенькая, но крепкая, развита не по годам, вон как зад книзу тянет. Мысли ее были далеки отсюда. О своем она молилась, о девичьем. С сыном пасечника любовь у нее взаимная. По весне свадьба веселая отгремит, а через год родится двойня девчушек русоволосых да конопатых. Бабы с колен быстро поднялись, Ульяне поклонились, а та подошла, на плечо хозяйке дома руку положила и велела лучшего сукна принести.

— Не жадничай, Федора, — говорит, — неси самый большой отрез, чтоб и на сарафан, и на платок к нему хватило. Да поживей! Сама знаешь, не люблю я ждать веленого.

Федора тенью метнулась к сундуку и, достав внушительных размеров отрез, протянула Ульяне. Спорить с хозяйкой леса — себе дороже. Ульяна, в самом деле, дважды не повторяет, а за ослушание может так наказать, что вовек не забудешь.

— Ты, Зорян, со мной иди, выполняй, что обещал. А вы, — пришедшая строго посмотрела на женщин, — тащите воды горячей и пеленание!

Из-за двери соседней комнаты раздавались слабые стоны роженицы. По тому, как тяжко давался Ярочке каждый возглас, стало ясно: сил у девушки осталось немного, а впереди ее ждет самое тяжкое. Времени терять нельзя. Скоро полночь.

Светлые волосы Яры разметались по подушке, в лице ни кровинки, пальцы судорожно сжимают простыню, а в глазах только страх и печаль.

— Тише, тише, успокойся, — поглаживая ее по твердому животу, сказала Ульяна.

Та и в самом деле притихла, будто бы все само собой закончилось, будто и не рожает вовсе.

— Здесь тебе отец слова добрые сказать хочет.

— Ярочка, доченька моя любимая, прости меня старика за все, прости. Сколько раз укорял, на поводу у Федоры шел. Языки злые слушал. Никогда больше не стану делать этого. Ты только с силами соберись, роди мне внука крепкого, а уж мы его с тобой на ноги поставим. Воспитаем, выучим, коли захочет! Любить его буду как сына родного, как тебя в детстве баловать, на ярмарки в город возить... Слышишь, дочка?

— Слышу, батенька. И говоришь не так, как прощаются. Вижу, веришь, что все будет хорошо. — Она чуть передохнула и продолжила: — А теперь, когда хозяйка леса рядом, и я в это поверила. Спасибо, что не оставила меня в минуту тяжкую. — Девушка схватила руку Ульяны и слабо сжала в своей ладошке.

— Не благодари сейчас, не трать силы. Потом сочтемся.

Зорян напряг плечи. Знал он, что за особые услуги хозяйка леса и плату особую ждет, но денег да добра всякого то не касаемо. Значит, в долгу они с дочкой теперь неоплатном перед ней.

Ульяна развернула отрез, оторвала от него кусочек, на ленточку похожий, и вложила его в руку роженицы.

— Смотри, — говорит, — держи крепко, не вырони. А ты, староста, бери все остальное да иди к соседке черноротой, благодари ее за внука желанного. И радуйся, радуйся, дед! Скоро на руках мальца здоровенького подержишь! Авось и похож на тебя будет! Иди к Устинье, дари отрез да на плечи ей его от всей души твоей щедрой набрось! Непременно на плечи, слышишь?!

Зорян в чем был, в том из дома и выбежал.

— Ох, Ярочка, не люблю я это дело — повитухой работать, а надо. Вот и тебе нынче надо собрать все силы в кулак, слушать меня внимательно и выполнять все в точности как скажу. На, попей. — Ульяна достала из своей сумки бутылек с тонким горлышком и напоила роженицу крепко пахнущим отваром.

Яру поначалу чуть не вырвало, но допила до дна.

Тем временем Зорян соседку от радости чуть не задушил. И благодарил он Устинью по-настоящему, от всего сердца отцовского. У той от удивления глаза на лоб полезли. Может, и почуяла она неладное шестым бабьим чутьем, но опомниться не успела, как староста ей на плечи ткань набросил.

И началось... Устинья обомлела, за низ живота схватилась и давай орать, будто роженица! А сукно ее тело крепче, крепче обматывало, к животу, словно вторая кожа, прилипало. Ох и насмотрелся Зорян! Но уходить из дома соседки не торопился. Сел на край лавки, локти на стол выложил да стал ждать, чем дело закончится. А дело-то недолго и длилось. Может, полчаса, может, более. Притихла Устинья, упала у печи и сном глубоким забылась. Закрыв за собой дверь, новоиспеченный дед вышел во двор, но даже там было слышно, как громко и сильно кричит его новорожденный внук!

"Ай да Ульяна, ай да ведьма! — думал староста, к дому своему поспешая. — Не зря перед ней вся округа на цырлах ходит! Три года всего, как лес приняла, а почету ей, словно век живет!"

ГЛАВА 2

Яра теребила в руке пеструю ленточку. Уж как она ее во время родов в руке сжимала, а на той ни складочки.

— Береги эту ленту как зеницу ока. Поняла? — наставляла Ульяна молодую мамашу. — Пусть она всегда при тебе будет или в таком месте схоронена, о котором только ты знаешь, но на себя не повязывай, пусть никто ее не видит. Она не износится, не порвется, не утонет и даже не сгорит, но от людских глаз прячь.

— Все сделаю, как скажешь, спасительница, — любуясь на сыночка, ответила Яра. — Поняла я теперь, что не на всякую обиду злом отвечать надо. Вон как ты Устинью благодарить велела!

— Э-э нет, милая, запомни: зло должно быть наказано. И неверно говорят, мол, ударили с одного боку, вторым повернись. Нет. Человек человека изводить права не имеет! Даже звери ради удовольствия не убивают. Погляди на малыша своего, разве не должен был он на свет родиться? А ты — не достойна век свой до старости глубокой дожить, как Силы велят?

Ярочка испугано посмотрела на сына и, прижав того к груди крепче положенного, сказала:

— Правду говоришь, тут и думать нечего. Я теперь за него сама глотку перегрызу! Может статься, что детей у меня больше не будет. Женихи до добра отцовского падкие найдутся. Хоть с дитем, хоть с козлом в придачу возьмут, да только я никого, кроме любимого своего, в пару не желаю. Но не судьба нам вместе быть.

— Почему это? — прищурив глаза, спросила недавняя повитуха.

— Разве сама не видишь? Гляди, какие длинные и густые волосы у сына моего — черные, как смоль, а сам ребеночек крепкий, сбитый, словно мужичок, весу немалого, кожа белая и глаза, будто угольки. Оборотень отец его. Уезжать мне отсюда надо, Ульяна. Мальчик вырастет, зов крови свое возьмет.

Хозяйка леса внимательно посмотрела на младенца. Тот припал к материнской груди и жадно сосал молоко. Аппетит волчий, ни дать ни взять. На отца похож, да и дедова кровь чувствуется, хоть староста и сам черноволос, в отличие от большинства мужиков деревенских. Те, почитай, все русые да рыжие. А вот подбородок с ямочкой — точно дедов. Зорян в этого мальца всю душу вложит. Даже если Колодар не приедет за невестой, мальчик ни в чем нуждаться не будет, и никакая тварь его байстрюком обозвать не решится: дед не позволит!

Дверь в комнату отворилась. На пороге нерешительно замер счастливый староста. Глаза искрами сыпят, хочет внука к груди прижать.

— Проходи, Зорян. Принимай пополнение. Смотри, какого богатыря дочь твоя родила, — складывая обратно в сумку все, что принесла с собой, сказала Ульяна.

Зорян подошел к кровати, на которой лежала дочь, протянул руки к внуку, а тот возьми да и ухвати деда за палец.

— Ух ты, шустрый какой! — удивился староста. — Видано ли — только вылупился, а цепкий? — Он вопросительно посмотрел на повитуху.

— Переносила Яра его. Видишь, глаза хорошо открыты, волосики густые, головой вертит. Такое бывает, ничего удивительного.

— Как сынка назовешь? — Зорян мягко погладил пальчики внука.

— А вот ты у нас дед, ты и нареки! — с улыбкой ответила молодая мама.

— Тогда пусть Яромиром будет. Мать Яра, а сын Яромир. Складно звучит?

Женщины переглянулись и довольно кивнули в ответ, красивое, мол, имя, звучное.

Всю ночь в доме старосты горели лампады и накрывались столы. Кто радовался событию, а кто печалился, но приход в этот мир новой души отметили как полагается. Зорян велел прислуге вина к утру на все селение из погребов поднять. Закуску кое-какую состряпать да хлебов напечь. Радоваться так радоваться! Пусть каждый знает: желанный и любимый внук у старосты в доме родился! И если кто-нибудь, хоть раз, словом кривым обмолвится — несдобровать наглецу!

Хмельная, уставшая, но довольная тем, как удалось разрешить нелегкую задачу, Ульяна возвращалась домой. Солнце на горизонте взошло, метелица до обеда притихла, не станет мешать селянам веселиться. Конь дорогу знает. Можно вздремнуть прямо в санях.

Проснулась оттого, что Серко, подойдя к воротам, громко заржал. Приглядясь, в чем дело, хозяюшка очам своим не поверила. На корточках, подперев спиной воротный столб и грея руки у магического костра, сидел человек. Чуть поодаль от него разлегся Тимофей — медведь, не впадающий в спячку и живущий у Ульяны уже второй год. А рядом с косолапым, время от времени показывая мужчине клыки, примостился лохматый пес, который пришел на год раньше Тимофея, потому и считал себя здесь главным.

— Это каким таким ветром к нам гостей занесло? Чего ищешь здесь, маг? — вместо приветствия выпалила хозяйка.

Поняла: раз такой муж в ее владенья явился, значит, дело нечисто. Она сошла с саней, зажала в руке кнут и недобро посмотрела на пришлого.

— И тебе здравствовать, хозяйка леса! — Мужчина поднялся во весь рост.

Склонив голову набок, он рассматривал стоящую перед ним женщину.

На вид ей лет двадцать пять, но в темно-карих глазах столько мудрости, будто не меньше ста лет на свете живет. Густые ресницы, строгие, изогнутые в уголки брови, из-под платка выбилась прядь золотистых волос. Крепкая, статная, высокая. На такую посмотришь — за девицу примешь. Лицо, четко очерченное синим шерстяным платком, с претензией на породистое. Нос прямой, скулы высокие, чуть заостренный подбородок, сочные розовые губы. Казалось, мороз ей не страшен: вместо громоздкого тулупа, одета в аккуратный, доходящий до колен шушун глубокого черного цвета. По бокам его вышивка местным орнаментом вьется, а по низу и на рукавах заячий серый мех. Длинная юбка из темно-синей пряжи аккурат до щиколотки, вот только сапоги из войлока весь вид портят, сюда бы меховые, шелковой нитью расшитые... Хотя, с такой-то статью, и эти неплохо смотрятся.

Ульяна догадалась: маг ее внимательно изучает да прикидывает, что она из себя представляет. Поэтому без зазрения совести и сама принялась делать то же самое.

Мужичок так себе — ни низок, ни высок. Сложен неплохо, плечи крепкие, постоять за себя при случае сможет. Шапки на голове нет, видать, каштановая шевелюра уши в мороз согревает. Высокий лоб, длинный, чуть крючковатый нос, смуглолицый, губы тонкие, подбородок заносчиво вздернут, и со всем этим как-то не вяжутся круглые серые глаза с узкими бровями. Кабы не богатые одежды, пройди он мимо нее в базарный день, не заметила бы.

— Что ж, полагаю, рассмотрели мы друг друга достаточно, — надменно сказал маг, — может, теперь в дом пригласишь, накормишь, отваром горячим напоишь?

— Вот еще! — возмутилась Ульяна и воинственно уперла руки в бока. — Я тебя, между прочим, сюда не звала. А ты тут стоишь, глаза выпучил, меня рассматриваешь, но до сих пор не сказал, зачем явился. Выкладывай, в чем дело?! Просто так ковен отправлять сюда мага не стал бы!

— Пршлой ночью убита семья хозяина дальнего леса. Осмелюсь предположить, оборотни постарались. Как попали они в дом хозяина — непонятно. Защита у него не хуже твоей была, а двери вырваны, будто кусок мяса из туши. Дом разгромлен и подожжен, трупы домочадцев обгорели. Уверен, сначала людей загрызли. И не хочу тебя пугать, но потрошили их основательно, с особой жестокостью.

— Что ж, проходи во двор. Сегодня в доме тебе постелю, а завтра в пристройке поселишься.

Пришлый последовал за санями. Уж как он старался, какие только заговоры из памяти не выуживал, а переступить черту двора до приезда хозяйки так и не смог. Приврал, конечно, по поводу защиты. Контрольный контур двора и дома покойного хозяина дальнего леса этому и в подметки не годился. Медведь и пес, будто потешаясь, со стороны на гостя смотрели, пока тот в невидимом ограждении брешь найти пытался. Видимо, от скуки лесной тщетные, но красноречивые пасы мага им вроде как занятными показались.

Хозяйка подошла к двери. Та послушно отворилась, предлагая пройти в сени, а вот гость сделал следом шаг да застрял на пороге.

— Имя свое скажи. И смотри, не обманывай, настоящее называй, а то в клочья порвет, — хитро улыбаясь, велела пришлому Ульяна.

Но он улыбки не видел, потому как стояла к нему женщина спиной, пытаясь стянуть плотные войлочники с усталых ног.

— Ааа-лександр, — нехотя признался сероглазый.

У магов не принято открывать свои истинные имена, оттого и выдумывают они себе прозвища позычней, но тут другая ситуация — "увяз" называется. В тот же миг сильный толчок заставил гостя буквально влететь в дом, и лишь отличное владение собственным телом спасло его от возможности растянуться вдоль сеней.

— А ты непроста, — удивился маг.

— Должность обязывает.

— Надо было учиться, а не штаны протирать! Сейчас сидела бы спокойно в личном кабинете, магическую практику ведя, и радовалась жизни.

— Откуда ты знаешь, какой я представляю себе счастливую жизнь? — снимая шушун и аккуратно вешая его на красивую резную вешалку, спросила Ульяна. — Может, я сама пожелала сюда отправиться?

— Скажешь тоже! — расстегивая пуговицы добротного шерстяного пальто и решая, куда бы его примостить, усомнился Александр. — Ты университет при ковене магов закончила, а оттуда только за "особые заслуги" в такую дыру распределить могли. Ты ведь не рядовая ведьма из деревенской школы.

— Да проходи уж, надоел со своими вопросами, хуже горькой редьки! А пальтишко хлипкое рядом с моим шушуном повесь, нечего за собой тягать, не своруют, и сапоги сними — у меня ковры домотканые да пол сосновый!

Дом Ульяны оказался большим, чистым и очень уютным. Расписанная по народным мотивам и украшенная богатой лепкой печь была расположена так, что обогревала несколько комнат. В центральной, куда вел выход из сеней и где находилась фасадная часть печи, стоял добротный стол с фигурными ножками и шесть стульев из того же дерева, по резным спинкам которых можно было догадаться, что сделаны они умелой рукой лучшего мастера в округе. Под окнами — длинная лавка. Часть ее изгибалась в углу и доходила до середины следующей стены. Невооруженным глазом видно руку того же мастера. Разноцветные подушки на лавке уложены таким образом, что и снизу мягко и в спину не давит. На стенах полки с книгами. Полки — из того же комплекта, что и мебель. А вот на противоположной от окон стене маг не без удивления заметил картины. И на каждой из них то лес, то деревня написаны, зато рамы, рамы какие! В них бы не мазню деревенскую, а работы лучших мастеров — да в широкие коридоры ковена! От удивления Александр присвистнул.

— Вот это шик! У нас за такую мебель золотых двести вынуть надо! Во сколько обошлась?

— Подарок.

— Я вижу, укоренилась ты здесь. Одеваешься странно, говоришь неестественно, окая, а в целом на рядовую селянку похожа, вот только наряд побогаче.

— Одеваюсь, как в миру принято: выделяться нехорошо. Говорю, как местным подобает: коли иначе сказываешь, значит, чужой ты, понимаешь? А мне здесь нравится, не чета миру, откуда пришла. Там все до костей прогнило. Храмы есть — веры нет, люди есть — человечности крохи остались, о счастливом будущем на каждом углу кричат, а настоящее-то — навозная куча да и только!

— Есть хочу, не могу на ногах держаться, покорми меня, пожалуйста. Я пока сюда добрался, порядком энергии издержал. — Мужчина устало присел на стул, положил руки на стол и опустил на них голову.

Ульяна отлично знала, сколько сил и магической энергии необходимо израсходовать магу, чтобы попасть из одного мира в другой. Поэтому без лишних слов вышла в сени, оттуда в холодник, набрала необходимое количество еды для одного голодного мужчины и занялась ее приготовлением на отлично обустроенной кухоньке. Почуяв манящие запахи, Александр поднялся из-за стола и поспешил следом.

— Ба-а, да у тебя тут как в лучших домах магов-хозяйственников. Сама заговаривала?

— Нет здесь никакой магии, разве не чувствуешь? И огонь настоящий, и плита на поленьях, и продукты домашние.

— Хозяйство, значит, ведешь?

— Значит, веду. Присаживайся, — выкладывая на маленький кухонный стол угощения, велела Ульяна.

Александр вымыл руки под самодельным умывальником, вытер их об идеально чистое отглаженное полотенце и с радостью занял место у окна. Живой огонь быстро наполнил кухню теплом. Запах свежезаваренного отвара из трав вперемешку с аппетитно пахнущей едой заставил позабыть обо всем на свете.

— Что за блюдо? Как называется? Что в середине теста находится? — спросил гость, на угощение гладя.

— Это традиционное зимнее блюдо — лепники. Ничего особенного. Шарики мясного фарша в тесте. Отвариваются в подсоленной воде с добавлением лаврового листа и душистого перца. Хочешь, макай в сметану, хочешь — в топленое масло, хочешь — в уксус с красным молотым перцем. Вот тебе и вся премудрость. Настойку на орехе и дубовой коре будешь? — Не дожидаясь ответа, она поставила перед тарелкой мага берестовый стаканчик и доверху налила в него терпко пахнущий напиток. — Пьется одним махом, заедается клюквой. Восстанавливает и расслабляет одновременно.

Интуиция молчала, значит, отравить его не пытаются. Подобную настойку пробовать магу еще не приходилось. Поэтому, зажав в пальцах одной руки две ягодки замороженной клюквы, второй Александр уверенно взял стопку и осушил одним большим глотком. Горло опалило огнем, но потом...

Тепло зародилось в желудке и растеклось по всему телу. Клюква приятно растаяла во рту, маг прижал ее к нёбу языком и... о Боги!.. А уж когда за этим лепники в сметане один за другим последовали — чудеса!

— Повторишь? — вкрадчиво спросила хозяйка.

— Повторю! — охотно ответил гость.

И повторял он подобное раза четыре, пока графинчик с остатками содержимого демонстративно не был убран со стола. Но к тому времени мышцы Александра согрелись и расслабились. А желудок довольно переваривал маринованные грибы, горячие лепники, замороженную клюкву и ломтики серого хлеба с солениями из неизвестных овощей.

По всей видимости, завтрак, равно как и обед с ужином, удались на славу. С первыми лучами солнца Александр проснулся полным сил и желания действовать. Вот только как объяснить Ульяне, что она в этих действиях участия принимать не должна? Из ковена дали четкие указания, и одно из них звучало приблизительно так: "Хозяйка леса пусть занимается своими обязанностями. Участие ее в дознании не приветствуется. Останки хозяина дальнего леса и членов его семьи должны быть захоронены на ранее вверенной ему территории".

Останки захоронили сразу же, как только группа магов прибыла в этот мир по тревожному сообщению тайного доброжелателя. Два служителя ковена, посчитав свою миссию завершенной, тут же активировали амулеты переноса и вернулись с донесением в родной мир. А вот для Александра все только начиналось... Он знал, как нелегко будет отделаться от участия Ульяны в этом деле. Женщина считает себя неотъемлемой частью леса, с соседним хозяином в отличных отношениях, видимо, была, а значит, посчитает святой обязанностью сунуть нос туда, куда не следует.

Дольше на данную тему рассуждать не позволили естественные потребности организма. Пришлось откинуть в сторону теплое одеяло, натянуть на себя грубую шерстяную рубаху, мужицкие штаны и сунуть ноги в войлочники. Все это вчера вечером было выдано ему взамен отлично скроенной и сшитой одежды, в которой он явился из родного мира. Аргументы были крепче железа: "Не поймут, не признают, слишком вычурно, неподобающе, замерзнешь, дурак, заболеешь — лечить не стану, своих дел по горло, проще будет добить, в ледник положить, а по весне прикопать". Последний — оказался самым действенным.

Александр приехал в чуждый, совершенно незнакомый ему мир. Здесь царят свои законы. Люди не верят в Бога, зато свято верят в Силы Земли, Огня, Воды и Воздуха. Солнце и Луна, Небо и Звезды — вот их идолы. Иди знай, чего от таких ожидать? А Ульяна у них — икона живая! Вчера весь день занималась приемом людей! Подумать только: с утра хмельная приехала, нежданного гостя успела отчитать, обхамить, на место поставить, завтраком, обедом, ужином (между прочим, свежеприготовленными) покормить и выдворит спать в ранее упомянутую пристройку.

Мужчина с интересом следил за тем, как она ругает пса и медведя за то, что "всякий маг, которому не лень, теперь с ноги калитку в ее двор открывает", а те, виновато опустив головы и потупив взгляд, молчат, будто все понимают. "Та-а-к, — подумал гость, — начать разговор о насущном придется издалека, тщательно подбирая слова и выражения".

ГЛАВА 3

— А, проснулся! — было адресовано магу. — Видишь, поленья не колотые? Это твоя задача на день.

— Я в туалет собирался. А потом у меня дел по горло, — недовольно смерив взглядом гору предстоящей работы, ответил маг.

— Дело у тебя нынче одно — свое проживание и питание под крышей моего дома отработать! Ты же не думаешь, что приобрел личную кухарку, уборщицу, ключницу и, в придачу ко всему, содержательницу?

— Я, между прочим, заплатить могу. Обозначь цену, — проворчал жилец, пробираясь по утоптанному снегу за дом, туда, где находилась уборная.

— Вот мое условие об оплате! — лихо замахнувшись топором и разрубив одним ударом аккуратное поленце, ответила хозяйка леса.

А потом так же легко подхватила заранее приготовленное ведерко с зерном и зашла в отдельно стоящее строение. Видимо, курятник, так как нетерпеливые голоса птиц были слышны именно оттуда.

Александр возвращался в дом, когда Ульяна, держа в руках маленькую корзинку, полную яиц, спросила:

— Яичницу на завтрак маг желает?

— Конечно! Из четырех яиц! — с наглецой ответил тот.

— Тогда умывайся и за стол. Завтрак будет готов через десять минут, — сказала хозяйка спокойно, будто и не было до этого перебранки.

После завтрака до самого полудня Александр не выпускал из рук топора. Тимофей послушно подбирал поленья и складывал их под стену курятника. Делал медведь это мастерски. Может, только тем всю свою жизнь и занимался? Пес мирно лежал на крыльце и внимательно всматривался в даль. Неожиданно он сорвался с места и с угрожающим лаем бросился со двора. Ульяна, кутаясь в длинную пуховую накидку, вышла из дома и быстро подошла к открытым настежь воротам. Пес вернулся во двор. Следом за ним шли двое высоких крепких мужчин. Их густые длинные волосы свободно падали на спину, хищные, слишком глубоко посаженные глаза внимательно рассматривали двор и, естественно, Александра. Один из них был черноволосым и смуглолицым. У второго была пышная пепельно-серая шевелюра и более светлый оттенок лица, чем у первого.

Оба низко поклонились хозяйке леса, но не проронили ни слова. Женщина широким жестом пригласила их в дом. Проходя мимо, "серый" — именно так Александр обозвал его про себя — колко посмотрел магу в глаза. От этого человека веяло недюжинной силой, каждый шаг его был уверенным, каждый жест скупым. Со спины гости походили на опасных хищников. Проводя их взглядом до порога, Александр снова взялся за топор: раз в дом не позвали, так и идти туда не стоит, все равно попрут.

Полено за поленом он выкладывал на широкий пень. Но мысли и догадки мешали работе. Что-то странное и неестественное исходило от этих мужчин. Что?

Вытерев тыльной стороной ладони пот, Александр задумчиво посмотрел на крыльцо. Как же он сразу не догадался?! Шкуры! Волчьи шкуры на плечах гостей! У одного черная, у второго темно-серая с бежевыми волосками. И обе лоснятся, блестят на зимнем солнце так, что глаз не отвесть. Оборотни!

Первый раз довелось магу увидеть полулюдей, полуволков. Зачем они пришли? От нечего делать такие орлы в дом хозяйки леса не залетят. Гадай, не гадай, а понять это можно будет, только копнув поглубже.

Переведя дух, Александр снова взялся за топор, повертел в руке хлипкое поленце и прислушался к тишине. Хлопнула входная дверь. Оборотни неспешно вышли из дома, молча дошли до ворот, оскалились на глазеющего пришлого, алчно улыбнулись медведю и одновременно упали в снег. Миг, и за чертой двора стоят два огромных волка. То ли улыбаясь, то ли просто демонстрируя внушительные клыки, один из них с вызовом посмотрел магу в глаза. Ненависть? Нет, скорее немое предупреждение. Процесс их обращения был столь, что поднял в воздух снежное облако. Оседая на гладкие шкуры, снег казался серебряной пылью.

"Серый" развернулся, гребанул несколько раз задними лапами (маг не сомневался, что столь неуважительный жест предназначался именно ему, а не медведю или старому псу) и припустил в лес. "Черный" послушно отправился следом. Сразу видно, кто в стае главный.

Ульяна, одетая в теплые штаны, длинный шушун и меховые удобные сапоги, вышла из дома. Сейчас на ней не было платка, лишь широкая вязаная лента обрамляла голову. За спиной лук и стрелы, в руке длинный хлыст. Таким лошадь не погоняют, таким рвут тело на части. Александр внимательно наблюдал за тем, как угрюмая, явно настроенная на неприятности женщина, выводит из сарая своего коня и садится в сани. Есть ли смысл задавать ей вопросы именно сейчас? Конечно, нет.

— Обед на плите! — громко сказала Ульяна, щелкнув вожжами.

Серко покорно вышел в ворота.

"Неужели она думает, что я пропущу событие? Ведь дураку ясно: поехала следом за гостями. Э-э, нет! Хочу зрелищ!"

ГЛАВА 4

Во время пребывания не территории двора и в доме Ульяны магию Александра подавлял контур охранного плетения. Еще тогда, в первый день появления здесь, маг подумал: как троечница и неудачница смогла самостоятельно изготовить такую защиту? В характеристике выпускницы было четко указано: к знаниям девушка не стремилась, звезд с неба не хватала, с однокурсниками не дружила, но лекции посещала систематически. Ни одного пропуска за шесть лет обучения! И раз уж в пределах заговоренного двора магия невозможна, значит, во что бы то ни стало нужно выйти за его пределы, что, признаем, очень непросто.

Сначала маг попытался перешагнуть черту двора, но сила, что ранее удерживала и не впускала его в дом, нынче не желала дать добро на выход. Пытать счастья вторично не хотелось. Плетение есть плетение, и кодовое слово известно только тому, кто это плетение сотворил. Значит, остается один способ — механический. Придется прыгать через контур, и повыше, вон с того дерева, например.

Александр забежал в дом, схватил со стола несколько душистых яблок и вернулся во двор. Лестница нашлась в сарае. Медведь ходил следом, пес флегматично наблюдал за возней. Примостив лестницу к стволу дерева, маг начал медленно подниматься наверх, внимательно прислушиваясь к своему телу. Безрезультатно. Все впустую. Ульяна работала тщательно, видимо, не в ее правилах упускать что-то из виду. И только у самой верхушки магический фон начал слабеть. Подзадоривая себя непечатными стишками, Александр повис на последней надежной ветке: те, что повыше, не выдержат человеческий вес. Но когда это останавливало жаждущих преодолеть непреодолимое? Сначала за забор полетело пальто и оружие. С пальто приключилась неприятность: рукав обгорел, задев парящий контур плетения. Значит, нужно подняться еще выше. Пришлось схватиться за две ветки сразу и, как следует раскачав их, оттолкнуться ногами от той, что понадежней. "Летел красиво, приснежился удачно", именно так можно будет написать в отчете по возвращении в родной мир.

Расчет был сделан на то, что заговор левитации, приготовленный заранее, войдет в силу, как только тело мага покинет границу двора.

"А теперь медведь. Косолапый может шастать туда-сюда беспрепятственно, значит, транспорт есть!" Маг вынул из кармана яблоко и демонстративно надкусил сочный бочок, глядя в глаза вечно голодному зверю. Тот, будто по команде, поспешил к источнику витаминов и фруктозы. Попрошайка был готов торговаться. И Александр сумел выиграть торг. Пока Тимофей жевал за обе щеки, маг настойчиво заговаривал поедаемый косолапым фрукт, равно как и те, что до сих пор находились в карманах брюк и пальто.

Тимофею нравилось бежать по снежному лесу. Запах хозяйки, ее коня и двух оборотней приятно щекотал ноздри. Но нужно слушаться седока: у него есть то, что так радует медвежий желудок!

— Когда прибудем на место, зайди с подветренной стороны. Если учуют тебя — полбеды, меня — беда! — наставлял маг задурманенный рассудок зверя.

И опасения были не напрасны. По дороге Александр обратил внимание на то, что волчьи следы слегка припорошило снегом. Слегка — потому что ветер притих еще с вечера, и только легкое дуновенье заставляло снежинки перемещаться с места на место. А вот следы хозяйкиных саней были еще свежими. Вон там, впереди, тянется широкая борозда. Похоже, сани перевернулись, и конь какое-то время тащил их за собой волоком. А это что такое? Кровь? Кровавые волчьи следы? Но отпечатки этих лап не похожи на те, что успел припорошить снег: они казались немного длиннее и не утопали в снежном насте. Вывод напрашивался сам собой — другая стая, клан или, как здесь принято называть, община.

Медведь почуял кровь. Только благодаря плетению и заговору на яблоках он не сбросил с себя и не растерзал Александра, но нервно шевелящийся нос зверя взял кровавый след, и дальнейшие события начали развиваться с бешеной скоростью.

Тимофей не обращал внимания на торчащие из-под снега коряги и ветки. Затуманенный рассудок вел его туда, где царил хаос. Лес перестал быть безмолвным. Десятки волчьих глоток рычали друг на друга, громкое щелканье челюстей, визг, что-то среднее между лаем и воем раздавалось эхом со всех сторон.

Седок кубарем слетел с медведя. Участвовать в потасовке в его планы не входило. Такое количество оборотней могло бы разорвать в мелкие клочья десяток огромных секачей. Значит, нужно затаиться. А что делать с косолапым? Жаждущие крови глаза смотрели сквозь мага, не моргая, но это не значит, что повернуться к зверю спиной — безопасно. Пока медведь, оттопыривая губу и закатывая глаза, ловил носом воздух, Александр что-то шептал на яблоко. Затем плод пришлось запихать в слюнявую пасть. Слава Небу, заговор подействовал. Тимофей неуверенно кивнул, сделал два больших шага вперед, слегка наклонился в сторону и, словно пьяный, свалился в сугроб. Одной проблемой меньше. Но что творится там, откуда слышны шокирующие человеческий слух звуки?

Александр подобрался к месту событий с подветренной стороны. Главная задача — остаться незамеченным. Притаясь за высоким сугробом, он медленно и очень осторожно посмотрел на небольшую, окруженную деревьями и голым кустарником поляну. Многое ему приходилось видеть до этого, но месиво из снега и бурой крови — впервые. Две стаи, две силы, способные уничтожить не одно селение, сошлись в кровавой схватке. Это был передел собственности, борьба за контроль и влияние. Вожаки вцепились друг в друга мертвой хваткой. А черный волк, изрядно подволакивая лапу, пускал кровавую слюну в поисках новой жертвы. Два коричневых с рыжими подпалинами кружили вокруг него с явным желанием убить. Коричнево-рыжих было больше, но они могли похвастаться только количеством: мышцы и мощь были на стороне клана "серого".

Потасовка в разгаре. Волчий мех, слипшийся от снега и крови, стал похож на колючки. Взбунтовалась метель. Странный свистящий звук пронзил воздух, а оборотни, прекратив схватку, припали мордами к алому месиву у своих лап.

Хозяйка леса двигалась не спеша. Вокруг нее плотной пеленой вальсировали снежинки и, похоже, женщине это нравилось. Спокойное, слишком бледное и злое лицо с черными провалами вместо глаз стало похоже на жуткую маску. Куда подевалась та, что ловко стряпает обеды, ухаживает за живностью и помогает просящим? Снимая на ходу разодранный шушун, стряхивая с ноги единственный сапог и перекладывая из руки в руку длинный хлыст, Ульяна вышла в центр поляны. Сейчас ей было все равно, одета ли она вообще, — верхняя рубаха тоже изрядно пострадала. Единственное, что еще согревало тело, — торчащие вишневым ореолом волосы. Они были столь густыми и длинными, что шея, грудь, бедра скрывались под ними, будто под богатым манто.

— Зачем затеял балаган, Марун? Ты похож на плешивого пса, крепко тебя помяли. Уйди молча, прими мою волю, и твоя волчица не станет вдовой!

Растопырив сильные лапы, оборотень вытянул вперед квадратную морду, из пасти которой свисал шмат окровавленной шкуры недавнего соперника.

— Распоясался ты сегодня! На чье место метишь, не на мое ли? А может, тебе общину Сердая под себя подмять захотелось? — Голос Ульяны был вкрадчивым, со сладкой, но угррожающей издевкой.

Волк выплюнул наземь добычу и, вздыбив шерсть, сделал несколько осторожных шагов.

— Неужели надумал без моего ведома репище (огород* ) Делить? Не позволю! — Ульяна громко щелкнула хлыстом и смело шагнула навстречу противнику.

Марун понял, его вызывают на бой. А закон поединка нерушим — дерись!

Оборотень принял бой незамедлительно, он решил действовать внезапно и хитро. Одним изворотливым прыжком зверь преодолел расстояние до хозяйки леса. Его расчет был прост — сбить с ног, вцепиться в горло, либо овладеть телом женщины у всех на глазах, подтвердив тем свое превосходство.

Александр понял, бой Марун заведомо проиграл. Ульяна просчитывала все действия оборотня без труда. Она не зря носила свой титул, недаром перед ней благоговела вся округа. Гибкое тело ускользало от когтистых лап оборотня, как вода. Единственное, чем удалось лохматому навредить сопернице, — окончательно испортить рубаху и разодрать правую штанину.

Маг перестал следить за тем, как Ульяна изматывает противника и тот, словно кролик, мечется из стороны в сторону. Даже собратья-волки стали посмеиваться над нелепыми выпадами вожака. От волчьих оскалов рябило в глазах, они были всюду, а в центре безумия — она, хозяйка! Оголенные плечи выглядывают из-под покрова густых волос. Алые губы ласкает ироничная улыбка, провалы огромных черных глаз салютуют редким мерцанием звезд. Правая бровь время от времени удивленно приподнимается, и ее капризный изгиб заставляет Александра чувствовать себя убогим. Какая женщина! Никто не видел ее настоящего образа! Никто! В архивах академии хранится карточка той же миловидной красавицы, что встретила чужака ранним утром у своего двора. А здесь... "Как бы самому хлыстом не схлопотать... Пора убираться отсюда", — решил маг. Но тут случилось непредвиденное. Эта картина повергла тайного участника события в ступор.

Длинный хлыст намертво обмотался вокруг шеи Маруна. Волк вывалил алый язык. Ульяна протащила зверя несколько метров по снегу, затем замахнулась и перебросила оборотня через себя. Потом еще и еще раз. Марун хрипел, его бока запали, он пытался вдохнуть, но не получалось.

Немая сцена. Слышно, как присвистывает желающая продолжения действа метель. Ульяна подтянула волка к себе. Она не спешила. Она уже выиграла схватку. Ее босая нога опустилась на липкую шкуру. Вот, кажется, и все. Александру пора будить Тимофея и возвращаться домой, сейчас последует долгая, яркая речь перуньи. Ан, нет...

Хозяйка леса равнодушно смотрела на то, как в петле хлыста умирает враг. С последними конвульсиями волка женщина резко наклонилась и откусила ему ухо. Выплюнув на снег огрызок, Ульяна громогласно заявила:

— Так будет с каждым, кто заставит меня вызвать врага на бой! Ухо передайте волчице, пусть похоронит! А тело я забираю себе!

"Зачем? Зачем ей это?" — недоумевал маг.

— Стая Сердая возьмет под крыло ваш лес! Нового вожака вы вправе выбрать сами, единственное условие — он не должен быть сыном, братом, свояком предыдущего! За малейшую попытку отомстить вся семья Маруна от мала до велика будет уничтожена! Это последнее слово хозяйки леса! Подайте мои сани! А тот, кто приехал сюда на медведе, пусть подождет, пока зверь проснется! Попутчиков не беру!

Волки подвластного ей леса склонили головы. Их недавние соперники тут же повторили жест почтения, тем самым приняв волю новой хозяйки. Ульяна еще раз посмотрела на покорившихся. Ее цепкий взгляд искал кого-то еще. Но силы были на исходе. Этого не видели оборотни, а вот маг третьего уровня подобного не заметить не мог. Здесь, в закрытом мире, магия должна использоваться только в случае, если иного выхода нет, и это сказывается не лучшим образом на восстановлении и пополнении магического резерва. Ведь она, магия, как материнское молоко — чем чаще сцеживаешь, тем больше пребывает.

Практически без одежды, из уцелевших вещей — только хлыст да лук со стрелами, но Ульяна и плечом не повела. Щелкнула вожжами, уехала.

Волкам по домам было не к спеху.

ГЛАВА 5

Ульяна чувствовала, как ветер, забираясь под оставшиеся от рубахи лохмотья, морозит ее кожу. Холодные, невидимые иголки впивались в оголенные плечи. Волосы, развеваясь от быстрой езды, не успевали согреть спину. Ноги окоченели и посинели. приобрели синюшный оттенок. Глядя на них, чародейка подумала о том, что в случае проигрыша так могло бы выглядеть все ее тело. От горького привкуса волчьей крови мутило. Не выдержав, женщина остановила коня, перегнулась через сани и... Это немного помогло.

Конь в замешательстве стоял на распутье двух дорог. Он нервно подрагивал ушами, как бы спрашивая: "Куда теперь?" Ульяне хотелось повернуть в сторону дома, но внутренний голос не давал покоя. Привычка доверять ему взяла верх. Женщина посмотрела в сани и увидела, что кто-то из оборотней отыскал ее сапоги и рваный шушун. Тулуп, которым она покрывала сидение, тоже на месте. Недолго думая, хозяюшка спрыгнула на землю, набрала в пригоршню снега и затолкала себе в рот, затем выплюнула и снова повторила то же самое несколько раз. Вернулась в сани, надела сапожки, положила на ноги тулуп и, взяв в руки вожжи, скомандовала:

— А теперь поехали, Серко!

Конь послушно повернул направо — в противоположную от дома сторону.

Александр замерз и устал наблюдать за тем, как сладко и беззаботно спит косолапый. Тому, ясное дело, спешить некуда, а вот у мага забот выше крыши. Во-первых, надо объяснить Ульяне свое вторжение в ее личные дела. О помощи его никто не просил, на потасовку не приглашал, но, с другой стороны, словесный запрет на выход со двора тоже не давали. Кажется, хозяйка леса слишком упряма. И если она в самом деле не дура (как о том Александру было заявлено ранее, в том, другом, мире), должна была сегодня же поехать в дальний лес и все увидеть своими глазами. Подобная мысль снова заставила его вспомнить глаза магессы во время боя, а вслед за этим воспоминанием в голову начали закрадываться неприятные догадки.

— Вставай! Вставай же ты, груда шерсти! — пиная что было сил медведя, кричал маг. — Бесполезная тварь, все, на что способен, — дрова таскать да в ногах за яблоко валяться? Вставай, кому говорю!

Первые признаки пробуждения наступили через полчаса. Нехотя подняв голову, Тимофей сфокусировал взгляд на двух ароматных яблоках с красным бочком. Это помогло. Пришлось подняться, проковылять немного вперед, а уж после первого съеденного плода стал как шелковый! Радости Александра не было границ. Мечты о горячей бане, сытной еде и одеяле на гусином пере парили перед глазами. Казалось, все это уже реально! Спрятав второе яблоко в карман, он лихо запрыгнул на медведя, тот бодрячком зашагал в сторону дома Ульяны, но на развилке двух дорог остановился и тщательно принюхался к снегу. Маг сразу понял, в чем дело: следы от саней поворачивали в противоположную от заимки сторону. Что ж, выходит, не глупа наша черноглазая. А по свежему следу идти нетрудно. Главное, чтобы метель не разыгралась.

Въехав на территорию другой общины, Александ порядком занервничал. Хозяйка леса приказала оборотням не трогать заезжего мага, но это не гарантия безопасности. А вдруг кому-нибудь из них захочется отомстить? Тихо, исподтишка загрызут, тело в нору безхозную бросят, и поминай как звали. Но за все время пути ему не повстречались даже белки.

Ульяна не могла поверить в свою собственную глупость. "Да как же я не догадалась? Да как же мне мое сердце женское не подсказало-то? Иду, иду, моя девочка, ох и слабенькая. Небо, прости меня!" — разгребая руками пепелище, говорила она себе.

У бывшего хозяина дальнего леса, Матвея, так же, как и под домом Ульяны, во всю ширину и длину сруба имелся отлично обустроенный подвал. Ровно месяц назад жена Матвея, Ксения, родила девочку. Хозяйка леса лично принимала роды, которые прошли на удивление быстро и легко. Малышка родилась щупленькой, но здоровой и крепкой. Видимо, это и помогло ей протянуть столько времени без материнского молока.

Обломав и без того короткие ногти, Ульяна отыскала под пеплом большой металлический квадрат. Но дверь в подпол оказалась слишком тяжелой и намертво примерзла краями к грунту. Привязав к почерневшему дверному кольцу один конец хлыста, второй хозяюшка дала в зубы коню и велела тянуть. А сама за то же кольцо ухватилась, прочла заговор и рванула что было сил. Со скрипом, натугой, дребезжанием заслон поддался. Ульяна осторожно спустилась по ступеням вниз.

Свет шел всего от одной, самой большой, но уже почти прогоревшей лампады. Родители девочки были посредственными магами. Мать — бытовым, отец — магом земли. Именно это сыграло решающую роль в их дипломном распределении. Но несмотря на все это, жене хозяина удалось заговорить подвал. Там было тепло, и, видимо, лампада тоже была заговорена: не горела бы так долго. А вот девочка слишком слаба. Ульяна посмотрела на личико дитяти. Как похожа на мать!

Но время не ждало. Нужно было хватать малышку и везти ее в деревню, искать кормилицу. Кутая девочку в свой тулуп, хозяйка леса устало поднялась по ступеням наверх. Там ее глаза встретились с хитрым прищуром мужских серых глаз.

— Оплошала я, не догадалась сразу, — прижимая сверток к себе, синюшными губами прошептала она. — У них подвал был, в нем родители девчушку от зла и схоронили. Пока жива. Но уход ладный нужен. Садись впереди, погоняй Серко в деревню. Дорогу укажу.

— Ты замерзла, возьми. — Не дожидаясь ответа, Александ стянул с себя пальто и укутал им дрожащую то ли от холода, то ли от усталости Ульяну.

Она не стала отпираться: силы еще понадобятся, а гость, если не слабейший из магов, заговорами себя греть будет. До деревни дотянет, там она ему пальто вернет, а сама снова в тулуп замотается по самые уши.

По дороге не разговаривали. Только и хватало сил, чтоб санями править да путь указывать. Лишь к деревне подъехали, метель разыгралась, да такая, на улицу нос не высунешь. И хорошо: меньше глаз людских — меньше пересудов. Зорян как услыхал, что пес брешет, сразу на улицу вышел, лично ворота открыл, низко поклонился.

— Долг платежом красен, староста. — Ульяна протянула мужчине завернутого в одеяльце младенца. — У дочери твоей молока много, двоих выкормить сможет. Девчушку зовут Всемила — дочь ныне покойного Матвея, хозяина дальнего леса, но знать об этом никому не положено. Уход нужен добрый, почитай, второй день без капли молока материнского. Как начнет козье пить — заберу. А пока берегите, будто родную. Федоре и Василинке вели помалкивать. Коли хоть словом обмолвятся, не видать им моей помощи никогда.

— Все сделаем, как велишь, Ульянушка, не сомневайся! — Староста бережно обнял сверток. — Не спрашиваю, что приключилось, — он внимательно посмотрел на Александра, — вижу, не до разговоров тебе ныне, но тулуп для мужичонки возьми, уж больно хлипок приезжий-то. Простудится — сляжет, да и тебе войлочники справные не помешают, вон как метель наступает.

Зорян зашел в дом и вскоре вышел без малышки, но с обещанным в руках. Быстро накинул на Александра тулуп и тут же помог Ульяне надеть на уже имеющиеся сапожки войлочники. Прощаться долго не стали. Уехали нежданные гости сию минуту, только рукой махнули да заверили: коли Силы дадут, приедут о здоровье Всемилки справиться.

Дом встретил теплом и уютом. Печь, натопленная еще с утра, манила. Ни у кого не осталось сил готовить баню, парить промерзшие косточки и отмывать кому кровь, а кому медвежью вонь. Поэтому, переглянувшись, хозяйка леса и пришлый дружно полезли на лежанку. Сон сморил в тот же миг, как их головы коснулись подушек. Бодрствовать на весь дом остался лишь старый лохматый пес, потому как косолапый вернулся домой сам и к приезду хозяйки видел десятый сон.

Метель, почувствовав полную свободу, разбуянилась, разыгралась. Хотелось ей занести снегом кусты, что сиротливо чернели в лесу у бурой от крови поляны, запорошить, стереть следы побоища. Упрятать от глаз людских да от взора животного печальное пепелище дома покойного Матвея. И уж очень, очень хотелось метелице сугробов вокруг села намести да побольше! Близятся зимние праздники. Все от мала до велика выйдут на улицы, будут кататься с горы, разводить костры, потчевать друг друга гостинцами.

Горькие дни уходят, о печалях забыть человек пытается, а праздники — они всегда помнятся! Праздники — всегда в радость!

ГЛАВА 6

Следующий день оказался для Александра настоящим испытанием. После вчерашних событий Ульяна чувствовала себя из рук вон плохо. Поэтому именно ему, человеку, не привыкшему к деревенской жизни и не знающему, с какой стороны подойти к плите, пришлось готовить завтрак, кормить кур, коня, пса и даже медведя. С медведем незадача вышла. Тот, помня вчерашние яблочки, наотрез отказывался принимать какую-либо еду из рук мага. В результате Александр просто оставил косолапому пайку и ушел, сопровождая свой путь до двери дома непечатными словами. Водился за ним такой грешок — злость крепким словцом выражать. Дров намедни больше положенного наколол, с этим повезло, а вот печь топил под чутким руководством хозяйки. Плиту на кухне протопить пришлось основательно, оказывается, тоже дело непростое.

В результате рацион на сегодня составили вареные яйца на завтрак да те же лепники на обед. Но впервые приготовленное своими руками показалось невероятно вкусным, а уж хлеб кривыми ломтями нарезанный, топленым маслом тяп-ляп измазанный да солью посыпанный — шедевром. Единственное, что Ульяна решила сделать сама, — это чай. Чему маг очень обрадовался. Лекции по зельеварению он старался не пропускать, но все, что говорил лектор, в его голове надолго не задерживалось. Экзамены по этой лектуре он сдавал на три "зэ" — зубрил, здал*, забыл. И как оказалось — зря. Потому что судьба мага непредвиденна. Кто его знает, куда завтра попадешь? Вот хоть как сейчас.

Ульяна вынула из лохани с настоем из трав распухшие ступни. Кожа на них была багряно-красная, отекшая. Для обычного человека на восстановление дней пять-семь понадобится, но чародейке и двух достаточно. Обморожение. Такое с ней приключилось впервые. Раньше мороз ее не пугал, правда, по снегу босиком тоже бегать не приходилось. Надо благодарить того, кто в ее сани шушун вернул и сапожки меховые. Не будь их, страшно подумать, чем история обернуться могла. А при такой должности с клюкой по лесу долго не проковыляешь. Придет весна, за ней лето, осень, и дел полон короб.

Времени для раздумий было предостаточно. Укутав ступни в вязаный шерстяной платок, хозяйка леса прилегла на печи, закрыла глаза и сама не заметила, как уснула. Не мудрено: ее личный магический резерв в данную минуту делился на двоих.

Найдя в подвале Всемилу, Ульяна так испугалась за жизнь девочки, что, не раздумывая, сняла с себя маленькую подвеску с накопителем силы и надела на шею ребенка. Бусинка из горного хрусталя моргнула и тут же стала невидимой, неосязаемой. Она поможет малышке выжить и позаботится о том, чтобы отданные родителями способности сроднились с маленькой хозяйкой. Чувство вины не покидало женщину даже сейчас. Ведь сообрази она раньше, не мучилась бы девчушка от голода и жажды, не пришлось бы старосту и Яру о помощи просить. На них у хозяйки леса иные планы имелись.

В день, когда пришлый маг сообщил печальную новость, Ульяна не просто обеспокоилась — угла в родном доме не находила. Тревога щекотала душу, но скорбь по приятелям так заполонила сердце, что места в нем для иных чувств не осталось. А ночью хозяюшка тихо плакала в подушку и вспоминала, как в первый же день ее прибытия в мир Белая Сторона, Матвей снарядил телегу съестными припасами, необходимой домашней утварью да приехал здравия соседке дальней пожелать.

Вместо добротного дома на этом пятачке земли стояла старая покосившаяся лачуга, дыры в крыше которой пришлось латать несколько дней, но огромная для такого домишки печь давала хоть какие-то шансы на выживание. И если бы Ульяне не пришлось, взяв в руки хлыст, выпустить на волю всю свою боль, ненависть и печаль, Всемилка сейчас не сосала бы молоко из теплой Ярочкиной груди. Но виновный в смерти ее родителей и старшего брата получил по заслугам! Нельзя было оставить оборотня в живых! Видения с предстоящими кровавыми деяниями Маруна были так жестоки и так реальны, что момент его смерти показался Ульяне недостаточно жестким наказанием. Сама не поняла, зачем ухо волку отгрызла, но, похоже, присутствующие на поляне о том точно знали. Звенящая тишина кричала. В ней было все: и страх, и почет, и гнев.

А вот с Александром предстоит основательный разговор. Негоже пришлому в дела лесные нос совать. И коли не сможет выяснить, кто из оборотней Маруну помогал, пусть убирается обратно да побыстрей. Здесь для подобных отступников особый закон прописан, и магу о том знать не надобно.

Громко залаял Лохматый. Александр вытер руки о передник и вышел во двор. У ворот стоял "серый", а рядом с ним топтался сбитый, невысокого роста паренек, лет пятнадцати. В руках подросток держал объемный пакет, перевязанный крест на крест бечевкой.

Пес почтительно отбежал в сторону. Косолапый даже морду из сарая не показал. А оборотень уверено зашел во двор. Остановился. Принюхался. Затем кивнул магу находу, то ли приветственно, то ли просто так, чтоб отметиться, и зашел в дом.

Ульяна искренне обрадовалась визиту Сердая. Мысли о нем время от времени позволяли ей чувствовать себя не просто хозяйкой этого леса — существом без эмоций и желаний, а женщиной. Глава общины оборотней относился к ней трепетно, с искренней заботой и желанием в трудную минуту быть рядом.

Немного воды утекло с тех пор, как она впервые увидела его у озера, среди густого леса, за рыбалкой. Одетый лишь в полотняные штаны, мужчина сосредоточенно наблюдал за поплавком и думал о чем-то своем. Он так глубоко погрузился в раздумья, что поначалу не заметил, то бишь не учуял присутствия кого-либо еще. Она смотрела на его крепкую спину, считала на ней застарелые рубцы от ран, разглядывала красивый профиль мужчины, и в глубине ее одинокой души зарождалось новое, пока еще очень слабое, но обещающее стать постоянным чувство. Он почуял. Левая лопатка нервно вздрогнула. Нос по ветру. И снова задумчивый, равнодушный вид. Тот, кто бесцеремонно глазеет на него, прячась за кустом ракиты — не агрессивен. Это женщина. Человек. А с человеческими самками лучше не общаться. Запрещено. Но может ли волк забыть запах?

Они встретились снова. На принадлежащей его общине территории, а значит, и принадлежащей ей — новой хозяйке этого леса.

— Хозяйка леса, — представилась она, протянув ему по-женски мягкую руку.

— Сердай, — коротко ответил он, подумав: "Надо бы посмотреть ей в глаза, пусть знает, что ждали. Уж сколько лет лес безхозный, может, нынче все наладится..."

Но не смог. Этот запах... Он сводил с ума. Еще там, у озера, его мужское естество просило не отпускать женщину. Волк внутри него требовал заявить права на ее тело. Но вторая, человеческая, его часть понимала: нельзя преступать закон, нельзя идти у чувств на поводу, нельзя выбирать сердцем. Оттого и сидел он, будто истукан, глядя на воду. Может, в тот момент и клевало... не помнит.

Долго говорили, рядились. Там кормушки к зиме не готовы, там сухостой кабанью тропу перекрыл, а у озера люди рвы копать начали. Уйдет вода — зверью несдобровать. Все туда на водопой ходят.

Воспоминания вспыхнули и погасли. Она доверчиво протянула к нему руки. Он бережно снял ее с печи и так же аккуратно, чтобы не дай Небо не причинить боль, усадил на резной диван. Пока нес, она украдкой ткнулась носом в вырез его рубахи, потерлась о мягкие русо-рыжие волоски и, крепко зажмурив глаза, вдохнула. Да все это так скрытно, так быстро, как украла. Украла кусочек бабьего счастья и все тут. Он пах зимним лесом, свободой и силой.

От глаз Александра это не укрылось. А уж когда Сердай начал бережно снимать с ног хозяюшки вязаный платок и целовать бордовые, отекшие ступни, маг и вовсе решил выйти из комнаты, при этом желание хлопнуть дверью было сильнее его. Но он остался. Интрига, мать ее так!

— Вот, наши женщины связали, из волчьей шерсти. Моей там тоже порядком. Все тебе, ненаглядная, скорейшего выздоровления желают, — сказал он глубоким, сильным, идущим из глубины души, голосом.

И медленно, будто желая продлить мгновения, надел на ее ножки вязаные носки.

— Передай им от меня пожелания здравствовать, — тихо ответила она.

— Завтра Колодар за женой в деревню поедет. — Долгая пауза и глубокий, полный мужской печали вздох. — Несправедливо это, Ульянушка, не могу на чужое счастье смотреть. Спросят с тебя за решение дать добро на союз между человеком и оборотнем.

— Спросят, мой серенький, еще как спросят. Отвечу.

— За себя постоять не желала, за других горой пойдешь, — устраивая ее ноги на своих коленях поудобнее, тихо продолжил он. — Сегодня в дальнем лесу были. Там дела медом не мазаны. Несколько оборотней из общины на вольные хлеба подались. Все мужчины. Ни одной волчицы. А если среди людей пары искать начнут?

— Найти их нужно. Убийцы они. Кары заслуженной испугались за хозяина леса растерзанного да за жену его с сыном малолетним.

— Дочка жива, значит? Где пристроила?

— У старосты. Ярочке на кормление отдала. Пусть хоть какая выгода с дела этого тяжкого будет. Девчушка сильна. Мать с отцом всю магию ей отдали. Знали, видать, что со сворой оборотней все равно не справятся.

— Колодар дитя как свое собственное воспитает. Потом уж ты ее обучишь чему положено. Будет тебе помощница.

— Будет, — задумчиво протянула она.

— Пора мне, любушка. — Он нехотя поднялся с колен. — Малец в сенях ждет, там еще кое-что тебе наши собрали. Людмила, к примеру, корешки сон-травы передала, а Федор новый шушун, мехом беличьим подбитый, да сапожки. Старая волчица все узорами древних расшила. Она в этом толк знает, сказала: лучше прежних от холода беречь тебя будут.

— Балуете вы меня, — печально улыбнулась она и погладила прядь его серых, с бледным оттенком рыжины волос. — Ступай, Сердай, скоро свидимся.

Оборотень оглянулся на мага, неподвижно стоящего у печи, и тут же хищно прищурил глаза. У Александра от этого взгляда спина инеем покрылась. Никак соперника в нем волк увидел? Может статься и такое. Себя обмануть легче, чем чутье звериное...

Ушел Сердай, не прощаясь. Ульяна еще долго смотрела ему вслед сквозь покрытое морозным узором окно. Затем, отказавшись от настоя из трав да от хлеба, топленым маслом намазанного, снова поднялась на печь и уснула. Ей снилась летняя ночь, озеро с лунной дорожкой, сильные мужские руки и необузданная, дикая страсть, которая заставляла стонать, выгибаться навстречу крепкому телу и желать: еще, еще, еще...

Глава 7

Сидя за кухонным столом, у окна, Александр мысленно составлял план отчета в ковен. "А что, собственно говоря, я могу написать? — задал он себе вопрос. — Разве о том, что она вкусные лепники готовит, или о том, что волкам уши отгрызает, если те против ее воли идут? Да меня засмеют! Не зря я до последнего от этого путешествия отпирался. Ну какой из меня дознаватель? Чтец душ — это да, хорошо получается, а шарить ищейкой по лесам я не обучен. Убийство хозяина дальнего леса не оставило времени на раздумья. А ведь мой начальник хотел, чтобы сюда отправился именно я, и убийство целой семьи не могло этому не поспособствовать".

Были в ковене и те, кто предполагал: смерть хозяина дальнего леса непосредственно связана с желанием Ульяны расширить свои владенья. Ведь она прекрасно понимала, что дураков среди нынешних выпускников нет. Никто в глухомань ехать не хочет. При огромном желании можно найти одного-двух да и то лишь на время. Жалование пересекающим границы миров не положено. С собой можно взять несколько необходимых вещей. От благ цивилизации отказаться, магию применять только в экстренных ситуациях. Перечень запретов столь велик, что читай, не читай, все равно всего не запомнишь. А значит, останься она здесь одна — все ее!

За три года женщина смогла обустроить свой быт, возвести такую избу, что не у каждого торговца есть, завоевать авторитет и уважение народа, ну а о том, что в лесу ей подвластном порядок со всех сторон, и упоминать не приходится. Каждый, от старосты до босяка, ей учтиво кланяется и не только в Лесичёвке. Любой охотник знает: коли не сезон зверя бить — в лес не суйся! По грибы, по ягоды — милости просим! Но и в сезон более чем одного кабана на семью или косулю какую-нибудь — не положено! Всяк обязан свое хозяйство иметь. Корма заготавливать, огороды обрабатывать. Закрома к зиме ломиться должны. Из лесу люди кормятся только тем, что дикая природа им жалует, бери на здоровье, но береги! Не жадничай и не злоупотребляй лесным гостеприимством.

Весь день к дому Ульяны люди шли. Уж как она от глаз любопытных схорониться желала, а слухи быстро по округе расползлись. Всяк, и стар, и млад, о лесной потасовке узнал да о том, что нынче дальний лес новой хозяйке подчиняется. Ульяне, значит. "А может, не так уж и чиста она перед миром? — задумался Александр. — Зачем ей туша убитого волка? И где, кстати сказать, она ее прячет?"

Оставив мысли и догадки, Александр поднялся из-за стола, прикрыл хлеб вышитым рушником и пошел спать. Завтра надо бы в дальний лес съездить. Потолковать с общиной о том о сем, но без хозяйкиного содействия туда и соваться нечего. Посамодеятельничал уже, хватит.

Поздняя ночь. Нехотя Ульяна отбросила в сторону одеяло, медленно, стараясь не шуметь, слезла с лежанки, оделась и подошла к самой большой картине — с изображением деревни.

Встав напротив, она начала внимательно рассматривать запечатленные на холсте дома. Вон тот, чуть поменьше, принадлежит Устинье, а вот этот, с новой крышей и добротными воротами — Зоряну. Если бы не слабость и истощенный до предела магический резерв, время погружения в картину и пересечение реальности не заняло бы и минуты. Но сейчас понадобилось минут пять. Рама стала прозрачной, полотно — словно тягучий туман, из которого то и дело выныривают нечеткие картинки. Проведя по нему ладонью, Ульяна нащупала окно Ярочкиной спальни и тихо в него постучала.

Яра спала крепко. Младенцы были спокойные, почем зря не докучали. Чудно-то как. Раньше, помнится, бабы судачили о своих дитятях, сказывали, мол, ночами спать не дают, днем полна хата крика детского, а ее малыши знай себе сопят в две дырочки да агукают. Иногда кажется молодой мамке, что между собой дети ее на своем, одним им понятном языке, говорят. Только один раз и разревелись, когда Яра их по разным люлькам уложить задумала. Да так громко, так жалобно, будто что-то важное у них отобрали, а отдавать не намерены. Подумала, подумала мамаша да положила их рядышком. Те в сию же минуту притихли и снова давай курлыкать меж собой аки голубочки. Ночью всего разок просыпались. Молока пососали и спать, потому что растут — так старые люди говорят. Оно и верно, Яромир за эти дни славно подрос. Крепкий паренек будет. Гордость мамкина...

Сквозь сон почудилось Ярочке, что стучит кто-то в оконце ее да так тихо, будто других разбудить боится. Не хотелось открывать глаза, но стук стал навязчивым, не удержаться. Поднялась она, накинула на плечи платок, что в приданое себе собственноручно связала, подошла к окну. А там — ничего, только рука женская. И стучит, стучит, стучит.

— Кто ты? Чего тебе здесь? — боясь разбудить младенчиков, тихо прошептала Яра.

А у самой от страха коленки трясутся и подбородок подрагивает.

— Не бойся, — услышала она знакомый голос, — предупредить тебя хочу. Утром, часам к десяти, думаю, Колодар за тобой да за сыном приедет. Собери, что тебе в приданое причитается. Наряд лучший приготовь. Обвенчают вас перед всем селением, да только ленту, которой руки молодым связывают, подальше спрячь. Я вам другую привезу: так надо, потом растолкую. А главное — Всемилу от глаз людских припрячь. Или сейчас мне девоньку отдай, потом заберете.

— Нет, нет, что ты, Ульянушка! Я ее теперь никому не отдам. К груди раз приложивши, поняла, что Всемила — дар мой. Яромир без нее ни на минту оставаться не хочет, да и она, видать, чувствует мальчика моего, как сестрица брата родного. Скажу всем, что двойню родила, пусть осуждают, сплетничают, а доказать обратного не смогут. Мое дитятко и все тут!

— Смогут: только за внука дед вином все село потчевал, за внучку не было говорено.

— Твоя правда. Что ж, потом скажем, что Колодар на воспитание своячку осиротевшую взял. А в сани я ее в корзине понесу, сверху чем-нибудь легеньким прикрою, есть у меня пара шкурок богатых. Никто не заметит.

— На том и решим, только ты вот еще что сделай: подойти к Всемилке, проведи рукой по шейке ее, скажи слова: "Явись — хозяйка зовет".

Ярочка тихо подошла к люльке. Малышка спала крепко, а вот сынок глаза-угольки открыл, смотрит на все, что мамка делает, но ни звука не проронит. Яра аккуратно провела по шейке Всемилки, сказала слова веленые, в тот же миг бусинка горного хрусталя, закрепленная на тонкой ниточке, подмигнула ярким светом. Женщина сняла ее с дочкиной шейки, поднесла к окну и чуть было не отпрыгнула в сторону с перепугу. Рука хозяйки леса скользнула сквозь стекло, забрала с Ярочкиной руки подвеску и снова пропала за окном, разукрашенным морозным рисунком.

— Ложись, досыпай, добрая моя. Приеду утром, посмотрю, как Колодар жену с сыном к себе забирать будет. Ух, и утрет он носы сплетницам местным! Как думаешь, Ярочка?

Нежно глядя на своих детишек, молодая мамочка зарделась маковым цветом. Виду подать не хочет, но даже сквозь расстояние слышно, как сердечко ее колотится. Эх, хорошую себе жену Колодар выбрал. Пусть наделят их Небеса счастьем безмерным.

— Утрет, еще как утрет! — поглаживая край люльки, сказала Ярочка. — Он у меня, знаешь, какой? Если что задумал — не отступится!

Узор на стекле стал гуще, а яркий огонек подвески исчез в глубине ночи. Было ли, не было ли? Одно ясно: приедет за милушкой муженек! Отца бы предупредить, а мачехе пусть удивление будет. Пусть теперь желчью своей удавится!

Остаток ночи ворочалась Ярочка в кровати. Сон не шел. Да и немудрено: уж сколько она думала, сколько мечтала, что приедет за ней любимый, не даст злопыхателям в обиду. А вытерпеть пришлось немало. Как только мачеха с сестрой не обзывали! Мачеха не раз, помнится, за косу как схватит, как намотает на одну руку, а второй по лицу, словно по ковру пыльному, лупит. Да... Еще чуток, еще малость самую, и станет Яра себе хозяйкой, а мужу гордостью. Отец всегда в их доме гостем желанным будет, а вот жену его да дочь младшую на порог пускать не надо: сплетни придумают, по округе разнесут. Главное, пусть про Всемилку помалкивают. Вот и вся польза с них.

Ульяна вернула на место картину. Надела на шею пустой накопитель и решила во что бы то ни стало на рассвете к месту заветному отправиться. Там, у раскидистого старого дуба, просила она сил для себя. В народе это место ведьмовским называли, побаивались, стороной обходили. Может, и правильно: не надо народу знать того, что только избранным Небом дозволено.

ГЛАВА 8

Александр решил подняться пораньше. Закреплять полученные вчера знания по домоводству не было никакого желания, но что-то внутри протестовало, требовало действий и, кажется, очень хотело угодить Ульяне. Лишь рассвело, а он уже воды наносил, дров приготовил, плиту растопил, почистил и залил водой четыре самые большие картошки, вот только еще не решил — жарить или варить? Все зависит от того, что легче, хотя с его познаниями в кулинарном искусстве сырая могла бы вкуснее быть, чем любой из предыдущих вариантов. Но самое главное — маг самостоятельно заварил чай из трав! Вчера он внимательно следил за тем, как это делает Ульяна, а чтобы не забыть рецепт, подробно записал его в свою походную книжицу. Настой получился знатным. Маг наполнил чашку, еще раз придирчиво принюхался к облачку ароматного пара, развеял его рукой и решительным шагом направился к двери, за которой спала хозяйка.

Направился он решительно, да вот постучать не решался. "Ну что, так и будешь стоять? — мысленно обратился Александр к себе. — Может, она уже и не спит давно, сидит, в окно смотрит, о Сердае своем ненаглядном вспоминает. Носочки он ей принес, видите ли. Ножки целовал. И не постеснялся! А я тоже хорош, возьми да выйди, дурак, не мешай людям... Хм, людям ли?.. Не дает мне покоя история с волчьим раздором. И Ульяна в ней самый большой знак вопроса. Даже если она маг, даже если умеет менять облик и владеть заговоренными вещами, почему такой странный образ выбрала для боя? Страшно вспомнить! М-да... Вопросов много, ответов нет. И чай стынет".

На стук в дверь никто не откликнулся. Александ подумал, что его либо не слышат, либо игнорируют. Но не пропадать же зря таким трудам! Растопить плиту только для того, чтобы завтрак приготовить, — это вам не магический огонек зажечь, знаете ли. Маг решил больше не стучать. Он толкнул дверь, зашел в комнату и тут же сжался от холода. Невероятно! Во всем доме тепло, а в светлой будто окна всю ночь настежь открытыми держали. Лежанка пуста. Ульяны в доме нет, но ведь она не выходила за порог, точно не выходила! Или все-таки ушла?

Поставив чашку с напитком на стол, он внимательно осмотрел комнату. Вчера здесь, на резном диване с разноцветными подушками, лежал увесистый сверток. Из слов Сердая было понятно: там сон-трава, новый шушун и сапожки. Трава на месте, обертка от свертка валяется у печи, но ни одежда, ни меховые сапожки Александру на глаза не попались. "Может, через окно ушла? — подумал он. — Или пока я спал, выскользнула тихонечко и все тут. Мне из пристройки не слышно, что в доме делается, хотя стена у нас общая, даже часть печи на мою половину выходит, всю ночь греет, будто ее протапливают несколько раз. Тогда почему здесь, где ее в самом деле топят, не теплее, чем в леднике с продуктами? Кажется, это еще одна загадка хозяйки леса. Скоро я в них окончательно потеряюсь. Надо бы начать разматывать клубок лесных страстей, а то ведь с меня спросят. Отвечу ли?"

Тем временем Ульяна стояла у старого, самого высокого дуба на всю округу. Не зря это место в народе особенным слыло. Дуб — дерево гордое: сила и мощь в каждой его ветке причудливой чувствуется. А причудливые они потому, что к солнышку тянутся, свет любят. Пока дубок молодой, много раз передумать может, куда ветками повернуть, а куда же еще, как не к небушку — где просторнее, где поярче. И нет на всю округу деревьев, которые с дубом соперничать могли бы, ибо широк он и крепок, словно граница неприступная меж мирами.

Ульяна что было сил обнимала шершавый, покрытый толстой корой ствол великана. Кончики пальцев хозяйки леса нежно поглаживали каждую извилину, каждую выемку. Казалось, дуб не просто старое и очень сильное дерево, а умудренный, питающийся соками святой земли маг. И власть его безгранична. А кора — словно грубая, покрытая глубокими морщинами кожа, и в каждой этой морщинке припрятана мудрость вековая.

Все крепче обнимала Ульяна дуб и рассказывала обо всем, что с ней приключилось за это время: о Ярочке, о пришлом маге, о волках, и о том, что лишь одной ей было известно. А тот слушал. Молча слушал, как хорошему собеседнику и подобает, да силой своей с ней, не скупясь, делился. Маленький хрустальный шарик на шее хозяйки леса становился все ярче, он наполнялся чистым голубым светом, а по телу женщины растекалось приятное тепло. Ее магический резерв восстанавливался. Вот уже третий год время от времени Ульяна приходит на это место. И кажется, дуб сам с нетерпением ждет этих встреч, оттого его ветки так приветливо и колышутся, будто к земле клонятся. Расставаться с добрым другом не хотелось, но нужно возвращаться домой. Прислушиваясь к своим ощущениям, хозяйка леса сделала медленный, но большой шаг назад.

Вернулась. Рама картины с изображением столетнего великана на мгновение стала прозрачной и снова приобрела свой естественный вид. В комнате пусто и холодно, а на столе стоит чашка с остывшим чаем из трав. "Наука в лес не идет! — подумала Ульяна, отхлебнув напиток. — Может, хоть какой-то толк с этого засланца будет. Топор в руках держать научился, хлеб ломтями резать да маслом намазывать освоил, чай тоже неплох, вот чабреца бы только чуток поболее". Держа в руках чашку, она отправилась на кухню. Аппетит разыгрался зверский. Хотелось всего и побольше, даже хлеб с топленым маслом тоже сойдет, такими-то ломтями!

Александр сидел на привычном месте — у окна.

— Кого-то ждешь? — облокотясь о высокий выступ плиты и держа наперевес чашку с уже холодным напитком, спросила она.

— Тебя выглядываю, — медленно разворачиваясь к Ульяне, сказал маг. — Где была, как ушла, как пришла?

— Здесь говорят: много будешь знать — скоро состаришься, а я тебе долгой молодой жизни желаю, — кладя чашку на край плиты, ответила хозяйка. — Ты мне лучше поведай, чем завтракать будем? Чай, я вижу, заварил. Должна признать, хорошо получился.

— Вот, хлеб, масло и яйца вареные.

— Ясно. То же, что вчера, значит? — Она приподняла рушник, посмотрела, много ли хлеба осталось, и присела напротив Александра.

— Еще есть четыре картошки, очищенные от кожуры и залитые водой. Думал, к обеду то ли сварить, то ли пожарить, но раньше я этого никогда не делал. — Александр неловко почесал макушку и, улыбаясь, посмотрел Ульяне в глаза.

— Ну, магам третьей степени кашеварить негоже. Понимаю. Но скажи ты мне, мил человек, кто тебе похлебку варит, когда ты в путешествия отправляешься? Не таскаешь же ты за собой кухарку?

Она встала, взяла в руку тонкую кочергу, сняла с плиты несколько железных колец, закрывающих доступ к огню, поставила вместо них сковороду и налила в нее душистое подсолнечное масло. А пока оно накалялось, начала проворно нарезать картофель маленькими кубиками.

— Ты же сама понимаешь, я не из низшего сословия. Откуда мне знать, как готовить, если я никогда этим не занимался. А долгих путешествий стараюсь избегать. У меня иной профиль.

— Ясно... — протянула Ульяна. — Тепличный, значит. — Картофельные кубики благополучно перекочевали на сковородку и дружно зашипели. — Тогда, пока наш плотный завтрак готовится, расскажи мне о том, кто именно тебя сюда отправил.

Александр внимательно посмотрел в глаза сидящей напротив женщине. Первым желанием было солгать. Но то, с каким недоверием она смотрела, заставило сказать правду. Маг понял, сейчас он общается с равным себе. То, что Ульяна оказалась заброшенной в один из закрытых миров, — и правда ее решение. Где-то в глубине сознания слабо пульсировала догадка. А для ее подтверждения необходимо увидеть реакцию женщины на ответ. Несколько долгих минут маг молча смотрел в окно.

— Вальдемар Крофф, — отчеканил он.

Хозяйка леса умела держать удар. Ничто не выдало ее отношения к этому имени. Но слабая, чуть заметная волна неприязни, пробежавшая вскользь по лицу, не укрылась от глаз чтеца душ. Ему не хотелось прибегать к помощи магии, к тому же непросто воспользоваться тем, что так тщательно контролируется самой наблюдаемой.

Она ничего не ответила. Поднялась, подошла к плите, перемешала начавшую прилипать к дну сковородки картошку и снова уселась на свое место.

Какое-то время они дружно молчали и просто смотрели в окно. Может быть, любуясь выпавшим за ночь снегом, а может быть, думая о чем-то своем. В любом случае тишина эта была к месту, и нарушали ее лишь потрескивание дров да шипение в масле картофельных кубиков.

— Теперь я разрешаю задать любой интересующий тебя вопрос. — Предупреждающий жест рукой. — Один вопрос. Не больше.

— Куда делось тело убитого тобой оборотня?! — не задумываясь, выпалил маг.

— Да-а... Ты предсказуем. — Она снова поднялась, подошла к плите, перемешала картошку, сдобрила ее солью, черным молотым перцем и, сосредоточенно отделяя чеснок от шелухи, продолжила: — Знаешь, а я все ждала, когда же ты не выдержишь и спросишь.

— Согласись, решение завладеть телом оборотня, несколько странно. И потом, готовясь к этому путешествию, я не один вечер провел за изучением твоих характеристик и секретной информации о мире, в котором ты сейчас живешь.

— Дай-ка, продолжу. — Аккуратно, чтобы не дай Небо не упало на плиту ни кусочка, Ульяна посыпала готовый картофель мелко нарезанным чесноком, накрыла сковороду крышкой и быстро сняла с огня. — Ты читал о том, что, будучи студенткой, я ночи напролет просиживала в библиотеке, и темой моего повышенного интереса являлось не что иное, как книги и пособия по некромантии? Это показалось тебе занятным и, может быть, даже смешным. Но заявление о том, что тушу оборотня я желаю оставить себе, заставило тебя усомниться в несерьезности моих интересов?

Ульяна поставила сковородку с горячей, румяной, возбуждающей аппетит картошкой по центру стола, на красивую резную подставку. Придвинулась поближе к магу и вручила ему деревянную вилку.

— Да, — коротко ответил Александр и тут же наколол несколько кусочков. — Ммм, вкусно! А ты, оказывается, не разучилась говорить нормально! Смотри-ка, как сказала!

— Ешь на здоровье. Знаешь, не хочу тебя разочаровывать. Ты, конечно, нафантазировал себе много устрашающих и, может быть, даже шокирующих картинок, но все намного проще.

Маг, не прекращая уплетать завтрак за обе щеки, вопросительно поднял брови.

— Понимаешь, — продолжила она. — Марун жил, как бешеная собака и сдох, как та же собака, а значит, и зарыт должен быть, как собака. Его безухая туша покоится под пепелищем сгоревшего дома ныне покойного Матвея — хозяина дальнего леса. Никто и никогда не построит на этом месте даже сарай. А грешная душа дохлого пса навсегда обречена охранять то, что сама приказала уничтожить. И нет ей спасения.

— Однако...

— На сегодня вопросов достаточно. Если есть желание, можешь поехать со мной в Лесичёвку. Помнишь, что Сердай сказал?

— Угу, — не прекращая жевать, покачал головой маг. — Колодар за женой поедет.

— Не хочу пропустить зрелище. Да и на рынок не мешало бы съездить: жилец в доме моем прожорливый появился, из холодника продукты так и тают.

— Я много не ем! Ты, вон, сама полсковородки картошки умяла за здорово живешь!

— Я — восстанавливаюсь, а ты просто любишь много и вкусно поесть. Согласись, разница есть.

— Вот смотрю я на тебя, — кладя в чашку с отваром три ложки меда, серьезным тоном сказал маг, — и думаю: вроде нормальная баба, все при ней, но вредности больше, чем всего остального и вместе взятого!

— Ладно, рассмешил, — широко улыбнулась Ульяна. — Одевайся потеплее: на улице зима.

— Как прикажешь, хозяюшка. — Александр заговорщицки подмигнул.

После завтрака Ульяна убрала со стола посуду и тщательно смела в глиняную тарелочку крошки. Сухие кусочки хлеба и остатки картофеля отправились туда же.

— У доброй хозяйки ничего зря не пропадает? — глядя на ее действия, прокомментировал маг.

— Твоя правда. У меня в куте* несушек полно. Им тоже домашнего хочется. А ты — молодец. Вижу, и кур, и живность покормил. Тимофей-то как? Яблочки тебе вчерашние припомнил?

— Ты как про яблоки догадалась?

— Я бы сделала то же самое. К тому же в блюде несколько штук не хватает. Ладно, пойдем во двор. Выезжать пора.

Ульяна прихватила с собой внушительный чемоданчик, с виду он был похож на докторский саквояж, но чуть больше, и решительно направилась к выходу. Александр послушно последовал за ней. Карманы его верхней одежды оттопыривались, повторяя очертания честно сворованных со стола плодов.

— Обжора! — глянув на это безобразие, сказала хозяйка.

— Через час-второй еще поделиться попросишь! — невозмутимо ответил пришлый.

Погода в этот день удивляла: бескрайние просторы, укрытые серебряной периной, стелились сколь взору видно, статные ели гордо удерживали на широких ветках переливающийся на утреннем солнце снег, высокие сосны лениво покачивали верхушками, щекоча редкие белесые облака. Эх! Не зря в народе говорят: зима снегами тешит! Красота-то какая! Живи да радуйся!

ГЛАВА 9

Ярмарка, по обычаю, проходила раз в неделю, в самом центре селения. Ярмарка — громко сказано, скорее, базар, на котором можно было купить необходимое. Но! Горячие пироги, пышная сдоба, всевозможные копчения и соления — это непременно! Всего-то три ряда по десятку мест в каждом, а шума-то, шума!

Размахивая пестрой косынкой, кричал один из продавцов:

Сельдь пряного посола!

Огурцы без рассола!

Грибы — маслята!

Покупай, ребята!

Второй, глядя на то, как сосед пытается привлечь клиентов к своему лотку ярким куском материи, закричал еще громче:

Куры копченые!

Яблоки моченые!

Свежие колбаски!

Покупай без опаски!

Не теряя времени и не желая уступать покупателей конкурентам, тучная, высокая женщина гордо выложила на прилавок три корзинки с пирогами и весело запела на манер частушек:

Пирогов напекла я с картошкою,

Отходила муженька поварешкою,

Не хватай, аль не видишь — горячие!

Эй, народ, покупай, коли зрячие!

Тут же ее напев подхватил низкорослый гармонист в стареньком тулупе. Народ, влекомый аппетитными запахами из корзин, столпился у прилавка торговки. Ульяна и Александр наблюдали за этим со стороны, как бы прикидывая, с чего начать делать покупки. Наконец хозяйка леса взяла из саней пузатый чемоданчик и медленно пошла вдоль первого ряда. Люди — продавцы, покупатели, музыканты-самоучки... почтительно кивали Ульяне и желали здравствовать. Она вежливо кивала в ответ. Маг не без интереса наблюдал за тем, с каким уважением смотрит на женщину народ. Возле некоторых прилавков она останавливалась и, достав что-то из чемоданчика, протягивала торговцам, а те щедро клали в ее корзинку часть своего товара и кланялись еще усерднее. Хозяйка леса не спеша, словно пава, двигалась вдоль рядов. Ее спина была пряма, осаниста, а длинные торока ярко-зеленого платка, что накинут был поверх нового шушуна, степенно раскачивались в такт уверенной и гордой походке.

Тут Ульяна была не просто хозяйкой леса — она была внимательной и заботливой: кому пульс пощупает, кому в глаза заглянет, кому пальцем погрозит да назидательно слова верные скажет, и всяк рад обменять свой товар на заветный пузырек из ее чемоданчика. Следуя за ней хвостом, Александр внимательно смотрел и слушал. Вдруг в поле его зрения попал мальчишка в слишком старом тулупчике. Сразу видно, что не по плечу одежка: широка, рукава длинные, бечевка вместо пояса. Малец топтался у прилавка с пирогами. Его маленький, острый нос вдыхал горячий пар, исходящий из корзины при каждом ее открытии и извлечении из недр оной вкусной стряпни.

— Гляди, сейчас стащит! — Александр дернул Ульяну за рукав и указал в сторону прилавка.

— Не похож он на вора, — задумчиво ответила хозяюшка. — Голоден — это вижу. Но вор из него никудышный, даже по сторонам не смыслит осмотреться перед тем, как умыкнуть. Нет, не получится у него ничего.

— Ставлю яблоко, что получится! — азартно предложил маг.

— Ставлю ответ на любой твой вопрос, что не сможет, — ответила женщина.

Александр замялся: не тот она человек, кто обещаниями разбрасывается. Уж очень щедрая ставка. Видимо, с яблоком все-таки придется распрощаться.

Тем временем паренек обошел прилавок с другой стороны, но и там ему не улыбнулась удача. Окончательно расстроившись, он отошел от лотка и, присев под санями Ульяны, зарылся носом в ворот своего потертого годами тулупа.

— Пойдем-ка! — передав корзину с провизией Александру, скомандовала Ульяна.

Тот послушно подхватил ношу и пошел следом.

— Что, не получилось? — Хозяйка леса не спеша залезла в сани и внимательно посмотрела на мальчика.

— Нее! Пироги плотно укутаны под толстые покрова, не подступиться! — Мальчишка шмыгнул носом и печально посмотрел в глаза собеседнице. — Вот правду говорят, мол, голод не тетка, пирога не даст.

— А ну-ка, полезай ко мне в сани! — велела ему Ульяна.

Мальчишка безропотно повиновался указанию. Смиренно сев напротив, он сложил на тощих коленках худенькие ручонки и стыдливо опустил глаза.

— Заругаете али к старосте повезете, чтоб наказал?

— Вот еще! — возмутилась хозяйка леса. — Поговорить с тобой хочу, расспросить кое о чем. Александр, — это уже к магу, — а купи-ка ты нам пару пирогов, чтоб разговор веселее шел. — Она протянула ему несколько монет и снова повернулась к мальчишке.

— Так откуда, ты говоришь, пришел к нам в селение? — Ульяна хитро прищурила глаза.

— Так я покуда ничего такого не говорил, — испугано прошептал мальчик.

— Хорошо, давай так. Меня зовут Ульяна. Я нынешняя хозяйка этого, — она указала рукой в сторону, откуда приехала, — и дальнего леса.

Глаза ребенка широко раскрылись. Сразу видно, испугался. Хотел было с саней сигануть да не смог, какая-то сила будто приклеила его к седению. Все, на что силенок хватило, — сдвинуть на затылок большую ушанку да еще раз нос засаленным рукавом утереть.

Ульяна начала всматриваться в черты лица пацаненка. То, что он волчонок, она поняла сразу, не укрылось от хозяйки и происхождение мальчика — стая из дальнего леса. Большие темно-зеленые глаза, волосы с рыжиной да россыпь крупных веснушек ярко о том говорили. Бледное, заострившееся у подбородка личико беспокойно заглядывало в строгие глаза Ульяны. Чуть помедлив, мальчик ответил:

— Артемий меня зовут. Я сын бывшего вожака общины оборотней из дальнего леса. Нет, не того, которого ты хлыстом удавила, — поспешил уточнить он, — а того, которого Марун в нечестном бою одолел. Ух и хитер был, окаянный! Всем скопом с дружками на батьку моего накинулись, точно тебе говорю, сам на сам — не смог бы! Потом все так обыграли, будто отец первый на Маруна напал. А дело-то далёко от поселения было: свидетелей нет!

— Ясно, — тихо молвила Ульяна. — Дальше что?

Александр неподвижно стоял у саней. То, что за пирогами его послали, уж и позабылось. Рассказ мальчика очень заинтересовал: для отчета пригодится.

— А что дальше... — печально продолжил малец. — Мамку порешили через два дня. Сказали, будто в яму охотничью свалилась да на колья напоролась. Во как дело обставили! Гады! Только я слыхал, о чем бабы меж собой шептались... Срамно рассказывать. — Его маленькое личико залила краска стыда и злости.

— Ясно, дальше говори, не скрывай. Все, что знаешь, рассказывай.

— А дальше — ничего! Вот, живу как можется! Марун всему клану объявил, мол, кто на воспитание сироту возьмет, тот ему личным врагом станет. Одна старуха-волчица не побоялась. Сказала, что свое она уже все равно отжила. Только и ее через полгода не стало.

— И это понятно. Что ж, сегодня со мной поедешь, у меня в доме места достаточно.

— Нее! Не могу! Меня дома брат старший ждет! Михеем зовут! Я на промысел пошел: малому легче еду воровать, мало кто на таких внимание обращает, а его сразу завидят!

— Увидят!

— Да, увидят...

— Что ж, брату твоему тоже место в моем доме найдется. Я вот только одного не пойму, почему вас никто из своих не приютил уже после того, как я Маруна за Калинов мост* (на тот свет) спровадила?

— Так кому ж охота лишний рот или два в дом брать, коли самим есть нечего! Все, что при моем отце припасено было, доели. Зверье мелкое да крупное только с особого разрешения Маруна промышлять можно было, а он его только своим прихвостням и давал. Нынче-то зима, много не наохотишь. Да и ты сурова больно, наши сказывают. Не разрешаешь зимой зверя бить.

— Твоя правда, не разрешаю. Но вижу, в дальний лес мне поездки не миновать... Ну, и где наши пироги? Подслушиваешь? — обратилась Ульяна к магу.

— Слушаю. Внимательно слушаю. Мне, если ты не забыла, еще отчеты по этому делу мелким почерком писать. — Александр круто развернулся и зашагал в сторону лотка с пирогами.

— У него в кармане еще яблоки припрятаны, — подмигнула Ульяна мальчишке, — если что, на спор выиграть можно. Ты в чем силен?

— В камнях хорошо разбираюсь, в железе. А он тебе кто? Муж?

— Эээ, нет! Такого добра в моем доме не водится! Маг он заезжий. Потом как-нибудь расскажу. Вон, глянь-ка, возвращается. Как думаешь, с какой начинкой несёт?

Мальчишка пошевелил кончиком острого носа, принюхался и радостно зашептал:

— С мясом — два, с капустой — два, с картошкой... пять! А ему что, картошка больно нравится?

— Не знаю, но сегодня с утра этот проглот почти всю съел, что я нажарила, а потом на меня больше половины и списал. Ух и горазд он ложкой махать!

— А по нему не скажешь — щупловат.

— Да уж, не в коня корм, — согласно покачала она головой и поправила нарядный платок на плечах.

Мальчишка прикрыл рот тонкой ладошкой и захихикал.

ГЛАВА 10

Ульяна еще чуток по базару прошлась, раздала бутылочки с настойками и ощутимо пополнила съестные припасы. Вместо одной корзинки в санях гордо расположилось целых три! И чего там только не было: куры копченые, яблоки моченые, свежие колбасы, грибы, сельдь да иные припасы. Артемий объелся пирогами, парочку для брата припрятал, но с провизии глаз не сводил.

— Почто тебе столько-то? — удивлялся он.

— Так ведь у меня теперь полон дом мужиков будет, а их кормить надо! — улыбалась ему в ответ Ульяна.

— Значит, не передумала ты нас под крыло брать? — то ли с радостью, то ли с опаской спросил мальчишка.

Он так внимательно следил за выражением ее лица, что хозяйка сама диву далась, откуда в ребенке столько серьезности и наблюдательности. Но, вспоминая рассказанное им, поняла: не каждый взрослый человек через те испытания прошел, что на долю мальца и его брата выпали.

— Нет. Не передумала. Мы сейчас к дому старосты подъедем. Ты сиди в санях, не высовывайся. А я быстро, мне там особо делать нечего, да и невеста долго перед селянами, которые пальцем в нее тыкали, раскланиваться не станет.

— Не хочешь познакомить меня с представителем местной власти? — крикнул Александр.

Все это время он управлял санями. Получалось не очень, но лучше, чем в первый раз, — это уж точно.

— Власть здесь одна — силы природные! А Зoрян лишь следит, чтобы все чин по чину было. В этом мире каждый знает, зачем на земле-матушке живет. Все друг от дружки зависят. И если одному не справиться, в помощь трое придут.

— Так уж и придут? — Артемий подозрительно прищурил глаза.

— Придут, еще как придут. Им ведь тоже когда-то подмога понадобится. Мало ли что. И если сегодня ты мимо пройдешь, не поможешь, завтра от тебя отвернутся.

Их разговор прервал шум у широко раскрытых ворот дома Зоряна. Бабы, одетые в праздничные одежды, с накинутыми поверх яркими, нарядными платками, о чем-то весело переговаривались, заглядывая во двор. А маленький девичий хоровод, пританцовывая, напевал задорные частушки и песенки:

Снег-снежок с неба шел, припорашивал,

Жених матушку невесты строго спрашивал:

— А научена ли дочка ваша

Щи варить да томить простоквашу?

Отвечала жениху она весело:

— Коль наварит тебе она месиво,

Неужель воротишь неумелую?

Станом стройную, лицом белую?

Засмеялся жених, ногой топнул,

По колену ладонью прихлопнул:

— Молода да красива невеста,

Нету в сердце моем боле места,

Я любить ее буду, пригожую,

На луну да на солнце похожую.

Пусть подарит мне дочку и сына,

Без жены мужика — половина!

Мелодичный перезвон колокольчиков заставил девчат замолчать и прислушаться.

Две тройки, одна вслед за другой, красиво скользили по снежному насту. В первой, запряженной белыми лошадьми, ехал сам Колодар. Ох и хорош! Ох и виден! Густые волосы по плечам разметались. Смуглолиц, черноок, бородка маленька, а статен-то, статен! Сани наполнены дарами щедрыми: соболиная шуба, резной комод для утвари, отрезы дорогие. Следом тройка в серых яблоках да с гривами, в косы заплетенными, едет. Два паренька ею правят. Молоды, но умелы.

Подъехав, почитай, к самим воротам, мужчина лихо спрыгнул на землю. Поклонился собравшимся, здравия, значит, пожелал, взял из саней один из подарков и передал поводья паренькам. По обычаю, прежде чем ступить во двор невесты, жених тулуп наземь бросить обязан да пройти по нему за любимой. Дочь из дому забираешь, а тулуп отцу оставляешь — в благодарность за то, что вырастил, воспитал и из дома белой горлицей выпустил.

Помощники завели первую тройку во двор, оставили рядом с домом и вышли. Жених бросил в снег находящуюся в его руках шубу и смело пошел по ней за невестой. Хлопцы, что приехали с ним, разворачивали прилюдно домотканые дорожки, устилая жениху путь к порогу дома невесты. Народ, широко раскрыв рты, провожал удивленными взглядами каждый шаг молодого. Подойдя к входной двери, Колодар трижды постучал и замер в ожидании.

Первым, как и полагается, из дома вышел хозяин. По случаю праздника он был одет в нарядную рубаху, да вот только пуговицы на ней красовались разноцветные, неумелой детской рукой пришитые. Сколько лет он хранил ее, надевать стыдился, а нынче в нее, родимую, и нарядился. Поверх рубахи — телогрейка на меху, а узоры по ней красными козликами пляшут. Никто не знает, как долго эти вещи нужного дня дожидались. И вот стоит он, высокий, черноволосый, с седыми прядями на висках, с гордо поднятой головой, да зятю своему улыбается. Сразу понял, за этим-то мужем Ярочка как за каменной стеной будет. А внук в любви и заботе выростет. Ай да Ульяна! Цены тебе нет! Коли бы не помощь своевременная, не пустил бы слезу от счастья мужик, пятый десяток разменявший. Долго он хранил вещи, дочкой еще в детстве подаренные. И рубаху с пуговицами разноцветными, и телогрейку, старательно красной нитью расшитую. Не постеснялся. Надел. Понял, нельзя стыдиться того, что от любви. Вот и дочь его старшая, от любви ответной рожденная, дорога ему. И нет на свете силы, которая нынче могла бы заставить Зоряна устыдиться того, что с дитем невеста к жениху выйдет!

— Здравствуй, отец! — Колодар низко поклонился.

— Здоров будь! — громко ответил староста.

— Прими дары. Пусть они тебе да твоей семье добрую службу сослужат.

— За хорошего мужа и без даров дочь любимую отдать можно. Но отказываться не стану — обычай таков!

— Тогда зови мою любушку! Дом хозяйку молодую дожидается! Тебя всегда рады будем встречать в нём хлебосольно!

— А кто с твоей стороны в сватьях выступает? Неужель сам пришел?

Колодар заозирался по сторонам.

— Отчего же сам? — громко сказала Ульяна, входя во двор. — Я в сватьи не подойду?

— Небо с тобой, Ульянушка! Как же можно усомниться в женихе, раз такой человек за него ручается?

Следом за Ульяной во двор вошел ведающий. Хозяйка леса протянула ему алую ленту. Зорян широко распахнул двери. Колодар решительно переступил порог.

Молодых обвенчали под сенью отцовского дома. Руки им алой лентой Ульяна и ведающий крепко-накрепко связали! Обычай таков — единое целое жених и невеста нынче. Да напомнили, что краюха от хлеба отрезана — выбор сделан. Но долгих напутствий не говорили. И так ясно, что пара беречь свой союз будет до смерти, да и та вряд ли их разлучить сумеет, ибо любящие души друг друга и на небушке сыщут.

Колодар вынес молодую жену во двор на руках и гордо понес к тройке, что приехала следом. Ульяна бережно обнимала большую плетеную корзину. Народ с любопытством вытягивал шеи — уж больно хотелось посмотреть, на что староста в приданое расщедрился ради доченьки ненаглядной. А Зорян, довольно щурясь на зимнее солнце, шел рядом, неся внука. Помогающие по хозяйству работники бодро грузили в сани остальное приданое невесты. Девицы заголосили прощальную с подружкой, но Ярочка их уже не слушала. Она горячо обняла и расцеловала в обе щеки отца, низко поклонилась ему и дому, в котором выросла, а затем решительно села в добротные, расписанные красивым узором сани. Рядом с ней на сидении стояла большая корзина с дорогими шкурками, на руках женщина держала сынишку, а за плечи ее обнимал заботливый муж.

Под звон бубенцов да под скрип снега под санями тройка лихо развернулась и бодро повезла молодых к выезду из деревни. А народ продолжал веселиться, песни петь, хороводы водить и угощаться вином с разносолами. Таков обычай: в доме радость — раздели ее с миром. И чем громче, чем веселее праздник получится, тем крепче и счастливее молодятам житься-любиться будет!

Долго ли гуляли по такому случаю в селении — неизвестно. Но то, что вина из старостиных погребов было выпито немерено, — это даже Небо видело!

ГЛАВА 11

Сани хозяйки леса выехали из селения следом за Колодаром и его молодой женой. Ульяна решила заехать домой, оставить там корзины с провизией и тут же отправиться в дальний лес. Во-первых, нужно забрать оттуда Михея, брата Артемия, а во-вторых, своими глазами посмотреть на житье-бытье тамошних оборотней и познакомиться с их новым вожаком.

Как только заехали во двор, малец начал с любопытством озираться по сторонам и принюхиваться. Ульяна с Александром молча наблюдали за ним. Они понимали, что все это для Артемия в новинку. Но, оказалось, не просто любопытство владело мальчиком. Выйдя на середину двора, он еще раз принюхался к воздуху и задал интересный вопрос:

— А где же медведь и старый пес, что живут у тебя? Почему не встречают хозяйку? Небось, меня боятся застращать?

— А с чего ты взял, что пес у меня старый? — поинтересовалась Ульяна.

— А с того, что старой псиной от него на весь двор несет. Мой нос не обманешь, я за версту учуять могу! — Артемий заносчиво вздернул предмет своей гордости и тут же утер его рукавом многострадального тулупчика.

— Так уж и за версту? — посмеиваясь, спросил маг.

— А то! Мы с братом благодаря моему носу и живы до сей поры. Уж сколько нас подловить маруновы прихвостни хотели, а мы вовремя хоронились! В селище-то они нас, ясное дело, не трогали, делали вид будто и вовсе позабыли, а выйди мы за границу — следом бегут да порыкивают. Я Михею утром строго наказал — из хаты ни ногой! А он мне: "Силки на зайца расставили, так их белым днем проверять надобно! К вечеру ветер поднимется, да и темнеет рано! И не указ ты мне, я старший!" Так что надо бы засветло домой воротиться, а то старший у меня с характером, не ровён час, сделает по-своему, и пиши пропало. Не знаю, где нынче компания отступников хоронится, но следы нескольких супостатов я недалёко от селения видал. Никак не угомонятся, все знать хотят, что в общине делается, шпионят.

— Сколько лет твоему брату? — озабочено спросила Ульяна, сгружая с саней поклажу и вручая ее магу, чтоб в холодник снес.

— Штырнацать.

— Четырнадцать, значит. Еще пару лет и обращаться начнет. А там еще годика четыре, и войдет в полную силу...

— Что все это значит? — насторожился Александр.

Ульяне показалось, вот сейчас, сию же минуту, этот прохвост вытащит из кармана походную книжицу и начнет в нее нервно записывать каждое сказанное ею слово.

— А то, что молодой волк всегда сильнее старого. Уж не думаешь ли ты, что Марун и в самом деле силен был. Весу-то в нем порядком имелось, а вот жилы уже не те.

Она быстро сняла с плеч праздничный платок, зашла в дом, но уже через минуту вышла оттуда в штанах, удобных меховых сапогах и латаном старом шушуне. В руке у нее был венок из сухих полевых цветов. На первый взгляд — ничего особенного, но Александр понял, хозяйкиной рукой вещица сделана, а значит, заключена в ней и магия, и сила.

— Я бы хотела оставить тебя дома, — обратилась Ульяна к мальчику, — да боюсь, братец твой не захочет со мной пойти. Подумает, обманываю я его. С тобой оно верней будет. Полезай в сани!

Два раза повторять не пришлось. Секунда, и Артемий сидел в санях, нетерпеливо потирая ладошки. Александр занял место возницы.

— Ты давай сзади садись, сама поведу, — скомандовала хозяйка, угрюмо глядя на мага.

Тот вспомнил: последний раз такое выражение лица у Ульяны было, когда она с оборотнями на "теплую" встречу собиралась. "Наверное, что-то не так, — подумал он. — А еще мне кажется, что она знает намного больше, чем говорит".

В это время хозяйка надежно закрепляла на шее коня принесенный венок. Маг обратил внимание на то, каким крепким оказался сей предмет: свернут в несколько оборотов, на манер веревки или каната, а надевается, наматываясь вокруг чего-либо кольцами. "Один оборот, второй, третий", — посчитал про себя Александр.

— Тимофей, Лохматый, вы нынче на хозяйстве. Ждать нас чутко! Слушайте в оба уха, а не как всегда — вполовину левого! — крикнула Ульяна, щелкая по крупу Серко вожжами. — Пошел, родненький, пошел, что есть мочи! — подзадоривала она коня, а тот, будто понимая каждое слово, воинственно ржал да нес так, что и магу, и мальчишке шапки рукой придерживать пришлось.

"Вот, значит, что за веночек она коню на шею надела... — размышлял дорогой Александр. — Но если вещь служит для магических целей или просто улучшает уже имеющиеся магические способности, значит, она причисляется к артефактам? Проще сказать — артефакт. А где хозяйка могла его взять? Сейчас мы далеко за пределами ее двора, и я не чувствую какой-либо посторонней магической энергии. И это имеет только одно объяснение: Ульяна сама способна изготавливать артефакты. Тогда что, черт подери, она делает здесь, в этом захолустье?! Владея таким даром, в нашем мире можно быть полубогом! Артефакторов нынче раз-два и обчелся! Из сильных только Вальдемар Крофф и остался. Дар артефактора передается по наследству, у магистра Кроффа много детей, но никому из них подобная лотерея не выпала. А на один крупный заказ можно жить безбедно больше года! Что скрываешь, Ульяна? И что припрятали от меня те, кто с пеной у рта доказывал, что пересечь границу миров должен именно я?"

— Стоять! — крикнула хозяйка коню и потянула за вожжи. — Нюхай, Артемий! Хорошо нюхай! Сейчас твой нос не только нам шкуры спасти может!

Мальчик испугано приподнялся на ноги и начал беспорядочно вертеть головой. По всему было заметно — боится и волнуется. Что-то слишком растревожило его.

— Не знаю... — неуверено пролепетал он. — В голове все перемешалось. Мне кажется, что Михей где-то рядом, но я чувствую не просто его запах, я чувствую его кровь. А рядом с ним оборотни, три, может, четыре... точно, четыре!

— Покажи рукой, куда править! А приедем на место, ни в коем случае из саней не выходите. Сидите в них крепко, точно репа в земле. Ясно?!

— Яснооо! — неуверено показывая рукой влево, с подвыванием ответил воспитанник.

Александр тоже нервничал. Звание мага третьей степени он носил заслуженно, но был у него один большой недостаток в характере — тяжело справлялся с душевными потрясениями. Оттого и старался рисковых путешествий избегать. Но в этот раз не получилось...

Серко пробороздил санями низкие кусты и резко остановился. Ульяна чуть ли не на ходу прыгнула в снег. Он был глубоким, но она в нем не утопала. Казалось, тонкий наст держит ее вес получше деревянных досок. А впереди — четыре волка, ухватив Михея зубами за руки и за ноги, пытались растащить его по кускам в разные стороны. Страшная картина, но мальчишка молчал, как в рот воды набрал, слышалось только дикое, обозленное рычание оборотней. Не любят люди-волки, когда кто-то сильнее них, пусть даже духом.

— Что ж так слабо тащите-то? — посмеиваясь, крикнула им Ульяна. — Пацаненок ведь, а у вас сил не хватает. Уж четыре на одного, так и побыстрей разодрать можно было бы, или сказать он вам что важное перед смертью должен?

По тому, как нервно дернулись уши у всех четырех, хозяйка поняла — попала в точку, в самое зернышко.

— Уж извините, что помешала, но давненько я шкуры волчьи своим кнутом не порола.

Она размахнулась и с силой щелкнула по задним лапам оборотня, который тянул Михея за левую ногу. Тот сразу же выпустил из пасти добычу и, скалясь словно бешеный, развернулся к Ульяне. Остальные последовали его примеру. Выстроившись в одну линию, слаженно, лапа к лапе, двинулись отступники на хозяйку леса.

Она немного отступила назад и в сторону, как бы уводя их от саней. И кажется, волки разгадали ее маневр, потому что скопом напали не на саму Ульяну, а на сани, то есть на коня и на тех, кто в них находился. Александр выбросил вперед две руки и что-то зашептал, но упустил время: сани оказались перевернутыми в одно мгновение. Маг хотел было выбраться из-под них, да Артемий вцепился в него мертвой хваткой и быстро-быстро зашептал на ухо:

— А приедем на место, ни в коем случае из саней не выходите. Сидите в них крепко, точно репа в земле. Ясно?!

Повторенные слова Ульяны оказались действенными. Маг перестал суетиться и, приобняв мальчика за плечи, стал наблюдать за происходящим уже из-под саней.

Серко, важно задрав голову, откровенно ржал над оборотнями. Конь и с места не сдвинулся. Видели, мол, знаем! Что вы мне, блохастые, сделаете? У меня такая защита — вам и не снилось! Ну-ну, давай, укуси, обломай зубы о мои ноги! Да они нынче крепче железа! Подковы, и те мягче будут!

Зубы оборотни об коня не обломали, но искривили основательно: у одного желтый клык наружу из пасти торчком выглядывал, словно гвоздь не под тем углом в доску забитый. Пока волки сообразили, что не по зубам им ни сани, ни вороной, хозяйка леса уже стояла между ними и лежащим ничком в снегу Михеем.

— Ну, идите поближе, аль не люба я вам? — улыбаясь красивой белозубой улыбкой, обратилась она к оборотням.

Те переглянулись между собой и синхронно посмотрели на хлыст в женской, с виду слишком нежной руке. Не стоило им обольщаться. Как только оборотни подумали, что с одним-то хлыстом и бабой четверо справятся, — женщина хлопком соединила руки, а когда разняла, в каждой руке по хлысту красовалось. Оборотни дружно, но настороженно сделали шаг вперед. Ульяна шагнула назад и раскинула руки в стороны. А плети, находящиеся в них, зажили своей собственной жизнью. Вместо шлепков* (мешочков в завершении каждого кнута, в которые вшиваются кусочки металла или камни) на концах плетеных в несколько рядов хлыстов показались шипы с загнутыми зазубринами, на манер кривых звезд. Плети извивались, будто змеи, им не терпелось отведать волчьей крови. А с самой Ульяной произошли те же метаморфозы, что и в прошлую ее битву. Уложенные до этого в аккуратный пучок волосы, вздыбились вишневым ореолом. Глаза превратились в два черных бездонных провала, время от времени из них рвались в мир мелкие искры, похожие на заблудшие звезды. И улыбка... Надменная, ироничная улыбка уверенной в себе женщины, которая ничего не боится, — нынче нужно бояться ее! И если враг падет на колени с просьбой о пощаде, если кровавые слезы будут катиться по его щекам, а небо опустится ниже с просьбой простить непокорного — она все равно убьет. Такая уж ее природа. Не буди лихо, пока оно тихо — эту поговорку народ потом придумает, а сейчас...

Наверное, им очень хотелось жить. Повинуясь животному инстинкту, оборотни решили рвануть в разные стороны, да не тут-то было. Красноволосая бестия оказалась проворней. Ей нынче хотелось вражьей крови! Острые кончики плетей взметнулись вверх и со свистом обрушились на спины двух волков. Один так быстро мчал, что и не понял — тело его уже надвое плетью разрезано, и каждая часть бежит сама по себе, заваливаясь набок.

Ульяна не церемонилась. Алая кровь оборотней только раззадорила ее, взбудоражила. Женщине хотелось смотреть в глаза обреченных и наслаждаться кричащим в них страхом. Хлысты, рассекая воздух, обрушивались на тела перепуганных псин. Поджав хвосты, те метались во все стороны и пытались перехватить зубами кожаное плетение. Тщетно. Последний выживший в этой печальной истории решил перепрыгнуть припорошенный снегом куст и скрыться в лесу. Но куда там! Плети, как бы ссорясь между собой за право на последнюю жертву, обмотали его лапы — одна задние, другая передние — и стали тянуть добычу, каждая в свою сторону. Александр не верил своим глазам. Это была неслыханная жестокость. Соперничающие между собой хлысты разорвали тело оборотня пополам. Но самым страшным оказалось то, что оборотень в этот момент попытался обратиться в человека. Не успел. Так и остались валяться на снегу голова и грудина волка да кусок человеческого туловища...

Мага била мелкая дрожь. По мере приближения Ульяны к саням, он все сильнее вжимался в них спиной.

— Вылазьте оттуда, — спокойно сказала женщина. — Молодцы, что не сунулись: и мне помешали бы, и сами по загривкам схлопотали.

Первым из-под саней выбрался Артемий. Перепрыгивая через попадающиеся куски волчьих тел и не обращая на них ровным счетом никакого внимания, он стремглав побежал к брату. Тот уже почти очухался. Но его отвисшая книзу челюсть подрагивала, а глаза были готовы выкатиться из глазниц.

— Что за баба? — тихо выдавил он из себя, аккурат в братово ухо.

— Нынешняя хозяйка нашего леса, та, что Маруна удавила. В поселение к нам едет. Нового вожака смотреть будет.

— Не завидую я Буяну. С такой пять минут под одной крышей — словно день на еже галопом. Бррр... — нервно подергал плечами паренек.

— Да это так только кажется. Не плохая она. Даже добрая, пока не обижают. Сам потом увидишь.

— Что значит "сам увидишь"? — опешил Михей, хотел было подняться да так от неожиданной вести в снегу сидеть и остался.

— А это значит, ко мне жить поедете, — громко сказала ему Ульяна. — Хорош задом снег мять, вставай, поможешь сани перевернуть, ехать надо!

— Не поеду я с тобой! — заупрямился Михей.

— Не поедешь вообще или не поедешь в мой дом? — Она хитро прищурила глаза.

— Да я даже в сани к тебе не сяду! — воинственно крикнул паренек. — Иди знай, куда ты нас завезешь, ты же от страха животного да человечьего силу питаешь. Когда хлысты свои алчные в руки берешь, о жалости и человечности напрочь забываешь. Я лицо твое во время боя не разглядел, но иногда спина человека о хозяине больше поведать может, чем глаза, в душу глядящие.

— Договорились — мы поедем, а ты следом иди. Заодно силки проверишь. Зайчатину я под белым соусом страсть как люблю! — А затем Ульяна добавила: — Свежепойманную. Ну что стоишь, глаза выпучил, помоги сани перевернуть! Мужик ты или кто?!

Александр, Михей и Артемий мужественно возвращали саням правильное положение, пока Ульяна на чем свет стоит их за недалекость ума мужицкую отчитывала:

-Ты глянь-ка! А еще мужики называются! Два хлыста расходившихся узрели и обомлели! Да кабы не они, родимые, ваших кусков по поляне и не сыскать было бы! Уж не думаете ли вы, дубины стоеросовые, что кто-то из вас смог бы свою шкуру целехонькой отсюда унести?! Два недоросля бесхарактерных да маг слабонервный!

— Ничего мы не бесхарактерные! — напрягая поджилки, возразил Михей.

— Что-о?! А кто со мной в одни сани сесть боится? Кто следом идти решил, хвост поджимая? Кто это себе картины страшные нарисовал, будто пороть за каждое непослушание стану, коли в дом ко мне переселитесь?! Ври да не завирайся! Легче всего трусость гордостью прикрыть!

— Кто трус?! Я?! — Сани благополучно стояли в подобающем им положении, и Михей здорово в том подсобил, потому и хорохорился. — Да я с батькой на охоту ходил, хоть и оборачиваться еще не могу! Да я им слова про Волчий Глаз не сказал, как ни пытали, на куски порвать обещали!!..

Полная тишина. Михей понял, в запале проговорился о том, про что обещал отцу тайну хранить нерушимую.

— Ладно. Поверю, — забираясь в сани, ответила ему Ульяна, села на место возничего, повернула голову к пареньку и добавила: — Так как? С нами едешь или снег топчешь?

Тот помялся у саней, глубоко вдохнул, шумно выдохнул и занес ногу на ступеньку. Внимательно следившие за их перепалкой маг и Артемий, подгоняя друг друга, залезли в сани следом.

Серко легко побежал по начавшему покрываться кровавой коркой насту. Не впервой ему такие страсти видеть, и похуже бывало. С Ульянкой-то не заскучаешь! А вот лето придет, как оседлает она его, родимого, как помчит в луга сочные да к озеру голубому... Ух, красота!

— Да ты хоть коня правь так, чтобы побоище объехать! — не выдержав, крикнул Александр.

— А он у меня не чета мужикам — не мнительный. Надо будет, еще и копытом поддаст, чтоб останки вражьи ехать не мешали. Это вы вон краше лягушек да бледнее снега, а Серко, гляди, как голову держит, — герой!

До самого поселения оборотней ехали в полной тишине. Михей ел припасенные для него пироги, Александр грустно смотрел на зимний лес и старательно отворачивал голову в сторону: сама мысль о том, что после всего увиденного можно иметь аппетит, казалась ему ужасной. А Артемий с вожделением смотрел на зажатый в руке хозяйки хлыст и фантазировал о чем-то своем.

ГЛАВА 12

До общины оборотней доехали быстро. При въезде в поселение Ульяна остановила коня и внимательно посмотрела на открывшуюся ее взору картину.

— Вы живете под землей? — спросила она у мальчиков.

— Ну, не совсем чтобы в норах, но дома наши другие. На срубы-пятистенки, что в селениях ставят, не похожи. Да сама скоро увидишь, словами-то не все объяснишь.

— Тогда поехали, на хоромы ваши подземные посмотрим. Вы, к слову сказать, пока я с Буяном толковать буду, вещички свои соберите да к дому его приходите. — Она двинула коня вперед.

Как только сани хозяйки леса пересекли границу поселения, оборотни один за другим стали выходить на улицу из своих домов. Особой впечатлительностью наша героиня не отличалась, но даже у нее сжалось сердце, глядя на эти творения природы. Можно было бы долго описывать их более чем скромные одежды, худые бледные лица и испуганные, затравленные глаза.

— Чего вы боитесь? — вместо приветствия громко спросила у них Ульяна.

В ответ никто и слова не проронил. Только взгляды, вперемешку то ли с презрением, то ли с горечью. Одно ясно: никто ее здесь не ждал. Может, даже Небо просили, чтоб позабыла о них хозяйка новоиспеченная.

— Кто вожак? Выходи вперед! А вы, бабы, чаю нам из трав заварите да побольше, пока мужики костер разведут. Вот тут. — Она указала на маленькую площадку в самом центре поселения. — Всех на знакомство приглашаю. С каждым в глаза поглядеться хочу. Прихватите чурки деревянные, табуретки, стулья да подходите, а мы пока с Буяном у него в хате с глазу на глаз потолкуем.

Народ замер. Все вопросительно посмотрели на коренастого мужичка. Ростом он был невысок, да крепок и умен, раз строго на народ свой посмотрел и зычным голосом сказал:

— Чего стоим, ворон считаем? Аль не слыхали, что хозяйка леса велела? Она, говорят, два раза повторять не любит. От того, что гостью уважите, спины не переломятся!

Народ засуетился слаженно и дружно. Мужики начали стаскивать к центру поселения хворост и дрова, чтоб огонь пожарче был. Бабы разбились на группки и разошлись по домам, кто чай заваривать, кто кой-чего к посиделкам состряпать. И чувствовалось, что камень, долгое время грузом на душах людей лежащий, свалился.

— С рогами, копытами, хвостом да огнем, изо рта валящим, они меня представляли, что ли? — спросила Ульяна у Артемия.

Тот чуток помялся, глаза долу опустил да, смех пересиливая, сказал:

— Неее... Уж больно красиво ты себя описала, им пострашней чудилось. Я тебе потом былицы-вруницы о хозяйке леса расскажу. Да у нас их, почитай, каждый волчонок знает! Вишь, на улицу-то за мамкиной юбкой не пошли, видать, каждый в самый дальний уголок забился или втихую подглядывают. Иди их знай. Я тоже тогда, на базаре, как услыхал, кто ты такая, сразу когти черные да глаза змеиные выискивать начал. Думал, ты меня в жертву подземным духам за воровство приносить привселюдно станешь.

-Кхм-кхм!.. — Александр смехом давился, на огромные глаза Ульяны глядя да на то, как брови ее кверху ползут. — Вот как они тебя любят! Аж страшно становится! — А потом все-таки не выдержал и расхохотался.

Мальчишки подхватили, в три погибели от смеха согнувшись, а сама Ульяна пыталась лицо серьезное сделать, да тоже не выдержала. Смех у нее был красивый, заливистый. В полной тишине на все поселение разливалось, как хозяйка леса над страшилками местными потешается да в ладоши прихлопывает.

— Хорошо! Ха-ха-ха! Уговорили вы меня, мальцы рыжие! Ха-ха-ха! Со следующей ярмарки всей детворе, что не побоится хозяйке леса руку подать, гостинцев привезу! Да есть ли, кроме вас двоих, еще смелые? Ой, ха-ха, сомневаюсь я. Небось, больше героев-то и не сыщется!!!

Ну, что сказать. Манипуляторша она знатная. Детвора, из-за дверей подглядывающая, за порог вышла. Обидно стало наблюдать за тем, как Артемий с Михейкой за здорово живешь с самой хозяйкой леса стоят и над остальными посмеиваются! Остальные что, самые трусливые, получается? Да и гостинцев обещанных больно хотелось. Из их-то селения уже полгода как никто на ярмарку за провизией не ездил. Последнюю головку сахару дети еще месяц тому выели, а сласти, их завсегда отведать охота...

Самым смелым — самый малый оказался. Приставными шагами к "чудищу чудному" подошел, дрожащую ручонку протянул и не менее дрожащим, но звонким, как колокольчик, голосом сказал:

— Сэмэн я, меньший сын Буяна! Главного нашего теперича!

— Будь здоров, Сэмэн! Вижу, достойная смена вожаку подрастает! Не из робкого десятка! — Ульяна легонько пожала мальцу руку, а когда тот отнял ее от ладони гостьи, увидел, что в его ладошке карамелька в ярком фантике невесть откуда появилась.

Ох, и радости было! Детвора, глядя на все это, в очередь выстроилась хозяйке леса здравия желать. Куда их страх подевался, и неведомо!

— Эка баба хитрая, хозяйка-то наша! — посмеиваясь, у дверей своего жилища подмигнул Буян своей жене. — Кем же мы их теперь пугать-то станем?

— Не ею, — жена мотнула головой в сторону гостьи, — это точно. Зря мы Маруна слушали, к ней не пошли да не рассказали обо всем. Молва людская — дело крепкое. Ничего плохого я о ней от людей не слыхала, а то, что нам вожак наш бывший сказывал, — плюнь и разотри! Пусть Небо свидетелем будет! Ты, Буянушка, хорошим главой станешь, а она тебе чем сможет, тем и поможет.

Александ стоял за спиной Ульяны да шептал в самое ухо:

— И откуда это у нас карамельки ни с того ни с сего появились?

— Ловкость рук и никакой магии, уважаемый. Ты же не думал, что я с пустыми руками в первый раз на знакомство поеду? Не по-нашему это. Пока ты корзины в холодник таскал, я кое-чего из покупок в торбы сложила и к сидению привязала. Поди, кстати, забери и бабам снеси. Пусть сушки да пряники по блюдцам разложат. Угощение не из богатых, да от всей души, так и передай. Артемий тебе поможет, он здесь всех знает.

Маг сделал шаг назад и поспешил к саням. С каждым разом он все больше удивлялся тому, каким тонким психологом, оказывается, может быть неудачница из его мира. Хм, его ли? По всей видимости, иномирянкой себя здесь она давно не считает. Может быть, даже с самого первого дня — дня переселения. Душа Ульяны любит этот далекий уголок, любит и ценит.

Пока все занимались обустройством площадки, костер жгли и угощения к чаепитию готовили, хозяйка леса подошла к саням, достала оттуда аккуратный холщевый мешочек и направилась к двери жилища главы общины. Тот с улыбкой и, по всему видно, с желанием пригласил ее в дом.

— Будьте здоровы, хозяева! — сказала Ульяна, войдя в желище. — Пусть ваш очаг не гаснет, а закрома не пустеют!

Она подошла к столу, покрытому чистой скатертью с веселой вышивкой по краям, развязала сумку и достала оттуда хлеб.

— Хлеб всему голова, люди сказывают. Пусть в твоем доме, равно как и на столе каждого оборотня из твоей общины, он всегда будет.

— Благодарим, — ответил Буян, а жена его просто согласно кивнула. — Проходи, присаживайся. — Он указал на ближайший стул.

Сами хозяева сели напротив.

— Я, Буян, о многом поговорить хочу, да только разговор долгий потом устроим. Мой дом всегда гостям рад, бери жену, детей да приезжай через дня три-четыре. Настойки выпьем, стол накрою.

— Непременно приедем! За уважение почтем!

— А нынче о главном, — продолжила Ульяна. — Завтра приготовь сани пустые. Думаю, штук пять. Да поезжай к Сердаю, по утру, часам к десяти. Я туда тоже подъеду, будем для общины твоей помощь снаряжать.

— Да как же это я смогу? Мы отродясь милостыни не просили!

— Послушай, вожак, — Ульяна медленно обвела взглядом его жилье: низкие потолки (оно и ясно, ведь почитай в земле живут), хлипкий деревянный сруб (то ли для утепления, ти ли чтоб грунт на голову не падал, чисто, но уж больно тесно), — сейчас не только о тебе речь идет, а о том, что ползимы впереди да орава народу голодного. Они уже сейчас худые, истощавшие, а что дальше будет? Не отпирайся, сделай, как говорю. Сегодня Сердай тебе поможет, завтра ты ему. Дело житейское. И еще, своим объяви, что раз в неделю разрешаю мужикам на охоту идти. Предупреди, чтоб самок не били, — это обязательное условие, и более одного крупного зверя на все поселение ни-ни! Рыбалку организуйте, можете на реку Зозулю идти, за селение Златожилка. Говорят, там нынче клюет хорошо. Река рыбой богата, ловите сколько понадобится, но не безмерно.

— Благодарствуем, Ульянушка! — не удержалась хозяйка дома, руки к груди прижала, слезы сдерживает, а самой так и хочется встрять да о чем-то сказать.

— Не за что меня пока благодарить, лишнее. Дело это мое. Хоть и нелегко порой бывает, да приходят дни, когда сердце радуется, уж поверьте. Я вижу, жена твоя сказать хочет, — посмотрела Ульяна на женщину.

— А и правда, Бежана, что молчишь да руки заламываешь, говори, коли надо, — поддержал Ульяну Буян.

— У меня душа неспокойна, как об оборотнях подумаю, что после смерти Маруна из поселения ушли.

— Это беда, — задумалась хозяйка. — По дороге к вам на нас четверо отступников напало. Я их хлыстами порезала. Насмерть. По-другому нельзя было. Больно злобные да коварные. Нас бы они живыми не отпустили, это точно.

— Ох! — прикрыв рот ладонью, вскрикнула Бежана. — Как же ты сама с ними справилась?

В ее глазах было столько неподдельной тревоги, что поняла Ульяна, будет у нее и с этими оборотнями дружба крепкая. Не станет нынешний вожак за спиной хозяйки леса дела недозволительные творить да обманывать бессовестно.

— На то я и хозяйка в лесах наших, чтобы ни себя, ни других в обиду не дать. Сила у меня от Неба, скрывать не стану, все знают, только каждый столько, сколько ему положено. — Она улыбнулась собеседникам и поднялась из-за стола. — Пойдем чаевничать да с народом общаться. А ты, Буян, сам начеку будь да мужикам своим скажи, чтоб поодиночке в лес не ходили. Потом с Сердаем да Колодаром решите, что с отступниками делать. Ясно одно — не ваши они уже, сами по себе живут, свои законы бдят и души у них поганые.

Ничего Буян ей не ответил. Просто согласно кивнул, мол, само собой, дело понятное, да во двор за женой и Ульяной последовал.

Эх, хорошо, когда костер ярко горит, дрова в нем трещат, пламя к небу тянется. Вечер настал, первая звездочка подмигнула, а народу в радость. Поодаль от большого костра еще один соорудили, маленький, над ним треногу поставили да внушительный котел с чаем подвесили. А рядом стол с угощениями, чему детвора особенно радовалась.

Улыбаясь друг другу и о чем-то переговариваясь, Буян, Ульяна и Бежана вышли на улицу. Их ждали. Все, кто жил в поселении, на эту встречу пришли. И смотрели они на хозяйку леса иными глазами: страху в них не было, только уважение да надежда. Знаете, как оно бывает? Уж и не веришь ни во что, и руки вот-вот опустятся, а появится в твоей жизни человек, что словом да делом поможет, и мир иным становится.

ГЛАВА 13

Вечер хорошим получился. Пили чай, сушками да пряниками закусывали, детвора у костра резвилась, страшилки про Ульяну рассказывая, а та потешалась над небылицами, смеялась вместе с остальными и диву давалась, как велика выдумка народная. Любую историю так приукрасят, что, право слово, ни в сказке сказать, ни пером описать.

С женщинами хозяйка леса рецептами щедро делилась, объясняла, какую траву в какой день и время лучше для засушки на зиму собирать, учила многому, отвечала на все вопросы без утайки. Община дальнего леса мала и слишком обособлена. Земледелием не занимаются, дел коммерческих не имеют, оттого и приходится им довольствоваться только тем, что лес дарит. Долго Ульяна им доказывала, что выращивать свои овощи выгоднее, чем на базарах сельских покупать, и что ничего сложного в этом нет. Закрома к зиме полны должны быть. И уж двадцать-то восемь душ, что в поселении общинном живут, смогли бы безбедно зиму да весну пережить.

— Говорят, община Сердая богата! — прихлебывая из чашки обжигающий напиток, сказал один из оборотней. — Чем же они себе зиму да весну обеспечивают?

— Так же, как летом да осенью! — ответила ему Ульяна.

Народ притих, прислушался. А она продолжила:

— Сердай с другом своим неразлучным, Колодаром, артель небольшую держат. Летом дома людям строят, а те с ними, кто чем горазд, рассчитываются. К примеру, поставили они пасечнику дом добрый, тот с ними медом расплатился. Часть добычи в общине оседает, а часть на зерно выменивается или на муку. Есть среди них резчики по дереву знатные. Работы их нынче дорого ценятся, да не всегда мастера монетой берут. Или вот маслобой себе стол резной в дом заказал и двери, узором замысловатым украшенные, — просят маслом отблагодарить, а это значит, что душистой картошки всегда будет на чем поджарить. Женщины огородину выращивают, квашения, соления вкусные делают. В лесу земли много, всегда можно найти места, где и солнышко, и вода рядом. Капуста, картофель, свекла, морковь, помидоры с огурцами, репа, само собой — все это у них в погребах к зиме с осени заготовлено. Нельзя лишь на лес надеяться. Нужно свою живность разводить! Я вот кур да гусей держу. Огород имею, сад маленький, мне ведь одной много не надо. А остальные продукты на настойки, растирания, капли лечебные меняю. У каждого, человека ли, оборотня ли, занятие должно быть, что не только для души, но и для достатка полезно будет.

Народ слушал внимательно. Только треск дров тишину разбавлял.

— Я вам много советов дать могу, — продолжила Ульяна, — да только вам решать, как жить. В моей другой жизни один очень умный наставник сказал: "Не приносят пользы мудрые советы тому, кто страшится действия. Что проку от светильника в руках слепого?" Тяжкое то время для меня было, понимала, коли ничего не менять, значит, и не жить мне вовсе, а существовать, под чужую дуду хороводы водя. Много я сил положила, чтобы в этот мир попасть. Зарок себе дала: в новой жизни все по-новому сделаю, сама себе путь простелю, а тем, кто под моим началом будет, верным другом стану. Предательства и обмана мне и там, — она неопределенно мотнула головой назад, — хватило. Вот и вы должны для себя решить, что делать — жить по старинке, или дорогу себе своим же трудом прокладывать. Поутру мужики с Буяном в общину Сердая за провизией поедут. О том вам Буян после расскажет, так вы оглядитесь там, поспрашивайте, чем полезны ваши умения им будут. Может, кто по дереву резать мастер или батоги да сбрую для коней плетет, шить славно умеет. Все пригодится, все в почете. А нам ехать пора, уж ночь глубокая.

— Как же мы поедем по ночи-то? — подал высокий голос, сидящий рядом с Ульяной Михей. — Артемий дом старой волчицы протапливает, говорит, нельзя нам ночью в лес соваться, прихвостни Маруна покойного так и рыщут. Не досчитались они сегодня дружков своих, поняли, что к чему, одно к одному нетрудно сложить.

— Малец дело говорит, — поддержал мальчика вожак. — Поселение мужики в ночь оставить не могут, чтобы вас до южного леса сопроводить. Заночуйте здесь, разместим по чину, мягко постелим, тепло под крышей наших домов примем. А завтра с первыми лучами в путь и отправитесь. Доведем ваши сани до границы. Там-то боятся нечего, туда супостаты не сунутся, говорят, хлопцы Сердая каждый пень в лесу под присмотром держат.

— Ваша правда, — согласно кивнула Буяну Ульяна. — Так тому и быть, да только вы не шибко переживайте, в жилище старой волчицы я с мальчишками останусь, а гость мой, Александр, к вам ночевать пойдет.

Хозяйка леса осмотрелась по сторонам и заметила, что пришлого мага снова нет рядом. Весь вечер он то появлялся, то куда-то пропадал. Это настораживало. Неприятный холодок пробежал по ее спине, но говорящие наперебой об опасностях ночного пути женщины отвлекли ее от неприятных мыслей и предчувствий. А через несколько минут она увидела, как Александр о чем-то с интересом спорит с оборотнем, что в заячью шапку одет. "Может, я слишком подозрительна стала ко всем, — подумала она, — не может же каждый маг из моего старого мира сволочью быть? Нельзя всех одним аршином мерить..."

Жилище старой волчицы было побольше, чем дом Буяна. Комната, конечно, одна, но просторная, на две половины маленькой печью разделена. Видимо, точно так обустроен каждый домишко этого поселения. Тот же хлипкий сруб от земли прикрывает, тот же низкий потолок и светильники, к нему подвязанные. Маленький стол, три старых табуретки, комод у стены, над ним полки дощатые, а на полках книги.

Как же старая волчица умудрилась их с собой перенести из мира в мир? Помнится, как этих красивых и независимых созданий правительство ковена вынудило собрать необходимые пожитки и явиться по указанным в депешах адресам. Много слез женщины выплакали. Некоторые с детьми своими вынужденно расстались. Не все ведь в то время по домам сидели. Молодые оборотни в поисках лучшей жизни по миру ездили, места доходные искали.

Правители алчны до наживы. Если найдут что полезное на каком клочке земли — народ изведут, не задумываясь. Несколько лет назад в местах, откуда прибыла Ульяна, леса начали сводить на нет. Никому не казался важным тот факт, что со временем это может привести к ужасным последствиям. Маги, магия — вот главная ценность! Процесс сведения лесов ускорился, когда древесный уголь начали использовать в металлургии. Кому нужны кучки обособленных оборотней, если можно заработать? Состряпали указ, дали волю власть имущим, и пиши пропало.

Оборотней высылали в иные миры принудительно. Под воздействием сильнейшего гипноза те, кто так оберегал и любил природу, покорно склонив головы, заходили в временные порталы. Маги потирали руки от предвкушения большого заработка: перемещение на силе Многогранника времени — удовольствие не из дешевых. А подобным артефактом обладает только ковен, и жадность большинства его членов поистине не имеет границ. Что им дети Луны! Разослать по малым закрытым мирам, и делу конец! Да они бы и друг друга за хороший куш продали!

— О чем ты думаешь? — подергал ее за рукав Артемий. — Снимай платок да шушун, жарко ведь!

Но неприятные воспоминания уже завладели душой хозяюшки. Не любила Ульяна ночи проводить вне дома. В вязи магического плетения, что так старательно выводила она вокруг своего двора и, конечно же, на стенах самого сруба, неприметной ниточкой затерялось плетение защиты от горьких воспоминаний и кошмарных снов. Только под сенью родного дома они не беспокоили женщину. Только там, нежно обнимая на ночь подушку, она была уверена, что увидит хорошие сны.

Хлопнула входная дверь, а вслед за этим за спиной хозяйки раздался приятный голос Бежаны:

— Освоилась уже? Я перину тебе принесла. Пацанята на печи лягут, они всегда там спят, хоть и невелика лежанка, да им хватает, а ты на кровать волчицы ложись, — говорила она, старательно разворачивая перину и застилая ее холщовой простыней. — Одеяльце опять же новое вот. Думаю, удобно тебе будет.

— Благодарю тебя, Бежана, за заботу, — улыбнулась ей Ульяна. — Имя у тебя какое чудное. Что обозначает?

— Бежана — бегущая значит. В аккурат про меня сказано. Раньше лишь по лесам бегала, а пришло время недоброе, из мира в мир побежала. Я все спросить тебя хотела да при муже не решалась...

— Спрашивай, не стесняйся.

— Как ты думаешь, тех оборотней, что в городах нашего старого мира осели, тоже куда ни попадя выслали?

— Не знаю. Слышала только, что усердно их не отлавливали, где ж угнаться за всеми.

— Сын мой старший там остался. — Женщина печально опустила голову. — Буян мне о том запретил сетовать, да разве материнское сердце угомонишь? Сама-то детей имеешь?

Ульяна молча покачала головой из стороны в сторону. А потом посмотрела на сидящих под печкой мальчишек и сказала:

— Вот теперь моя семья. За мамку вряд ли признают, но не обижу. А там, как Небо даст.

— Значит, правду сказывают, что с собой их хочешь забрать? Что ж, мы им чем смогли — помогли. От лап Маруна защитили, старой волчице кое-что из провизии давали. Многим подсобить не получалось, сами с пустыми животами спать ложимся. Хорошие они ребята. Мать да отец их в строгости воспитывали, спуску особого не давали. Михей грамоте обучен, читать любит, все книги, что у волчицы были, перечитал да детворе нашей в образах пересказал. Артемий кузнецом стать желает. О железе тебе столько поведает, что не каждый мужик в уме удержит.

— Аль и в правду так хороши?! — обратилась Ульяна к братьям.

Брови домиком сложила, улыбочкой хитрой сомневается. Мальчишки головы в скромности опустили, мол, про себя сказать не можем, а раз говорят, что не шкурные, значит, так оно и есть.

— Что ж, спокойной ночи. А за спутника вашего не беспокойтесь, как подушку увидал, глаза сами собой закрываться начали. Сразу видать, непривычный он к чистому воздуху да долгим прогулкам.

— Благодарю тебя, Бежана, за все: и что приняла хорошо, и что перед народом своим в лучшем свете выставила, и что Буяну в нужный момент слова верные говоришь. Важно это. Хорошая жена для хорошего мужа как крылья за спиной, глупая и упрямая — камень на шее, и рад бы веревку перепилить, да обет перед Небом мешает.

Бежана еще раз пожелала всем доброй ночи и тихо вышла за дверь. Ее сердце радовалось тому, что нынешняя хозяйка леса оказалась женщиной рассудительной, умной и справедливой. Может и была она резка да на слово крепка, но чувствуется в ней сила, Небесами данная, и не обратит ее Ульяна против того, что сердцу мило да дорого.

ГЛАВА 14

Тихо в доме старой волчицы. Михей с Артемием сопят на печи, Ульяна лежит на мягкой перине под одеялом теплым, уснуть пытается, а в голове дума думу догоняет — сон не идет. Устала она за день, нелегким и вечер выдался. Михей сказал, мол, от страха животного она силу свою питает — неправда это. Нынче вся ее сила только на резерве из шарика горного хрусталя и держится. Домой душа рвется, дома и стены помогают, но выезжать в дорогу, опасную по ночи, дело глупое. С отступниками вопрос решать быстро надобно, коли пошли те по скользкой дорожке, не остановятся. Им теперь тоже выжить хочется, и хорошо, если только на зверя охотиться будут, а если на селения пойдут, людей тронут. Пока оборотни в мире да согласии с народом живут, беспокоится не о чем, а не приведи Небо угрозу какую селяне почувствуют, тут уж одним авторитетом беду не уладишь.

За думами тяжкими, за переживаниями душевными забылась Ульяна неспокойным сном...

— Мам, ну зачем мне в город к отцу переезжать? Я здесь хочу жить, вместе с тобой, и школа у нас хорошая, и люди добрые. Да я там никого не знаю! И что значит "отец решил тебя в школу магов при ковене оформить"? Какой отец? Мне уже семнадцать, и за все эти годы он явился к нам на порог (заметь, дальше порога не заходил) четыре раза!

— Послушай, доченька, не тот это человек, которому отказывать можно. Будь добра, не упрямься. Сделай, как он хочет.

— Да понимаю я все, не маленькая. Жук он!

— Жук?! Да он дьявол во плоти! Держи ухо востро! И запомни: чем меньше он о твоих способностях знает, тем крепче ты спишь. Жить придется в его доме, во всяком случае, на первых порах. Думаю, не одну тебя старый лис под контроль решил взять, поэтому свои высказывания, мнения и выводы держи при себе.

— Спасибо за совет. И все-таки, как здорово раньше было! Нет же! Явился! Весь из себя, в белом костюме. Прохвост он, вот кто! Хотя красив — это бесспорно. Как женщина женщину, я тебя понимаю.

— Прохвост, еще какой прохвост! — Ольгия насыпала в маленький глиняный горшочек рыхлой земли, сделала в ней аккуратное углубление и бросила туда черное зернышко, с виду на арбузное семечко похожее. — Это с собой возьми. Поставь на подоконник, стебелек из земли быстро пробьется, поливай, ухаживай, пусть думает, что, кроме магии земли и целительства, тебя ничего не интересует.

— Не волнуйся, мам, я ведь не дура. Во всяком случае, ты сама мне так говоришь, а уж если родной матери не верить...

— Улиана! Не паясничай! Слушай, что мама говорит! — подала голос из соседней комнаты еще одна женщина. — Это ты ее разбаловала, Ольгия!

— А Ольгию разбаловала Адриана! — улыбаясь и корча рожи, крикнула девушка своей строгой бабуле.

— Мам, она все знает! Неужели ты сомневаешься в нашей девочке?! — поддержала Улиану Ольгия.

— Нет! В ней — нет! Но я не сомневаюсь в том, что твой неблаговерный глаз с нее не спустит! И если вы думаете, что с переездом Улианы под крышу съемной квартиры или в апартаменты школы ковена контроль прекратится, — обе дуры!

— Девочки, не ссорьтесь! — В комнату вошла красивая женщина средних лет.

Гордая осанка, высокий рост, ироничная улыбка на губах, брови уголком изогнуты, густые волосы вишневого цвета в две длинные косы заплетены. По всему видно — красавицей была, красавицей на долгие годы останется.

— Мам! Ба! Праба! — возмутились одновременно те, что были похожи на нее и между собой, словно жемчужины в богатом ожерелье, но каждая со своим неповторимым, особенным блеском.

— Викториана! И никак иначе! — ударила метлой о пол та. — Сколько повторять? — Она подошла к столу, налила себе из хрустального графина бокал молодого вина, сделала несколько больших глотков и продолжила: — Я помню день и час, когда родился твой отец, Улиана! Его мать была более чем посредственным магом воды. Все, на что она была способна, это вызвать мелкий дождь или рябь на озере. Ее муж — неплохой артефактор, но талант нужно развивать, а не надеяться, что дар будет крепнуть с годами. Ты — моя правнучка, внучка своей бабки и дочь женщины, которая способна удерживать стихии под полным контролем! Школа при ковене — отличная возможность превзойти нас всех! Отправляйся туда с желанием стать лучше, умнее, сильнее! Используй ситуацию, и тогда она перестанет диктовать условия тебе!

— Ты, как всегда, права, Викториана. — Девушка подошла к своей прабабке и крепко обняла ее за плечи.

— Идите сюда, девочки, — Викториана поманила женщин к себе, — обнимемся, поделимся силой, разделим наше тепло. И будь что будет! Пусть жизнь идет своим чередом! Послушайте, что говорю, и запомните: не приносят пользы мудрые советы тому, кто страшится действия. Что проку от светильника в руках слепого?

Воспоминание обрывается и на смену ему приходит другое.

Улиана сидит в саду. Она занята изготовлением плетки. Тщательно, точно до мелочей, накид к накиду переплетает девушка проворными пальцами длинные кожаные полоски. Работа практически завершена. Вложено в нее очень много труда, потрачена масса времени. Это будет боевая плеть! Улиана станет носить вещицу с собой. Новоиспеченные братья надоели, пора проучить мерзавцев. Магии на грош — гонору на сокровищницу! Придирки и недвусмысленные приставания близнецов надоели. Кого отец пытается вывести в маги? Идиотов, которые живут лишь инстинктами? Недоумки позволяют себе слишком много, похоже, они и вправду возомнили себя будущей элитой ковена.

Несколько раз белобрысая парочка была на грани отчисления из школы, и только авторитетное вмешательство самого Вальдемара Кроффа помогло им дотянуть с горем пополам до четвертого курса. Еще год, еще один год, и нужно будет сделать выбор. Радует одно — отец разрешил Ульяне переселиться в апартаменты при ковене. Ему надоели бесконечные ссоры детей. Парни непроходимо глупы. Что ж, по окончании обучения Вальдемар позаботится о том, чтобы их отправили как можно дальше от города.

Девчонка тоже не семи пядей во лбу: учится посредственно, но нареканий от преподавателей нет. Хотя... характер у нее сложный: непредсказуемость, хамоватость, нежелание уступать. На грубость отвечает грубостью, на предательство — исключением из списка друзей и знакомых. Наследие ведьм проявляется во всех красках. Но эти недостатки компенсирует старательность (девочка записывает все, что говорят преподаватели, ее конспекты лучшие), усидчивость (дополнительные занятия не пропускает, участвует во всех проектах и лабораторных экспериментах), ответственность (за все время обучения в школе ею не была пропущена ни одна лекция). Другое дело, что из всего выученного, услышанного и написанного в ее голове задерживалась лишь третья часть. Что ж, особо гордиться нечем, но и стыдиться не стоит. Пожалуй, дочь достойна того, чтобы похлопотать о ее будущем. Жаль, очень жаль, что природа на его детях решила отдохнуть... Пустоцветы! Да... мечты о том, что два артефактора заставят ковен признать: Вальдемар — лучшая кандидатура на роль архимага, тают как дым.

А через несколько месяцев после того, как в руках Улианы время от времени стал появляться странный хлыст, Вальдемар Крофф только молнии из глаз не метал: избила братьев плетью! На близнецах места живого не осталось! А ведь они уже получили свои дипломы и были благополучно отправлены в ту часть мира, где Улиана проходила свою преддипломную практику. Что случилось на самом деле — неизвестно. Невооруженным глазом видно лишь то, что девушка покрыта свежими синяками, особенно руки и ноги. Залечить не успела. А ее старшие братья и два их дружка лежат в лекарских лазаретах с глубокими рваными ранами по всему телу.

— Она оборонялась! Посмотрите на ее синяки! — авторитетно заявила куратор по практическим занятиям. — Девушка должна была постоять за себя! Разберитесь лучше со своими белобрысыми отпрысками!

— Она могла пожаловаться мне! — меряя широкими шагами комнату, возразил Вальдемар. — Уверен, она сама спровоцировала их! Парни не раз в моем присутствии посмеивались над ее поведением!

— Да как вы можете? Да за все время обучения...

— Хлыст! — прервал ее Вальдемар.

— Что?

— Я сказал, немедленно принесите мне этот чертов хлыст! Я должен возвращаться в ковен! А по окончании практики сам придумаю ей наказание!

Улиана слышала каждое слово. О том, что чуть не прокололась, поняла сразу. Как теперь вернуть вещь и не навлечь на себя подозрений? Да... задача.

Обещания артефактор Крофф держать умеет. Как только шумная группа учеников переступила порог родной школы, Улиана под присмотром двух магов была заключена под стражу. Ее сопроводили в подвал. С важностью и напыщенностью, присущей только практикующим в здании ковена, открыли добротную железную дверь и предложили располагаться поудобней.

Два замшелых тюфяка с соломой, фитиль, что еле коптит, да окно в крупную решетку под самым потолком — вот тебе и все удобства на ближайшую неделю. Отдыхай!

Что ж, и такое в жизни мага случается. Недельку потерпеть можно, но мстительные братья и их дружки, похоже, таким исходом дела остались недовольны. Каждую ночь от их имени какой-нибудь сволоченок забрасывал в ее камеру через решетку "подарочек". Крысами, змеями, лягушками и чесоточными котами дело не ограничилось. И если с прошлыми напастями Улиана справлялась играючи и просто делала вид, что ее способности слабы даже для этого, последняя ночь оказалась воистину кошмарной. Спасли знания в области некромантии. О том, как трудно убить то, что уже неживо, просто так не расскажешь. Всю ночь, до первых лучей солнца, удерживала девушка натиск облезлой псины. Видимо, маги решили поразвлечься не на шутку. Иначе чем можно объяснить то, что умертвие попало в камеру через дверь?!

Ульяна понимала, что спит в доме старой волчицы и все это просто сон, ужасный, ненавистный сон, надо проснуться, и все пройдет! Воскресшая из мертвых псина бросалась на невидимую стену между нею и девушкой. Тягучая слюна капала из почерневшей пасти на мощеный пол подвала. Пожелтевшие, но все еще острые и кривые, словно ятаганы, клыки ударялись друг о друга в бесплодной попытке разорвать жертву на части. Надсадный, сиплый лай раздражал слух, а внутри твари что-то хрипело, клокотало и рвалось наружу!

Сквозь сон хозяйка леса услышала лай еще одного пса. Тот вовсю царапал дверь жилища старой волчицы и униматься не собирался! Встревоженные голоса что-то громко выясняли между собой, и один из этих голосов она не перепутает ни с каким другим. Сон ушел. Глаза широко раскрылись и посмотрели на входную дверь. От одного мощного толчка та лихо слетела с петель.

— Ульяна! Жива, жива любушка! — Сердай в один прыжок преодолел расстояние от порога к кровати и обнял лежащую на ней женщину так крепко, что у той дыхание перехватило.

— Сердай... — прошептала она, обнимая его в ответ.

— Почему не предупредила? Лохматый за час до рассвета прибежал, всю общину перебудил, лаял так, что я уж думал, беда приключилась. С нами увязался, сидит у порога, тебя дожидается. Ребята мои видели, как ты с мальчишками и магом пришлым из леса выезжала, в сторону дальнего направляясь. Я решил, к Буяну пацанят везешь, ничего страшного.

— Да так оно и было! — Она припала щекой к его плечу. — Сумасшедший, два леса на ноги поднял!

— Так как не поднять, если тут неподалеку тела, хлыстом рваные, снег устилают?! Я, когда кровь учуял, думал, с ума сойду. Не поступай так, сама знаешь, без тебя и меня нет, — зашептал он ей на ухо жарко, прерывисто, словно еще бежал и не успокоился.

— Ты ступай во двор, я потом подойду. Мальцов подниму, к себе их забрать хочу. У меня места много, пусть живут. Сам знаешь, как оно по вечерам одиноко в окно смотреть да о лучшем мечтать.

Сердай поднялся, подошел к печке, глянул на лежанку, а там уж и не спит никто. Две пары глаз любопытных да ушей вездесущих ничего не пропустили. Сон с лежанки сдуло как ветром, что вслед за Сердаем в дом ворвался.

— Подымайтесь, мужики! — потрепал он каждого по макушке. — Завтракать у Ульяны будем! Вот только с Буяном словом перемолвлюсь и выезжаем! Добро?

Те согласно закивали головами. По выражению их хитрых глаз было понятно: Сердай — тот самый оборотень, на которого им страсть как походить охота.

Много ли бабе для счастья надо? А счастливой она себя тогда чувствует, когда знает: есть на свете душа, что без нее жить не желает, есть на свете тот, что никому в обиду не даст и горой у бед на пути встанет. Нужная, желанная, любимая, а больше и не надо! Поднялась Ульяна с постели — душа блаженствует, глаза лучатся! Сны черные приходят и уходят, а любовь, коли настоящая, на век в сердце останется!

ГЛАВА 15

Во дворе мужики собрались совет держать о том, сколько саней да сколько душ к ним для охраны брать.

— А я тебе говорю: не оставляй поселение без присмотра, — спокойно, назидательно высказывал свое мнение Сердай. — Видишь, совсем плешивые стыд потеряли. Оставляй мужиков, бери только тех, кто санями править будет, а охрану мы тебе обеспечим будь здоров!

Рядом с ним стоял Колодар и степенно кивал головой.

— Да... время нынче неспокойное пришло, — угрюмо покачивая головой, соглашался Буян. — Прав ты, как ни крути. У меня тут девчат молодых на выданье полна корзина, боязно их без защиты оставлять. Супостаты-то одинокими ушли, без пар, никто с изменниками нынче луну делить не захочет.

— На том и порешим. Жду тебя с обозом, как солнце высоко будет. А наши парни вам путь обеспечат. У меня в общине женихов больше, чем невест, авось у кого любовь случится! — Сердай задорно подмигнул и улыбнулся стайке девушек, что вышли на оборотней из другой общины "одним глазком" поглядеть.

Девчата зарумянились, глаза вроде как долу опускают, а сами ими так и стреляют, так и зыркают. О том, как вожак южного леса с дружком своим ворота дубовые чуть с петель не сняли да, словно два коршуна, по селению пронеслись, бабы напропалую судачили. Событие-то какое!

— Гляди, гляди, здоровые какие! От таких на ночь ворота хоть на сто засовов запри — снесут, только арка и останется!

— А красивы-то, а статны! И волками славны, и в людском обличии глаз не отвести!

— А одежды-то какие богатые! И каждый волчью шкуру при себе напоказ носит!

— Знать, не страшатся свою истинную природу показать!

— Поди, уверены, что почет им от людей не по сословию, а по делам.

— Так, вишь, дома люду ставят, торговлю знатно ведут.

— Говорят, сама Ульяна за них поручительствует.

— Кто говорит-то? Слыхала звон да не знаешь, где он!

— Да они сами Буяну о том сказывали! Чтоб мне вовек не обратиться!

— Если шкурой оборотня перед Небом клянешься, значит правда.

Пока женская половина обсуждением гостей занималась, мужчины запрягали лошадей, готовили покрова на мешки с зерном, чтоб не отсырело по дороге, и короба заготавливали. Ульяна вышла во двор, пожелала и зевакам, и тем, кто делом занимался, доброго утра, прошептала Михейке с Артемием что-то на ухо и подошла к своим саням.

— Эх, ты! Шуму наделал! Глянь-ка, по твоей вине два леса на ушах стоит! — пожурила она того, кто под лавку саней в самый край забился да хвостом лохматым, словно мельница, колотил.

— Не ругай его, — вступился за Лохматого Колодар. — Переживал он, а уж Тимофей как горячится! Вдоль ворот, словно бдящий, ходит и вдаль поглядывает.

— Да уж, случись что со мной, кто его каждую зиму в сарае пригреет да яблочком наливным подкормит! — рассмеялась хозяйка леса.

Остальные, подхватив ее звонкий смех, тоже не упустили случая повеселиться.

— Ух ты! Так не обманул, значит, меньшой? Он вчера весь вечер детворе про медведя дикого баял, что у хозяйки при доме живет да нежеланных гостей на куски кровавые рвет. И когти у него на лапах, точно кинжалы басурманские! — Михей подбежал к саням, заглянул внутрь и почесал Лохматого за ухом.

— Не обманул, — стараясь сделать лицо посерьезнее, ответила Ульяна, — имеется такой зверь в наличии. Страсть как до свежей кровушки охочий! Но за малую дань может пощадить — яблоками берет!

Отчего же Артемию в выдумке не подсобить, если детворы полон двор набежал. Уши развесили — страшилки собирают. Сам Артемий в сторонке стоял. Хоть и не осмеяла его хозяйка, а понимал — приврал порядочно. Дружки закадычные его вчера, раскрыв рты слушали, как уж тут не приукрасить? Ведь пока что только он героем был: не побоялся к самой хозяйке леса за ворота ступить! А когда похвастал, что отныне жить под одной крышей с ней станет, так ему в дорогу и ножик из дерева выточенный, и рогатку подарили! Вот как!

Ульяна посмотрела на мальца, подмигнула, глазами ему на сани указала и обратилась ко всем, кого спозаранку Лохматый и компания перебудить успели:

— Благодарствую за теплый прием, за костер жаркий, за чай душистый, да пора нам. Нынче и при всех сказать хочу: коли дело у кого неотложное, помощь какая нужна будет или совет добрый — милости прошу. Я гостям всегда рада, только дай Небо, чтобы с добрыми вестями вы в мой дом чаще приходили.

— Здорова будь! Пусть Небо хранит тебя! И ты к нам приезжай, не забывай! — наперебой заговорили оборотни.

— А можно я править буду? — глядя Ульяне в глаза, спросил Михей. — Ты не думай, я умею, меня батька научил. И санями могу, и телегой, и бричкой!

— Это хорошо! Будет теперь у нас в доме главный по дорожному делу! — улыбнулась ему хозяйка леса. — Я тогда в сани сяду да красотой зимней любоваться стану! Артемий, а ты давай-ка, рядом со мной присаживайся!

Только теперь она увидела, что Александра снова нет среди присутствующих. Хотела спросить, куда пришлый подевался, а он глянь-ка, бежит, на ходу тулуп застегивая, да головой из стороны в сторону мотает — проспал, мол.

Уселись с комфортом. Ульяна с Александром по бокам, Артемий в серединке, так потеплее будет. Лохматый из-под лавки решил не вылазить, оно и ясно, лапы-то у него не волчьи, поди, устали за ночь по лесам гонять.

Сердай с Колодаром, оземь ударясь, в волков обратились, по бокам бежать приготовились. Помахали гости рукой всем на прощание да уехали в утро снежное.

Через несколько минут Артемий мирно посапывал у Ульяны под крылышком, Михей гордо правил Серком, Александр, зарывшись носом в ворот тулупа, дремал в полглаза, а Ульяна о важном думала. Не давали ей покоя две вещи: сон и маг пришлый. Чутье ее никогда не подводит, знать, ухо востро держать следует — время пришло.

ГЛАВА 16

До границы южного леса доехали с ветерком! Ульяна всю дорогу то на снег, то вдаль, то на Сердая с Колодаром поглядывала. Изредка Михей спрашивал, куда коня направлять, а тот будто и сам понимал да поворачивал, если надо.

Серый, само собой, со стороны хозяйки леса бежал. Ох и хитер! Вроде как только охраной занят, а сам глазом на любушку косит да клыки скалит, улыбается, значит. Она ему в ответ бровью ведет, улыбочку лукавую в меховой воротник пряча, а глаза выдают — больно яркие.

Атремий проснулся оттого, что запах незнакомых ему оборотней, словно дым от костра, в нос ударил.

— Там душ двадцать притаилось, — указал он в сторону снежных холмов, — все в волчьей ипостаси, и это не те, что из нашего поселения ушли, — другие!

— Они из общины Сердая, не тревожься, — тихо ответила ему Ульяна, — мы у границы южного леса, вот они и бдят. А много так потому, что вожака ждут.

— А кто поселение охраняет? — удивился мальчик. — Неужели без присмотра оставили?

— В их общину такие ворота путь заслоняют, что приступом не взять! А на страже смотрящие стоят, друг друга по часам меняя. Не переживай, уж где-где, а там с этим полный порядок.

Пока Ульяна объясняла Артемию, как жизнь в общине Сердая устроена, часть встречающих отправилась в дальний лес, а часть по своим делам разбежалась. Только Сердай с Колодаром за санями последовали.

Тимофей в самом деле у ворот ходил да вдаль беспокойно смотрел. Его бурую шкуру хозяйка увидала, как только на лесную дорогу выехали. Она ведь сама им с Лохматым велела ждать сани чутко, вот те и переполошились, когда к ночи домой никто не вернулся. "Ну, ничего, миска яблок и теплая похлебка его успокоят. Надо же, а я думала, он просто у двора моего пригрелся. А тут гляди-ка, как изводится, знать, не все равно".

Теплой встречи не получилось. Как только медведь окончательно убедился в том, что Ульяна жива-здорова, демонстративно развернулся и ушел в сарай. Особенно это расстроило Михея. Всю дорогу он мечтал посмотреть на свирепого монстра с невиданными когтями, клыками и красными от ярости глазами, каковым того Артемий вчера расписывал, а зверь возьми да и рассерчай на хозяйку!

— Не расстраивайся, — похлопала Ульяна мальчика по плечу, — завтра, а может, еще к вечеру у тебя будет возможность познакомиться с ним поближе. Понимаешь, он тоже имеет право на чувства. Серчает из-за того, что велела ждать, дорогу слушать внимательно, а сама вовремя не явилась...

— Да... нехорошо получилось, — окая и растягивая слова больше обычного, ответил Михей.

Он проводил глазами Тимофея до самого сарая и подпрыгнул от удивления, когда тот громко, с вызовом, закрыл за собой высокую дверь.

— До завтра к нему даже не подходи, — уверенным голосом прокомментировал поступок косолапого Александр. — Характер у бурого еще тот! Но он отходчивый. Яблочки мне простил? Простил. И на тебя, хозяюшка, долго сердиться не будет.

Сердай и Колодар решили по этому поводу дружно промолчать. Сейчас они были готовы принять сторону Тимофея. Свежа еще была память о том, как сами со всех ног до дальнего леса неслись, а перед глазами картины одна хуже другой стояли. Лохматый за ними не поспевал, оставлять его в лесу одного, без защиты, жалко было... Словом, забегались. Ну да ладно, главное, что добром дело кончилось.

Хозяйка леса первой вошла в дом и внимательно прислушалась к своим ощущениям. Она всегда так делала, если где-то задерживалась больше обычного. А чтобы никто этого не понял, нарочно медленно, будто наслаждаясь тем, что вернулась к родному очагу, снимала свой шушун, платок теплый да меховые сапожки на домашнюю обувку меняла.

Следом за ней вошли Александр, Сердай и Колодар. Мальчики в нерешительности замерли у порога.

— Заходите, чего же вы? — Ульяна развела руки в стороны, изображая недоуменье.

— А правду говорят, что твой дом через порог тех не впускает, кто со злом пришел? — спрятав руки в карманы своего тулупчика, спросил Артемий.

— Враки все! — возмутился Михей. — Как дом может не впустить, у него же рук нет, чтоб за воротник удержать! Мне один из наших сказал, что неведомая сила сразу в горку сажи недоброго превращает, а ветер ее потом по воздуху несет да в глаза прохожим швыряет, смотрите, мол, что хозяйка леса со злодеями делает! Не ходи в ее владения с помыслом лихим, коли жить охота!

Тут уж оборотни не выдержали. От души насмеялись. Догадались, откуда ветерок подул! Видимо, кто-то схитрить решил, ложное имя назвал, когда к Ульяне пожаловал, вот защита гостя лукавого за порог и швырнула.

— Значит, так, сочинители, — женщина воинственно уперла руки в бока, — страхи несусветные обо мне да доме моем вы мне на ночь вместо сказок расскажете, а сейчас называйте имя перед порогом да заходите. Зимовать с открытой дверью я не собираюсь, и так уж холоду напустили. И вы проходите в светлую, не толпитесь, — обратилась она к мужикам, — чай, не спектакль.

Те, втихаря над пацанятами посмеиваясь, гуськом потянулись в комнату с большим столом и удобными стульями. Отдохнуть да и поесть, само собой, давно мечталось, особенно Сердаю с Колодаром: новый день утомительным выдался.

Артемий, громко и четко произнеся свое имя, браво ступил за порог. Михей было замешкался, но уставший взгляд Ульяны все сказал сам за себя. По сему паренек повторил действия брата, но какая-то сила удержала его, будто паутина, которую паук-переросток сплел.

— Ну-ка, оставь свою ношу за порогом! — Женщина указала пальцем на длинную суму, что в руках у Михея болталась. — Да повтори все еще раз!

Теперь мальчик вошел в дом беспрепятственно. Ульяна вышла на улицу, внимательно посмотрела на мешок, осторожно протянула к нему руку, "читая" содержимое, и спросила:

— Где ты взял эти вещи?

— Старая волчица велела хранить, — потупив взгляд, ответил старший из братьев.

— И?

— И отец кое-что оберегать как зеницу ока наказал.

— Михей, говори скорей, пока нас никто не слышит. Где твой отец Волчий Глаз взял?

— Бывший хозяин дальнего леса отдал. Велел беречь, никому не показывать. Сказал, настанет время, сами поймем, что с ним делать.

Ульяна быстро схватила сумку, зашла в сени, в стене у двери открыла маленькую дверцу, что под полку для свечей сделана была, спрятала туда "сюрприз" и снова захлопнула. Пока мальчики снимали тулупы, хозяйка леса быстро заговорила низким, едва различимым голосом:

— Молчать обо всем, слова не проронить! Спросят, почему так долго, скажите: Михей три раза имена чудные называл, все проверить хотел, что за бесовщина у Ульяны под крышей творится. Ясно?

Пока гости с дороги отдыхали, а мальчики комнату с картинами да резной мебелью рассматривали, хозяйка на стол собирать начала. Александр в помощники вызвался. Из холодника продукты нужные принес, хлеб порезал, приборы столовые на каждую душу приготовил. Ульяна тем временем огонь в плите разожгла. Сноровисто это у нее получалось — раз, и горит! Между собой лишь о том и говорили, чего да сколько на тарелки класть, а у самих в головах иные вопросы хороводы водили, да не время о том справляться было.

Пока вода закипала, чай из трав настаивался, завтрак грелся, хозяюшка успела кур да гусей покормить, овса коню свежего отсыпать, Тимофею гостинца через Александра передать. Работа работой, а хозяйство в порядке держать надо, оно, родимое, кормит, никуда без него.

На покрытом белоснежной скатертью столе много чего взгляд притягивало и аппетит разжигало. Михей с Артемкой не знали, с чего чревоугодие начать. С вымытыми руками и пустыми желудками сидели они, ароматы душистого чая вдыхая да глазами от варенья, масла и поджаренного на сковороде хлеба до нарезной колбаски и копченого подчеревка бегая.

— Налетай, братва! — подзадорил их Колодар.

Он взял два куска хлеба, что побольше были, пристелил их тонким ломтиком сала с проростью, выложил сверху кружочки колбасы и протянул мальчишкам. Тут надо признать, манеры у ребят все-таки кое-какие были: поблагодарили, вкуснятину приняли, салфетки матерчатые за воротник заправили и ну в хлебцы вгрызаться. Только не урчали от удовольствия!

— Я с этой корзины глаз не спускал, еще когда с базара ехали! — поглаживая живот, простонал Артемий. — Уж как пахло, как манило! Хорошо, что пирогами наелся, а то не ровен час уворовал бы.

— Да видели мы, какой из тебя вор отчаянный! — сказал Александр. — Не твое это — по рынкам пироги воровать.

— Когда живот от голода сводит, выбирать не приходится, — прожевав как следует кусок хлеба, теперь уже с маслом и сливовым вареньем, ответил малец.

— Это правда, — серьезно сказал Сердай. — Голод и холод страшны. Не приведи Небо такое пережить. А вы кем в будущем стать хотите? — решил поменять он тему. Не гоже детям о плохом вспоминать, им этого с головой уж хватило.

— Я — кузнецом или по камням мастером! — охотно поддержал разговор Артемий.

— А я читать и писать люблю. — Михей стыдливо опустил глаза. — Много баек знаю и столбцов стихотворных.

— Не иначе как и сам пишешь? — с интересом спросила Ульяна.

— Бывает такое, — протянул паренек.

Щеки его словно горячим ветром обдало, вмиг зарделись.

— Это хорошо! Славно это! — обрадовалась хозяйка. — По всякому делу у нас мастеров много, а вот тех, кто сам грамоте обучен да другим свои знания готов передать, — мало. На одной руке сосчитать могу. А уж кто на стихи горазд, и того меньше.

— Правда? — не удержался Михей.

Он-то думал, смеяться с него начнут, черной овцой называть иль вороной белой, уж наслушался ранее подобного.

— Нечего тут стыдиться. Кто-то должен миру и такое дарить. Да ты сам гляди — ваши оборотни былицы-вруницы складывают? Складывают. Только на бумаге не пишут, а ты сможешь! Александр, — обратилась хозяйка к магу. — Я с ребятами после завтрака к Сердаю в общину поеду. Хочу посмотреть, как обоз на дальний лес собирать будут. А еще надо бы новую одежду и обувку ребяткам справить. Искупать их потом, постричь да в надлежащий вид привести. Останься, будь добр, на хозяйстве. Я в печи огонь разведу, а ты в нее час от часу поленце подбрасывай. Воды побольше принеси, к вечеру баньку истоплю. Думаю, что за часика два-три обернемся.

Маг в ответ ничего сказать не успел: сорванцы, как про баньку и стрижку услышали, заупрямились.

— Вот еще! — возмутился Артемий. — Не дамся волосы стричь!

— И я не хочу! — вторил ему Миехей. — Что за красота "под казанок" ходить?

— Ну, коли стричь не желаете, то хоть в добрый вид приведите. С паклей на голове тоже не красавцем щеголять, — попивая душистый чай, сказал Колодар. — Скажи-ка, — это он к Михею, — твои волосы когда последний раз с гребнем встречались? И отваром из ромашки прополоскать их не помешает. А то глядишь на них, словно на сено в копне, пылью припавшее, с таким парнем девки в хоровод не пойдут!

— Верно. — Сердай отложил в сторону хлеб, вареньем намазанный, и продолжил: — Понимаете, ребятки, чистая рубаха, штаны опрятные, волосы да тело мытые — это не вычурность. Добрые парни и с виду, и в душе хороши быть должны. Держи-ка, раз волосы длинные отпустить задумал. Подарок тебе от меня нехитрый.

Он снял со своей головы и протянул Михею плетеный замысловатым узором кожаный шнурок для закрепления волос. Ранее аккуратно собранные в тугой хвост волосы рассыпались по плечам вожака блестящим пепельно-серым водопадом.

Колодар снял со своих волос и протянул Артемию такой же подарок. Густые, черные, как смола, и лоснящиеся, будто крыло молодого ворона, волосы укрыли его плечи. Только сейчас мальчики обратили внимание на то, как красиво одеты оборотни другой общины. Как гладко выбрито лицо Сердая, как ухожена бородка Колодара. И несмотря на то, что выбежать в лес им пришлось еще затемно да по утру лап не щадили, пахло от них лишь морозом да отваром из трав благовонных. И маг пришлый сидит вон весь с иголочки. Знать, правду мужики говорят.

Мальчики с радостью приняли подарки. По всему видно было, что не зря их уму-разуму учили. Спрятали мальцы шнурочки заветные в карманы, на грязные волосы повязывать не стали. Искупаются, потом, мол, красоту наведут.

Засуетились и гости, и хозяюшка — солнце уж высоко, пора в поселение ехать. Сердай с Колодаром первые Ульяну за сытный завтрак поблагодарили и во двор вышли. Михей с Артемием следом сиганули, но хозяйке, что все это время над печью колдовала, слова благодарственные сказать не забыли.

Ульяна со стола собирать не стала, быстро в сени вышла, суму, Михеем принесенную, схватила да к саням пошла, вроде как проверить, все ли в порядке. Александр в светлой замешкался, решал, что с беспорядком оставшимся делать, вот хозяюшка минутку и улучила, чтоб незаметно из дома забрать то, о чем пришлым знать не положено. Ношу свою под сидение положила, оборотням на нее украдкой указала, мол, с глаз не спускать, важное там. А сама снова в дом пошла, чемоданчик свой заветный взяла, войлочники новые надела, шушун, красной нитью расшитый, и воротилась.

Михей без слов место возничего занял, Ульяна с Артемием сзади вольготно расположились. Солнце сегодня яркое, день, хоть и коротким, да славным будет.

— Поехали! — весело крикнул младший сорванец. — Давай, Серко, покажи Михейке, как бегать умеешь!

— Ох, венок-то я с коня не сняла!.. — спохватилась хозяйка леса, да поздно было!

А Серко обрадовался! Утро-то хмурым выдалось, дорогу плохо видно было — не разгонишься, а сейчас тебе и солнышко, и снежок хрустит, отчего же оборотням, рядом бегущим, жару не задать?!

ГЛАВА 17

— Ух, и умаял ты нас, вороной! — смеялся Сердай, коня по холке поглаживая.

— Да... с таким веночком на шее и я бы быстрее ветра бежал! — вторил тому Колодар, а сам в пригоршни снег набирал да по лицу размазывал.

— Это все я виновата, — смеясь вместе со всеми, призналась Ульяна. — За кутерьмой утренней позабыла оберег снять, а Артемий возьми да воспользуйся! Я вот тебе припомню еще! — Она шутя погрозила пацаненку кулаком.

А тот рад-радешенек: брат-то о таких чудесах и не слыхивал! Удивил старшего, так удивил.

— Да мне такое и не снилось! — радовался Михей. — За вожжи держался, думал, с саней слечу! Я тебе тоже припомню — не забуду, вот только случай подвернется!

— Пошли уж, путники! — скомандовал Сердай. — Чую, ждет нас Буян и компания, а мы у ворот веселимся!

Бдящие давно услышали голос вожака и гостей, что с ним прибыли, но засов на воротах без условного сигнала не открывали — порядок таков.

— Эй, открывайте! — громко крикнул Сердай.

Но ответом на зов была полная тишина. Те, что охраняли вход в общину, и словом не обмолвились. Оборотень довольно улыбнулся и покачал головой. Черноволосый деловито скрестил руки на груди, уперся спиной в могучую стену и стал ждать, чем дело закончится.

Вожак отошел от ворот на несколько шагов, запрокинул голову вверх и, не обращаясь в волчью ипостась, громко провыл определенный набор звуков. В тот же миг по ту сторону заслона послышалась возня, а сами ворота быстро поползли в стороны.

— Кто у нас сегодня уши торчком держит? — спросил вожака Колодар.

— Восьмой и двадцать третий по утру заступили, — деловито ответил тот. — Молодцы хлопцы! Службу знают!

— Да чего же ты их нахваливаешь, ежели они самого главу общины по первому зову не впустили? — удивился Артемий.

— Да! — подхватил Михей. — Пока ты под воротами точно волк в капкане не завыл, оборотни твои хваленые с той стороны стояли да друг на дружку любовались!

— А теперь послушайте, мальцы, еще один урок. — Сердай присел перед мальчиками на корточки, взял каждого за руку и продолжил: — Правила есть правила. Не для того мы высокие стены строили, ворота неприступные возводили да условные сигналы придумывали, чтобы охрана по первому крику приходящих впускала. И не важно, кто во двор общины просится — вожак, сват, брат. Должен пришедший сказать слова положенные либо сигнал условный пропеть. И каждый из тех сигналов свою суть имеет.

— Как это? — тихо, будто играя в заговорщиков, спросили хлопцы.

— А вот так, например! — Сердай поднялся, отошел от ворот и снова издал несколько высоких гортанных звуков.

В тот же миг на стенах, что окружали общинные земли, показались молодые оборотни с арбалетами и луками в руках. Вид у них был решительный и строгий, потому мальчики ни на минуту не усомнились в серьезности их намерений. Одним взмахом руки вожак дал команду отбоя. Арбалетчики скрылись из вида.

— Вот те на! — Михей широко открыл глаза и еще раз посмотрел наверх, туда, откуда еще несколько секунд назад торчали несущие смерть стрелы.

— Ага... — протянул Атремий. — А ты девкам в руки оружие давать не боишься? Не приведи Небо поранятся!

— Это ты верно заметил, — предлагая гостям войти на землю общины, улыбнулся Сердай, — в лучниках и арбалетчиках у меня девчат больше, чем парней числится. Глаз у них зоркий, рука крепкая, ответ перед начальством держать умеют. Коли есть желание военному делу учиться — приветствуется.

— А наши бабы только добычу свежевать могут да ковры деревянным крючком из старых тряпок плести!

— Ковры вязать тоже дело хорошее, а вот зверя свежевать мужики должны. Негоже женским рукам потроха месить да шкуры стягивать, — назидательно сказал Сердай, — для этого сила мужицкая нужна. Плох тот хозяин, что жену от тяжкого труда не бережет.

Вот так, слово за слово, и дошли они до самого центра поселения. Только сейчас братья увидели, какие добротные дома в ряд стоят. От каждого к соседнему крыльцу дорожка камнем крытая ведет и кусты припорошенные. Видать, летом да весной красиво здесь!

Народ, завидев хозяйку леса, поспешил здравия пожелать. С радостью и теплом они Ульяну принимали. Каждый о чем-то спрашивал и сам рассказать хотел. А та улыбалась от души, доброго дня всем желала да попутно раздавала заказы, что в чемоданчике с собой привезла. Мальчишек одной женщине поручить решила. Как оказалось — портнихе. Та с радостью обещала хлопцам добрую одежду справить, заверила: много чего подходящего есть, в обиде не останутся. Михей хотел было заупрямиться, сказать, мол, старую отстирает, неплоха еще, но хозяйка так зыркнула — враз спесь пропала.

— Доброго здоровья тебе, Ульяна! — к компании прибывших подошла рослая девчушка лет тринадцати.

За спиной у нее болтался чехол со стрелами, а в руках она держала лук с затейливой резьбой.

— И тебе здравствовать, Дарёна! — Женщина обняла девочку и спросила: — Никак только сменилась? Утомилась, поди?

— Что ты? Я ведь только с рассветом на стену заступаю и до того, как солнце высоко подымется! Сама знаешь, не спится мне по утрам, только небо сереет, а я уж на ногах! А это что за орлы? — Девочка прищурила глаза и внимательно посмотрела на пареньков.

— Воспитанники мои отныне — Михей и Артемий. — Хозяйка указала на ребят по старшинству.

— Уж больно лохматы да грязны они у тебя. Только-только в твой дом попали, правда?

— Так и есть, — улыбнулась Ульяна. — Да ты не думай, хороши ребята, просто жизнь тяжкой была... Вот увидишь, какими красавцами станут! А Михей, раз уж к слову пришлось, точно ты, вирши сочинять мастер да истории всякие.

— Вот так новость! — обрадовалась девочка и обратилась к Михею: — Дашь почитать? А я тебе свои, если хочешь?!

— Спрашиваешь! — У Михейки глаза, словно два солнца, сверкнули. — Только я вначале все, что есть, начисто перепишу...

— На том и порешим! Побегу я! Мамке нынче на склады надо — зерно отмерять для обоза, что в аккурат перед вами приехал, без нее не станут. А я за сестренкой приглядеть должна!

Дарёна отбросила за спину русую косу и побежала по дорожкам в сторону дома с голубыми ставнями.

— Хороша? — весело спросила Ульяна пареньков.

— Видная! — глядя вслед молодой лучнице, ответил Михей, а Артемий только головой покачал и языком цокнул.

— Поняли теперь, почему надо чистыми ходить да опрятно одетыми?

Братья дружно закивали в ответ.

— Ну что, Верея, — обратилась хозяйка леса к стоящей рядом портнихе, — принимай парней! Несколько рубах им сыщи, исподнее, само собой, штанов по пары три. Кожушки новые... Да ты и сама знаешь, много ли я тебе в этом насоветую? Потом за обувкой сведи да про домашнюю не забудь. А я на склады пойду, может, для чего там и пригожусь.

Зерно отмеряли, короба загружали, мать Дарёны, словно ветер, из угла в угол носилась. Она, конечно, доверяет однопоселенцам, те все скрупулезно отмеривают, но отчетность есть отчетность.

— Гороха больше не дам! — решительно сказала женщина. — Нут берите — его больше! Только скажите, что на сутки в воду замочить его следует и только затем промыть да готовить! Ай, не до того вам! — Она что-то быстро написала на маленьком листочке и протянула его Буяну. — Вот, лучшей кухарке отдашь, она разберется!

На подсчет, дележку и погрузку более двух часов ушло. Ульяна поняла, что тут и без нее справятся, поэтому вернулась к своим саням, взяла оттуда Михееву суму и зашла в маленький домик, поверх двери которого было написано: "Иная сторона. Чайная".

— Доброго здоровьица! — громко сказала женщина, заходя в помещение.

— И тебе ярких рассветов, Ульянушка! — навстречу ей вышел пожилой оборотень. — Нежданно-негаданно ты к нам. Вроде только к праздникам обещалась.

— Так оно и было, да видишь, как дела обернулись?

— Ох, дела, дела... Несладко нашим-то братьям из дальнего леса живется. А отступников, что хозяина бывшего порешили да деру дали, наказать надобно! Мы тут спозаранку, словно улей опрокинутый, переполошились, когда Лохматый прибежал да вой поднял. Уж думали, что и до твоего дома супостаты добрались!

— Зубы они о мой дом обломают! Я для таких гостей особый прием готовлю.

— А я тебе вот что скажу, милая. Коли маг пришлый на земли наши пожаловал, то и другие могут за ним следом прийти! Да и Маруна кто-то мог надоумить в хату бывшего хозяина леса не с добром пойти. Думаю, надо им что-то было от Матвея, да не нашли...

Мужичок налил Ульяне в большую глиняную чашку душистый чай и ушел по своим делам. Она взяла ее двумя ладонями, поднесла к лицу, понюхала и с удовольствием отпила маленький глоточек. Придающее силы тепло разлилось по телу, заставляя каждую клеточку радоваться и блаженствовать. Женщина села за стол у окна и стала ждать. Сердай с Колодаром пришли только через полчаса.

Попивая отлично приготовленный отвар, Ульяна, Сердай и Колодар удобно разместились у отрытого очага.

— Знаешь, — обратилась хозяйка леса к черноволосому, — я думаю, в общину тебе на время переехать надо. Понимаю, что Ярочка с детьми уже освоились на новом месте, да неспокойно нынче по одиночке жить.

— Правду говорит, — согласился вожак. — Твой дом общинный в порядке, только печь протопить и готово. Сегодня же жену с детьми бери да приезжай.

— Согласен. Не время геройствовать, семью под ударом держать. Нынче же перееду. Для лошадей места мне пусть в общей конюшне приготовят.

— Сделаем, не тревожься! — хлопнул его по плечу друг.

— Я вот еще что сказать да показать хотела. — Ульяна положила на стол сумку Михея и начала выкладывать ее содержимое на стол.

Первой она достала маленькую, очень старую, но хорошо сохранившуюся книжицу с названием "Веды заблудших стихий и дорог". Сохраняя полное молчание и всем своим видом говоря о том, что внимательно слушают, мужчины чуть подались вперед.

— Эту книгу я в свое время пыталась украсть из библиотеки ковена, — тихим, чуть различимым голосом сказала Ульяна, — за что поплатилась разрешением посещать заведение по ночам. Она хранилась в особой секции, надзор за такими трудами строгим был. Отсюда вопрос: как эта вещь попала к старой волчице? И как она смогла забрать ее с собой в другой мир?

— Для этого мы должны узнать, чем занималась старушка в том мире, откуда пришла, — предложил Сердай.

— Община Буяна пришла из того же мира, что и я. Покойный хозяин дальнего леса учился со мной в одной школе магов, при ковене, как и его жена. Можно предположить, что кто-нибудь из них выкрал книгу... Но это еще не все.

Аккуратно, медленно, затая дыхание, достала Ульяна из затертой сумы то, что для каждого оборотня было святой, бесценной реликвией — прозрачный камушек розового цвета, величиной с грецкий орех. Ничего в нем с виду ценного не было, да вот только глаза оборотней еще шире раскрылись. Сотни звезд вспыхнули в них и погасли, сотни солнц взорвались и в прах рассыпались. Частичная трансформация началась сама по себе: контролировать ее волкам стало невыносимо.

— Спрячь, спрячь его, любушка! — шепотом попросил Сердай. — Магию в нас он вековую пробуждает, а мы уж и без нее отлично прижились.

— Не искушай, хозяюшка, — взмолился Колодар, — владеть этим камнем не всякому под силу. Знаем мы о нем, не раз его в руки брать вожакам приходилось, да вот только душа к мощи его стремится, наизнанку выворачиваясь, а владеть им нынче нам не положено.

— Понимаю. — Ульяна замотала самородок в тряпочку и спрятала обратно в сумку. — Разреши, Сердай, его у тебя в общине схоронить. Нельзя мне его под крышей дома моего держать... пока. Не на поиски виноватого в смерти хозяина дальнего леса Александр пришел. Вот что ему нужно — Волчий Глаз да книга! Я ведь сразу поняла, что дело нечисто, а семью извели, чтоб только повод был мага к нам отправить.

— Твоя правда, — согласились оборотни. — Что ж, стало быть такая судьба у нас — всю жизнь что-то оберегать да защищать.

Мужики поднялись, на прилавок монеты за угощение положили и направились не к выходу, а за дверь, что в подсобные комнаты вела. Ульяна последовала за ними. Хозяина заведения, равно как и других жителей поселения, в это время и близко не было. Каждый знал, когда вожак с хозяйкой леса о важном беседы ведут, чай лучше дома пить. Мешать не дозволено. Все трое спускались вниз по крутой винтовой лестнице. Путь им освещали несколько магических шаров, что Ульяна наколдовала. Женщина ступала аккуратно — длинный подол платья в ногах путался, ступени прикрывая. Сердай остановился и подхватил любушку на руки.

— Давай-ка я тебя понесу — вижу, несподручно тебе.

Более не говорили. На лице женщины было то же сосредоточенное, решительное выражение, что перед битвой с Маруном и во время поездки в дальний лес.

Маленькое, словно глубокий колодец, помещение тихо приняло угрюмых гостей. Как только ноги Ульяны коснулись земли, она сняла с себя теплый шушун, платок, войлочники, отдала их в руки Колодару и подошла к маленькой насыпи, что находилась по центру.

Развязала сумку. Достала оттуда книгу и камень. Ее губы беспрерывно шептали заклинания, волосы вздыбились вишневым ореолом, глазницы стали черны, словно ночь, и лишь редкие вспышки озаряли их бесконечную глубину. Молодая, белолицая, опасная, стояла она, вытянувшись, будто струна, что вот-вот порвется под рукой неумелого настройщика. Руки женщины поднялись вверх. От каждого пальца исходило багряное сияние. Оно тянулось по воздуху к самому началу высокой стены, перекидываясь на серые камни, которыми та была выложена, и рисуя на них странные символы. Медленно расползался узор по колодцу, но ни сантиметра не осталось без защиты. Подбираясь по полу к насыпи, вязь заклинания остановила свой степенный ход. Ульяна опустилась на колени, взяла в пригоршню камень и громко сказала то, что только Сердаю с Колодаром предназначалось:

Сей камень для иных — запрет,

И только вам преграды нет

Владеть им, о добре моля.

И если мир возьмет меня,

Храните с доблестью его,

Цените дружбу и тепло,

Что в вашем сердце будут жить,

И не спешите применить

Для дел, что горе принесут,

Что мир вверх дном перевернут.

Храните камень, словно тень,

Что неразлучно ночь и день

За вами следует повсюду.

Не отдавайте камень людям!

В их душах поровну: добра

И черного, мирского зла.

Как только Ульяна произнесла последнее слово своей тирады, камень вспыхнут так ярко, что тряпка в которую он был завернут, превратилась в пепел. Заботливые женские руки аккуратно положили книгу и прозрачный розовый кварц на вершину земляной насыпи.

— Сердай, послушай, — все еще стоя на коленях, устало опустив руки, сказала хозяйка леса, — книга и камень теперь заговорены от порчи и от чужого глаза. Только те, что нынче присутствуют здесь, смогут увидеть и взять эти вещи в руки. Если со мной что-нибудь произойдет, спросите совета у них. — Она кивнула в сторону магических вещей.

Мужчины слушали молча. Каждый знал и понимал, просто так Ульяна говорить не станет, и если сказала слова заветные, знать, время пришло, знать, так надо.

Сердай накинул любушке на плечи платок, завернул ее в шушун и поднял на руки, а Колодар заботливо натянул на ее ноги войлочники.

Поднимались долго. Каждый о своем думал, и только у вожака беспокойно колотилось сердце...

ГЛАВА 18

Пока Ульяна в чайной отдыхала да пострелят своих рыжеволосых ждала, гость, что на хозяйстве остался, тоже времени зря не терял. Исправно подбрасывая в печь дрова и воду из колодца таская, думал он о том, почему его в поездку не пригласили. Степенные размышления прервал громкий лай Лохматого. Александр оставил в сенях ведра и вышел к воротам, посмотреть, кто пожаловал.

Ворота в этот день, впрочем, как и всегда, настежь открыты были. Пес со двора не выходил, только стоял, шерсть на загривке вздыбив, да вдаль поглядывал. Маг посмотрел в ту же сторону. Минуя владения Ульяны и пряча крупное тело между сугробами, прочь от заимки бежал рыжий волк.

Александр решил вернуться в дом, но тут его взгляд наткнулся на серый, неприметный конверт. Подняв и покрутив его в руках, маг понял, письмо передано из ковена и, судя по печати, написано оно одной из самых влиятельных персон.

Нервно, с замиранием сердца и ожиданием неприятных вестей открыл он послание. От ровных, выведенных правильным почерком букв зарябило в глазах:

Ваш лимит пребывания на той стороне не бесконечен.

В течение недели мы желаем получить подробный отчет о

проделанной работе и сам заказ. Время и дата переправки остались прежними.

Надеемся, что ситуация все еще под контролем.

Спешим заверить: в случае удачного выполнения миссии вас

ждет повышение по службе.

От себя хочу добавить следующее: включите мозги, Алексадр Дарт! Это не

увеселительная прогулка! Особа, под крышей дома которой вы находитесь, в два

счета способна обвести вокруг пальца и вас, и два мира! Залогом удачного

завершения операции может быть только неукоснительное соблюдение инструкций.

Сожгите.

Александр зашел за сараи, разгреб руками снег, присел на корточки, поджег письмо обычными спичками, подождал, пока оно догорит дотла, и притрусил пепел снегом. Он постарался сделать все, чтобы не оставить за собой магический след. Ему показалось удивительным даже то, что послание смогло беспрепятственно пересечь границу двора. Хотя иди знай, может, на почту и мелкие депеши защитный контур просто не срабатывает...

Наполнив два огромных казана водой до краев, маг решил основательно обследовать дом и прилегающие к нему строения. Все углы и закутки пристройки, в которую его отселила Ульяна, были изучены в первую же ночь. Светлая тоже без внимания не осталась, хотя что там искать? Не станет хозяйка леса оставлять подобные вещи там, где людей принимает и гостей завтраками потчует, а вот две другие комнаты под вопросом.

В печи весело потрескивали поленья, солнечный свет заполнял комнаты — тепло, светло, хорошо! И самое главное — безлюдно! Идеальные условия для работы чтеца душ!

Деловито потирая руки, Александр зашел в дверь, что вела из светлой направо. Комната оказалась спальней. Широкая постель с мягкой периной и вышитым покрывалом, отличные полотняные шторы с узором из золотой нити. Грубый домотканый ковер по центру. Отменного качества шкаф. Низкий столик для женских штучек под стеной и большое зеркало на самой стене, а в придачу ко всему этому удобное резное кресло с широкими подлокотниками из дерева красных пород. У окна красовался секретер, рядом с ним удивительной красоты комод. Замки, задвижки и какие-либо заговоры на непроникновение отсутствовали. Не любил он ворошить чужое, но работа есть работа. Как говорится, кто на что учился. А чтец душ — это вам не добрый дядя с леденцом в кармане, иногда ради того, чтобы найти истину, приходится поступиться и принципами, и понятиями.

Маг обыскал каждый уголок мебели, даже под кроватью посмотрел, но не нашел ничего, что смогло бы его заинтересовать. Прикрыв негодование крепким словцом, он отправился в комнату, что граничила с кухонной стеной.

Это помещение оказалось больше и, на первый взгляд, даже выше, потому что окно здесь имело не квадратную, а полукруглую форму, типа арки. Из мебели только письменный стол, гардероб, резные полки да две узкие кровати: одна у шкафа, вторая у стола. Тридцать минут на поиски — и тоже ничего.

Сыщик решил не отчаиваться. В течение следующего часа он внимательно обыскивал кухню.

— Женщины существа непредсказуемые, — думал он вслух, — особенно такие, как Ульяна.

Маг опустился на колени и принялся за изучение того, что покоилось в нишах за накрахмаленными цветастыми занавесками. И снова разочарование. Единственное, что можно было отметить, — идеальную чистоту. Несмотря на то, что секции для тяжелой утвари находились чуть ли не на уровне пола, там не было ни пылинки. А казанки, сковородки, подставки и прихваты сияли, словно натертый мельхиор перед званым обедом.

— Бесовщина! — выругался он.

"Должно быть хоть что-нибудь! Не может человек быть так опрятен и предусмотрителен! У нормальных людей вечно то лист из тетради выпадает, то книга за кровать завалится, и черта с два найдешь, то блокнот с важными записями теряется и находится только тогда, когда уже куплен новый... Должно, чувствую, должно что-то быть. И скорее всего, здесь, на кухне. Кухня для нее будто царство! Когда Ульяна в руки сковородку берет и продукты глазом обводит, в ней все меняется, она становится домашней, мягкой, заботливой. Всегда лакомый кусочек тебе в тарелку подложить пытается... Да. Здесь нужно искать. Точно, здесь".

Маг обыскал кухню сверху донизу. Если какая пыль на полках и завелась — он ее на рукава рубахи собрал, а пол коленями отполировал так, что в самый раз вместо зеркала использовать. Усевшись на свое любимое место, у окна, неудавшийся сыщик тяжело вздохнул и подпер голову руками. Он постарался успокоить разбушевавшийся ум. Терпеть неудачи Александр Дарт не любил. Нет, не то чтобы не любил, скорее, это выбивало его из колеи. А тут еще письмо, непонятно кем доставленное и как в этот мир попавшее... Хотя почему непонятно как? Все просто: маги использовали для этого Многогранник времени. А доставил его тот, кто так и не смог заполучить для ковена заказанное. Мозг просто пульсировал от напряжения. Надоедливый червяк по имени "идея" начал предлагать свои варианты. Повинуясь его указке, Дарт вышел в сени, открыл дверь в холодник, зашел, поежился от холода, обвел придирчивым взглядом полки с продуктами и... нашел!

Ну конечно! Где же еще, как не в храме уверенности в завтрашнем дне, станет она важные вещи хранить?! Стеллаж с провизией открылся легко и просто. Всего-то чуток подтолкнуть пришлось. За ним находилась маленькая кладовая с узкими и длинными полками вдоль стен. Каждая из них, от начала до конца, была заставлена бутылочками, в которых хранились настои, капли, микстуры, словом, все то, что Ульяна меняет на продукты и необходимые вещи. Потолок был украшен гирляндами из трав, корешков, сушеных куриных пупков... Все это казалось странным и даже интересным, но узрев в одной из вязок крыло летучей мыши, Александр потерял желание рассматривать остальное. Маг ограничился поисками макулатуры. И надо признать, здесь ее было предостаточно! Да вон хоть на этажерке у маленького стола на трех ножках! Аккуратными стопками лежали:

1) Конспекты студентки Улианы Стихийной. 1 курс. Зельеварение.

2) Конспекты студентки Улианы Стихийной. 2 курс. Зельеварение и

заготовка материала.

3) Конспекты студентки Улианы Стихийной. 3 курс. Зельеварение.

Заготовка. Предварительная обработка материалов.

4) Конспекты студентки 4 курса Улианы Стихийной-Крофф.

Зельеварение. Растения, занесенные в магический сборник. Манипуляции...

— Вот, значит, как! — Александр не сдержался и выкрикнул эти слова вслух.

Он еще и еще раз перечитал титульный лист тетради.

"Черт побери! Улиана Крофф!!! Что ж, Вальдемар, тут я тебя понимаю! Ты прошляпил самородок небывалой величины! А теперь спохватился, значит..."

Папка, которую любезно предоставили Александру для ознакомления с образом Ульяны, была подписана просто: "Улиана Стихийная". Вторая часть фамилии не фигурировала даже на последней странице. Вальдемар Крофф решил сыграть в темную. А ведь знал, что правду не утаить. Но великий артефактор Крофф знал еще кое-что: невыполнение задания влечет за собой наказание, и быть оно может разным: от изгнания из рядов служащих ковену до лишения провинившегося магических сил и способностей. Меру наказания определяет группа магистров, в которую, естественно, входит сам артефактор Крофф. Отсюда вывод — миссия должна завершиться успешно.

Сначала Александр проверил книги. Все верно: тексты соответствуют заглавию на обложке. Если написано на титульном листе "Травы и их свойства", значит, о том речь далее и идет. А вот с конспектами незадача вышла. Маг к ним руку тянет, взять пытается, а те словно мираж в пустыне, вроде вот оно, рядом, а дотронуться не получается. Попробовал применить простенькое заклинание реальности. Тетради стали осязаемы, но как только Дарт взял одну из них в руки, его будто маленькой молнией прошибло, только волосы на голове дыбом не встали. "Все ясно, — подумал он, — это обычный студенческий заговор. Его накладывают на свои конспекты те, у кого их часто воруют. Я и сам такое не раз делал. А вот это что?"

Толстая тетрадь, похожая на тонкую книгу, несколько выбивалась из общего однообразного потока. Эта вещь была слишком стара, ее страницы не выглядели потрепанными, но глаз магистра со степенью не обмануть — объекту не одна сотня лет!

Александр остался доволен: наконец-то удача улыбнулась ему широкой улыбкой. Широкой, но... хитрой. Хитрость заключалась в том, что страницы были пусты. Ни строчки, ни точки, ни даже заглавия! Еле ощутимая, но многослойная магия, окутывала старинную вещь, словно туман. Здесь чувствовалась, практически осязалась, сила нескольких магов, и каждый из них был подстать предыдущему. Казалось, если собрать вместе всех тех, кто в свое время по одиночке заговаривал эту тетрадь только на себя, получится маленькая, но очень опасная группа чародеев, способная заставить считаться с собой даже ковен. "Как хорошо, что эти мастера жили и творили в разные столетия: не хотел бы я повстречаться с ними на узкой дорожке. Попробуй таким объяснить, зачем прибрал к рукам то, что мне не предназначалось. Магистры высшего класса слишком ревностно относятся к своим вещам", — подумал маг.

Времени в запасе практически не осталось. День клонился к вечеру, а значит, Ульяна уже в пути. Вопрос: как вынести книгу из дома, если тот со всех сторон заговорен от лиха, краж, незваных гостей и тому подобного? Выход один — нужно экспериментировать.

Александр вышел в сени, надел пальто, в котором прибыл в этот мир, положил книгу под мышку и уверенно переступил порог. Хлопок за спиной заставил его обернуться. Несмотря на то, что сам маг стоял на крыльце, книга мирно покоилась на полу в сенях. Еще несколько попыток закончились тем же. Чего только не делал! Привязывал фолиант с себе, пытался просто выбросить за порог, даже в зубах зажимал! Последнее оказалось глупой затеей: книга осталась в сенях, а вот крепко сжатые зубы, лишившись опоры, так друг о дружку цокнули, что чуть не посыпались. Методом проб и следовавших за этим неудач было принято следующее решение: Ульяна должна вынести книгу из дома собственноручно. Для этого нужно просто вовремя и незаметно подсунуть вещь в ее чемоданчик с настойками или в какую-нибудь из корзин, с которой хозяйка ездит на базар.

Маг вернул книгу на место, стараясь не учинить беспорядка, закрыл потайную дверь и пошел на кухню. Проводя манипуляции с выносом артефакта, он порядком замерз. Поэтому табурет оказался придвинут поближе к духовке, а шторка на окне открыта пошире: дорогу, что из леса к дому ведет, так лучше видно.

ГЛАВА 19

Поднявшись в помещение чайной, мужчины усадили хозяйку леса у живого огня, налили ей полную чашку напитка с пряными травами и, не сговариваясь, вышли подышать свежим воздухом. Как только входная дверь закрылась за их крепкими спинами, Сердай внимательно посмотрел в глаза Колодару и тихо, но очень, очень настойчиво сказал:

— Случись что со мной — тебе общину принимать, — а заметив, что друг от таких слов опешил, сделал резкий, отметающий все возражения жест рукой и продолжил: — Слушай и не перечь, внимательно слушай, что говорю. Чует моя душа, беда к нашим краям подбирается. Уж не знаю я, что в ковене задумали, да только маг этот не зря сюда пожаловал.

— Согласен, — коротко ответил Колодар.

— Ульяну тоже не проведешь — больше нашего понимает. И кажется мне, что не все она нам с тобой рассказывает. Только помни, Колодар, если они любушку мою тронут, я это так не оставлю. На край света пойду, горы сверну, а в обиду ее не дам.

— Это каждый малец в нашей общине знает. Тут и говорить нечего. Понял я все. Пустое меня поучать.

— А раз понял, не строй рожу вчерашних щей кислее. Есть в общине и старше, и мудрее тебя, да там, — вожак указал на землю — только ты с нами был, только ты ближе брата мне и не раздумывая последовал за мной силу на пропуск в иной мир менять, все отдал, не скупясь, только бы собратьев наших в покое оставили, значит, за тобой оборотни и пойдут, когда день скрутный настанет.

Оба поняли, что разговор закончен. Не первое десятилетие они плечом к плечу по жизни идут, потому друг друга с полуслова и понимают. Развернулись да в чайную снова зашли. Один с тяжким сердцем, другой с душой неспокойной.

Никто не желал нарушать тишину. Лишь огонь в очаге время от времени потрескивал дровами, да чайник, что на треноге подвешен был, пыхтел, пары из-под крышки пуская. Ульяна попивала душистый отвар, Сердай, руки на стол выложив, голову на них опустил, думы тяжкие степенил. А Колодар, уперевшись спиной в стену, смотрел в окно. Слова друга крепко в его душе засели. Никогда не стремился он место вожака занять. Быть Сердаю помощником верным да опорой надежной — это, конечно, само собой, а вот общиной руководить, тут особая сноровка нужна. Народ, он ведь не только силу уважает. Не один раз чутье вожака жизни оборотням спасало. Вот хоть в ту ночь, когда всех как одного подняли да в неведомое отправили, только благодаря Сердаю живы и остались. Многим знатный муж пожертвовал ради блага других. Ох, многим.

Все события из той, прошлой, жизни, будто вчера, помнятся.

Колодар осиротел рано, подростком еще. Жили они тогда в мире гор, рек чистых да лесов, что тянутся сколько глазу видно. Много кланов и общин тогда под одним Небом обитало да горя не знало. Хорошие времена были. Магия в сердце каждого жила, и всякий мог лишь во благо ее использовать. Оттого и трава, и вода, и деревья, и земля плодородная щедро делились с оборотнями силой своей первозданной. Никто никогда к соседу с лихом не приходил. В мире и согласии дети Луны встречали рассветы и провожали закаты: кто в горах, кто в лесах, кто у рек широких. Колодарово племя к горным относилось. Отец его за собой народ вел. Все высокие, смуглокожие, черноволосые, а шкуры таковы, словно сам вороний король их на досуге краской ночи расписывал. Но беда пришла, откуда не ждали. Кто ж ведал, что есть и иные миры, и маги в них монету выше жизни ценят. Горные племена первыми извели. Оно и понятно: добра всякого в горах видимо-невидимо! Хоть лопатой выгребай! Пытались оборотни отстоять свой пятак земли, да где им супротив силищи колдовской выстоять! Много в то время народу полегло. Мать и отец Колодара в первую же битву сгинули. На помощь горцам общины лесные пришли, да все впустую. Сердай Колодара на своих плечах с поля боя вынес. Сам изранен был, а не бросил. Лесные оборотни в семью свою приняли, сыном да братом нарекать стали. Белогор, отец Сердая, хлопцев уму-разуму учил, вместе быть велел во всякую минуту: и в скруте, и в радости. Шли годы. Парни мужали, в полную силу вошли. Однако пришлые тоже времени не теряли, горы выпотрошили, за леса принялись...

Долго длилась война за отчий дом да за землю родимую, но не смог вольный народ в ней верх взять... Против армии магов, что огнем стелят да заговорами в живую душу метят, — спасу нет. Из всех общин, что к войску Белогора примкнули, лишь горстка осталась. Сам Белогор к тому времени много раз ранен был, боялся, что Луна ему со дня на день светить перестанет, потому силу ведущего да камень ее хранящий, Волчий Глаз, сыну передал. На том еще год продержались. Ряды оборотней таяли, словно тень. Но когда старшие мужи на свой последний совет собрались да рядиться начали, куда, мол, идти, где мира да покоя искать, посреди поляны, на которой те сидели, туман густой из-под земли вышел. А как рассеялся, все чародейку узрели. Волосы ее, будто жар, горели. Высока, стройна, брови уголком изогнуты, а в глазах ночь непроглядная.

— Слушайте меня, вольный народ! — сказала громко, сильно и так назидательно, что сомнений не осталось: мудрость ее устами гласит. — Выход у вас один — на уговор с недругом идти. Я пришла из того же мира, что маги, меры деньгам не знающие. Не оставят они вас в покое, не дадут жития мирного, пока не возьмут с земли этой все до последнего. Ты, вожак, — обратилась она к Сердаю, — должен согласиться на то, что скажут. А захотеть они могут только одно — силу. Велят добровольно ее отдать да в камень заточить, что на шее у тебя висит. С самим камнем тоже расстаться придется, но даю вам честное благородное слово: настанет день, и вы обретете утерянное! А ты, молодой вожак, потребуй в обмен на силу, отослать вас в мир, что Белой Стороной называют. Скажи, от стариков о таком слыхивал. Белым тот мир потому нарекли, что тепла и холода в нем поровну, зимой землю снега глубокие укрывают, вода замерзает да красота вокруг такая, что глаз радуется! А летом поля колосятся, реки шумят, птицы поют... Клянусь Небом, силой ветра, воды, огня да земли плодородной, коли сделаете, как советую, жить вам долго и счастливо. А заупрямитесь, знать, зря я магии на дорогу не пожалела.

Потом стукнула она трижды метлой о пенек чахлый да пропала. Многие уговаривали Сердая не слушать ведьму, идти до последнего, но молодой вожак сам решил, как судьбу повернуть.

Потому, когда Ульяна камень заветный на стол выложила, у Колодара сердце и ухнуло: что если Сердай с собой не совладает? Волчий Глаз штука нешуточная. Вожаком ведь не просто так в их мире ставали. Мощь Луны в жилах главного волка бурлить должна да так, чтобы и приливы морские бдеть, и ветра перемену, и огонь смертоносный от созидающего отличать и силу земли животворящую чувствовать. А такое лишь от отца к сыну да к дочери передается. Много раз старики сосватать Сердаю дев пригожих старались, оно ведь понятно зачем: род сильнейшего продлиться должен. Не родится сын, не расцветет дочь, кто народ за собой поведет? Ведь отродясь такого не было, чтоб вожак бобылем по лесам бегал!

"Эх, кто я такой, чтоб уму-разуму учить того, кто в свое время одним движением руки воду в реке будоражил да деревья корнями вверх выворачивал? Недивно, что по Ульяне друг мой лепший сохнет. Сила-то, она к силе льнет, душу родственную чует. Кабы не закон тот подшкурный, что маги нам в мире людском соблюдать наказали, страшно вообразить, на что потомки этой пары способны были бы..."

Вот говорят же, о чертятах подумай, они и явятся!

Дверь чайной отворилась настежь. Шумно хвастаясь друг перед дружкой обновками, в помещение ввалились воспитанники Ульяны. Мальцы, словно медяки новые, сияли, у каждого по такому пакету в руках, что глаз не видно. Новые войлочники через плечо на бечевке болтаются, а у Михея еще что-то под подбородком зажато.

— Ульяна, гляди, что мне Дарёна подарила! — Старший мальчишка оставил ношу на ближайшей лавке, подбежал к угрюмой компании и, довольный, положил на стол новенькую тетрадь.

— Красива, ох, красива вещица! Напиши там такие стихи да истории, чтоб и дети твои, и внуки зачитывались, а уж мы как гордиться станем! — обнимая мальчика за плечи, говорила Ульяна.

— А чего это у тебя глаза такие грустные? — Наблюдательного Артемия словами складными не заговоришь, этот все с первого взгляда понимает, все чувствует!

— Устала, только и всего, — отшутилась хозяйка леса.

— А эти два, — кивнул мальчишка в сторону оборотней, — чего тогда сидят, словно мать крапивой отходила да за розгами послала?

— Ничего от вас не скроешь, — улыбнулась ему в ответ хозяйка. — Я вот тут подумала да потолковать с вами решила по-взрослому. Только вы мне без утайки отвечайте, потому как дело важное.

Мальчики уселись напротив хозяйки леса, стали внимательно ловить каждое ее слово.

— Расскажите-ка нам обо всем, что о книге да о камне знаете. Когда, как и зачем они у вас очутились.

— Да тут и рассказывать не о чем, — деловито сложа руки на коленях, начал Михей. — Ночью дело было, уж и не помню, как давно. Кажись, по весне. Отец еще жив-здоров был. Пришел к нам хозяин леса бывший. Мы с Артемием на печи делали вид, что сны глядим, а сами уши востро держали.

— Это у вас здорово получается, — улыбнулся Сердай и потрепал младшего по макушке, а тот, что котенок, глаза прикрыл, так к теплой ладони вожака и льнет — мужской ласки да заботы не хватает.

— Так вот, — Михейка строго на брата зыркнул, — дает он отцу нашему суму, с которой я к тебе в дом приехал, да говорит, мол, схорони в общине вещицы заветные, к зимним праздникам заберу да передам, куда велено было. А потом подумал, подумал, вынул книгу из сумы да сказал, что в одной корзине все яйца держать опрометчиво, и вышел за порог.

— Значит, у старой волчицы решил он книгу припрятать... — догадалась Ульяна.

— Так и было! — встрепенулся младший. — И пока отец с камнем, словно с писаной торбой, носился, все думал, куда от глаз упрятать, старушка книгу в тряпку старую замотала да на полку небрежно бросила. Мы, когда в ее хату переселились, и не догадались сразу, где искать, пока Михейка снова читательством по ночам не занялся!

— Чтением, — вставила Ульяна.

— А камень где нашли? — спросил Сердай.

— Так а что его искать-то? — удивился старший. — Отец всегда сначала думает, куда добро припрятать, а потом в казан, что у печи безхозный стоит, кладет. Уж мы-то знаем! А сверху барахла всякого навалит да щепок, будто ненужное на растопку, — никто и не догадается, что там ценность какая.

— А потом горе в наш дом пришло. Отца схоронили, мамку следом, Марун и его дружки, словно тени, по дому рыскали, нас допрашивали, а мы глаза большие делали да будто не понимали, про что речь идет. Хозяин леса к нам после того в общину не приходил, а потом вот и его супостаты порешили...

— Послушайте меня, мои хорошие, — Ульяна сделала долгую паузу, — как бы Александр вас о том ни спрашивал, как бы ни вынюхивал, делайте глаза большие да сами спрашивать начинайте, что это и зачем ему надо. Он, ясное дело, отвечать не захочет, а ты, Михей, скажи, что приспешники Маруна тебя о том же спрашивали, да только ответить тебе им нечего было. Слышал, мол, ты звон да не знаешь, где он.

— Понял, — кивнул Михей.

— То-то же. — Хозяйка налила воспитанникам чаю, попейте, мол, горячего в дорогу.

Пока пацанята чаек попивали, Ульяна к каждому подошла, над головой что-то прошептала и в макушку поцеловала. Добрые, мягкие руки у нее. Обнимет, приголубит, и мир ярче становится. Мать с отцом нелегко осиротевшим заменить, но теплом и добром человеческим поделиться не жалко, а в душе Ульянушки того с избытком имеется.

ГЛАВА 20

Ульяна и ребята домой вернулись довольные. Кто обновкам радовался да дождаться не мог, когда же банька истопится, чтоб отмыться да в новенькое облачиться. Кто с облегчением думал о том, что вещи заветные в нужные руки попали да в надежном месте пристроены. Но о баньке, само собой, тоже мечталось — косточки-то после морозца ух как попарить охота и на печи поудобней улечься с книгой, что о землях заморских да о принцах статных рассказывает. Были у Ульяны на полке и такие, в один рядок аккуратно сложены. Женской-то душе мечтать не запретишь, а сборником о травах да о запасах земель плодородных душу не отведешь.

Хозяйка зашла в дом, шушун неспешно сняла, войлочники на домашнюю обувку поменяла, прислушалась, принюхалась, улыбнулась, левый уголок губ приподняв, с насмешкой, значит, да прямиком на кухню пошла.

— Молодец! Вижу, времени зря не терял, — обратилась она к Александру.

Тот маленько напрягся, но, когда нахваливать его стали за то, что и дров в баньку наносил, и горячей воды полны казаны нагрел, и холодной в лоханях банных предостаточно, и печь истоплена как полагается, — расслабился. Сначала думал, учуяла-таки хозяюшка, как он над тетрадями ее колдовал. Да видимо, магии чуток в доме, что со всех сторон заговорами да заклинаниями опутан, и не чувствуется.

Баню топили жарко! Михейка с Артемием первые туда сиганули. Ух и плескались! Ух и хлестали друг дружку вениками! Ульяна им настой из трав для волос да для тела приготовила, обливаться не жалея велела, а тем только того и надо! И если ранее о помывке слыхивать не желали, нынче не дозваться их из бани было, только лепниками со сметаной в дом и заманили!

После ужина Ульяна сама париться пошла. Растомил ее пар, разрумянил. Настой из лепестков чайной розы прозрачным облачком вверх подымался, вдыхала его красавица полной грудью, думы горькие одним махом вычеркнув. Потом водицей розовой с головы до ног себя облила, в сорочку длинную облачилась да на печь с книжицей почивать отправилась.

Александр в баню по-мужски снарядился: одежда чистая наперевес, войлочники, тулуп с шапкой в придачу, чтобы потом не застудиться, да веник под мышкой. "Эх, еще бы кто отхлестал им как полагается, — шагая по расчищенной дорожке, думал он, — хотя, нет, сам справлюсь. А то знаю я, как кое-кто с хлыстами-батогами управляется, иди знай, может, веником банным не мягче орудует". Мага банька хорошо взбодрила... Отмылся, оттерся, отварами облился. Красота! Ему Ульяна хвойных веточек да иголок крутым кипятком залила и у углей раскаленных оставила, в казанке маленьком. Велела пар вдыхать поглубже, пусть, мол, нутро прогреется.

Мальцам хозяюшка комнату с двумя кроватями да с окном аркой выделила. Постели чистые постелила, одеялами мягкими покрыла. Михейка сразу за стол уселся. Тетрадь посередине выложил, а писать-то нечем...

— Ты в ящике стола посмотри, — тихо сказала ему Ульяна. — Там и для тебя, и для Артемия есть кое-что. Я с вами чуток своим поделилась. А когда на базар поеду, зайду в лавку, еще прикуплю.

Как узрели мальцы карандаши разноцветные, тетради с листами, будто снег белыми, — радости конца и края не было! Благодарили, обнимали, Артемий благодетельницу даже поцеловал. Сколько в ту ночь хлопцы рисовали да писали, Ульяна не ведала — сон сморил, лишь книгу в руки взяла да страничку прочитала. Хорошо ей под крышей родного дома. Спокойно. И сны добрые снятся, не в пример тем, что в доме старой волчицы она видела.

Утро выдалось пасмурным, по всему видать, к обеду снег соберется. Ульяна проснулась полной сил, настроение хорошее, никакие тучи его не испортят. Детей будить не стала, пусть поспят, вчера умаялись, наплескались, рисовали, писали до ночи.

Оделась, умылась, живность покормила, с Тимофеем помирилась да яблоками самыми сладкими угостила. Тот для порядку чуток щеки подул и мокрым носом из стороны в сторону поводил, но сжалился, что ж он не понимает, что ли, всяко может случиться. Соскучилась хозяюшка и по кухне своей уютной. С утра опару на пироги поставила, юшки из сухих груш, абрикос и слив наварила. Грибы из вязки сушеные запарила — супец знатный получится. Колдовство бабье у плиты — дело нехитрое, умеючи, словно играючи, было бы желание. Пока детвора да Александр проснулись, оделись, умылись — дом полон запахов пряных был. Первые пироги уж в духовке, что в плиту встроена бала, поспели.

— Как вкусно пахнет! — Артемий потер руки о коленки да на сдобу румяную залюбовался.

— А с чем они? — восхищенно глядя в том же направлении, поинтересовался Михей.

— Вот бы с потрошками! — потирая гладко выбритый подбородок, мечтательно протянул Александр.

— Да... — задорно глядя на давящуюся слюной троицу, протянула Ульяна, — вижу, пироги вас лучше петухов с постели подымают! Есть у нас сегодня и с потрохами, и с яблоками. Сейчас позавтракаем ухой фруктовой и сладкими пирожками, а другие к супу грибному прибережем. Я их только-только выпекать начну. Договорились?

Конечно, все головами закивали, мол, согласны не все, подавай, не скупись!

И только Михей озадачено на казанок с компотом глянул да спросил:

— Так уха, она же из рыбы вроде варится? А ты говоришь, что из фруктов сготовила.

— Правильно заметил, дружок, — выстраивая в ряд четыре глиняные чашки, ответила ему стряпуха умелая. — Понимаешь, в селениях всякий навар, что пожиже да погорячее, ухой называют. Может она быть и овощная, и мясная, и рыбная, само собой. Вам знать о том тоже надобно, вот я нарочно фруктовый отвар так и назвала. Запомнили?

Поучение сказано было только для братьев, а утвердительно кивнули все трое. Ульяна еще раз улыбнулась просящим пирогов глазам и пригласила мужичков к столу.

Ели с треском за ушами. Даже пальцы облизывали, что в яблочный сок от начинки вымазались. На замечание о том, что некультурно так, де, мужская половина дома резонно возмутилась: не надо было так вкусно печь да варить. Сама виновата. Как тут не рассмеяться да каждому авансом еще и пирожок с потрошками не дать попробовать?

После завтрака мальцам поручила посуду вымыть, а сама за настои целебные принялась, сушеные листья смалывать да порошок получившийся взвешивать. Воспитанники на кухне уборку в пять минут закончили. И тут же снова в помощники набиваться начали. Ох и заинтересовались! Ни на шаг не отходили, все рассматривали, обо всем расспрашивали. Артемий со знанием дела несколько трав правильно назвал и свойства их природные. Старая волчица им о том много рассказывала, у нее даже записи кое-какие по этому делу припрятаны были.

День выдался преотличным. После обеда снег землю укрывать новым одеялом принялся. Все четверо на улицу вышли, на радостях бабу снежную лепили да снежками бросались. А баба-то, баба, знатная получилась! Мужички постарались. Пока Артемий глаза изваянию выводил, а Михей подол платья владычице зимней вылепливал, Александр грудь статную лепил да так старался, что и брови хмурил, и улыбался таинственно. Пацанята, глядя на это, не от мороза щеками порозовели, а Ульяна мага бесстыжего платком, платком по плечам хлещет, да тому все равно, знай себе округлости снежные руками выводит да для верности форм затирает как следует. Уж и насмеялись, и переругались... и помирились, ясное дело.

Вечер пришел. За ним ночь долгая. Глядя на то, как Михей, чинно сидя за столом, грамоте Артемия обучает да показывает, как буквы правильно выводить, подумала хозяйка лесная, что в школу их определить надо бы. В общине Сердая имелась такая в наличии. Детвору там и грамоте, и счету, и житейским премудростям учат. Опять же, общение с другими ребятами не помешает. Вот хоть бы Дарёнка — и та рада будет родственной душе Михея.

Тихонечко к дому сон подобрался. Окутал всех мечтами заветными, нарисовал образы яркие. Завтра новый день миру явится. Будет ли он лучше прежнего?

ГЛАВА 21

Пока Ульяна и ее домочадцы смотрели сладкие сны, в ином мире практиковали магию, читали длинные заклинания, учились подчинять стихии и умы подобных себе.

Великий артефактор, магистр, член совета ковена, входящий в элиту великого мира магов, сидел за рабочим столом. Перед ним на гранитной столешнице лежала пара алмазных браслетов. Всякий раз, когда Вальдемар прикасался к своим творениям, необъяснимая дрожь и благоговение будоражили его кровь. Иных таких вещей в этом мире, а может быть, даже во всех известных и пока еще не известных ковену мирах не существовало.

Крофф приготовил необходимые инструменты. По правую руку в один длинный ряд выстроились приборы для грубой и тонкой обработки драгоценных камней. На стеллаже, нависающем над рабочим столом, в несколько линий красовались рубины, изумруды, бриллианты, сапфиры, а также большие и маленькие полудрагоценные камни. Самые сильные артефакты мастер предпочитал изготавливать именно из последних. На то была вполне объяснимая причина — камушки не бросаются в глаза. Их можно носить напоказ и не опасаться, что кто-то позарится на их дороговизну. Сколько бы ковен ни совал свой магический нос в иные измерения, сколько бы ни воровал и ни разорял, а народ, привыкший к тому, что блага валятся на голову, словно снег, спускал все на ветер и снова оставался ни с чем.

"Когда-нибудь они вымрут от голода или просто перебьют друг друга за кусок хлеба, — думал "ювелир". — Нынче страшно ходить по темным улицам без охраны да и белым днем небезопасно..." Он склонился над браслетами, придирчиво осмотрел их сверху, затем перевернул другой стороной и еще раз внимательно исследовал на предмет неровностей и погрешностей. Изделия из двух огромных алмазов были безупречны: лазурный оттенок, прозрачность, игра света и тени — все это давало им право считаться единственными в своем роде.

Вальдемар поднялся, надел рабочий передник, налокотники, защитные очки и одним точным движением запустил машину для тонкой ювелирной шлифовки. Сегодня последний день работы. Ему предшествовали несколько лет напряженного, скрупулезного труда.

Не любил артефактор вспоминать о том, как достались ему эти камни. Давно дело было. Десятки шпионов рыскали по порталам в поисках новой наживы. Некоторые возвращались ни с чем. А некоторые гордо разворачивали на круглом столе зала Совета карту и рассказывали о несметных богатствах далеких миров. Мир, в котором жили оборотни, покорился не сразу. Еженедельно ковен пополнял ряды своих магических войск новыми адептами — новым пушечным мясом. Талантливые и не очень, смекалистые и глупцы... Немногие из них вернулись живыми и невредимыми. Самым ярким воспоминанием о тех временах была первая битва. Именно тогда, в день вторжения на территорию клана горных оборотней, Вальдемар нашел два воистину бесценных камня.

Магический огонь выжигал все дотла. Некогда зеленые горы теперь могли похвастаться лишь маленькими проплешинами тусклой травы да торчащими кверху ветками уцелевших кустарников. Мертвые тела оборотней и недавних выпускников университета пугали уродством обгорелой и рваной плоти. Составляя план нападения, магистры недооценили противника. Природа этого мира даровала детям Луны силу.

Горцы боролись за каждую пядь родной земли. Они не щадили своих шкур и жизней. Некоторые обращались и яростно вгрызались в глотки захватчиков, некоторые, сохраняя человеческий облик, сражались как звери, но были среди них те, кто одним движением руки вздымал в небо камни, поворачивал горные реки вспять и отвечал огнем на огонь. Стихии беспрекословно подчинялись своим избранникам. Вальдемар понимал, таких единицы, и именно эта горстка сильнейших должна сгинуть в первую очередь. План дорабатывался на ходу, согласно открывшимся обстоятельствам. Усилием сотен и смертью десятков молодых и бывалых магов была убита супружеская пара оборотней. Как выяснилось позже — вожак и его жена. Супруги из последних сил защищали глубокий туннель, по которому вглубь гор уходили их соплеменники и клан лесных оборотней, пришедших на помощь горцам.

Позже Вальдемар детально рассматривал тела некогда крепкого мужчины с черными волосами и женщины с большими, глубоко посаженными карими глазами. Ее длинные пальцы крепко сжимали покрытый пылью и кровавыми разводами камень. Артефактор, превозмогая отвращение, нагнулся и разжал еще теплую руку умершей. Опытный глаз признал в сером булыжнике самородок, которому не было равных! Жадный взгляд вернулся к трупу мужчины. Тот лежал на боку, в его руке был зажат такой же камень. На мгновение Кроффу показалось, что тонкий бледно-голубой блик мелькнул на поверхности алмаза и нырнул вглубь. Ошибки быть не могло — это сила! Сила, которая вернулась в предмет, созданный самой природой. Именно тогда магистр понял: здесь не будет легкой победы.

— Помогите мне изъять камень из руки этого мужлана! — крикнул он двум боевым магам, стоящим в нескольких шагах от него и внимательно наблюдающим за происходящим.

В последние минуты своей жизни оборотень так крепко обхватил самородок пальцами, что помощникам Кроффа пришлось разжимать их несколько долгих минут. Один из них, пыхтя и строя недовольные рожи, предложил использовать кинжал...

— Как думаете, это алмазы? — спросил тот, что был немногословен и выполнял указания старшего по чину без промедлений.

— Да что вы, уважаемый! Алмазы такого размера можно найти только во сне! — не моргнув глазом, соврал Вальдемар. — Скорее всего, это обычный кварц. Но даже в этом случае камни слишком крупны. Подайте-ка их мне!

Крофф нарочно медленно и внимательно рассматривал "полудрагоценные булыжники" и указывал на их изъяны:

— Чистотой породы здесь и не пахнет! Только посмотрите, как этот сер и неприметен! Неудивительно, что природа сотворила его таким большим! Это один из тех случаев, когда говорят: размер компенсирует содержание. Пожалуй, я оставлю себе оба камня. Будет о чем рассказать на лекциях.

Вальдемар бесцеремонно отобрал у интересующегося длинную сумку и сунул в нее свои боевые трофеи, которые со временем решил превратить в парочку браслетов. Тогда он не знал, кому преподнесет этот дар. Сейчас же объект, обреченный носить их вечно, не вызывал сомнений.

В полной тишине, в состоянии глубокой сосредоточенности Вальдемар Крофф подцепил ладонью "прозрачные бублики" — именно так он называл вещицы про себя — и подошел к станку в другой стороне помещения. Такой машиной обладал только он! Никто даже не догадывается, сколько усилий, времени и магической энергии было потрачено для того, чтобы доставить этот объект из закрытого Голубого мира. О, как велик и как богат тот мир! Там нет магии, но есть технологии, оружие, знания и народ, который способен творить! Эти люди умеют управлять железными монстрами, покорять небеса, воду и землю с помощью сложных технических устройств. Такая вещь, как станок ГОСПК-01, предназначенный для обработки методом шлифовки полудрагоценных и драгоценных камней с применением алмазного диска типа АПП диаметром от 150 до 200 мм, для них сущая ерунда. Что такое ГОСПК и АПП, для мага до сих пор оставалось загадкой, да и не в этом суть. Главное, что вот она, машина, принесшая ему ИМЯ! О том, как чиста и безупречна обработка камней, выходящих из-под руки Вальдемара Кроффа, ходили легенды. Студенты боготворили дар своего наставника, коллеги с завистью разглядывали созданные им артефакты и авторитетно качали головами, а заказчики хвастали друг перед другом магическим клеймом "ВК", комментируя стоимость побрякушки.

"Если бы мы были настолько сильны, чтобы покорить Голубой мир! Его недра под завязку набиты богатствами! Но самая главная ценность этого мира — человеческий мозг! Машина для обработки и шлифовки — это лишь малая толика того, до чего додумались люди, лишенные магии и силы! Несколько таких ученых мужей мне бы не помешали... Ну, ничего, ничего, придет время! Гордыня и жадность — вот слабые стороны их душ, а значит, у нас есть шанс!" — успокаивал себя Крофф. Его тело устало: шестой час маг карпел над простенькой застежкой к последнему браслету. Когда злополучный замок защелкнулся так, словно был смазан маслом, Вальдемар облегченно вздохнул. Затем он проколол острой булавкой свой палец и с умилением стал наблюдать, как непревзойденный артефакт впитывает в себя кровь хозяина. Все. "Сюрприз" готов. И страшись его силы тот, кому он будет дарован.

ГЛАВА 22

Ульяна любила утро. Нравилось ей просыпаться в своем доме и размышлять о том, что подарит этому миру новый день. Она сладко потянулась, обвела глазами светлую и поняла, что-то не так... Ныряя в щель под дверью, просочился из кухни и втек в комнату едкий дым. Однажды по неосторожности Ульяна пролила на горячую плиту несколько капель растительного масла. Пока соль искала, а потом старалась присыпать ею чадящие пятна, дыма навалило порядком. "Кто же это так на моей кухне расхозяйничался? — бубня себе под нос и ища домашнюю обувку, возмущалась она. — Никак пришлый решил чудесами кулинарными удивить?"

Может, утро поначалу добрым и было, да только, отворив дверь, что вела в маленький коридор, а из него в святая святых этого дома, Ульяна поняла — все еще хуже! У раскаленной плиты, натянув на себя передники и измазавшись по уши в муке, два знатных вредителя старались ловко перевернуть один горелый блин.

— А я тебе говорю, что лопаткой его надо, лопаткой! — кричал один.

— Да кто тебя так учил? — возмущался второй. — Во как бабы делают! — Михей обмотал ручку сковородки какой-то тряпкой, лихо снял сковородку с плиты и попытался решить вопрос, одним резким движением подбросив блин кверху.

Ох и красиво тот блин летел через всю кухню! Ох и переворачивался! А затем шмякнулся на пол, еще недавно коленками мага отполированный, да скукожился. Масла мальцы, само собой, для жарки не жалея плеснули. Пока старший сковородой размахивал, оно все на чугунную поверхность плиты вылилось, чаду от этого лишь прибавилось.

— Вот говорил же я тебе, а ты все бабы, бабы! Да они с такими умениями уже на свет белый родятся, а нам, мужикам, тому учиться надобно! Как теперь с сюрпризом-то быть? Вишь, она к нам с душой ласковой, а мы ей чуть хату не спалили!

— Да ты окно, окно открой! — поучал Михейка. — А я дверь настежь распахну, глядишь, пока проснется, все и выветрится!

Тихо ступая назад, Ульяна старалась не споткнуться о какой-нибудь предмет и не наделать шума. Плиту она потом вымоет, дым развеется, блины... ну, там уж как у поварят получится, а вот ругаться не станет — незачем, сюрприз ведь должен был быть.

Вместо того чтобы отчитать сорванцов да наказать, мол, не лезьте куда не просят, решила хозяйка лесная к дубу родимому прогуляться. Нашла в шкафу теплый кожух, войлочники позапрошлогодние, платок потеплее, да к картине заветной подошла. Всего-то мгновения и понадобились, чтобы к месту ведьмовскому перенестись.

Поделился с ней лесной великан силушкой. Выслушал все, что Ульянушка ему поведала: и о снах неспокойных в доме старой волчицы, и о камне, что силу небывалую хранит, и о книге, в которой то написано, о чем не всякому знать положено. Слушал дуб, ветками милушку обнимая, впитывал печали ее да заботы с переживаниями. Нелегка ноша? Так и жизнь не сахарком сыпана! Придет день, и все образуется. Придет ночь, а в ней страхи рассеются.

Солнышко первые лучики к снегу потянуло, знать, в дом воротиться время пришло. Провела Ульяна на прощанье ладонью по шершавой коре и назад отступила. Подождав чуток, пока тело согреется и румянец от морозца утреннего с лица сойдет, вышла хозяйка на кухню. Делает вид, что только проснулась, воспитанникам улыбается, а сама втихаря на плиту поглядывает да замечает, что соль которой пятна масленые присыпаны, уж потемнела.

— Вот так неожиданность! — руками всплеснула. — А я-то думаю, чем завтракать будем?

На столе в глубокой тарелке лежала горка кривых, плоских и чуток подгорелых блинчиков. На оладушки, может, и не похожи, но то, что мальцы догадались: такие "блины" переворачивать легче будет — радовало. Чайник вскипел. Александ, морща нос, тоже к столу утреннему явился. Недоволен, конечно, что холодно в кухне и яство не отменное, но как зыркнула на него Ульяна глазом острым, так и притих. Понял, видать, что хлопцы старались, и не надо их журить за дело доброе. А по ходу трапезы решили, коль сметанки или варенья на блины побольше положить, горелого и не чувствуется! Правда, в чай мед никто класть не стал — сахару в тесто кулинары тоже не пожалели.

Днем в дом хозяйки леса люди вереницей шли. У кого муж прихворал, у кого дети снега намедни наелись да с горлом слегли, у кого куры ни с того ни с сего нестись перестали. Весь день только тем и занималась хозяюшка, что порошки в бумажные кулечки отмеряла да настойки по бутылочкам разливала. К обеду суп вчерашний грели, а вечером картошку в кожуре отварили: не до стряпни было. Мальчики за живностью с утра до ночи приглядывали. Серку гриву так вычесали да шкуру выскоблили, что тот сам на себя залюбовался, пока Артемий кругом него с зеркалом, что над умывальником ранее весело, бегал. Слава тебе Небо, что целехонько осталось. А то иди потом выбери осколки из-под сена, которым половицы в сарае притрушены.

Тимофей, увидев, что мальцы гребни в руках теребят да на него хитро посматривают, за ворота на полдня сбежал. Где бродил, что делал — неведомо. Да только к вечеру больно усталый пришел, видать, в сугробах снег мерил. А вот Лохматому не свезло... Теперь в самый раз его гладкошерстным называть. То бишь, шерсть на нем как была длинная, так и осталась, да вот как-то уж слишком ровненько она книзу зачесана стала...

Как небо потемнело, каждый в доме своим занялся: кто читал, кто писал, кто картинки занятные рисовал, а кто думу думал да дни на календаре подсчитывал... Среди ночи всех лай Лохматого перебудил. Ульяну с лежанки будто ветром сдуло. Сердце заколотилось, глаза звездами вспыхнули, недобрый холодок по спине пробежал. Догадывалась, что случиться могло, да верить в то отказывалась.

Глава 23

Пока мужская половина глаза протирала да штаны натягивала, хозяйка леса в полном одеянии у ворот стояла, кнут в руке беспокойно сжимая. А перед ней, поджимая перебитую лапу, сидела волчица, по беспокойным зеленым глазам которой Ульяна Бежану признала.

— Проходи во двор, а оттуда сразу в дом, — велела хозяйка. — Обратишься в светлой, там же руку тебе перевяжу, пока парни Серка запрягать будут.

Мальчишки уж на крыльце топтались да команды ждали, они ведь жену вожака сразу учуяли, как только в сени вышли. А уж когда увидели, как лапа у волчицы болтается, засуетились, забегали. Артемий вмиг сообразил, что без веночка заветного и нынче не обойтись. В дом забежал, схватил вещицу да к сараям умчал. Михей его там ждал, вороному что-то на ухо шепча да по гриве мягкой поглаживая.

— Не возьмет она нас с собой, — обматывая шею коня оберегом, печально сказал Артемий.

— Ясно как белый день... — вторил ему Михей. — Уж больно она о нас печется. Я ведь утром краем глаза заметил, как Ульяна в кухню заглядывала, пока мы с тобой блин летать учили.

— А я унюхал... Думал, заругает и уши оборвет... А она тихонечко в комнату вернулась да через окно на улицу ушла.

— С чего ты взял?

— А с того, что мой нос не обманешь! Морозом от нее пахло утренним да деревом! Дубом, кажись.

— Да... не возьмет она нас с собой. А этот, змий подколодный, так точно увяжется. Вот увидишь!

— Не нравится он мне. Больно...

— Больно мягко стелит, да спать потом жестко будет, — договорил за Артемия Михей.

В это время в светлой Ульяна пыталась оказать помощь Бежане. Рука ночной гостьи была сломана в двух местах. Как женщине удалось в ипостаси волчицы добежать до дома хозяйки леса — удивительно. Только беда да страх за дорогих сердцу существ могли на такое сподвигнуть.

— Не молчи, говори! Так легче будет! — советовала ей Ульяна, а сама старалась быстро и верно лубки деревянные вокруг руки Бежаны пристроить и затянуть их длинными полосками материи.

— Спешить надо! Я сначала к Сердаю бежала, еле вырвалась из лап супостатов! Они меня до самой границы южного леса гнали, несколько раз была готова за Калинов мост отправиться, да, видно, Небо смиловалось! А потом, к кордону подбегая, как взвыла! Всю горечь да печаль свою я в тот зов вложила. Глазами моргнуть не успела, а молодняк Сердаев, что в ночь лес бдит, уж тут как тут. Преследователей моих они за минуту в клочки порвали, и я им все как на духу рассказала. Часть из них сразу в наши края подалась, а остальные в общину весть понесли.

— Ты здесь оставайся, а я к вашим на подмогу поеду. Серко меня быстро домчит.

— Не могу я, Ульянушка, детки мои там остались, и муж, словно демон, сражается. А ведь отступники не сами к нам пожаловали, с ними...

Бежана резко замолчала. После этих слов лицо Ульяны на маску из белой глины похоже стало. Глаза широко открыты, а в них лишь ночь черная да звезды мерцают. "Ух, и страшна! — подумала волчица. — С виду словно дева красы невиданной, а в очах омуты с чертями, что костры адские жгут..."

— Слушай меня, Бежана! — сказала хозяйка строго, четко да так, будто за ослушание наказать готова. — Ты свое дело сделала. Останься в заимке и проследи, чтобы сорванцы мои следом не увязались. А о твоих я лично позабочусь. Поняла?

Та лишь головой кивнула да тихо договорила о том, что ранее рассказывать начала:

— С ними два мага. Огнем во все стороны, словно покрывалом, стелят. На шеях у них горсть амулетов болтается. Я в этом кое-что понимаю... Неужели и сюда ОНИ сунуться решили? Зачем? Чего в этом-то мире ценного есть? Снега им, что ли, к Новому Году захотелось?

Слезы катились из больших мятежных глаз Бежаны. Горе клокотало в ее груди. О руке, что распухла, словно войлочник, она и не думала, а только медленно из стороны в сторону раскачивалась да в темную ночь, что за окном притаилась, глядела.

Ничего Ульяна ей не ответила. Вышла во двор, села в сани, да лишь снежное облако за ней и взвилось!

Александр успел запрыгнуть следом в последний момент.

Видел он уже, как Серко по снегу с оберегом на шее бежит, но чтобы так, что лишь деревья маревом мелькают да ветер дышать не дает, — впервые! До ворот буяновой общины стрижом сани неслись. Ворвались в самое пекло! Бой такой кипел, что лишь клочья от волчьих шкур в разные стороны летели да огонь стеной двухметровой стоял. Общинные хаты то спасало, что на манер землянок построены были, а сверху снег метровыми слоями на них лежал. Но пламя его не щадило. Растекались серые лужи повсюду. Вода с сырой землей перемешивалась, и пар от того месива, словно в бане, кверху тянулся.

— Слушай меня внимательно, пришлый маг! — глядя в глаза Александра так, будто душу ему наизнанку вывернуть хочет, сказала Ульяна. — Вставай рядом со мной, вспоминай все, чему тебя ковен научил, да выкладывайся в полную силу. А не станешь того делать — не дожить тебе до утра!!

— Я не знаю, как они сюда попали! — оправдывался он, глядя на нагло ухмыляющихся белобрысых ковенских прихвостней, из-под рук которых рвалось на волю алое пламя. — Многогранник времени в закрытый мир может переправить не более одного-двух существ и только с малым багажом! А это и есть закрытый мир! Закрытее некуда!!

— Тогда дерись, дерись, твою налево! — ярилась хозяйка леса.

Она вытянула вперед обе руки и стала речитативом читать какой-то заговор. Вот тут-то чудеса самые настоящие и начались.

Порывы густого, почти осязаемого ветра, минуя оборотней Сердая и Буяна, рвались навстречу огню и оттесняли его назад, ближе к чародеям, которые изо всех сил старались стереть с лица этого мира буяново поселение. Почуяв неладное, маги принялись внимательно всматриваться в черты лица той, что так бесцеремонно пыталась помешать их планам. Удивление, смятение и недоумение выразили их холеные и не обезображенные интеллектом лица. Грозди амулетов старались сослужить своим хозяевам верную службу. Магический огонь мерцал в них сначала очень часто и ярко, затем лишь редкими вспышками, а потом и вовсе чуть заметными бликами. Маги переполошились. Оборотни-отступники, лишенные их чародейской поддержки, тоже сдавали позиции. Ульяне показалось странным, что десяток предателей был в состоянии так долго противостоять слаженной команде Сердая. Да один вожак мог бы играючи справиться с тремя противниками.

— Эй, чтец душ, а разгляди-ка ты шеи псов повнимательней! — крикнула Ульяна. — Чует моя душенька, что без подпитки магической тут не обошлось: обереги на них, что силу в десять раз приумножают!

А сама подумала о том, что знает того, кто мог снабдить противника подобными амулетами.

— Тоже мне новость! — ответил Александр. — Я уже двоих такой радости лишил! Вон, — он указал рукой в сторону растерзанных туш, — видишь, как живописно их куски по сторонам летят? Это твои подопечные стараются!

— Так снимай с остальных! Чего ждешь?! Или тебе спать не хочется?!

— Холодно мне в постели одному. Не привык я по ночам в одиночестве под одеялом кукожиться! Домой бы поскорей! Там желающие согреть найдутся, а здесь мне ни черта не обломится, вижу. — Александр говорил много лишнего, но дело магическое делал исправно — обереги на оборотнях гасли один за другим, один за другим их недавние обладатели валились в снег с рваными глотками и боками.

Хозяйка леса отпустила ветер и принялась за тех, кого в свое время так хлыстом отходила, что чуть на тот свет не отправила. А могла бы... Да родство поперек желанию встало — братья все-таки...

В ее руках, будто по команде, появилось то, от чего у белобрысых глаза больше блюдец стали. Никогда им не забыть того, как гулял по их спинам да ляжкам кнут плетеный. И спасу от него не было: длинные, тонкие, но невероятно крепкие отростки сами собой взвивались кверху и осыпали тела парней горячими "поцелуями", от которых кожа рвалась, да кровь хлестала. Поняли маги, что и нынче им наказания не избежать, от того каждый из них, вытянув руки вперед и удерживая остатки магического огня, принялся активировать заклинанием амулет переноса.

— Решили от меня целехонькими уйти? — прошептала Ульяна в их сторону, но, несмотря на то, что сказано это было очень тихо, противники ее слышали прекрасно. — Такого я вам позволить не могу — больно роскошно оно для вас...

Хозяйка леса замахнулась кнутом да с такой яростью и гневом, что не рассчитала. Видимо, слишком много неприятных воспоминаний навеяли ей гости из прошлого. А рев детей из хаты старой волчицы, что в аккурат за спиной Ульяны находилась, да тела молодых оборотней, что нынче бездыханно в грязных лужах лежали, не дали ей права силу свою сдержать.

Пока амулеты переноса портал открыли, первый маг кистей рук лишился. Второму меньше повезло: одни культяпки до локтя висеть и остались. В глазах хозяйки не было и тени сожаления. Зло наказано должно быть — тому ее с раннего детства учили, и учение это крепко-накрепко в сознании прижилось.

— Что ты наделала? — зашептал бледными губами Александр. — Что ты наделала...

— Зло наказала, только и всего, — меняя личину, сказала Ульяна. — Пусть не суются в мой огород. Я тут сама всему хозяйка. И ты это запомни да не говори потом, что не предупреждала.

Она хлопнула в ладоши. Кнут исчез так же внезапно, как ранее появился. А женщина не спеша подошла к тому, что осталось лежать на месте, где еще минуту назад ее братцы стояли. На каждом пальце оторванных рук красовалось по перстню. Огранка большинства камней оставляла желать лучшего и только два, что были надеты на мизинцы правых рук, оказались невероятного качества. Камушки чисты, как слеза младенца, и красивы, как закат в ночь перед грозой. Маленькие, размером не больше лесного ореха, но крайне сильные артефакты. Ульяна к ним ладони протянула, а перстеньки сами свое законное место на ее безымянных пальцах заняли.

— Здравствуйте, мои хорошие, — прошептала они им, чуть ли не прижимаясь к камням губами. — Соскучились? А я-то как! Видите, говорила я вам, что время придет — свидимся, вот оно и настало.

Александр понял — это ее кольца. Такие вещи лишь к хозяевам в руку прыгают. В магическом мире их называю "шпионы", но правильно и, главное, вовремя подкинуть артефакты недругу может только сильный маг. Для этого нужно превосходить соперника магическим даром более чем в несколько раз! Ведь наложение невидимого заклятья, которое убережет вещи от повторных заговоров и напомнит им о настоящем владельце, требует особого уровня и умения.

Тяжкой выдалась эта ночь, да день, что за нею придет, не легче окажется: многим оборотням огонь алый шкуры попортил, а значит, помощь хозяйки леса им понадобится. Буян, опустив голову долу, сидел у порога хаты старой волчицы. Сыновья малые его обнять хотят, а тот уворачивается, знать, потрепало вожака порядком, от того все тело и болит. Да пуще всего жаль вдов безутешных, ибо были среди ушедших этой ночью за Калинов мост и те, кто грудью могучей дом свой защищал, жен и детей. Пока Сердай с подмогой в Буяново селение прибежал да пока Ульяна подоспела — четверых славных мужей с того света уж не воротить было...

Глава 24

Всю ночь и весь следующий день Ульяна врачевала обгорелых и израненных. Раны, что магический огонь оборотням нанес, долго затягиваться будут. Уж кто-кто, а хозяйка леса о том хорошо знала, потому-то на себя первоначально заботу и взяла. Бежана и Михей с Артемием, ясное дело, в общину вместе с пришлым магом приехали, когда тот за чемоданом Ульяниным с лечебными мазями да настоями ездил. И как бы тяжко самой Бежане ни было, а от постели Буяна она не отходила. Вожаку нездоровилось — с каждого боку его огнем опалило да так сильно, что недели две в повязках ходить придется.

Александр тоже зря по домам не хаживал. У него иная забота была — чтец душ как-никак. Исподтишка Ульяна наблюдала за тем, как он вдов безутешных успокаивает, слова им лагодные шепчет, учит с бедой бороться. Уровень такого мага за красивые глаза не получают, знать, исправно учился, раз нынче умения свои так лихо использует. Некоторые женщины, вдоволь выплакавшись и, часть горечи с души сбросив, деток своих обнимали да к домам уцелевшим шли, долю благодаря, что живы остались. А одна, что тяжелой ходила и к весне разрешиться должна была, никак не успокаивалась. Уж и так и сяк Александр ей слова добрые говорил, но слезам вдовьим конца и края не было — сетовала, что муж младенчика не увидит, а ведь ждал-то как... Видя, что печаль глубоко в сердце беспокойном засела, подошел маг к горемычной, взял руки вдовушки в ладони свои и приложил к ее животу. Словно дрожь мелкая по телу женщины пробежала, а во чреве тепло разлилось, чувства материнские обостряя. Почуяла, безутешная, как сердечко в тельце младенчика заходится, как страдает вместе с матерью, как кручинится! Слезы лить перестала, поняла: не о том нынче думать надо, что без мужа осталась, а о том, что продолжение его в ней живет и свет белый не меньше иного дитяти увидеть желает. Что ж дороже здоровья ребеночка родненького быть-то может? Приосанилась мать будущая, живот пуховым платком прикрыла да пошла к остальным... к погребению мужа готовиться.

Сердаю с Колодаром поменьше досталось. А вот молодым волкам, что первыми на помощь соседям подоспели, тяжко пришлось.

— Хлопцев моих подлечи, а на мне, сама знаешь, к утру затянется! — улыбался серый вожак своей любушке, пока он мази от ожогов готовила и на героев молодых поглядывала.

— А я их сейчас девчатам на поруки сдам, пусть те за защитниками поухаживают! Правильно? — подмигнула хозяйка стонущей компании из четырех душ.

Ну, те, ясное дело, головами дружно закивали, мол, от таких лекарей не откажемся! Да переглядываются между собой с улыбками хитрыми.

— Гляди-ка, как о девках услыхали, так и хворь прошла! — уперев руки в бока, сказала Сердаю Ульяна. — А может, вам по лопуху сушеному к голове приложить и хватит?

— Брось, Ульянушка, — встал на защиту юных мужей вожак, — им нынче внимание девичье только в пользу. Раз уж обещала — зови. Правильно я говорю? — посмотрел он на оборотней.

А тем лишь того и надо! Болен, не болен, пока молодой, и шкурой пожертвовать не жаль ради заботы да ласки.

Сказано — сделано. Привела хозяйка леса помощниц, объяснила, как раны замазывать да бинтовать, а сама в сторонке стоит, приглядывает... Дело-то молодое, без присмотра оставлять нельзя.

— Эх, молодо-зелено, — прошептал Сердай милушке в самое ухо, сзади тихонько подойдя да стан стройный обняв. — И я по ласке истосковался, по рукам твоим нежным, по вздохам глубоким. Сердце рвется. По ночам все об Александре этом думаю, не дает мне покоя мысль, что под одной крышей с тобой пришлый живет. Чую нутро его темное...

— Не кипятись, Серенький. Я о другом поговорить хотела. Пацанят-то моих в школу, что при твоей общине, надо бы определить. Не дело это — целыми днями коню гриву чесать и косолапого под страхом гребней из дома спроваживать.

— Да хоть завтра привози, — прошептал оборотень, а сам в волосы ее лицом зарылся и надышаться не может. — Я их Дарёне поручу, а уж она подсобит.

— Завтра, значит, и свидимся, — обнадежила его она, — полечим душу твою одинокую...

— Не одинока она, — все так же тихо ответил он ей, — пока твое сердце бьется, так и моему есть ради чего жить. Береги себя, любушка, а уж я о тебе каждый миг думаю.

Молодым в тот момент не до вожака с его зазнобой было. Девчата разрумянились, глазами стреляют, а хлопцы будто совсем плохи стали — охают да пуще прежнего жалуются, дабы поласковей их врачевали...

Усмехнулась хозяйка леса улыбочкой своей особенной, хлопнула в ладоши и скомандовала:

— Ну все, сдается мне, что хватит потерпевших выхаживать! Вы, девчата, ступайте по делам своим, а вы, славны молодцы, как поправитесь, так в гости в Буянову общину и напрашивайтесь! Глядишь, по весне свадьбы сыграем...

Тут уж не только девки зарделись. Хлопцы не меньше их щеками порозовели да вновь переглядываться стали. Они-то, может, о таком и не думают, а бабы, знамо дело, руки алой лентой соединить страсть как охочи.

Только к закату хозяйка с воспитанниками и магом в дом родной вернулась. Устали все — кто оттого, что магии не жалел, кто оттого, что исцелял, а кто оттого, что на посылках был. Михей с Артемием тоже ведь почем зря в общине не терлись: то воды теплой поднесут, чтобы раны оборотням промыть, то простыни, что хозяйки на перевязь выделили, полосками ровными порвут, то детвору играми займут. Вроде не тяжкое дело, а к вечеру не меньше Ульяны с Александром утомились.

Баню чуток протопили — только бы усталость смыть да тело порадовать. Пацанята без лишних напоминаний туда первыми сиганули, но надолго их не хватило: спать хотелось, да и животы пустые своего требовали. Пока братья в дом воротились, хозяюшка к ужину стол на кухне накрыла, сама немного поела, чистые одежды в охапку взяла да в баню отправилась.

И только Александр никуда не спешил. Хотел было с Михеем по душам разговор начать, а тот на усталость сослался да к себе в комнату ушел. Артемий, видя такое дело, следом за братом испарился.

Зная, что, как Ульяна вернется, его очередь омовение совершать, пошел маг в пристройку, принес одежду на смену да занял ставшее любимым место у окна.

Тихо и тепло в доме хозяйки леса. Сидит пришлый на кухне одинешенек, светильник притушил, сквозь оконное стекло на небе звезды выискивает. Никому не ведомо, что день следующий в этот дом принесет. Никому... кроме самого Александра.

Глава 25

Неспокойно спалось Ульяне этой ночью. Поначалу и вовсе уснуть не могла, уж и думы думала, и книгу читала, а потом решила в горницу свою пойти. Зажгла свечу у зеркала, села в кресло резное, гребень в руку взяла да вспомнила, как мальцы точно с такими же, но побольше, за Лохматым по двору носились, псом красоты невиданной ему проча стать. А тот не дурак, понимал к чему дело идет, потому во всех углах и прятался... Да где ему, старому, от двух недорослей ретивых укрыться! А ведь и вправду, после вычесывания, будто на лет пяток помолодел.

Прикипела хозяйка к пацанятам всей душой — хорошие они. Шкодничать, само собой, у них лучше всего получается, но и по дому, если что, помогут, и слово держать умеют, и старших уважать научены.

— Дай им здоровья да удачи, Небушко! — сказала она вслух. — Пусть на их дорогах жизненных побольше добрых людей да верных друзей встречается, а уж что от меня зависит, сделаю.

За думами да пожеланиями время текло. Из зеркала на Ульяну Улиана смотрела: две длинные косы вишневого цвета на грудь перекинуты, ресницы длиннющие с темно-зелеными кончиками и глаза им подстать — словно трава по весне. Брови вразлет, уголками книзу загнуты, нос прямой, губы нежные, лицо чуток заостренное... Красива, что тут скажешь, да не всякому облик ее истинный видеть положено. От оборотней она его не прятала, а вот люди о том лишь сказки сказывать право имеют. Для них статная баба с золотыми волосами привычней, чем дева красноволосая. А уж когда злость из хозяйки леса в мир через глаза на волю рвется... Отчего в такие моменты у Ульяны очи чернее ночи ставали, она и сама толком не знала, да чего ждать от создания, у кого в роду и ведьмы, и маги, и нелюди были...

Полюбовалась красавица на себя еще чуток, собрала волосы, что на гребне остались, и в печь выбросила. А два волоска на палец намотала да в комнату воспитанников пошла.

Спали братцы, словно ангелы рыжеволосые. Присела Ульяна к Артемию на кровать, взяла его руку, на запястье волос свой завязала, а на палец один из перстеньков надела, что только намедни к ней воротились. Потом сложила ладони лодочкой, накрыла ими Артемкину руку да слова нужные зашептала. Мальчишка лишь с боку на бок перевернулся и мирно засопел, а подарки Ульянины будто в ночи растворились: глазом не видать, пальцами не нащупать. Михею хозяйка леса такие же дары сделала. Еще немного в их комнате посидела, каждого в щеку поцеловала да спать пошла.

А сон к ней в эту ночь вещий постучался.

Небо в нем красивое было, но не то, к которому она привыкла, другое. С виду вроде обычное, да что-то не так: то ли солнце тусклое, то ли тучи пониже. А впереди гора высоченная, что в облако белое упирается. По склону той горы травка чахлая растет. Влаги природе не хватает, о дождике она небо просит. Глянула Ульяна туда, где вершина горы с облаком встречалась, а там мерцание загадочное. Заинтересовало сияние женскую душу, потому хозяюшка по склону вверх и пошла. "Ох и высоко, ох и далеко, — подумала она, а гора возьми да и закончись. — Быстро я добралась — и глазом моргнуть не успела. Видать, не так уж и высоко".

Осмотрелась вокруг. Повернула голову направо — красота... Леса, леса, сколько глазу видно. За ними селения да городишки маленькие. Нет дворцов и хором царских, нет палат белокаменных, нет жандармов вездесущих. Все вокруг белое, метель дороги заметает, дымок из печных труб к небу тянется, базар веселый раскинулся, а люди маленькие, словно муравьи, туда-сюда так и шастают. Рушниками размахивают, платками цветастыми, один, кажись, на гармони так лихо играет, что вряд ли несчастная до Нового года доживет. И сердцу все это мило, дорого! Смогла бы, руки протянула бы да обняла и к себе прижала.

Поглядела хозяюшка налево... То ли лето, то ли осень. Редкие деревца солнца просят, трава им вослед вторит, цветы реденькие бутоны раскрыть сил не имеют. А тут еще туча ползет, да лишь молнией грозится, дождя не даст. Дома высоченные рядами стоят, а улицы меж ними словно в панцирь одеты. Воздуха не хватает. Начала Ульяна лицо к той стороне поворачивать, где его с избытком, где народ радуется да снег кружит, но не может: вновь блеск загадочный по глазам режет, а исходит он снизу. Опустила она очи, глянь-ка, вот так находка — алмаз размером с яблоко. И грани его так красивы, так правильны, словно сама природа дар этот миру уготовила. Потянула к камню руку хозяюшка, а тот возьми да ужаль ее.

— Что ж, знать, не про мою честь вещица. Домой возвращаться пора, — сказала она вслух, оставила самородок на месте и вниз осторожно спускаться начала да оступилась...

Проснулась Ульяна с первой зорькой. Долго еще под одеялом лежала, о сне своем думала. С одной стороны, неплох он был, а вот с другого боку, сверху вниз во сне падать — не к добру. И сердце колотится, словно не спала, а по лесу за зайцами бегала... Мысли путаются, но ту самую ниточку, за которую потянуть надобно, дабы клубок распутать, сыскать не получается. А ведь раньше легко и просто такое сделать было: в доме-то, что со всех сторон лишь на доброе заговорен, ответы на какие хочешь вопросы найти легко. Чудно! Но сколько, на печи лежа, ни думай, а хозяйство да подопечные оттого сыты не будут. Пришлось откинуть в сторону одеяло, встать, одеться, умыться, в плите огонь развести, воду в чайник свежую залить да в сараи с кормом направиться. Тем, кто там пайки утренней дожидается, все равно, какие сновидения к хозяйке по ночам приходят.

Куры, гуси, гогоча и кудахча, зерну радовались, а вот Лохматого с Тимофеем как подменили. Раньше эти два красавца на аппетит не жаловались, все до крошки уплетали, а нынче к еде и не притронулись.

— Что же вы, зверье мое ненаглядное, на меня словно на великомученицу смотрите? — почесывая каждого за ушами, спросила хозяйка.

Те лишь головы под ее теплую руку поставляли да в глаза преданно заглядывали.

— Жизнь — дело нелегкое, да каждому столько испытаний дано, сколько он осилить сможет. Много говорить не стану, вы и сами с усами, побольше моего в свое время намыкались...

Медведь с псом вслед за Ульяной во двор вышли, до двери дома довели и на крыльце дружно пристроились, а хозяюшка по дому хлопотать принялась. Наготовила за часа два столько, что и за неделю не съесть! Кабы кто спозаранку в дом ее зашел, подумал бы, к празднику баба готовится. А уж о том, что ледник хозяйский всегда полнешенек, даже белки в лесу знали!

Аромат из кухни по дому побежал да так нос каждому спящему защекотал, что не утерпеть!

Михей долго ловил запеканку творожную во сне, а та, словно кисель, сквозь пальцы уползала и снова румяной корочкой покрывалась. Уж он ее и так и сяк ухватить старался, да, видать, сновидения супротив него сговорились. Потому махнул паренек на все рукой и... проснулся. Глаза протирает, глядит, а Артемий во сне губами причмокивает да недовольно бормочет. Ох и умора со стороны за спящим братцем наблюдать!

— Эй, вставай! — потрусил он младшенького за локоть.

— Не буди... — простонал тот в ответ, — мне яичная лапша снится, уж сколько о ней мечтал...

— Доверься носу, нюхач, по дому такие запахи! Готов на новую тетрадь спорить — Ульяна нынче щедрый стол накрывает! Айда умываться и руки мыть!

Может, и есть для двух шустрых волчат что-то важнее доброго завтрака, но не сейчас! Наспех оделись да на кухню помчали. Ох и радости было, как блюда из снов на столе узрели! Наперебой хозяйке о том рассказывают, а та смеется и по чубам рыжим пацанят треплет. Она-то ведает, отчего эти яства приготовила, волос свой на запястья им при луне не зря вязала, но мальцам о том знать не положено.

— Бегите уж по делам своим утренним и к умывальнику. Да чайник на краю плиты не заденьте!

— Порой два урагана, а не дети! — сказал Александр, выходя на кухню.

Выглядел он уставшим, будто не спал всю ночь: глаза красные, а под ними морщины глубокие залегли.

— Да... бодрости тебе сегодня у мальцов занять придется. Расклеился ты, дорогой гость, настою бы тебе восстанавливающего...

— Брось, лишнее это, просто плохо спалось. — Он развернулся и пошел к умывальнику, но даже холодная вода, что щедро омывала его лицо, не смогла освежить.

Ульяна смотрела на потрепанного посланника ковена и понимающе качала головой.

За завтраком ребятки о снах своих рассказывали, а хозяйка им в тарелки кусочки лакомые подкладывала да чай в кружки подливала, о своих сновидениях помалкивая.

Александр немногословен был, только жевал и слушал. По всему видно, настроение с утра не задалось.

— У меня новость для вас есть, — обратилась Ульяна к мальчикам, — сегодня в школу Сердаевой общины поедете, пора уму-разуму набираться.

— Да мы и так не глупы! — возмутился Артемий. — Михейка наизусть столько виршей и сказаний знает, что не счесть, а я все, что он мне втолковывает, исправно учу! Зачем нам школа?

— А затем, чтобы ты еще и читать, писать научился да о камнях своих любимых больше узнать смог! — сказал ему старший брат. — Я, к примеру, в школу с великой охотой пойду. Интересно там, видать, будет...

— Вот сам туда и ступай! А мне и тут хорошо! Чего это вы надумали в дебри познаний лезть? Много ли оборотню надо? Знай себе обращайся да хозяйство веди! Не поеду!

— Зря ты так. — Ульяна подлила возмущенцу чаю и продолжила: — Много интересного в мире есть. Вот хоть бы камни, что тебе нравятся: каждый из них свое значение имеет, в каждом свой дар сокрытый находится. И коли не узнать, какой из них миру радость даровать может, а какой и вовсе трогать нельзя, так хорошим мастером не стать.

— Это правильно, — нарушил молчание маг. — Есть вещи, которые по глупости тронув, всю жизнь о том жалеешь. Ты сначала в школу хоть на денек пойди, а потом решай, надо это или нет. Поступи как мужчина, присмотрись, что к чему, и делай выводы. Идет? — Он серьезно посмотрел на Артемия.

Тот, почувствовав, что с ним нынче не как с дитятей глупым разговаривают, а как со взрослым, согласно кивнул головой.

По случаю первого учебного дня братья гладко причесались, надели новые рубахи и штаны, тетради кое-какие приготовили, карандаши, уложили все в новые сумки из грубой холщовой ткани да пошли Серко запрягать.

Конь к мальцам так привык, что копытом от нетерпения притопывать начал, как их увидел. Те ему гостинца со стола принесли, правда, не без разрешения они его взяли, спросили, можно ли. А уж то, что у вороного лакомство любимое — хлеб, солью щедро посыпанный, ребятки себе сразу уяснили. Только Серко сегодня от подношения отказался, голову в пол опустил, ноздрями фыркнул, копытом по доскам легонько бьет да ушами шевелит.

— Что-то невеселый он нынче, — подметил Михей.

— Ага, вот и те двое, что у крыльца топчутся, словно приболели, может, ночью мороз лютый был? — предложил младший.

— Не похоже... — озадачено протянул старший. — Пойдем, спросим, готовы ли Ульяна да пришлый за ворота выезжать... — А потом внимательно посмотрел брату в глаза и добавил: — Знаешь, странно получается — хозяйка леса добра да внимательна, а звери — будто прокислых щей наелись...

— Слово-то какое усвоил — "странно". Глядишь, в школу пойдешь и вовсе по-ученому говорить начнешь.

— Может, и начну! — улыбнулся в ответ Михей. — Если уж писать вирши да сказания, то так, чтобы стыдно перед теми, кто их читать будет, не было.

Ульяна с магом уж во дворе дожидались. Александр сидел на крыльце, за ногу свою держась, а хозяйка журила Лохматого:

— Ты глянь на него! Кусаться вздумал! Мало ли мне намедни врачевать пришлось?

Пес, поджав хвост, виновато смотрел ей в глаза и поскуливал, на мага он бросал косые взгляды и раскаяния в них не было.

— Брось, Ульяна, и так заживет! — успокаивал ее пришлый. — Он меня за ногу просто прихватил, даже не больно! Правда! Выезжать пора, потом вылечишь! — А сам лодыжку потирает.

— Ты мне еще покомандуй!

Ульяна зашла в дом, вынесла оттуда свой чемоданчик с лекарствами, хотела открыть, чтобы перевязь достать, а маг ее за руку поймал да продолжил:

— Холодно! Давай потом, когда вернемся! Гляди, — он задрал штанину, — даже не прокусил! Поехали!

— Как скажешь, — внимательно глядя на его ногу, сказала хозяйка леса, — раз не до крови, так и подождать может.

Сидя в санях и глядя на то, как ловко Михей ими управлять наловчился, Александр предложил Артемию сесть возле брата да самому подучиться — мало ли, может, Ульяне и его помощь в этом деле когда-нибудь понадобится. Малой только того и ждал. Вмиг возле старшего примостился и давай расспрашивать, что к чему.

Хозяйка леса смотрела на щуплые спины детей и думала о чем-то своем. Маг внимательно вглядывался вдаль и где-то на середине пути, при съезде на дикую дорогу, увидел то, что послужило сигналом к действию...

Густое, молочно-белое облако вынырнуло из-под снега и мгновенно окутало сани. В ладони у Александра вспыхнул луч яркого света, его очертания походили на крупную булавку, которая вкалывалась в узел галстука магистра со степенью. Крепкая игла из белой стали, увенчанная раскрывшимся бутоном чайной розы в обрамлении мелких бриллиантов, центр цветка заполнял осколок алмазного самородка.

— Я до последнего верила в то, что ты не сделаешь этого, — не отрывая глаз от занесенной руки мага, прошептала Ульяна.

— Я обязан, — коротко ответил он, вонзая в ее плечо блеснувший кончик иглы.

— Ты пожалеешь, вы все пожалеете... — все так же шептала она, растворяясь в тумане.

— Откуда здесь в мороз туман взялся?! — крикнул Михей сидящим сзади и, не услышав ответа, повернул голову да так на месте и замер.

Хозяюшка и маг пришлый, отдаляясь по воздуху от саней, таяли, будто облако на июльском небе. Паренек решил было броситься к ним, схватить Ульяну за руки, за ноги да хоть за подол платья — все равно! Но младший брат крепко уцепил его за карман тулупа и, будто взрослый, сказал:

— Ничего наша хозяйка леса просто так не делает! А ты ни в коем случае из саней не вылазь. Сиди в них крепко, точно репа в земле. Ясно?!

Сильные духом они ребята, немало в жизни всякого повидали, а слез сдержать не могли. Развернулись в санях — спиной к Серко сели да, утирая щеки рукавами, глядели на то, как быстро и бесследно исчезает под небом силуэт их заботливой и доброй Ульянушки.