Итачи в Гп

Зверинец оставил у Итачи двоякое впечатление. Мерзкий запах, неудержимые птичьи крики, яростное шипение змей и визги, скрипы и протяжное рычание просто сбивало с ног. После клановой подготовки и работы в АНБУ, и организации Акацки, где Итачи по большей части приходилось заниматься разведывательными миссиями, такая мешанина звуков и запахов больно била по многократно усиленному восприятию мира. Да и зрение, вдруг вернувшееся, и позволяющая видеть мир так, как он видел его только в детстве, добавляла нагрузок на сенсорные навыки, и в Итоге за целый день в магическом переулке Итачи заработал себе хоть и несильную, но постоянную и неотступающую гловную боль, грозящую перейти в мигрень, если он тотчас же не уляжется спатьnbsp;Сама проверка оказалась достаточно простой и незамысловатой — на заговорённый пергамент требовалось пролить несколько капель крови, и после некоторого времени на поверхности листа должны были появиться наследуемые дары по крови.

, позволяя мозгу переварить то огромное количество информации, что он сегодня получил.

Но одновременно с этими мерзкими явлениями Итачи увидел животных, которых раньше считал персонажами сказок, вымышленными героями. Двухголовая змея, крылатые кошечки (они сразу очаровали своим внешним видом Итачи, и он, любовно поглаживая по жёстким перьям Тенгу, обещал себе вернуться и купить несколько милых котят), непонятные пушистые и чёрные шарики с глазками, беспорядочно летающими в застеклённом аквариуме. И совы. Много, много сов.

И потому Итачи никак не мог для себя определить, понравилось ли ему в магическом зверинце, или всё же он туда больше постарается не возвращаться.

Совершив последнюю за день покупку, Итачи стремительным шагом направился прочь из магазина, выискивая место, где можно было безопасно переместиться в его в новый дом вместе со слугой семьи. На улице стремительно темнело, алыми полосами ложились на небо лучи закатного солнца. Оставшиеся открытыми магазинчики постепенно закрывались, а люди (маги, — поправил себя Итачи) ёжились от порывов холодного ветра и спешили уйти домой. Он проследил взглядом за несколькими, как те заходили в небольшие и грязные переулки и со вспышками или хлопками исчезали, улыбнулся и последовал в один из таких тупичков. Хидан, нагруженный пакетами с едой и средствами ухода за птицей, торопливо следовал за ним, изредка забавно подпрыгивая и подёргивая длинными ушами.

Равнодушно бросив слуге "домой" он протянул руку, за которую тут же вцепились маленькие пальчики, и закрыл глаза — земля под ногами пошатнулась, дрогнула, запах изменился. А когда он вновь открыл глаза, взгляду... взгляду предстала уютная, солнечная гостиная.

Замерев на несколько мгновений, Итачи несмело улыбнулся, а когда наконец-то пришло осознание, что всё это — абсолютно точно и стопроцентно принадлежит ему... с радостным визгом побежал смотреть свою спальню.

Всё-таки в том, что теперь он снова ребёнок, есть свои плюсы. Пусть только кто посмеет его упрекнуть в том, что он так радовался своей новой волшебной спальне!!!

5 глава.

Жизнь потекла своим чередом. Дни сменялись ночами, ночи днями, лето постепенно уходило на убыль, а Итачи — наслаждался жизнью.

По началу, когда нервное возбуждение и чувство полной свободы наконец-то исчезло, Итачи растерялся. Конечно, здесь он не был подчинён Каге и императору, над ним не было Лидера, и ему было (он наконец-то это выяснил у гоблинов) целых 11 лет. Но проблема была в том, что это для него 11 лет — это много. Когда шиноби редко доживают до тридцати, а уж шиноби отступники и того не могут похвастаться таким долгим сроком жизни (он благоразумно не вспоминал о членах Акацки — они были слишком сумасшедшими, чтобы подходить под определение обычного шиноби), 11 лет уже не кажутся таким пустяком. В магическом мире же он считался ребёнком до достижения 17 лет, и если бы его не признали главой рода, то до сих пор бы он имел над собой опекуна.

То, что у него вообще раньше имелся опекун, Итачи страшно раздражало и злило, чуть ли не до приступов ярости. Он, может, и не приобрёл память того, кому раньше принадлежало это тело, но смутные образы на грани осознания были сплошь полны болью, отчаянием и всё никак не желавшей исчезать надеждой на то, что может ведь, МОЖЕТ быть лучше. Так почему же ничего не происходит?

Произошло. Судя по всему, Тсукино-данна услышал зов — верно, сколько в нём должно было быть отчаяния, надежды и силы, чтобы его услышал Бог из совершенно другого мира? Услышал — и помог. Своеобразно, но помог. Вытащил дущу из хрупкого и частью покалеченного тела, и даже отправил к родителям — уж это-то у улыбающегося и немного жутковатого (хотя и до боли родного) данны Итачи узнать смог. А ему, Итачи, осталось на откуп это хрупкое, тщедушное тельце, которое на 11 лет ну никак не тянуло.

И за всё это Итачи собирался спросить у своего бывшего опекуна. Обращаться так с ребёнком, с будущим главой клана, с шиноби такого потенциала!!! Этого Учиха не понимал и уже заочно на дух не переносил Брайана Дамблдора.

Проходили дни — растерянность уступила место жажде знаний. В деревеньке Хогсмид была своя книжная лавочка, а чтобы заказать какие-нибудь необычные или редкие книги, можно было взять бесплатные каталоги и отправить по нужному адресу птицу с мешочком галеонов, и через несколько дней Тенгу приносил ему выбранные книги, которые и на книги-то по своим размерам не походили. И только сейчас, когда зрение пришло в норму, Итачи вдруг понял, как он соскучился по книгам.

Как же он любил читать! Давно забытое ощущение шероховатости бумаги, звук, с которым страницы мягко ложились одна на другую, и буквы. Пусть и необычные, не такие, к каким он привык, но он их ВИДЕЛ, и осознание этого факта заставляло Учиха подолгу сидеть в удобном кресле, замерев как статуя, и глупо улыбаться.

Итачи не только развлекался. Конечно же, книги о магическом мире были интересны, и читать их было — сплошное удовольствие, но вот то, о чём он читал, отнюдь не делало его радостным и счастливым.

Магические законы были сплошь устаревшими. Никто, кажется, и не думал отменять старые, прежде чем вводить новые, и получалось так, что один запрет мог нарушить десяток других, и одно и то же действие могло рассматриваться со стольких сторон, что от обилия вариантов начинала кружиться голова. Так же его совсем не обрадовало отсутствие теоретической базы. Никто не знал что такое магия, в чём её суть, и как вырабатывается магическая энергия. Конечно, сам Итачи во всём этом прекрасно разбирался, но на все его знания накладывалась специфика его мира. Он прекрасно видел в магах каналы чакры, их ответвления, саму суть энергии, и то, как ущербно все они колдовали. Палочки, которые при взгляде на них шаринганом светились ярко, словно техники катона, на деле были чем-то вроде костылей. Однако пугало его даже не то, что ему придётся взять такую же в руки и учиться колдовать так же, как и все. Его пугала сама мысль, что, по сути, печати были таким же костылём, и что его мир вполне мог скатиться и до такого уровня. Только вот опытные шиноби, каким Итачи справедливо считал себя, могли вполне обходиться без печатей, просто запоминая последовательность токов чакры в руках и нужные эмоции. Из раза в раз накладывание техники происходило всё легче и легче — сначала выбрасывались ненужные слова, потом лишние печати, а после можно было использовать технику просто захотев сделать определённое действие. Шиноби работали над собой потому что знали — лишние секунды на поле боя это целая вечность, и она может спасти твою жизнь. Маги же, судя по увиденному, учиться выживать не желали, довольствуясь своим ущербным уровнем колдовства. Итачи чувствовал себя несчастным.

Помимо штудирования магических книг и попыток разобраться в действии определённых заклинаний, Итачи начал тренироваться. По привычке просыпаясь за час до восхода солнца, он тщательно умывался, выходил в небольшой дворик с красивым фруктовым садом, огороженным каменной оградой, и лениво проделывал комплекс упражнений для растяжки. Непривычные к такой работе мышцы беспрерывно ныли, но Итачи даже не обращал на это внимания — после его болезни, которая выражалась в физическом плане, он скорее с лёгким удивлением относился к тому, что боль может быть такой... такой лёгкой.

С силовыми упражнениями, к радости Итачи, было проще. Видимо, это тело не раз нагружали непосильной для него работой, потому что под сделанными наспех утяжелителями с удвоенной гравитацией неудобства он не чувствовал.

Помимо же рутины, какой были по его мнению тренировки и попытки ассимилироваться в магическом мире, Итачи занимался делами клана. Через три дня после прогулки по магическому переулку и вдоль и поперёк исследованного нового дома, Итати с помощью слуги рода переместился к банку "Гринготтс", чтобы встретиться с поверенным его дома. И хотя отсутствовал он всего лишь три дня, за это время накопилось достаточно дел — взять хотя бы многочисленные приглашения от других домов, которые являли собой цель познакомиться с новым главой рода Поттеров.

Клановое имя неприятно резало слух своей непривычностью и одновременно с этим — обыкновенностью. Но бросать вымирающий клан Итачи не собирался. Часами просиживая над документами и корреспонденцией, он размышлял о том, как же ему быть с собственным кланом, кланом Учиха. В конце-концов, постоянно хмурясь и терзаясь сомненьями, Итачи всё же испросил совета у поверенного своего рода, и получил ответ, который его достаточно удовлетворил и успокоил — как последний представитель клана он мог по собственному желанию переименовать род, представителем которого он являлся, а так же мог просто носить двойную фамилию, как некий лорд Снейп-Принц, или стать регентом собственного дома Поттер, с правом передать наследие магии и рода подходящему по его мнению кандидату.

Услышав такие новости, Итачи не сдержал довольной улыбки. Конечно же, он не собирался бросать на произвол судьбы угасающий род. Но то, что он не обязан быть его главой, как никогда обрадовало Учиха, как и новость о том, что он вправе создать собственный клан, являясь одновременно и регентом-наследником другого.

В тот же день, незамедлительно, он договорился с Крюкохватом, что в последний день лета проведёт обряд создания рода и создания уз вассалитета между родомами Поттер и кланом Учиха. Итачи не собирался долго задерживаться в магическом мире, если тот и дальше продолжит его разочаровывать, но кто знает.... возможно, его дети или внуки захотят внести в этот затухающий мирок жизни, и тогда нить вассалитета и знакомство с одним из уважаемых семейств магического мира поможет им не потеряться в странных правилах и законах этого общества и позволит чувствовать себя комфортно и в этом мире, и в том, которое он когда-нибудь создаст. Определённо, эта идея нравилась Итачи.

А лето всё подходило к своему концу...

Глава 6. Снова в школу.

Предупреждение: здесь есть Хидан и много нехороших слов. Потому что я не могу для себя разделить Хидана и его манеру разговаривать. Смиритесь, дети мои, и просто наслаждайтесь моментом. Не каждый раз автор, поклонник изящной словесности, причём в нематном смысле, начинает материться как сапожник, мда...

* * *

* * *

Все, кто знал Итачи, никогда не задумывался над тем, что у него есть чувство юмора. Но по определению, у каждого человека оно есть. У Итачи же чувство юмора было весьма своеобразным.

По законам магического мира у ребёнка, даже эмансипированного, и даже стоящего во главе рода, до 17 лет обязательно должен быть опекун или наставник. Просто в случае эмансипации ребёнок был вправе самостоятельно выбирать себе опекуна, и для того, чтобы оспорить его решение, потребовалось бы вмешательство главы Визенгамота и доказательства того, что опекун не выполняет своих обязанностей.

А Итачи вдруг подумалось, что он соскучился по Акацки...

* * *

Прохладным августовским утром Итачи от души веселился. Создав теневых клонов он закрепил на них образы, наделил их амулетами-накопителями, которые тянули чакру из окружающего их мира, отдавая её клонам, дал им внешность своих... приятелей, да, приятелей, и закрепил на каждом из них снятые в прошлой жизни психоматрицы. Своего рода хобби — он ведь мастер гендзюцу, а с каждым слепком сознания ему всё лучше и лучше удавалось воспроизводить "личность". Он даже, с разрешения Лидера, снимал слепки воспоминаний с членов Акацки, чтобы личностная матрица не распадалась сразу через несколько дней после нанесения её на болванки. В итоге на задворках памяти в личной библиотеке воспоминаний и знаний отдельно огороженная комната была полностью отдана под воспоминания членов организации, и отдельная комната под воспоминания Конан. Не то, чтобы воспоминаний у Конан было больше, просто... ох, просто Итачи никогда не понимал женщин, и серьёзно опасался, что странные женские логические цепочки могут повлиять на воспоминания других Акацки и на его собственную логику.

Конечно, попытайся он создать такого 'законченного' шиноби самостоятельно, у него бы ничего не получилось. Но Тсукино-данна, услышав о новой идее Итачи, искренне развеселился, совсем ребяческим жестом похлопал ладошками и даже пообещал помочь. По крайней мере он пообещал, что точно поможет с 'одним из детей Палача', и только по описанию этого Бога Итачи догадался, что Тсукино-данна говорил о Дзясине.

В итоге — к первому сентября он смог создать только одного клона, но проработал его образ до самых мельчайших деталей. А то, кого он выбрал...

Ну, у него особого выбора-то и не было. Да и довольно специфическое чувство юмора не позволило ему отказаться от возможности создать себе на роль опекуна Хидана. Эльф Хидан, клон Хидан...

Видимо, — подумалось Учихе, — мне не достаёт постоянного чувства опасности под боком.

С тех пор, как однажды Итачи проснулся на алтаре для жертвоприношений, Хидан у него твёрдо ассоциировался с чувством опасности и напряжения.

Последний раз оценивающе взглянув на клона со всех сторон, Итачи довольно хмыкнул и хлопнул в ладоши.

— Хидан! Хватайся за руку, мы отбываем в Лондон.

Глаз у Хидана привычно задёргался от покровительственного тона Учихи, но, выдав пару матерных конструкций, он всё же пребольно вцепился сильными и цепкими пальцами в плечо мальчика. Кивнув эльфу, Итачи со вздохом протянул ему руку, и в который раз досадливо подумал, что "теперь придётся привыкать к чужому имени". Привычно дрогнул мир, смазались краски, и через мгновение — Итачи с Хиданом и эльфом стояли там, где раньше не были никогда.

Они появились на Лондонском вокзале Кинг-Кросс.

* * *

Нимфадора Тонкс, чтобы о ней не думали и как бы над ней не издевались, не была легкомысленной дурочкой. Неуклюжей — да, чуточку сумасшедшей — вполне возможно, наивной — так какая же девушка в 17 лет не мечтает повстречать своего принца? Нимфадора Тонкс была до одури честной и до печального одинокой, и страшно не любила своё собственное имя. Нимфадора Тонкс в этом году должна была попрощаться со школой Хогвартс.