Зелёные слезинки

— Не делайте глупостей, господин штабс-капитан, — не терпящим возражений голосом произнёс по-французски Рюдигер.

— У меня в вагоне жена и будущий ребёнок.

— Одумайтесь.

— Жена и ребёнок, лейтенант. Только через мой труп.

— Немецкие врачи лучше русских. Возможно, ей самой лучше будет остаться в Германии.

— Нет.

— Но Вы же понимаете, что сопротивление бесполезно. Вам не вырваться, Серж, не вырваться ни за что.

— Нет, — Долгоруков расстёгивает кобуру. Кроме него и таможенника других вооружённых людей в пределах видимости нет. Но оба они понимают, что устраивать сейчас дуэль на пистолетах — верная смерть для обоих. И тут князя осенило.

— Лейтенант, — говорит Долгоруков, держа руку на открытой кобуре. — Лейтенант, подумайте, но ведь таможенный досмотр завершился ДО того, как Вы получили эту телеграмму.

Некоторое время они так и стоят в напряжённых позах друг перед другом. Лейтенант таможенной стражи Германской империи Карл Рюдигер смотрит в лицо штабс-капитану инженерных войск Российской империи Сергею Долгорукову. Смотрит, а сам думает о сидящей в вагоне его жене. И вспоминает свою Клару. Женщине сейчас очень вредно волноваться.

— Вы правы, Серж, — Карл нарушает длившееся две долгие минуты молчание. — Вы правы, таможенный досмотр завершился ДО получения мной этого приказа. Поезд может продолжать путь.

Прежде, чем вернуться в своё купе, Сергей минут пять стоял в коридоре вагона, успокаивая лихорадочно бьющееся сердце. Когда князь всё же решился открыть дверь, поезд уже шёл по железнодорожному мосту над мутными водами Немана.

— Серёжа? — вопросительно посмотрела на мужа Саша.

— Да, душа моя.

— Серёжа, что-то случилось?

— Случилось.

— Что? Что случилось, скажи мне.

— Не волнуйся, только, пожалуйста, не волнуйся, Сашенька. Всё будет хорошо.

— Серёжа, ты меня пугаешь. Что случилось?

— Ради бога, не волнуйся.

— Сергей! Ты скажешь, или нет?!

— Скажу. Скажу, всё равно ты узнаешь.

— Говори же. Ну, немедленно! Что случилось?

— Война...

Продолжение главы 3

Ничего так ресторанчик, миленький такой, под старину сделан. Полуподвальное помещение, окошки малюсенькие под потолком, толстые кирпичные колонны (на самом деле они, наверное, бетонные и всего лишь оформлены "под кирпич", но всё равно красиво). И нас тут ждали уже, тяжёлые деревянные столы накрыты, стоят салатики и минералка в пластиковых бутылках.

Мы со Светкой заняли места на массивной (тоже под старину) деревянной лавке и вплотную занялись салатиками. И так вот как-то получилось, что напротив нас за столом оказалась наша неразлучная парочка — бегемотоподобный Пашка Величко и сусликообразный Руслан Салихов. Они, вообще-то, обычно вместе держатся (прямо, Малыш и Карлсон какие-то). Вижу, Салихов уже простил Пашку за инцидент в автобусе сегодня утром. Тем более что купить ему новые джинсы во Владимире нам всё же удалось (платил за них Величко, конечно).

Со своим обедом Пашка расправился со скоростью настоящего, книжного, Карлсона, если даже и не быстрее. Сожрал всё, да глазами по столу шарит, на предмет чего бы ещё в пасть затолкать. В мою тарелку голодными глазами смотрит. А я-то уже, как бы и наелась, не хочу больше. Сижу вот, уныло во втором блюде ковыряюсь. Нам на второе по здоровенной свиной отбивной дали с макаронами. Но это она для меня здоровенная, я и половины не осилила, а Пашке мало, конечно. Чувствую, что он попросить хочет у меня, но стесняется. И мне тоже как-то неудобно предлагать объедки. Вот так и сидим — я давлюсь едой, которая не лезет в меня, а напротив сидит Величко голодный-преголодный. Ситуация.

А дальше вот что произошло. Попросить у меня огрызок моей отбивной Величко так и не отважился, но он иной вариант придумал. Сидящий рядом с ним с видом зашедшего в гости к Кролику Пятачка Салихов дохлебал свой борщ и поставил перед собой тарелку со вторым. И тут Величко осенило. Он сказал:

— Слыш, Руслан!

— Ммм? — Салихов вопросительно косится на голодного приятеля.

— Ты же это, из татар, вроде, будешь?

— Не отрицаю.

— Значит, ты мусульманин?

— Типа того.

— А это значит что?

— Что? — никак не въедет в тему Руслан, хотя я уже догадалась, к чему Пашка разговор ведёт.

— Это значит, тебе свинину есть нельзя, вот! — торжествующе заключил Величко.

— Нельзя?

— Нельзя. Точно говорю тебе, нельзя. Это нечистое животное, плохое.

— Плохое?

— Очень плохое. А тут ещё и повар криворукий, готовить не умеет. Так что, отдай мне вот эту невкусную отбивную из нечистого животного, тебе нельзя, да она тебе и не понравится.

— Невкусная?

— Отвратительная. Просто ужасная.

— Что ж, раз ты так говоришь, Павлик, то я так и сделаю, — грустно вздыхает Салихов.

Величко с довольной улыбкой тянется своей вилкой в тарелку соседа, но останавливается, получив от того лёгкий шлепок ладонью по руке. Недоумевающий взгляд. А Салихов аккуратно отрезал ножиком кусочек своей отбивной, некоторое время повертел этот наколотый на вилку кусок перед глазами, любуясь на капающий с него жир, а затем сунул его в рот. Прожевал, проглотил, ласково улыбнулся Величко и сказал добрым голосом:

— Я так и сделаю, Павлик. Я так и сделаю, как только мозги мне заменят на цветную капусту...

Интерлюдия III

Предстоятель храма Покрова протопоп Кирилл сидел на тяжёлой деревянной лавке в старой княжеской горнице боголюбовского дворца и из-под насупленных бровей мрачно наблюдал за смотрящим в узкое оконце на улицу князем Юрием Всеволодовичем. Сказать, что великий князь был зол — значит очень сильно погрешить против истины. Князь был даже не очень зол, он буквально пребывал в ярости. Сейчас он уже немного успокоился, но поначалу, едва узнав внезапную новость, чуть даже не впал в грех смертоубийства. На полу горницы валялись осколки разукрашенного глиняного кувшина, который князь Юрий в бешенстве смахнул со стола, а сам стол украшала свежая глубокая зарубка, сделанная тяжёлым княжьим мечом.

Зарёванная причина посетившего князя приступа гнева сейчас тихо и испуганно сидела на лавке в самом углу, прячась за отца Кирилла и периодически хлюпая носом. Да, конечно, это была Евдокия. Тайну исповеди исповедовавший девушку священник открыть не мог, разумеется. Зато он мог отвести её к предстоятелю храма и ну очень-очень убедительно попросить Евдокию самостоятельно раскрыть тому свою тайну.

И тут уж так совпало, что именно в этот день в боголюбовском кремле находился и сам великий князь Владимирский. Вообще, владимирские князья после скверной смерти князя Андрея его дворец недолюбливали и Боголюбово посещали нечасто, но именно сегодня князь Юрий был тут и отец Кирилл знал об этом. Тайна же Евдокии показалась ему настолько важной, что он, не мешкая, лично повёл её в кремль, послав перед этим служек найти и привести к князю её родственников — наверняка ведь князь захочет увидеть их.

Евдокия, конечно, идти к князю решительно не желала, она просто боялась этой встречи, но разве против воли предстоятеля ТАКОГО храма пойдёшь? Пришлось идти. Как выяснилось, боялась Евдокия не напрасно. Если бы не защита отца Кирилла, великий князь в гневе вполне мог бы и зарубить её. Причиной такой ярости князя был не сам, собственно, поступок младшего сына (бывает, Юрий Всеволодович и за самим собой подобные грешки знал), а то, что пришла Евдокия не к нему сразу, а в церковь. И теперь замять дело да сделать вид, будто и не было ничего, никак не получится — попы не позволят. Володька тоже хорош! Не мог сам честно всё отцу рассказать, насколько проще было бы! Или Володька пока сам не знает?

Наконец, Юрию Всеволодовичу надоело смотреть в окно. Он повернулся и мрачно уставился на бестолковую Евдокию, которая под княжеским взглядом ещё сильнее сжалась и постаралась спрятаться за отца Кирилла. А князь смотрел на девушку и чувствовал, что гнев вновь начинает разгораться в нём.

Мальчишка! Да как он посмел, поганец! Да ещё и в купальскую ночь! Нет, как мужчина князь своего сына прекрасно понимал — Евдокия была более чем хороша. А жена Владимира... гм, если бы Юрий Всеволодович знал, на что она похожа, то никогда не дал бы согласия на этот брак, младшего сына он всё же любил. До него доходили, конечно, слухи, что Мстислава внешностью далека от совершенства, но всё-таки ТАКОГО он не ожидал. Реальность потрясла князя до глубины души — это была какая-то помесь крокодилицы с беременной бочкой. Неудивительно, что княжич Владимир своей молодой жены просто боялся и старался держаться от неё как можно дальше.

И что теперь с ней делать, с этой Евдокией? Да, дочь бортника, да ребёнок внебрачный, но... Всё равно это его, князя Юрия, внук, родной внук. Родной внук великого князя. Что с того, что рождён дочерью бортника? В истории Руси были случаи, когда и на Киевский стол садились князья, рождённые чуть ли не рабынями. Что делать?

Нет, с самой девкой понятно что. Пусть родит, а там уже в дальний монастырь, навечно, грех свой замаливать. А с мальчишкой? Отдать Владимиру или воспитывать самому? А вдруг девка родится? Может, тогда и её в монастырь? Или выдать за кого из бояр ближних? Что же делать? Вот ведь как подгадил сыночек-то младшенький! Тут голова совсем не тем занята, забот полон рот, так ещё и от Володьки подарочек: на, родитель, разгребай! Паршивец!

Как всё не вовремя. С Дикого поля совсем дурные вести приходят. Впрочем, лето уже почитай что и закончилось, деревья уже наполовину пожелтели. Скоро начнутся дожди, потом зима. А зимой никто не воюет, зимой этих непонятных татар можно не опасаться. К весне же, бог даст, рать соберём. И черниговцы помогут, и ростовчане придут. Может быть, и с Новгородом договориться получится. Ничего, поможем Юрию Рязанскому, к весне рать добрая будет, разобьём поганых. Жаль, что ни от Смоленска, ни от Киева помощи ждать не приходится, она бы сейчас не помешала, уж больно много этих татар, хоть и худые из них воины.

Воинов же татарских князь Юрий сам видел, посольство к нему от какого-то степного князька по прозвищу "Бату-хан" приходило. Совсем плохие воины, да и лошадки у них убогие. Ещё и вонючие какие-то те воины, будто год не мылись. Один дружинник владимирский в бою двух таких стоить будет, а то и всех трёх. Правда, беженцы булгарские утверждали, что есть у тех татар и иные какие-то воины, у которых и доспех добрый и кони владимирским не уступят. Но тех, хороших, воинов мало у степняков.

В целом, князь Юрий больше всего сейчас опасался того, как бы непонятные татары (или монголы, не разберёшь кто они там на самом деле) не подошли к Рязани в ближайший месяц, тогда Юрию Рязанскому придётся туго, владимирцы могут не успеть на помощь. Нужно продержаться месяц, ещё только месяц. Ну, а к весне рать будет. Владимир с Рязанью и Черниговом, да с подмогой от Ростова да от Ярославля, могут тысяч восемь добрых воинов выставить, в железной броне да с хорошим оружием. А коли придёт и от Новгорода подмога, так и поболее десятка тысяч наберётся. Огромная сила! Настолько огромная, что князь даже плохо представлял себе, как таким громадьем воинов в бою управлять можно. А ещё можно и ополчение поднять, хотя бы только по рязанской да по владимирской земле. Ополченцев тысяч тридцать набрать реально. Правда, воины из них — хуже некуда. Даже и татары, мелкие да вонючие, получше будут. Ведь и самый умелый пахарь или кузнец в бою уступит самому косорукому да неопытному дружиннику княжескому. Тем более что у ополченцев ни оружия нормального, ни брони не имелось обычно. А коли и имелось, они всё равно пользоваться ими не умели толком.

Только месяц, всего месяц. Потянуть как-нибудь время и всё, зимой нападения можно не опасаться. Месяц... Так, но что же всё-таки с этой распутной девкой Евдокией делать? Пожалуй, следует поступить таким образом.

Юрий Всеволодович принял решение. Евдокию пока придётся взять с собой, во Владимир, да в своём тереме подержать, от чужих глаз подальше. А как родит, так уж тогда и думать по обстановке. Дальнейшая её судьба будет зависит от того, кого она родит и выживет ли ребёнок. Лучше, чтобы не выжил. Если при родах умрут оба — и мать и ребёнок, то это будет совсем идеально. Но если ребёнок родится здоровым, выживет и окажется мальчиком... придётся его воспитывать, всё-таки внук родной.

Решив так, великий князь владимирский дал Евдокии знак следовать за собой и, в сопровождении отца Кирилла, вышел из горницы. Князь шёл не спеша, примериваясь к неторопливой походке уже достаточно пожилого протопопа, так что Евдокия легко успевала за ним. Вот они дошли до лестничной башни, князь отворил дверь и все трое, гуськом, стали спускаться со второго этажа дворца по узкой и мрачной каменной лестнице. Вокруг царил полумрак, солнечный свет с трудом проникал внутрь через узенькие окошки-бойницы. Евдокия шла осторожно, опасаясь случайно оступиться и упасть в незнакомом месте. А пока она спускалась, то внезапно вспомнила, что на этой лестнице, вот на этих самых ступенях, был убит родной дядя идущего впереди неё князя Юрия Всеволодовича. Здесь зарезали Андрея Боголюбского...

Глава 4

...предположить в районе среднего течения рек Лесной и Польный Воронеж, возможно, между ними, против широкого прохода в массиве лесов, тянувшихся дальше по Лесному Воронежу. Через этот проход в лесах татарская конница могла вырваться на просторы Рязанского княжества, пройти на притоки реки Прони и далее на Рязань.

В освещении событий завоевания монголами Рязанского княжества в исторической литературе нет достаточной ясности. Часть исследователей полагают, что рязанские князья строго придерживались оборонительного плана войны и сразу "затворились во градах". Другие историки допускали, что осаде Рязани предшествовало большое сражение на рубежах Рязанской земли. Действительно, свидетельства летописцев об этом этапе нашествия Батыя очень противоречивы. Лаврентьевская летопись просто указывает, что монголо-татары "почаша воевати Рязаньскую землю и пленоваху и до Проньска, попленивше Рязань весь и пожгоша". Ещё лаконичнее свидетельство Ипатьевской летописи: "придоша безбожнии Измалтяне... и взяша град Рязань копьемъ". Однако Никоновская летопись, более подробно сообщающая о завоевании монголо-татарами Рязанской земли, прямо утверждает, что "князи же Рязаньстии и Муромстии и Пронстии исщедъше противу безбожнымъ и сотвориша съ ними брань и бысть сечя зла". О том, что рязанские дружины не "затворились в городах", а вышли навстречу Батыю и "сретоша его близ предел Рязанских", сообщает и "Повесть о разорении Рязани Батыем", довольно подробно излагавшая события этого этапа нашествия. "Резвецы и удальцы Рязанские" не спрятались от страшных степных завоевателей за городскими стенами, а грудью встретили монголо-татарские полчища в чистом поле, на рубежах своей родной земли.

Поход Батыя на Рязанское княжество представляется так: монголо-татары с двух сторон, от низовьев реки Воронежа и от южных границ Рязанского княжества, подошли в начале зимы 1237 г. к среднему течению Лесного и Польного Воронежа и "ста на Онузе станом". Отсюда Батый направил...