Вокруг Великой Реки, часть 1. Время отцов.

— Ну и ладно. А с тобой как? Уже все?

— Если бы... Выжимает из меня, так сказать, последние соки. Пора и отдохнуть от такого.

И первого декабря кавалькада всадников поскакала в сторону Парижа. Отдельно в Брест поехали несколько возов с имуществом под охраной нескольких солдат, в которых находились в основном ящики с шампанским от вдовы; кроме Андрюхи, все за деньги, Алексеевы по четыре франка за бутылку, у других у кого по три, а у кого и по два с полтиной. Впрочем, Барб-Николь собственноручно отобрала лучщие для Алексея и Андрея, так что, может быть, он и не продешевил.

Провожала их еще и сама вдова, рядом с которой почему-то уже стоял Ваня Ледников. Андрей даже потом признался, что немного даже обидно; вчера ночью еще последние поцелуи "ну и так далее", а сегодня уже успела окрутить другого. Но на предложение Алексея выхлопотать ему еще годик на базе ответил решительным отказом, хоть и понимал, что это скорее в шутку.

Вечером второго декабря они уже въехали в Париж. Увидев грозное предписание, подписанное самим императором, их не задерживали ни на одной из застав, и в Париж они въехали так же беспрепятственно. Русская военная миссия находилась на острове Ситé на Ке д´Орфевр, и им выделили комнаты при миссии, сказав, что, если они выедут седьмого декабря, то они успеют в Брест без проблем, а пока чтобы отдыхали.

Алексей купил для Лены массу золотых украшений, ведь на этой набережной как раз и были магазины золотых дел мастеров. Для детей он заказал по золотому православному крестику на цепочке (пришлось показать свой, чтобы его сделали правильно), а для девочек еще и серьги, колечки и браслеты. Потом он нашел духи, по запаху как раз такие, какими пользовалась Лена, подумав мельком, как хорошо, что французы, вместо того, чтобы мыться, придумали духи. И напоследок не удержался и приобрел еще пару ящиков хорошего бургундского.

А между тем он гулял по Парижу. Лувр поразил его своей коллекцией картин и скульптур, напомнившей ему музеи Форт-Росса и Пожарска на юге Верхней Калифорнии; Андрей же, побывавший и в Александрове-на-Неве, и в московских музеях, сказал, что ничего, конечно, но там лучше намного. Нотр-Дам был, к сожалению, наполовину руиной: статуи с отбитыми головами, порушенные архитектурные детали и внутреннее убранство, постарались гады революционеры, а у Наполеона до собора руки все не доходили. Но город в общем понравился, а Андрей с другими стали усиленно знакомиться с местными девушками; только Коля Алейников, женатый, как и Алексей, гулял вместо этого с Алексеем по Парижу.

Но настало седьмое число, и опять по коням, вперед в Брест. И вот Лаваль, последний французский город перед границей, и ночлег в русском гарнизоне. А на следующий день, одиннадцатого декабря, бретонская граница и город Гвитрег, над которым царил древний замок.

Узнав, что они русские, хозяин тамошнего трактира отказался брать с них денег, более того, принес им лучшего вина из своих погребов. Пока они ели, прибежали мэр города и другие члены городского совета и пожелали им лично хорошо провести время в их городе. Когда они узнали, что они, увы, должны уже ехать дальше, до Ренн, они упросили их остаться еще на пару часов, присовокупив, что дорога на Брест очень неплохая, и за два дня они там всяко будут.

Когда они вышли из постоялого двора, они увидели, что на ратуше развивается русский триколор, а со всех сторон к ним подходили люди и приветствовали их, кто на бретонском, кто на французском, а кто (судя по всему, бывшие военнопленные) и на ломаном русском. Женщины дарили им кружева ("pour ta femme", сказала Алексею дородная матрона — для твоей жены, выдав ему целый мешок кружев), мужчины просили выпить с ними... Через пару часов они все-таки смогли вырваться из города и поскакали в Ренн, по бретонски Роазон. Тех уже предупредили, их сопроводили в лучший отель города, а потом им пришлось идти в ратушу на торжественный ужин.

Такую же встречу им готовили и другие города на их пути — Ламбаль, Сант-Бриег, Гвенгамп... Два дня превратились в четыре, и каким-то чудом они к вечеру четырнадцатого декабря наконец въехали в Брест и даже смогли доехать до русской военной базы.

Брест был городом сугубо франкоязычным, и здесь им были далеко не так рады, как в городах, которые они проехали по дороге. Преимущество Бреста было в том, что по городу они могли передвигаться вполне спокойно, без излишего внимания со стороны местного населения, которое уже привыкло к русским, хоть и недолюбливало их по причине того, что они вдруг стали меньшинством в новосозданном государстве.

Багаж их уже успел прибыть из Реймса и был погружен на корабль. Отдав свои новые приобретения грузчикам, они в последний раз прогулялись по городу, поужинали местными устрицами и прочими дарами моря, и поздно вечером взошли по трапу на окрашенный в защитный цвет транспортник "Анастасия", который на следующий день, пятнадцатого декабря, поднял якоря, простился с Брестом длинным гудком и покинул величественную гавань.

На судне вдруг оказалось, что все те, кто ходил в Париже по девочкам, приобрели там нечто такое, на что они не рассчитывали. Но все эти болезни легко поддались антибиотикам. Коля Алейников же, судя по всему, съел пару несвежих устриц и страдал несколько другим заболеванием. Один лишь Алексей чувствовал себя нормально; впрочем, он достаточно долго торчал в судовом госпитале, навещая своих друзей и сослуживцев.

И вот наконец утро двадцать девятого декабря. "Анастасия" пришвартовалась на военно-морской базе на Анастасии, курортном острове у Сан-Агустина во Флориде, в честь которой она и была названа. В Сан-Агустинском аэропорту компания разделилась; кто покидал армию, улетали по месту жительства, у других был отпуск до Рождества Христова, и они тоже летели по домам.

Из привезенных с собой запасов шампанского и бургундского Андрей взял по одной бутылке с собой, оставшиеся послал фрахтом домой в Форт-Росс. Потом они с Андреем сели на самолет в Новый Орлеан, где пересели на другой рейс, в Форт-Росс. И поздним утром тридцатого декабря Алексей наконец-то добрался до дома, где его ждали любимые жена и дети. На нем сразу повисли Сергей, Лиза и Юра, а маленькая Нина, которую он помнил еще крошкой, тоже подбежала к папе. А с другой стороны он обнимал Лену, все такую же красивую и любимую, и почувствовал себя счастливым, что так и не посмотрел на других женщин за все свое пребывание в дальних краях.

А на Новый Год, который они провели у родителей Алексея, и куда пригласили и Андрея, они сначала, после местного вина, открыли бутылку бургундского, и ровно в полночь, под колокола Форт-Россовского Собора святого Николая, выпили бутылку шампанского "от вдовушки".

Глава 11. Добро пожаловать домой.

3 января родилась еще одна дочь, Маша, с небольшой задержкой, как будто специально ждала возвращения отца. Ее восприемником согласился стать сам генерал-губернатор, Олег Юрьевич Корф, а также Валентина Ерофеева, урожденная Кии, сестра Юры Кии.

И опять крещение в Форт-Россовском соборе. День был на удивление теплым, ведь обычно здесь всегда прохладно, зимой и летом, так что один классик даже сказал: "Самая холодная зима, которую я когда-либо пережил — прошлое лето в Форт-Россе." (Примечание: в РеИ примерно это сказал Марк Твен про Сан-Франциско) Но сегодня ярко светило солнце, синие колибри, повиснув перед неожиданно распустившимися цветами, пили из них нектар, на берегах Русского залива лениво грелись на солнце морские котики, а над водой пролетали пеликаны, то и дело ложившиеся на крыло и пикировавшие вниз за очередной рыбой.

Хорошая погода продолжалась и дальше, и вот настало Рождество Христово. Кружева и духи были уже подарены на Новый Год, а сегодня пришла очередь золота. Лена ахала и охала, сказав грустно, что у нее один подарок, и тот маленький — коробочка из бересты для его наград. На что он ее поцеловал и сказал, что лучшим подарком, который он только мог себе представить, была Маша.

И вот понедельник, одиннадцатого января. Рождественский отпуск кончился, и пора было получать новое назначение. Алексею было приказано явиться в Главное Управление Вооруженных Сил в час дня.

И в половину первого он уже подходил к огромному зданию на площади Михаила Скопина-Шуйского, знаменитого военачальника семнадцатого века, разбившего поляков, шведов и крымских татар и ставшего первым министром при императоре Иоанне Дмитриевиче Пожарском, который так много сделал для становления Русской Америки, а потом на старости лет отпросившегося наместником Императора в Форт-Росс.

Перед зданием около дюжины молодых людей с французскими флагами слушали речь юнца с длинными волосами. Алексей остановился чуть в стороне, ведь было еще рано, и стал слушать речь сего витии.

— Русская империя, эта тюрьма народов, втоптала в грязь идеалы французской революции! Они унизили великого демократа и императора Наполеона Бонапарта! Они отделили Бретань и Эльзас, чтобы понастроить там своих военных баз! Они до сих пор топчут священную землю свободы в Реймсе и Сан-Дизье, в Антибе и Биарритце, в Лавале и Бельфоре! Мы требуем, чтобы русско-американская армия перестала участвовать в этом преступлении, чтобы чаяния народов Бретани и Эльзаса, стонущих под пятой московского милитаризма, привели к желанному для них результату — воссоединению с Францией!.. Мы требуем свободы Польше в ее исторических границах. Я, Иван Мышкин, только что вернулся из Сен-Доменг, французского оплота свободы в Карибском море, и я видел, как свободно дышится на сем благословенном клочке французской земли!! Свобода, равенство, братство!!!

Алексей подошел и насмешливо спросил:

— Интересно. В Сен-Доменг пятьдесят тысяч французов, двадцать тысяч свободных мулатов, и четыреста тысяч рабов. Что-то на большинство населения там не распространяется свобода, равенство и братство...

— А это кто пришел? Ты кто такой? Вояка? Душитель свободы? Небось с Наполеоном воевал?

— Было дело, — улыбнулся Алексей.

Мышкин соскочил с ящика, на котором стоял, подошел к Алексею и плюнул ему в лицо. Слюна, не долетев немного, "украсила" Алексееву куртку.

Алексей, не думая, двинул тому в лицо — не сильно, но Мышкин упал и завопил: "Полиция! Полиция!"

Через полчаса, Алексей действительно попал наконец в здание Главного Управления, только не совсем туда, куда хотел. Он сидел в отделении военной полиции, куда его только что доставила полиция городская. Мышкин и его клевреты напропалую кричали, что Алексей его только избил за то, что тот протестовал; Алексею помогло только то, что двое часовых видели, хоть и издалека, как все происходило, и дали показания про плевок и про то, что удар был один и не очень сильный. Но все равно о назначении в Форт-Росс теперь можно было и не мечтать.

— Алексей Васильевич, не ожидал от вас такого, — грустно сказал ему генерал Ильин, к которому он был теперь приписан. — Придется вам уехать в какой-нибудь дальний гарнизон, пока все не улеглось. Хорошо хоть, что вас спровоцировали, иначе бы и звания лишились. Впрочем, и так не поймешь, что будет дальше. У этого Мышкина дядя — знаменитый адвокат, может, слышали, Аристарх Подвальный, этот может много крови попортить. Вернетесь через год, я так думаю, тогда все, наверное, уляжется.

— И какие будут приказания?

— В среду полетите в Порт-Гичигами. Оттуда на мотосанях до крепости Со-Сент -Мари, там вас распределят дальше. Теплую одежду вам выдадут завтра, в тех местах зимой очень холодно.

Ничего, в Со-Сент -Мари не так уж и плохо, все-таки две тысячи человек. Жаль, конечно, семью с маленькими детьми туда с собой не возьмешь, будете в отпуск домой прилетать. Эх, не били б вы этого Мышкина, не пришлось бы с семьей расставаться...

Глава 12. Вдали от цивилизации

Самолет в Порт-Гичигами приземлился в местном аэропорту. После полной остановки самолета, пилот объявил по радио: "Температура воздуха минус тридцать пять градусов. Всех попрошу одеть теплую одежду. Двери открываются через десять минут.

Алексей натянул теплые штаны и полушубок, надел меховую шапку и рукавицы из овчины. Вскоре дверь распахнулась, и пассажиры чинно сошли по трапу самолета.

Самолет стоял на заснеженном летном поле, на котором чернела расчищенная посадочная полоса. Рядом было небольшое здание с надписью "Аэровокзал", и туда заходили какие-то люди, вероятно, пассажиры на обратный рейс. Прямо за ним чернел бревенчатый морской вокзал.

Алексей вспомнил, что Порт-Гичигами был построен какие-то тридцать лет назад. В январе сюда летал один рейс в неделю, два раза в неделю ходил поезд из Сен-Поля, а порт был практически заброшенным. Зато в навигацию через порт проходили грузы в другие порты на Великих озерах, а также в САСШ и британские колонии.

Рядом уже выгрузили багаж. Алексей подхватил два своих чемодана и отошел к аэровокзалу. Там его уже ждал человек в таком же армейском меховом полушубке.

— Майор Заборщиков?

— Он самый.

— Сержант Марченко. Мне поручено вас сопроводить до Со-Сент-Мари. Позвольте мне выразить свое искреннее восхищение вашими подвигами в войне с Наполеоном.

— Спасибо, сержант, но, знаете, мне просто везло.

— Если б вам и правда везло, вы б не попали в Со-Сент-Мари. Летом жара, зимой морозы, но хотя бы нет комаров. Еще одна крепость, Сент-Игнас, кроме нее только индейские деревни. Племен оджибуа и одава. Впрочем, девушки там иногда очень даже ничего...

— Я женат, так что другие девушки меня мало прельщают.

— Ну как хотите. Тогда вам будет еще скучнее. Впрочем, мы пришли.

Они подошли к небольшому транспортному самолету и занесли туда чемоданы Алексея, а также несколько ящиков, которые прилетели тем же рейсом. И самолетик взмыл в небо.

Уже почти стемнело, когда он сел на маленький аэродром около небольшого форта на протоке из озера Гичигами. Это и был Со-Сент-Мари.

— Майор, добро пожаловать в Со-Сент-Мари, — сказал сержант. — Теперь пойдем представим вас командующему.

Почти все здания форта были соединены крытыми и отапливыми галереями, и Алескей с сержантом дошли до командного пункта в одном из зданий.

За креслом сидел усталый полковник в полевой форме.

— Майор Заборщиков прибыл в ваше распоряжение.

— Майор, рад вас видеть. Присаживайтесь. Меня зовут полковник Атышев.

Алексей сел.

— Мне поручено вас трудоустроить на будущий год. Наш полк состоит из трех батальонов, два здесь, в Со-Сент-Мари, один в Сент-Игнас. Недавно началось строительство еще одной крепости, на востоке острова Манитулин, у деревни Виквемиконг. Там уже есть небольшая взлетно-посадочная полоса, и построенные строения позволили нам расквартировать два батальона и отдельную батарею 76-миллиметровых пушек. Вас я решил назначить комендантом крепости.

— Есть!

— Ну зачем же так формально... Если не хотите, так и скажите, пользуясь случаем, предупреждаю вас сразу, что там вы будете еще в большей изоляции, чем здесь.

— Ну что ж, мне хоть здесь, хоть там. А какие будут приказания?

— Через два дня, вы полетите в Форт Виквемиконг. Ваша задача — следить за порядком, хотя никаких потрясений не предвидится. Работы проводятся с конца марта или начала апреля по октябрь. Вне строительного сезона к вам будет раз в неделю прилетать самолет, после ледохода — приходить грузовой корабль, там неплохая гавань. В деревне живут индейцы племени оджибуа, наладьте с ними контакт. Иногда на них нападают то из Канады, то из САСШ, ваша задача их защищать. То же и про другие деревни — Манитованг, чуть западнее, Миндемойя, Кагавонг... К югу — озеро Гурон, к востоку и северо-востоку — озеро Манитулин, к северо-западу — озеро Малый Манитулин.