Посох Богов

В день праздника, в год, когда госпоже Шепсит исполнилось шестнадцать, отец объявил ей о предстоящем замужестве. Египет поддерживал союзные отношения с могущественной империей хеттов, поэтому хеттские военачальники и сановники брали в жёны египтянок, а царевны страны Хатти выходили замуж за сыновей фараонов.

Как хороша была госпожа Шепсит в ту пору! Воистину искрящийся самоцвет Дельты! Длинные, ниспадающие золотисто-каштановые локоны, как у Нисабы[25] и дивный голос, звенящий подобно колокольчику на длинногрифной египетской мандолине, сводили с ума многих достойных мужей земли Кемт.

Но назначенный ей судьбою уже мчался с востока, обгоняя пыльные тучи.

Шепсит ждала его, прочитав послание на дне волшебной серебряной чаши Анубиса. Он вёз в Египет дары, полные алоэ и дорогих умащений, виссонные одежды и красный гранат — камень весеннего равноденствия. Трепеща от ожидания, в белоснежном пеплосе[26], с широким египетским ожерельем из ляпис-лазури на груди стояла она под пальмой, посвящённой Исиде, провожая божественного Атума[27]. Из храма доносились звуки прославляющего богов гимна. Семь следующих один за другим гласных звуков были похожи на звуки флейты.

Она без устали стояла всю ночь, наблюдая звездопад, размышляя о безграничности звёздного неба, ожидая Назначенного Ей Судьбой.

А ранним утром, когда Хепри[28] поднялся над Нилом, он ступил на землю Мемфиса. И имя ему было Тахарваиль.

Шепсит была красива и умна, она всегда искала не развлечений, услаждающих глаза и слух, а мудрости, утоляющей душу. Когда она появилась на свет, Исида коснулась её лба и сердца своей божественной рукой. Девочку нарекли Шепсит, что означало служение богине Исиде.

Шепсит была красива и умна....

...Умна и красива так же, как вы, госпожа Асму-Никаль, теперь, когда достигли того возраста, когда можете выйти замуж.

Первое время я, как и моя госпожа, сильно тосковала по Египту, стране премудрости и тайн, по божественным щедрым водам Хапи. Но Исида была милосердна и послала госпоже Шепсит хорошего мужа и семь прекрасных дочерей, и она перестала горевать. Перестала тосковать и я.

Лёгкая тень пробежала по бронзовому лицу служанки.

— Жаль, матушка ваша не дожила до этой поры. Как бы радовалась она, ведь её младшая дочь стала такой красавицей! Самой красивой из семи дочерей семьи Тахарваиля. А ведь и сама госпожа Шепсит славилась во всём Кеми светлой матовой кожей и тёмно-синими глазами. А волосы у вас совсем одинаковые, мягкие и с золотым драгоценным отливом цвета красного золота.

Субира убрала гребень со стола и доложила:

— Как вы приказывали, госпожа, я приготовила воду для купания.

Асму-Никаль поднялась, чтобы пойти принять ванну и переодеться. Этим вечером они с отцом ждали гостей на небольшой званый ужин в честь её дня рождения. Отец сказал, что среди приглашённых будет его старый друг, боевой товарищ, тысяченачальник Аммун со своим младшим сыном Тасмисом.

— Тасмис недавно поступил на службу во дворец офицером царской стражи, — сказал Тахарваиль, и Асму-Никаль поняла, что он собирается сосватать её.

Ведь это был уже восемнадцатый её день рождения.

Войдя в дом, Асму-Никаль заметила в полумраке прихожей полоску света из покоев её отца. Она решила заглянуть к нему, чтобы поцеловать и сказать, что скоро будет готова.

Когда девушка вошла в комнату, отец сидел в своём высоком кресле, настолько высоком, насколько полагалось человеку его положения. Царский виночерпий, склонясь над глиняной табличкой, читал пособие по верховой езде хурритского коневода Киккули, недавно переведенное на нессийский язык. Тахарваиль был прекрасным наездником, умело правил колесницей и обожал лошадей.

Ведь он был воином, старый Тахарваиль. Когда страной ещё правил Лабарна Второй, предшественник ныне правящего Мурсили Первого, Тахарваиль был молодым офицером. Вместе с Лабарной он переехал из Куссара, бывшей столицы царства, в новую столицу Хаттусу, где Лабарна взял себе новое тронное имя Хаттусили. Когда Хаттусили назначил наследником своего племянника Мурсили, Тахарваиль стал царским виночерпием. Вместе с Мурсили Первым он покорял Харрум и Хашшу, он был рядом со своим царём, когда тот двинулся на Халеб и подчинил его своей руке. Тахарваиль любил вспоминать военные походы и часто рассказывал о том, как колесницы врагов ложились разбитыми под копыта хеттских лошадей, о том, как тысячи выпущенных стрел заслоняли солнце.

Теперь он слишком стар для сражений и походов.

Когда Асму-Никаль появилась на пороге его комнаты, Тахарваиль поднял седую голову, улыбнулся и отложил глиняную табличку.

— Глядя на тебя, дочь моя, такую повзрослевшую, я невольно вспомнил ту полнолунную ночь, когда восемнадцать лет назад ты появилась свет. Такая непохожая на других дочерей Хатти...

Той ночью к нам в дом явилась Истапари, главная жрица храма богини Каттахци-Фури. Я понял, случилось что-то важное, если главная жрица оставила Дом Богини ночью. Едва переступив порог дома, Истапари торопливо поприветствовала меня и потребовала впустить её в покои Шепсит. Я не посмел препятствовать влиятельнейшей из женщин Хатти, только поклонился почтительно и пропустил её к колыбели, где уже лежала ты, завёрнутая в тонкую льняную пелёнку.

Истапари была очень взволнована. Она подошла к колыбели, склонилась над ребёнком, и молитвенно сложив руки, что-то быстро зашептала. Я остался стоять у входа, не смея ей мешать, тем более, что ты лежала тихо и, казалось, прислушивалась к едва слышным словам Истапари.

-Ты уже дала дочери имя? — наконец, обратилась к Шепсит гостья.

-Я назвала её Асму-Никаль, — чуть слышно промолвила твоя матушка.

Ты нелегко досталась Шепсит. Последняя, поздняя дочь. Она была в лихорадке и едва могла говорить.

-Красивое имя, — промолвила Истапари. — Я вижу нездешние черты в лице ребёнка.

— Да, — ответила твоя матушка. — Ведь её предки по материнской линии египтяне. Ещё моя прапрабабка была служительницей в храме Богини Матери...

Но жрица прервала её:

— Да, да, я знаю...

Она отошла от колыбели и встала передо мной, пристально глядя мне в глаза так, что кровь у меня застыла в жилах.

-Тахарваиль, — обратилась она ко мне. — Я пришла сегодня не только для того, чтобы поздравить тебя.

Она сделала многозначительную паузу, затем продолжила:

— Я давно тебя знаю. Ты принадлежишь к одному из знатнейших родов Хатти, ты уважаем в царском доме, ты всегда много жертвовал в храм Каттахци-Фури. И я знаю тебя как человека умного, поэтому надеюсь, что ты правильно поймёшь меня. Настал предсказанный день, Тахарваиль, поэтому я здесь...

Мне не терпелось выпроводить непрошенную гостью и остаться со своей семьёй. Я попытался ускорить окончание разговора, но жрица не дала мне перебить себя:

-... ибо было предсказание, что среди народа нессили[29] явится истинная дочь Богини Матери.

Седьмая дочь среди дочерей,

Рождённых в семье, где нет сыновей,

Три Дара Намму уготованы ей —

Дар без слов говорить,

Дар предвиденья,

Дар целительства,

Ибо будет она Прирождённой!

-Тахарваиль, я так долго ждала этого дня. Среди народа Хатти много Обученных, но так мало Прирождённых. Я не могла ошибиться! Было знамение! Поэтому ты посвятишь Асму-Никаль богине-ворожее Каттахци-Фури, богине целительства и магии. Восславим её Имя! — Истапари возвысила голос и подняла руки.

Я снова попытался ей возразить:

-Я уже не так молод, Истапари, и я не надеюсь иметь сына. Одна из моих дочерей уже отдана в храм солнечной богини Вуресуму, остальные покинули мой дом после замужества и живут в семьях своих мужей. Асму-Никаль я бы хотел оставить при себе. Мне уже трудно управлять домом, я нуждаюсь в помощнике. Я не беден, и когда придёт пора выдавать Асму-Никаль замуж, надеюсь заключить для неё брак эрребу, и принять зятя в свой дом, уплатив выкуп его семье. Среди почтенных семей Хаттусы есть весьма достойные люди, имеющие сыновей. Вот, например...

Но Истапари перебила меня, давая понять, что разговор окончен:

— Это исключено. Я буду присматривать за девочкой, а когда ей исполнится семь, стану обучать её в храме. А потом сама подыщу ей мужа.

Жрица решительно запахнула пурпурное покрывало с золотой каймой и направилась к двери, почтительно открытой для неё слугами.

Тахарваиль умолк на полуслове, словно чья-то безжалостная рука сжала его старое сердце. Было ли это предчувствие чего-то недоброго, или это была рука незаметно подступившей старости. Его лицо накрыла серая тень печали.

— Ты, Асму-Никаль, моя младшая и любимая дочь, скоро и ты оставишь этот дом. А, кажется, что ночь, которую я вспомнил, была только вчера.

Асму-Никаль подошла к отцу и, обняв, поцеловала его седую голову.

-Отец, я скоро буду готова, — сказала она, пожимая его большую тёплую ладонь.

Тахарваиль горько улыбнулся.

— Сегодня такой необычный день. Я впервые не рядом со своим царём в его походе, — негромко сказал он.

— Отец, ты заслужил покой и уважение.

— Да, дочь моя, я стар, и теперь единственная моя забота — это твоя судьба.

Асму-Никаль хорошо понимала, к чему клонит отец. Но, несмотря на то, что обладала нравом прямым и решительным, почему-то боялась заводить с ним разговор об Алаксанду. Она понимала, что этот выбор не слишком обрадует отца. Ведь её избранник не знатен и не богат, он даже не принадлежит народу нессили. Вряд ли отец одобрит её выбор. Каждый раз, откладывая этот непростой разговор, она загоняла себя в собственную ловушку.

Она чувствовала, что сегодня произойдёт нечто важное в её судьбе. Но снова не сказала о том, что сердце её давно принадлежит молодому поэту, царскому гимнопевцу, Алаксанду из Таруиши. Может быть, сегодня произойдёт то, что поможет ей развязать этот узел?

— Да, отец, я знаю, — ответила она мягко. — Поэтому сейчас я должна пойти и приготовиться.

Глава 3. День рождения

Большой каменный дом виночерпия Тахарваиля выглядел богато снаружи и был великолепно убран изнутри. Особенно сегодня, в день восемнадцатого дня рождения Асму-Никаль. Ставни на низких окнах заранее сняли, поэтому свет и воздух свободно и без преград проникали в помещения. Все комнаты украшали лотосы, любимые цветы Асму-Никаль. На столах теснилась изысканная посуда, наполненная всемозможной едой. Фрукты, овощи, напитки, пирожки, мясо — все самые изысканные яства источали нежные и терпкие, тонкие и насыщенные ароматы. Облако душистых благовоний смешивалось с запахом пряностей.

Гостей пригласили немного — несколько сановников с жёнами и детьми, друг и боевой товарищ Тахарваиля тысяченачальник Аммун со своим младшим сыном Тасмисом, и Харапсили, подруга Асму-Никаль.

Музыкантов не звали — время не слишком подходящее для веселья, ведь страна начала новый военный поход — но отсутствие музыки с лихвой окупалось великолепием угощений! Осушив не один сосуд прекрасного нессийского пива, опустошив целое блюдо ячменной каши, заправленной маслом и измельчёнными фруктами, гости гудели, как пчёлы. Сидя вокруг стола на расшитых подушках, сановники обсуждали войну с амореями. Их жёны тихонько переговаривались между собой о чём-то, что одинаково сильно интересовало их всех, сидя в отдалении небольшой, но яркой группкой. Дочери, вдоволь нахваставшись нарядами, поедали сладости, лениво перешёптываясь полулёжа на подушках. Их младшие братья бегали по великолепному тканому ковру, изображая сражение хеттов с вавилонянами.

Слуги сновали туда-сюда, снова и снова принося из подвала продукты и напитки. Что-что, а этот сосуд в доме Тахарваиля был всегда полон — фрукты, хлеб, пиво, молоко, мясо, выпечка для праздников в изобилии лежали на полках в прохладе глиняного подвала.

Гости потягивали из тростниковых трубочек тёплое пиво и говорили, говорили, говорили....

Асму-Никаль принимала поздравления, улыбалась, благодарила. Но среди хмельных криков и тостов она только и думала, как завтра утром отправится в храм Хатахциффури. Десять лет под руководством наставницы Истапари изучала она жреческую премудрость, постигая сакральное знание и сокровенный смысл таинств и мистерий. И вот наступило и её время принять посвящение в сан жрицы. Но служение богине Хатахциффури, о котором она так мечтала в детстве, к чему так стремилась — сейчас казалось ей не таким уж исключительно прекрасным занятием. Теперь, когда она так горячо полюбила, ей хотелось служить только своей любви и своему возлюбленному. Но как сказать об этом Истапари? Как сказать об этом отцу?

Как сказать об этом Харапсили?!

И словно услыхав её мысли навстречу ей, прекрасная и грозная как богиня Ха-Пантали[30], когда она к Богу Грозы подходила, горделиво подняв красивое лицо, шла Харапсили.

Одного взгляда хватило Асму-Никаль, что бы понять: Харапсили окутана тёмным мороком, заставляющим идти путём разрушения, и она не остановится ни перед чем в своей жажде обладания Алаксанду.

— Рада видеть тебя, Харапсили.

Асму-Никаль понимала, как опасна теперь её подруга. Как хорошо отточенный кинжал. Но не имея прямых причин избегать её — ведь всё, что она знала о намерениях своей соперницы, было лишь догадками и... сном, — вслух она произнесла лишь то, что было истинной правдой:

— Ты сегодня пугающе красива, моя дорогая подруга.

Харапсили из рода Аллува, была невысока ростом и прекрасно сложена, смугла, темноглаза и темноволоса. Полная противоположность Асму-Никаль. Сходство подруг заключалось лишь в том, что они были ровесницами, младшими жрицами храма богини Каттахци-Фури и... обе были влюблены в одного человека.

Как два чёрных обсидиана блеснули глаза Харапсили, и мгновенная догадка осенила Асму-Никаль — они враги навсегда.

— С днём рождения, Асму-Никаль!

Даже простое приветствие звучало из уст подруги-врага как угроза:

— Прими и мои поздравления.

Асму-Никаль поняла: между ними всё кончено. Совсем недавно это казалось невероятным. Но теперь их крепкая дружба дала тоненькую, почти незаметную посторонним взглядом трещину. Трещина эта была шириной всего в несколько месяцев, но глубиной сравнима с пропастью. Они переступили ту черту, за которой начиналась вражда. Для неё, как и для Харапсили, путей к отступлению не было.

Алаксанду один, и они не смогут договориться.

Асму-Никаль любила их обоих. Но Алаксанду она любила больше. С того самого первого дня, когда четыре месяца назад она впервые увидела его.

Это было во время праздника пурулли[31]...

— —

Страна Тысячи Богов — так называли Хатти. Царь Мурсили не считал нелепым, что свита переезжает из города в город на церемонии. В Арипну — город, расположенный менее, чем в дне пути от столицы — на праздник в честь Солнечной Богини. Или когда хеттская знать, сопровождаемая челядью, отправлялась в Хаттусу, чтобы встретить новый год в царском дворце.

Тысяча богов Хатти! Были ли они разными сущностями одного божества, или просто под знойным солнцем Хатти находилось место для всех. Стоя в жёлтом одеянии храмового служителя за царем Хатуссили и царицей Каддуси, пока они вкушали церемониальные блюда перед культовыми статуями божества, Мурсили даже не мечтал о временах, когда станет царём, и ему самому будут подносить Покров Золотого Копья в день пурулли.