Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— И это правильный ход, — вдруг совершенно невпопад сказал мальчик. Ты слишком сложно формулируешь мысли, к тому же, не зная законов Вселенной и живущих на нашей планете, ты все равно не сможешь себе это представить. Даже и не пытайся. Но то, что ты хотя бы рассматриваешь возможность путешествия к нам не может меня не вдохновлять... Хотя ты и не торопишься с решением.
— Ты можешь говорить о чём-то своём и при этом читать мои мысли?! Впрочем, сейчас меня это уже не удивит — слишком много впечатлений, острота восприятия притупилась, — заметил учёный.
— Я вовсе и не думал читать твои мысли. Я их слышу. Просто твои мысли стали звучать слишком громко и перебили мой рассказ.
— Извини, пожалуйста. Ты продолжай...
— Как я уже сказал, — послушно продолжил мальчик, — очень многие из нас всю жизнь путешествуют и полученные ими знания обобщаются и хранятся в Галактическом Совете. В среднем, каждая космостанция совершает несколько тысяч перемещений. Перемещение, по-нашему, это не просто изменение местоположения объекта, как это принято считать у вас. Для нас перемещение — это термин, обозначающий прохождение космостанцией светового пути за единицу времени. А обозначения временных интервалов у нас с вами одинаковы — день, ночь, неделя, месяц, год...
Так мы и путешествуем по нашей общей с вами Галактике. Да и Вселенная у нас с вами тоже общая, к тому же одна-единственная. Правда, существует несколько пока не подтверждённых теорий о многомерном пространстве, относящемся к макромиру... Только доказательств пока никто не представил. Но любая теория имеет право на существование в качестве потенциально возможной, пока она не опровергнута. Или не доказана. А учёные везде одинаковы — и у вас, и у нас... Они будут держаться до победного, отстаивая свои позиции, пока не отыщут доказательств своей правоты либо не убедятся в невозможности их отыскать.
Но второй вариант маловероятен.
— О, да... Мне это слишком понятно и знакомо, — авторитетно заявил Егор Васильевич, — это тот случай, когда разум категорично заявляет: "Не может быть!", а надежда шепчет: "А вдруг?!"
— Именно. И это, кстати, одно из проявлений высшего разума — этого великого двигателя развития всех цивилизаций!
Оба ненадолго замолчали, оценивая, должно быть, каждый своё состояние. Егор Васильевич, этот закалённый многолетней работой на полярной станции учёный, видавший на своём веку много нештатных ситуаций, требующих мгновенного решения и умевший его правильно находить в считанные секунды, сейчас никак не мог найти не то, что правильного решения, а и хотя бы какого-нибудь вообще. Он никак не мог сосредоточиться, хотя старался всеми силами. Но все, происшедшее за последние несколько часов было столь необычным, что разум периодически отказывался верить в реальность происходящего, вопреки осознаваемой все же очевидности.
Мальчик же, видимо, представлял возможное развитие ситуации. Было совершенно ясно, что ему слишком хотелось бы заполучить на корабль столь интересного человека, как этот нелюдимый учёный — полярник. Быть может, он боролся с самим собой, видя, что Егор Васильевич никак не может принять решение и зная, что он в состоянии получить от него нужный результат без всяких усилий. Обладая телепатией, а следственно, зная, что происходит сейчас с Егором Васильевичем, пришелец все же терпеливо ждал, не пытаясь вывести учёного из этого заторможенного состояния.
Время шло...В голове у Егора Васильевича вдруг слабо забрезжила мысль о давно обещанном чае — вода, должно быть, уже выкипела...Надо бы посмотреть, что с чайником. Эта столь простая, жизненно-обыденная мысль вывела его из той информационной лавины, в которую он мысленно погрузился. Довольно резво встав с кресла и опершись на правой рукой, Егор Васильевич мимоходом отметил, что боли нет абсолютно и даже появилось новое, но какое-то необъяснимое ощущение в руке. Перехватив по дороге взгляд мальчика, казалось, говорившего:
"Так и было задумано, я же обещал, что она будет лучше прежней", Егор Васильевич поспешил на кухню. Чайник был полон кипятка, хотя по всем законам физики, вода уже давно должна была стать паром. Поймав себя на мысли, что он совершенно не удивлён этому обстоятельству, хотя в другое время это, несомненно, было бы темой долгого размышления, Егор Васильевич взял чайник и все необходимое для осуществления сложного процесса заваривания чая. Чай наш полярник очень любил и был уверен в магических свойствах правильно заваренного чая.
Его, трезвый, здравый и не склонный к мистике разум, в этом случае давал сбой, над чем сам Егор Васильевич в компании неоднократно подшучивал. Заваривание чая для него было не просто набором действий, а неким ритуалом сродни китайскому, неукоснительное соблюдение которого гарантировало максимальное наслаждение и пользу напитка. Именно с ним-то и собирался познакомить своего гостя учёный.
Должно быть, даже то, что не доходило до сознания учёного в виде оформившихся мыслей, мальчику удавалось узнать, потому, что он встретил его улыбкой и словами: "Я тоже согласен, что у чая есть душа и если правильно обратиться к ней, то чай принесёт несомненную пользу".
Егор Васильевич вновь красиво сервировал стол: на сей раз он поставил тонкие, светящегося фарфора чашки, с большой предосторожностью привезённые им на станцию и соответствующие, по его понятию, только высокоторжественным случаям, сахарницу (хотя сам он чай сахаром не портил, это было сделано исключительно для гостя) и тарелочку с халвой, которую очень любил. Взяв в руки заварочный чайник и улыбнувшись ему как другу, Егор Васильевич вдруг замер, поражённый внезапной мыслью: рация безнадёжно молчала.
Только сейчас с полной отчетливостью он осознал, что с момента появления на станции незнакомца рация не подавала никаких признаков жизни, хотя контрольные сигналы в экстренных случаях идут с интервалом в час, а учитывая сверхсилу непогоды, они должны быть даже более частыми. Но за эти несколько часов не было вообще ни одного сигнала, что являлось беспрецедентным случаем.
Тот душевный настрой, с которым учёный всегда приступал к обряду заваривания чая, бесследно и немилосердно улетучился, а ему на смену пришло вязкое чувство беспокойства. Даже присутствие пришельца, этого подарка судьбы, отступило на второй план — Егор Васильевич занервничал.
Излишне небрежно поставив чайник на стол (чего бы он никогда себе не простил при других обстоятельствах), он подошёл к столу, на котором стояла база радиостанции и, включив рацию на передачу, начал говорить в микрофон тридиционное: "База, база, вызывает полярная станция "Север два", вызывает "Север два", вызывает "Север два", как слышите? Приём!".
Переключив тумблер на приём, он напряжённо вслушивался в потрескивание динамика, но эфир безмолвствовал. За все годы его жизни на этой станции, такого не случалось никогда. Он недоуменно пожал плечами и подумал: "Может, это мальчик развлекается? Ну, пришелец, что возьмёшь...", как-то упустив из виду, что думать или говорить в присутствии этого ребёнка — одно и то же.
Мальчик отреагировал немедленно:
— Во-первых, развлекаюсь я иначе. Во-вторых, взять с меня как раз можно немало, главное — чтобы я отдать хотел, а в-третьих — связи не будет, потому что антенна сломалась и сейчас перекатывается с места на место, а крепёжные тросы её пока удерживают. И сломал её вовсе не я, но зато могу починить.
Егор Васильевич устыдился вдвойне: сначала от того, что мальчик услышал его мысли, а они были не очень-то добрые, а потом от той радости, которая волной накрыла его при мысли, что не нужно вылезать наружу, а всё будет сделано чужими руками. От сознания того, что этими руками будут руки ребёнка, становилось прямо-таки стыдно до невозможности. Чтобы как-то реабилитироваться в собственных глазах, Егор Васильевич нашёл в себе силы слукавить:
— Спасибо, конечно, но мне не совсем удобно позволять тебе собой рисковать!
Мальчик рассмеялся очевидному для него лукавству и Егору Васильевичу стало ещё неуютней. Лучше б он смолчал... Но все же станция была нужна, очень нужна, а вылезать наружу не хотелось совсем. Успокаивала лишь мысль, что мальчик этот — не совсем мальчик и вроде бы сам вызывается, его не заставляют... Пришелец откровенно развлекался, глядя на душевные муки полярника.
— Пустяки, — наконец произнёс мальчик, — для меня это совсем не сложно, но энергетически довольно затратно. Поэтому, пока я буду там, на этом жутком холоде и ветре, — лукаво продолжал ребёнок, беззастенчиво глядя на муки ада, испытываемые учёным, — ты приготовь нам ужин, только что-нибудь новенькое, ещё не опробованное! Мне бы хотелось иметь максимально полное представление о том, чем вы все же питаетесь. С этими словами он исчез за дверью, впустив леденящий холод в помещение.
С целью выполнения своей части работы, Егор Васильевич отправился к своей "кулинарной стеночке", как он любовно называл часть помещения станции, оборудованную под кухню. Задача пред ним стояла довольно сложная — гость возжелал отведать неопробованного, стало быть, ассортимент ужина должен быть полностью пересмотрен. Сделать это было довольно затруднительно, поскольку Егор Васильевич расстарался на обед — меню было обширным. Сейчас же он поставил перед собой цель организовать ужин таким образом, чтобы ассортимент блюд был сопоставим с хорошим рестораном. Также он мысленно пообещал себе создать хотя бы один кулинарный изыск — в благодарность за трудную работу, добровольно взятую на себя его гостем.
Для реализации задуманного было необходимо произвести полный смотр всем доставленным на станцию ящикам и коробкам с провизией дабы, если повезёт, обнаружить то принципиально новое и неопробованное, что ляжет в основу его кулинарного шедевра. Под грохот, доносящийся с крыши и красноречиво свидетельствующий о недюжинной силе мальчика, Егор Васильевич безотлагательно приступил к распаковыванию запасов провизии, попутно прикидывая, чем же можно зацепить вкус гостя.
Он уже усвоил, что его инопланетный друг предпочитал калорийную пищу, ему же хотелось добавить к питательности блюда еще и исключительные вкусовые особенности. На свет были извлечены банки с тушёнкой, которые, отвечая требованиям питательности, все же не удовлетворяли запросам Егора Васильевича по причине вкусовых качеств. Тем не менее, в качестве дополнительного блюда они вполне подходили. Засим, достав две банки, учёный вскрыл их и поставил разогреваться.
Обнаружив банку клубничного варенья, Егор Васильевич вспомнил об оценке живых ягод, данных ребёнком, и, на всякий случай, убрал банку обратно. Переворошив уже приличное количество ящиков, Егор Васильевич приуныл. Затея кулинарного шедевра грозила провалом — не находилось ничего достойного усладить взыскательный взгляд полярного шеф-повара. Оглядевшись в поисках, чего бы ещё вскрыть, Егор Васильевич узрел совершенно неказистый ящичек, оставленный ранее без должного внимания по причине внешнего вида.
Отчаявшись, он вскрыл и его напоследок, и тут же воздал себе хвалу за этот шаг. Ящичек был набит настоящим сокровищем — баночками с кальмарами, причем без добавления гнусной томатной пасты, в собственном соку были кальмарчики. Ликующий учёный вскрыл сразу несколько банок и принялся за приготовление восхитительного салата по рецепту незабвенной мамы. Предвкушая удовольствие гостя от кальмаров, которых, по искреннему убеждению полярника на их суперсовершенной планете все же быть не могло, он даже стал мурлыкать себе под нос какой-то морской мотивчик. Дело спорилось и снаружи — грохот стал тише и к нему добавились какие-то скрежещущие звуки.
Егор Васильевич предположил, что пришелец уже установил антенну и теперь возводит дополнительные укрепления. Постепенно перед учёным оформился и расцвёл продуктовый натюрморт, достойный самого пристального внимания хотя бы по причине продуктового изобилия, ранее не виданного на станции вовсе. Настроение Егора Васильевича улучшилось настолько, что он даже забеспокоился: "Не к добру я так раздухарился".
Но он тут же отогнал эту мысль, мешающую ему насладиться синтезом наставшей тишины, свидетельствующей о том, что антенна уже в полном порядке и чувством его поварской гордости. Действительно, оформлены блюда были выше всяких похвал, а за вкус Егор Васильевич даже и не переживал — он был мастером готовить.
Впустив очередную порцию холода, хлопнула дверь и из облака холодного белого пара возник небольшой сугробик с глазками и малоприметными ножками. Он зашевелился и извлёк из своих недр две ручки, плотно опоясанные ледяной коркой. Остроконечный пик этого сугроба также пришёл в движение, и разлетевшиеся в разные стороны комья снега со льдом явили учёному детскую голову без всяких признаков головного убора, что явно не соответствовало представлениям о северном полюсе.
Оба изумлённо молчали, потрясенные каждый своим: учёный видом мальчика, а мальчик — видом уставленного пищей кухонного стола. Минутное замешательство — и оба разразились весёлым смехом. Пришелец смеялся очень заразительно, именно детским, открытым смехом, который вызывает ответный смех у окружающих, даже не знакомых с причиной веселья. Снег стекал с мальчика ручейками, образуя озерцо на полу кухни, а они продолжали беззаботно смеяться. И только когда из динамиков послышался треск и голос, настойчиво вопрошавший: "Север два! Север два! Почему молчите? Почему молчите? Север два! Вызывает база! Приём! Приём!", Егор Васильевич оборвав смех подошел к микрофону.
— Не советую упоминать обо мне, — предостерёг мальчик, тоже посерьёзнев. — Пока, во всяком случае. Это для твоей же пользы. По нашим данным, большинство землян не готово к инопланетным контактам, так что не стоит торопиться с сенсацией...
— Как скажешь... База, база. Слышу вас отчётливо! У меня всё хорошо, показания приборов снимаю. Какой прогноз погоды? Приём!
— Север два! Наконец-то... Почему не отвечали? Что было со связью? Мы готовились выслать сухопутную спасательную экспедицию, на нартах. Хотя выпускать людей в такое ненастье крайне опасно. Как поняли? Приём!
— База, база! На связи Север два, Север два! Помощь не нужна! Случайно отключилась батарея. Всё в порядке. Генератор работает. Разрешите временно приостановить снятие данных с приборов, снаружи крайне опасно. Как поняли? Приём! Приём!
— Север два! Север два! Слышу хорошо! За невнимательность к связи будет объявлен выговор, будет объявлен выговор! Прогноз неутешительный: трое суток продлится пурга, продлится пурга! Снятие показаний с приборов временно приостановить, приостановить! Из помещения выходить только в экстренном случае, в экстренном случае! Как поняли? Как поняли? Приём! Приём!
— База! База! Вас понял! Вас понял! Перехожу в ждущий режим! В ждущий режим!
— Север два! Вас понял! Конец связи!
Щелкнули динамики, Егор Васильевич с видимым облегчением положил микрофон. "Выговор..., — подумалось ему, — а как год меня здесь продержать, да и сейчас кинуть, так всё в порядке, так и надо... Нет у нас человечности, у цивилизации "человеков"".
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |