— Поэтому я и сказал, не спеши с сенсацией..., — откликнулся на его мысли мальчик. — Большинство из вас не готовы к осознанию существования внеземных цивилизаций, а еще меньше готовы к мирному диалогу с нами. Знаешь, если представить себе толпу людей, например, на площади... И вот, они все видят, допустим, летающую тарелку (вы почему-то всегда представляете межпланетные корабли в виде тарелок)... Но пусть так. И она спускается. Как поступят люди?

— Поднимут головы и будут смотреть и ждать...

— Так поступил бы ты и ещё немногие — они готовы для диалога с нами. Но вас ещё слишком мало. Часть людей, безусловно, разбежится — это вполне понятный страх, но он пассивный. Они не хотят причинять вред, они хотят лишь избегнуть вреда для себя. Часть, вроде тебя, останется на месте и будет наблюдать. Но подавляющее большинство землян станет искать возможность для уничтожения этого неизвестного объекта, тарелки в нашем случае. Причём скажи, а вот ты — из тех, кто останется и попытается вступить в контакт,— разве ты не будешь бояться?

— Буду, наверное... Как же иначе? Непонятное всегда внушает страх.

— Верно, но ваш страх не требует от вас уничтожить то, что его вызывает. Большинство же готово немедленно разделаться с тем, что страшит их, даже не попытавшись разобраться в этом неизвестном, а ведь не всё неизвестное опасно...Их страх агрессивен, а любая агрессия должна быть отражена, верно?

— Да. Только ведь в этом случае пострадают и те, кто не испытывает агрессии. Как же с ними?

— Ничего не поделаешь... Разве не вы придумали пословицу "Лес рубят, щепки летят"? Очень верно! Почему же нам поступать иначе?

Вытерев рукавом неожиданно выступивший на лбу пот, Егор Васильевич тяжело вздохнул. Мальчик же, напротив, совершенно спокойно взял со стола журнал служебных записей и начал его изучать. "Интересно, смог бы я так же спокойно прочитать хоть что-то на их языке, — подумалось учёному, — он здесь всего-то ничего, а как быстро обучается. Хорошо, что он хоть мысли не читает... Тьфу ты... Конечно же читает, правда, судя по его реакции, читает не все, а впрочем как знать!

Надо будет вернуться к этой теме и более подробно порасспросить... Да уж... А наши-то "философы":-"Мы... высшая раса"... Нелепо как. Куда уж нам, до них.. Рядом-то постоять — уже великая честь, ползи — не доползешь, беги — не добежишь... Да и допрыгнуть не получится...Зато амбиций...потонуть и не всплыть".

— А не поужинать ли нам? А то ты загрустил как-то..., — отвлек его мальчик.

— Ещё бы... пора уж перекусить. Всё давно готово, ты же сам видел.

При этих словах, прозвучавших непривычно тускло и устало для Егора Васильевича, слывшего известным оптимистом и человеком сверхстойким, ребёнок неожиданно подбежал к нему и по-детски прижался. Тело учёного пронзил холод, да такой, что ноги свело в судороге. Первой его реакцией было отстраниться, но он превозмог себя и лишь спросил:

— А если предположить, что ты бежишь...быстро-быстро и долго, твое тело выделяет энергию, тепло... Оно накапливается и повышает температуру тела, да?

— Да. А потом она понижается до уровня температуры окружающей среды. На самом деле механизмы снижения температуры тела у нас схожи. Разница в том, что жидкость, выделяемая вашими потовыми железами испаряется, а остатки вы принудительно уничтожаете сами... А у нас она тоже появляется и испаряется, только неиспарившиеся остатки впитываются кожным покровом обратно и в дальнейшем снова используются. Я понятно ответил?

— Вполне. Спасибо.

Ласково потрепав рукой очень мягкую шевелюру мальчика, Егор Васильевич сделал было шаг по направлению к кухне, но мальчик удержал его, внимательно посмотрев сначала на ладонь учёного, потом на него самого, и спросил:

— Объясни и ты мне, что значит сей жест? Я понял, что это знак внимания, но я ничего о них не знаю. Расскажи про них, пожалуйста.

— Как-то и не знаю, что сказать...Трудно сходу ввести тебя в тонкости человеческих эмоций. Попробую, конечно... Бывает у нас так, что не хватает убедительности слов, или мы хотим увеличить эффект словесного воздействия, тогда мы прибегаем к усилению сказанного жестами.

Жестов у нас много, мы можем ими выразить расположение к кому-то, ласку, нежность или же, наоборот, подчеркнуть своё недовольство чем-то или обозначить отрицание желательности контакта! Опыт первых прикосновений мы получаем ещё в раннем детстве, с молоком матери, с первыми поцелуями или шлепками. А потом, взрослея, перенимаем их и дополняем своими собственными, уникальными жестами, я понятно изъясняюсь?

— Более чем. Очень доходчиво, просто и ёмко! Собственно, сейчас ещё раз подтвердилась правильность моего выбора в отношении тебя! Кстати, что же ты решил? Летишь со мной?

— Предлагаю вернуться к трапезе. Прошу к столу мой юный инопланетный друг и спаситель, — увернулся от щекотливого вопроса полярник. Мальчик внимательно посмотрел на него, но настаивать не стал и перевёл разговор:

— Ваша пища несколько раз бралась на исследование в наши лаборатории и я немного знаком с ней. Но, так сказать, в естественной среде я пробую ее впервые. По нашим нормам она проходит как приемлемая. Но считается все же низкоэнергетической, в ней много того, что ни вашему, ни, тем более, нашему организму не нужно, и даже вредно или же нейтрально! К тому же я переценил трудность ремонта и установки антенны, так что особенно не голоден. Но за компанию, с удовольствием!

Вдвоём они совершили поход в пищеблок и перенесли снедь на стол. В этот раз сервировкой стола занимался мальчик, а Егор Васильевич наблюдал за тем, как осваивает эту науку инопланетный разум, за которым учёный уже признал безоговорочное превосходство. Инопланетный разум в лице ребёнка полностью оправдал ожидания — стол был сервирован безукоризненно. Причём, без всякого намёка со стороны повара, салат из кальмаров занял главное место — по центру стола, сразу же обозначив себя как коронное блюдо.

Усевшись поудобней, два пленника непогоды с нескрываемым удовольствием рассматривали творение рук своих, причём глаза обоих светились радостью. Мальчик улыбался от того, что ему удалось так красиво накрыть на стол без всякой посторонней помощи и с первого раза, а Егору Васильевичу было приятно, что он смог столько всего приготовить, да и от радости мальчика ему становилось теплей на душе.

Этот внезапно появившийся человечек пробудил в нем далёкие и старательно оберегаемые им воспоминания о его собственном сыне, когда он был ещё крохой, и между ними не выросло стены, стоившей им отношений друг с другом. Он сознавал, что этот мальчик — ребёнок только внешне и не похож на настоящих, земных детей, и вместе с тем, ему до комка в горле хотелось, чтобы это был все же ребёнок, обычный пацанёнок 11 — 12 лет от роду.

Закоренелый одинокий волк, он в самой глубине души, недосягаемой даже для своего сверхпроницательного гостя, хотел, чтобы этот ребёнок был его земным ребёнком, родным и бесконечно любимым...Испугавшись, что он уйдет слишком далеко вглубь себя, Егор Васильевич усилием воли вернулся к реальности:

— Не стесняйся! Налетай! И не пробуй, как давеча, а именно ешь! Когда-то ещё тебе удастся такое...

Егор Васильевич развернул фольгу и извлёк оттуда пару запеченных картофелин, с удовлетворением отметив, что они еще совсем не остыли. По комнате поплыл тот особый картофельный дух, который никакими усилиями не достижим при варке или жарке картошки.

— Ешь... натуральненкая, горяченькая, вкуснющенькая..., — приговаривал он, очищая картофелину от кожуры и кладя на тарелку мальчику. Картофелина была пузатенькая, упитанная, рожденная в щедрой земле Курской или Тамбовской области, ещё не испорченная последними достижениями в разработке удобрений.

Проявив чудеса ловкости и сообразительности, не особо голодный ребёнок мигом схватил вилку и разломал картофелину на кусочки. Запах усилился настолько, что у съевшего за свою честную трудовую жизнь не одну тонну картошки полярника даже поплыло перед глазами. Мальчик меж тем, не стесняясь, свободно отломил изрядный кусок сливочного масла, добавил его в картошку, быстро и ловко порвал на кусочки веточки петрушки и укропа которые послушно легли в тарелку с картошкой.

Изумлённый сверх всякой меры Егор Васильевич едва нашёлся:

— Зелень можно было бы порезать ножом, а не рвать руками....

— Можно, — послушно согласился внеземной разум, — но уже поздно.

— Поздно, — откликнулся разум Земли, разливая по кружкам пузырящийся квас.

— Очень вкусно, — похвалил мальчик, — а сейчас я тебя удивлю...

— Опять? Не много ли удивлений за раз?

— Это стоит того. Смотри...

Мальчик сделал несколько пассов руками над блюдом и — о чудо! — картофель изменил цвет: стал ярко-ярко золотистым и запах тоже изменился.

— Ну, ты удивлён? — восторженно спросил ребёнок.

— Сверх меры. Если бы я не был учёным, то назвал бы это колдовством — мистически и ужасающим! Но я все же учёный и назову это неизвестной мне химической реакцией над земным объектом, вызванной внеземным источником.

— Так оно и есть, все верно... Это — земной объект, а я — внеземной источник, а то, что произошло — реакция. Мы к этой реакции шли миллионы лет, а вы только ступаете на тропу, ведущую к вечному разуму. Так что мы от вас многого и не ждем, преждевременно еще!

— Можно попробовать, что получилось?

— Подожди минуту! Мальчик проделал пассы ещё раз над тарелкой Егора Васильевича — и его картофелина стала такой же.

— Я произвёл упорядочение положения атомов в веществе для удобства протекания химических реакций. Но это так... общие слова, в подробности я вдаваться не буду. Это уже относится к порядку высшей организации материи, для вас еще не освоенном в сочетании с новейшими знаниями, о возможностях которых вы и помыслить сейчас не можете, не говоря уже о том, чтобы ими пользоваться.

Аккуратно и с некоторой опаской попробовав картофель, Егор Васильевич почувствовал несомненную разницу во вкусе. Земными словами описать вкус того, что раньше было заурядным представителем семейства паслёновых не получалось. Желудок, тоже почувствовавший разницу, непривычно заурчал, но незлобно...без агрессивности, изжоги тоже не наблюдалось. Вполне съедобно, только необычно. "Ну вот, и я приобщился к инопланетной пище, причём не покидая земли! — подумалось полярнику, — Здорово. Кому расскажешь, не поверят. Вопрос только:

стоит ли вообще рассказывать? Расскажешь так, по-приятельски, а тебя вмиг объявят сумасшедшим... Примеров хватает... особенно у нас, в научной среде! На карьере можно сразу поставить крест, хотя у меня и карьеры-то особой не вышло...да и не гнался я никогда ни за научными званиями, ни за открытиями любой ценой!.. Да и не столько в карьере дело — упекут в психушку на долгие годы, и кукуй там остаток жизни. Ни друзей, ни знакомых, кроме пары-тройки Наполеонов и Александров Македонских... И с коллегами там туго будет — непопулярная у нас специальность для психушки, невостребованная.

Вот и думай, стоит ли убеждать всех в благородном стремлении никому не известного мальчика, когда на его стороне я один. Один, как известно, в поле не воин. С другой же стороны, не в силе Бог, а в правде... Что ж мы за народ такой... На каждый чих — пословица или поговорка встречается. Он ведь правильные мысли-то выдвигает — гость мой неожиданный. Напряженная у нас жизнь на Земле пошла, а что ещё будет, если разгон не сбить... А молчать — так только хуже будет... Что ж, будем бороться. А пока доем-ка я картошку, остыла уже.

— Могу оценить принятую пищу как околополезную. Я получил половинную дозу энергии, но есть больше не хочу. Не самый плохой ужин — бывало и поскуднее. Но вот эта штука — очень необычная и калорийная.

— Эта "штука" — салат из кальмаров. Ну как, достоин его вкус быть занесённым в ваш каталог вкусов? Должен сказать, я готовил его для тебя специально.

— Да. И я его запомнил. Правда, похожий вкус у нас есть, но этот — все же отличается интересным оттенком. Жаль, что я не могу угостить тебя нашей настоящей едой... впрочем, по сравнению с вашими вкусами наша довольно однообразна. К слову, на вашей планете, в океанической воде, мы обнаружили очень приличные компоненты для пищевого рациона.

Они поистине неисчерпаемы и пригодны как для нас, так и для вас, так что мы могли бы дать вам наши технологии в этой области, что позволило бы вам некоторым образом приблизиться к решению проблемы питания населения. Ну, а условия, на которых мы можем договориться, тебе уже известны. Благодаря наших технологиям вы легко сможете прокормить растущее население, не нанося ущерба экосистеме планеты.

— А как тебе пришёлся по вкусу наш традиционный напиток — квас?

Мальчик поморщился, но улыбнулся:

— Жидкость как жидкость, только вкус непонятный, непривычный и пузыри с газом... — тоже непривычно!

Совместными усилиями убрав со стола и перемыв посуду, Егор Васильевич и мальчик перешли в комнату отдыха. Поблагодарив учёного за обед и ужин и заверив, что в течение ближайших двух суток энергии ему вполне достаточно, пришелец заявил, что единственная проблема на данный момент — в том, чтобы добрать температуру тела.

Егор Васильевич прекрасно помнил, что температура дела этого удивительного представителя инопланетной цивилизации "подстраивается" под температуру окружающей среды. Мальчик между тем жаловался на холод... Будь он земным ребёнком, Егор Васильевич не колеблясь сделал бы вывод о том, что дитё простудилось и его нужно согреть горячим чаем и растереть, к примеру, спиртом. Но он имел дело не с обычным ребёнком, поэтому как поступать в таких случаях он не знал.

К тому же у него в голове прочно осело отрицательное отношение мальчика к алкоголю. На вопрос, случалось ли с ним такое раньше, мальчик ответил отрицательно, что ещё больше насторожило учёного. Остаться без поддержки в таком случае — крайне неприятно, особенно если твёрдо знаешь только одно — помощь не придёт. Осложняло ситуацию и то, что Егор Васильевич абсолютно не представлял, как и чем могут болеть эти инопланетяне, а следовательно, вопрос возможного лечения отпадал сам собой.

Посмотрев на часы и обнаружив, что они показывали уже три часа ночи, хотя ночь или день по часам было совершенно неважно — за окном все равно полярная ночь, Егор Васильевич решил поступить так, как это принято делать в экспедициях — согреть ребёнка своим теплом. Со стороны земной морали это могло быть расценено двояко: ведь мальчик-то уже не малыш, а учитывая то, что он и вовсе не мальчик...

Тут Егор Васильевич запутался в собственных рассуждениях и, испугавшись того, что его мысли могут быть по обыкновению услышаны, волевым усилием принял решение: независимо от морали он поступит так. Рассудив, что просто уложить мальчика в постель, наверное, не совсем правильный ход, он почёл долгом предварить сие действие комментарием:

— Так я и думал, что общение с превосходящим земной разумом неизбежно повлечёт за собой изменения. Насчёт интеллектуальных изменений пока ничего внятного сказать не могу, а вот отдохнуть утомлённому мозгу не мешало бы. Должно быть, твое снижение температуры повлияло на работоспособность моего мозга... Может такое быть, а? Давай-ка поспим... а то мой мозг включит аварийное торможение.