Cеверный мальчик

Не каждому и не всегда дано найти друга рядом и вовремя.

Но всегда встретишь друга когда судьба позволит, а он этого захочет.

Главное оказаться рядом, строго по времени!

Авторы.

Егор Васильевич зевнул, окинул взглядом комнату — у стен привычно стояли массивные столы с множеством приборов. Казалось, что и они, поддавшись настроению человека, тоже слегка позёвывали, своими стрелками и цветными глазками индикации. Взгляд плавно скользнул сначала на дверь, потом на окно, а затем в обратном порядке. Крупные белые снежинки с неистовой силой бились в стекло, Будто во что бы то ни стало, хотели попасть внутрь — только зачем? Погреться? Для них это смертельно опасно. Вой ветра добавлял эффект присутствия чего то непобедимого и сильного!

Он еще раз пристально глянул в окно, хотя смотреть туда совершенно не хотелось. Особенно не хотелось выходить за дверь. На то имелись две причины: во-первых, там уже третий день бушевала настоящая полярная буря, а во-вторых, ему совершенно не хотелось обоходить все стационарные точки, метеодомики и записывать показания ареометров, термометров и барометров.

Против бури как таковой Егор Васильевич ничего не имел, ему даже это прекрасное проявление сил природы, которые он как человек, контактирующий с природой больше других, уважал. Но необходимость соприкоснуться с бурей вплотную внушала ему неподдельный животный страх. Как не пыжься, все одно... Он, в конце концов, просто Егор — человек, то есть, а не Бог. Хотя, чего греха таить иной человек искренне считает себя богом!

Когда Егор Васильевич выходил на замеры в последний раз, его чуть не сдул сильнейший порыв ветра. Хорошо, что он предусмотрительно ухватился за "транспортную жилку" как в шутку называли страховочный канат, по всему периметру охватывающий полярную станцию. Это было всего два часа назад. Если быть совсем откровенным, то дрожь в коленях покинула Егора Васильевича буквально полчаса назад. И то после двух огромных бокалов крепкого чая! Чувствовал он себя, понятно, не лучшим образом. Но как говориться работа есть работа, и надо готовиться к выходу, график неумолим.

Егор Васильевич прекрасно знал, что кроме него самого никто ничего не сделает, поскольку был на станции совершенно один, что ему сильно не нравилось. В это время он планировал быть совершенно в другом месте, гораздо более для него приятном и долгожданном. Но, как всегда, в планы вмешался господин случай. Его вылет на станцию был совершенно неожиданным. По правилам, установленным для участников полярных экспедиций, каждый член сменной бригады ученых, отдежурив на станции полгода, имел право на полугодичный отпуск. Егор Васильевич как раз и был ученым, отдежурившим положенные полгода на станции и имевшим полное право на отпуск, который был ему просто необходим. Он получил его и даже успел приехать в Москву, но буквально через неделю ему позвонили из управления арктическими экспедициями и попросили заменить неожиданно заболевшего товарища. Конечно, он не мог отказаться и с этого-то все и началось...

Героически пробыв на станции еще полгода, Егор Васильевич уже собрался домой, но вдруг пришла радиограмма: "Просим задержаться до полной смены состава экспедиции!" Сложились неблагоприятные погодные условия, смену состава экспедиции решили ускорить, для чего основную часть сотрудников увезли, оставив ненадолго лишь одного самого опытного сотрудника. Именно таким сотрудником и был Егор Васильевич. Но его товарищам не суждено было добраться до дома без приключений: коварная погода заставила летчиков совершить вынужденную посадку всего в полутора сотнях километров от станции. Еще хорошо, что обошлось без поломок и жертв... Егору Васильевичу же пришла еще одна короткая радиограмма: "Связи со сложившимися погодными условиями вынуждены просить Вас продолжить научную работу до окончания снежного бурана и прибытия на станцию смены. С уважением, академик ...".

Это было уже слишком для порядком уставшего Егора Васильевича! Он уже готовился отправить гневную радиограмму в ответ, но в последнюю секунду передумал. Из глубин порядком расстроенного сознания вдруг всплыла фраза "Прерогатива ученого всегда и везде выполнять свой долг, чего бы это не стоило! Это была его самая любимая фраза, автором которой он сам и являлся. Егору Васильевичу стало стыдно... Все же он ученый... И должен выполнять свой долг. Несмотря ни на что.

Когда коллег Егора Васильевича забирал вертолёт, его заверили, что прогноз погоды просто идеальный и буквально через два часа на станцию прибудет смена. Егор Васильевич сможет наконец-то улететь и, главное, отдыхать будет целый год. Но по иронии судьбы, ни через два, ни через четыре часа и вообще, в обозримом будущем, вертолет не прилетит, потому что через два часа после отлета его коллег началась такая снежная буря, что о вертолетах можно было забыть! По рации сообщили, что как только погода наладится, вертолет с экспедицией вылетит немедленно... Но когда это будет!!! Егор Васильевич оказался заложником северной полярной погоды и все продолжающейся полярной ночи.

Еды, конечно, на станции было сколько угодно и при желании, Егор Васильевич мог здесь находиться хоть целую вечность, да и топлива в дизель генераторах было предостаточно. Только вот желания здесь находиться уже не было вовсе. Но был долг... Долг настоящего ученого, который подлежал безукоризненному исполнению. Окончив собираться, Егор Васильевич, стал похож на настоящего колобка, только с руками и ногами. Взяв с собой всё необходимое по инструкции оборудование, он вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Наружная дверь не открывалась — в неё как раз дул ветер. Подождав некоторое время и повторив попытку с тем же успехом, учёный глянул на термометр — он показывал минус шестьдесят градусов по Цельсию! Да, явно не Сочи!

Находясь в отпуске, он постоянно мечтал о море: купаться, загорать и ни о чем не беспокоится — это же райская жизнь. Но устроить себе этот рай на земле всё как-то не получалось. То семья, то работа, рождение сына, внесшего в его жизнь много радости и много горестных минут! В сыне Егор Васильевич души не чаял и все свободное время, находясь в Москве, посвящал только ему. Но отклика в душе сына он не находил, как ни пытался. Понятно, что ветер дул со стороны супруги, уставшей от его постоянных командировок, от полугодового одиночества, но легче от этого не становилось.

Сын подрос, и жена подала на развод, отнявший приличную порцию его нервных клеток. Сам бракоразводный процесс оказался довольно неприятным действом: судья совершенно не сочувствовала большому бородатому мужчине, который по полгода не бывает дома, и оставила ребенка с матерью, что в принципе, конечно, было предсказуемо. Гораздо больней оказался ответ сына на заданный для проформы вопрос о том, с кем бы он хотел жить.

Сын категорично заявил, что хочет жить только с мамой. С тех пор Егор Васильевич окончательно разуверился в справедливости на земле и ушел в себя! То, что жена оказалась стервой, особого осадка в душе не оставило. Ну, стерва, кого ж этим удивишь? Хотя... любил же он её когда-то... Болела душа за сына. Оставалась одна маленькая надежда — вырастет, разберётся... Вырос, разобрался — и окончательно порвал с отцом. Печальная повесть с трагичным концом. Не осталось семьи, но осталась наука — самая верная из всех жен на свете! Она никогда не изменяла первой, это удел мужской половины человечества!..

Что-то стукнувшее в дверь вывело Егора Васильевича из горестно-сладостных воспоминаний. Что ж, надо идти и дальше сохранять верность науке, если даже на алтарь придется положить свою жизнь! Набравшись смелости, Егор Васильевич, рванул входную дверь на себя. Получилось! Ветер чуть изменился и это позволило быстро закрыть дверь за собой. Теперь он оказался полностью во власти стихии! Что тут началось... Взбесившийся вихрь стал швырять Егор Васильевича из стороны в сторону, немилосердно обжигая ему лицо.

Дышать удавалось с трудом, а двинуться вперед и вовсе не было возможности. Наконец ему удалось дотянуться до "жилки" и овладеть ситуацией. Надёжно схватившись за канат, начал медленно, но уверенно продвигаться в сторону метеодомиков. Идти было практически невозможно, и он уже готов был повернуть обратно, но чувство долга взяло верх. Егор Васильевич упрямо продолжал идти вперед, хотя глагол "идти" явно не отражал действительности. На самом деле он всего лишь медленно продвигался по заданному маршруту.

Добравшись до первого метеодомика он увидел, что чашечный анемометр испорчен сильным ветром "Хорошо, что у меня есть запасной", — подумал Егор Васильевич. Максимально надёжно обвязав себя страховкой, он приступил к демонтажу сломанного и установке нового прибора. Закончив работу он даже немного взмок, но только телом — лицо по-прежнему стыло на ветру. Учёный, конечно, не мог видеть себя со стороны, но чувствовал как всю бороду и усы сковали отдельные льдинки. Ему подумалось, что окажись он сейчас на детском празднике, никто бы не посмел сказать, что Дед Мороз не настоящий! "Юмор — это хорошо, значит не совсем плохи мои дела! Ладно, ладно, весельчак! Пошли дальше!", — и он отважно направился к самой дальней точке.

Преодолев не слишком-то и большое расстояние с колоссальным трудом, Егор Васильевич добрался до метеодомика номер два. Он едва успел закрепить страховку, как случилось страшное и неожиданное. Немыслимо сильный порыв ветра обрушился на него и страховка, не выдержав такого натиска, открепилась вместе с крюком, от бетонного основания, оставив учёного беззащитным перед бушевавшей стихией. В мгновение ока отлетев от злополучного метеодомика, Егор Васильевич понесся с нарастающей скоростью по территории станции.

Безмерно испугавшись, но не потеряв сочности выражений, он по дороге вспомнил всех матерей земли, а когда перешел к отцам, то уже не представлял, где находится. В общем-то, это было вполне логично: снежный шквал, несущийся сплошной стеной, чуть пробивающийся сквозь него свет прожекторов, а в целом — полнейшая темнота. Перед тем, как черная пелена окутала отключающееся сознание, Егор Васильевич услышал сильный хруст и почувствовал резкую боль в руке.

Свет и ноющая, но не сильная боль в правой руке, незнакомый, но приятный запах... Егор Васильевич пытался понять, что же произошло и где он сейчас. Сознание постепенно возвращалось. Окинув еще не вполне ясным взором пространство, учёный пришел к выводу, что он на станции. Но он абсолютно не помнил, как добрался до комнаты, в которой он лежал на полу! Более того, воспоминаний о том, как он вообще добрался до станции тоже не находилось. Ощупав себя неповрежденной рукой, учёный понял, что раздет до тренировочного костюма.

Сознание внезапно прояснилось: "Стоп, стоп, я же раздетый! Как так могло случиться, что я совсем ничего не помню?! Может, я умираю, и то, что вижу — обычная галлюцинация? Так, говорят, бывает, когда человек замерзает. Можно сказать последние всплески активности умирающего мозга... Нет, что-то не то... Где же пурга? Моя рука! Я же её сломал! Галлюцинирующий мозг вряд ли бы проводил болевые сигналы. Должно быть, я все же не умираю. Но как я оказался здесь?"

Егор Васильевич попытался повернуть голову налево. Это удалось, но сразу же вслед за этим он лишился дара речи, хотя на увиденное стоило бы как-то отреагировать. Сознание вновь поплыло — и неудивительно: на него смотрело улыбающееся детское личико! Учёный твёрдо знал, что остался один, и никого на станции в принципе быть не могло, тем более детей. Их вообще отродясь тут не было. "Ну, всё! Хана...Сумасшествие пришло без приглашения!". Егор Васильевич вдруг отчетливо представил себя в роли сумасшедшего в психбольнице, и что забавно — именно в палате номер шесть!

В безразмерной смирительной рубашке, в окружении врачей, говорящих с ним ласковыми, тихими голосами... Стало немного жутковато и неожиданно весело — вспомнилось неизвестно где услышанное двустишие: "В потолке открылся люк — не волнуйся, это глюк!". Совершив обычный в таких случаях обряд, то есть закрыв глаза и помотав головой (поскольку потрясти ей, как положено, возможности не было), Егор Васильевич вновь открыл их, надеясь на лучшее. Но тщетно! Видение не только не исчезло, но даже сказало: "Привет!". Палата ? 6 стала угрожающей реальностью. Но включившийся здравый смысл так просто сдаваться не хотел — он требовал внимательно изучить гостя.

Было в этом госте что-то такое, что заставляло считать его именно пришельцем, хотя выглядел он вполне по-людски. Мальчик одиннадцати-двенадцати лет, не слишком высокого роста, худощавый, но пропорционально сложённый. Тёмные, не слишком длинные прямые волосы, красивый овал лица и правильные, даже какие-то слишком правильные, черты. Необычными были глаза — ясные, резко-голубого цвета и цвет лица, напоминающий неживые восковые муляжи яблок и груш, которые Егор Васильевич не раз видел на уроках биологии в школе. Было и еще что-то, неуловимое и вместе с тем очень значимое для понимания того, что это пришелец. Не человек, а кто-то очень похожий, но чужой.

Внимательно, насколько ему позволяло еще не окончательно восстановившееся зрение, вглядываясь в незнакомца, Егор Васильевич наконец понял, что в нем не так. Лицо и глаза. Лицо, красивое и детское, одновременно было и лицом уже взрослого человека, а глаза таили в себе опыт многих десятилетий... На пришельце был облегающий, темного цвета костюм, на котором не было ничего: ни молний, ни карманов, ни пуговиц, ни застежек, только бесшовная ткань труднообъяснимого цвета.

Осознав, что судьба свела его с пришельцем и, чувствуя необъяснимое доверие к нему, Егор Васильевич спросил:

— Ты это ты, в том смысле, что ты — настоящий?

— Да, конечно, — с мимолетной улыбкой ответил мальчик..

— Откуда же ты взялся?

— Пока я не готов тебе ответить, ты уж извини...

-Это ты меня сумел притащить?

— Конечно.

— Но как? Ты же такой маленький и хрупкий мальчик. Как тебе это удалось?

— Мне еще и не такое удавалось. Кроме того, я вовсе не мальчик, я уже взрослый и умею делать то, что умеют все! Тот, кто не умеет делать все, не считается взрослым. По-другому и быть не может. А телосложение или рост никакой роли не играют. Сила зависит не от них, а от способности сконцентрировать внимание на отдельных группах мышц.

Мы можем управлять каждым мышечным волокном в отдельности, а это позволяет синхронизировать работу всех волокон, создавая при этом значительные мышечные напряжения. И сила возрастает многократно. — А рука!? У меня должна быть сломана рука. Я сам слышал хруст костей! А сейчас она всего лишь ноет, но ни опухоли, ни сильной боли нет.

— Ещё ноет? Подожди немножко и боль уйдёт совсем. Она и вправду была сломана, но пока ты был без сознания, мне удалось ее вылечить и даже немного подправить. Я срастил кость, подштопал сухожилия и уложил в правильной последовательности группы мышечных волокон. Кстати, они у тебя с рождения были переплетены, а это снижает работу мышечной ткани из-за излишнего трения между группами волокон.

Но ничего не поделаешь, мелкие генетические ошибки неизбежны! Мы и сами-то от них избавились относительно недавно! В общем, рука у тебя будет лучше прежней, поздравляю! Полностью она восстановится через два дня, по вашему времени. Он говорил об операции над рукой так же, как о заточке карандаша!

— По нашему времени? Это как? Слушай, а ты не с американской станции?

— Я не с американской станции и ни с какой другой станции. Я из нашей галактики!

— Откуда? Я не ослышался? Из нашей галактики?! А из какой "нашей"?

— Не прикидывайся! У нас с тобой одна галактика, только вы зовете ее "Млечный путь", а для нас она — "Звёздный шлейф". Есть что-то похожее, верно? Это значит, что и вы и мы мыслим приблизительно одинаково. Местонахождение нашей планеты я, конечно, называть не стану, тайны ведь есть и у нас, и разглашать наши галактические координаты запрещено уставом!

Но, как ты сам понимаешь, жизнь вашей планеты нас интересует, и не только нас, по правде говоря. В Реестре нашей галактики вы числитесь нестабильной цивилизацией, быстроразвивающейся и склонной к агрессии. Проще говоря, вы представляете угрозу для галактики в целом. Но я пришёл не для того, чтобы судить, я хочу вас понять. Возможно, наши сведения не так точно отражают вашу жизнь, и мы думаем о вас хуже, чем следовало бы. У тебя есть возможность исправить наше заблуждение...Если ты сможешь это сделать, то в Реестр цивилизаций тотчас же будут внесены соответствующие изменения и это повысит статус вашей планеты.

Потрясённый услышанным, Егор Васильевич лихорадочно соображал, какие же аргументы можно привести в защиту планеты Земля. Особенно напрягало его, что говорить придется от имени всего человечества. Несмотря на то, что он был учёным с мировым именем, говорить от имени мира ему никогда не приходилось... Пришелец, тем временем, продолжал:

— На вашей планете постоянно идут войны, причем вы никогда не говорите об их целях. Вы громогласно заявляете о поводах, но об истинных целях всегда умалчиваете. Между тем цель всегда одна — та, что вы называете словом "ресурсы". Хотя, по правде говоря, эти самые "ресурсы" лежат у вас под ногами, во всяком случае — их аналоги. Нагнись и возьми, не нанося никакого ущерба другим особям.

Вы же тяготеете к насилию, к стремлению самоутвердиться и подчинить других. Вам недостаточно получить ресурсы, вы хотите их отнять, взять и достать. Ваша цивилизация не испытывает сострадания и жалости друг к другу, причем степень агрессии прямо пропорциональна техническому развитию. Ваша наука развивает технологии насилия, а не технологии спасения.

Ключевой проблемой, очевидно, является иллюзия, что лучшим может быть только первый. Остальные — почти неполноценные и их задача обеспечить благоденствие первого любой ценой. Таков подход вашего мира. Но он не разумен, хотя ваша цивилизация признана разумной. Правда, по градации разумной жизни, вы находитесь на самой нижней отметке, но все же вы разумны.

Этот парадокс мне интересен... поэтому я здесь. Впрочем, на вашей планете отмечено появление особей с разумным подходом к жизни и их число возрастает, что, несомненно, приветствуется Галактическим советом. При условии сохранения тенденции роста таких особей по отношению к общему числу живущих на вашей планете, оздоровление цивилизации произойдет в диапазоне 600 — 627 лет. Это, несомненно, вызовет поднятие вашего рейтинга в Реестре, так что шанс у вас есть. Но это потенциальный шанс. Другое дело, захотите ли вы его использовать.

Я долго изучал историю появления и развития вашей цивилизации, многое мне непонятно, поскольку никак не укладывается в рамки поведения разумных существ, к коим вы причисляетесь. Сейчас у меня появилась возможность вступить в контакт с тобой — непосредственным представителем интересующей меня цивилизации. Прошу тебя быть моим собеседником и заранее благодарю тебя за откровенность.

— Спасибо, конечно. Откровенно говоря, с такой точки зрения нашу цивилизацию мне рассматривать и в голову не приходило. Слишком уж всё это неожиданно. Ты мне позволишь подняться и сесть в кресло? А то, как-то некрасиво! Я валяюсь на полу, а ты читаешь мне мораль, да еще за все человечество!

— Да, конечно, извини. Я не сообразил, тоже разволновался, должно быть. Только это не мораль, а просто рассуждения. Поправь меня, если я ошибаюсь. Осторожней, не давай пока большой нагрузки на руку. Мне представляется, что я совершенно не готов полноценно общаться с представителями вашей цивилизации. Не хватает знаний вашей культуры, традиций и многого другого. Надеюсь, с твоей помощью я ликвидирую пробелы в этих важных областях.

Удобно устроившись в кресле, Егор Васильевич смог попристальней вглядеться в сложившуюся картину. С одной стороны, все события последнего часа были немыслимы — ну, не встречается в жизни такое, это невозможно! С другой стороны же стороны, пришелец был вполне реален, и это заставляло верить действительность такой ситуации.

Словом, у Егора Васильевича появилась неожиданная и поистине уникальная возможность соприкоснуться с иным разумом, проникнуть в тайны иных миров... Да ради такого случая он готов был пожертвовать и не одной рукой! Мысленно порадовавшись, что чувство юмора еще с ним, а значит, он все-таки в здравом уме, (ибо откуда же юмор у безумных), Егор Васильевич спросил:

— А как устроена жизнь на вашей планете?

Пришелец задумался:

-На такой простой вопрос как-то сложно ответить, но я попробую. Наша жизнь неоднозначна и устроена принципиально иначе. Мы исходим из внутреннего понимания законов Вселенной и на этом понимании выстраиваем свой жизненный путь. Мы неукоснительно соблюдаем непреложные законы мироздания и не потому, что нам внушили необходимость этого, но по внутреннему убеждению в их истинности.

Вы же слишком привязаны к технологическому развитию и чрезмерно озабочены тем, на какой ступени его вы находитесь. У вас не остается ни сил, ни желания думать о вечном и неоспоримом законе жизни. Вы смотрите только на тень и не замечаете солнца, дающего вам её.

По моей информации вы, подобно животным, сбиваетесь в стаи, для того чтобы выжить. Правда, ваши запросы более широки и вы хотите не просто выжить, а выжить успешно. Подобно животным, вы создаете себе иерархическую лестницу внутри стаи, распределяете ступени и ревностно их охраняете. Между тем, многие втайне мечтают подняться на более высокую ступень, и пользуются для этого всеми доступными способами. Это, несомненно, отличает вас от животных, но не в плюс вам. Вы идёте низкими путями к высоким целям...

— Тут я не могу с тобой согласиться и немного поспорю. Нельзя путями низкими идти к высокой цели. Все не так мрачно как у тебя в справочнике! Видимо, у тебя устаревшая информация, мы уже не совсем такие... Деление людей на слои, к сожалению, до сих пор существует, например, по благосостоянию, по социальному положению... критериев множество. Но и ты сам, и твой Галактический совет отметили, что появились и другие. Хотя "появились" не совсем верное слово. Они были всегда, просто сейчас это особенно видно.

И для них, этих лучших представителей мира людей на нашей планете, деление на страты (так мы по-научному называем группы) существенной роли не играет. Система ценностей меняется и становится правильней, человечней, возвышенней, что ли. Конечно, недостатков слишком много, многих они устраивают и потому исчезают слишком медленно, гораздо медленнее, чем хотелось бы, но дорогу осилит идущий... К тому типу людей, о которых ты говоришь как об "особях с разумным подходом к жизни" сейчас, по моим прикидкам, можно отнести от силы 5% всего населения планеты.

Немного, согласись... Но, в оправдание, скажу тебе, что лет двести — триста назад таких людей и полпроцента бы не набралось. Хотя население Земли было в разы меньше. Ты же изучал нашу историю — вспомни: не так давно (по Вселенскому времени это миг) за инакомыслие инквизиция жгла людей на кострах, эпилептиков топили, подозревая в сговоре с дьяволом... Сейчас все изменилось. За инакомыслие уже не жгут, даже если оно и не приветствуется, эпилептиков лечат. Да, от венных конфликтов мы не избавились, да, мы делим ресурсы, но ведь 5% не смогут изменить 95% остальных, согласись.

Их время ещё не пришло, их слишком мало. И нам остается одно — ждать! Ждать долго, очень долго. По вашим расчетам 600 лет... Но все равно это время настанет, и все изменится к лучшему. И наш рейтинг в вашем Реестре стремительно взлетит или хотя бы поднимется.

— Звучит обнадеживающе, даже завораживающе красиво, а красота в правоте. Но, скажи, ты действительно веришь, что это время настанет раньше, чем вы перебьете или перетравите друг друга? Или же, что все-таки хуже, безнадежно и безвозвратно уничтожите природу своей же планеты? Замечу, кстати, что планета не ваша, она, как и все остальные планеты Галактики, принадлежит Межгалактическому Совету. А посему, Совет больше всего беспокоит тот непоправимый вред, который вы способны нанести планете, прежде чем сгинете в атомном пожаре, созданном вами же.

Кстати, об атомах... В них вы, судя по всему, так ничего и не поняли. И это для Галактического Совета первостепенная проблема. Это ещё одна причина, по которой я, как представитель Совета оказался здесь. На свой страх и риск я нарушил Устав, у меня нет санкции Совета на установление контакта с вами, а за это может последовать весьма суровое наказание. Меня уже ищут, но я отключил свой персональный маячок-идентификатор, что категорически запрещено. И это еще одно грубое нарушение нашего Устава. Возможно, за этим последует полная изоляция, а это, несомненно, страшнее самого сурового наказания вашей цивилизации, но мне нужно самому во всем разобраться. Раньше, чем буря не закончится, без маячка им меня не найти. Времени не так много, но мне нужно успеть. Успеть разобраться во всем.

Егор Васильевич встал и прошелся по комнате, подвигал правой рукой — она работала и почти перестала ныть. "Как ему удалось залечить мне руку без инструментов, без какой либо поддерживающей конструкции? Да и само заживление происходит сказочными темпами! Так быстро вылечить руку да ещё в таких условиях...Это для нас пока недостижимо. Да, нам до них действительно далеко!", — думал он, меряя шагами комнату и ощущая что-то непонятное, проходя мимо мальчика. Пришелец терпеливо ждал, неотрывно следя за движениями учёного. Наконец, Егор Васильевич спросил:

— Можно задать тебе не очень деликатный вопрос?

— Без сомнения. Сегодня день вопросов и ответов!

— Скажи, почему ты выглядишь как мальчик, хотя и по поведению, и по манере говорить и по уму — ты вполне взрослый. Долго ли ты будешь ходить в мальчиках?

Он улыбнулся, красиво и открыто:

— Тебя это удивляет... Не беспокойся, я стану взрослым, когда придет время и мой статус поднимется. Тогда Совет примет решение, что я достоин носить вид взрослой составляющей части нашей Галактики и звание "состоявшегося галакчанина". Взрослым же я стану буквально за несколько часов, в специальной камере.

Но до этого мне еще очень далеко, а после моей сегодняшней выходки я даже и не знаю, будет ли это когда-нибудь вообще.

Услышав слово "носить", Егор Васильевич встрепенулся. Он вдруг осознал, что казалось ему непонятным, когда он шагал мимо ребенка — от него веяло холодом, но каким-то спокойным, мягким.

Подойдя к пришельцу и приложив руку к его лбу, Егор Васильевич почувствовал леденящий холод и быстро отдернул руку.

— Что с тобой? Ты болен? У тебя леденющий лоб, сейчас я найду градусник... Хотя он вряд ли поможет.

— Я совершенно не болен. Просто мы не во всём похожи: вы, земляне, существа теплокровные и температура тела у вас необходимо должна приближаться к 37 градусам по Цельсию, чтобы нормально функционировала плазма. У нас другая биоструктура. Жидкость, циркулирующая в наших организмах, похожа на вашу, но это все же не плазма и не вода. Мы практически не привязаны к температурному режиму, от которого так зависите вы. Не будучи занятым постоянным поддержанием температуры тела, наш организм экономит энергию. Температура нашего тела изменяется в зависимости от температуры окружающей среды — это очень удобно, поверь.

Вспомнив о снежном буране, Егор Васильевич поверил в это легко и от всей души, прикидывая, какую пользу могло бы извлечь из этого человечество. Тем временем пришелец, словно услышав его мысли, продолжал:

— Очевидно, ваша цивилизация тоже придет к этому со временем, когда вы научитесь вносить изменения в биоструктуры своих организмов. Освоив это вы, как и мы, сможете безболезненно переносить даже дальние космические путешествия!

Так вот, при температуре выше нуля по Цельсию, работоспособность нашего мозга обычная, но с понижением температуры, то есть с замедлением работы организма в целом, снижается и скорость работы мозга. И это несомненный минус, над которым сейчас бьются наши учёные. Пока моё тело ещё не набрало температуру этого помещения, я соображаю относительно медленно, но когда оно достигнет температуры, соответствующей вашим 36,6 градусам по Цельсию, работоспособность моего мозга станет оптимальной.

Наиболее благоприятная для организма температура у нас с вами одинакова: это диапазон от 36, 4 — до 36,8 градусов по Цельсию. Этот диапазон мы, в отличие от вас, обозначаем числом, которое выступает точкой отсчета. Все, что до нее — считается низкой температурой, вплоть до самой низкой — "абсолютный нуль" на вашем языке. Все то, что выше — высокая температура, пределов для которой теоретически не существует. Пределом отрицательной температуры для нас является минус 150 градусов по Цельсию, все процессы организма замедляются практически до нуля, а это значит, что может наступить кома и смерть.

Температурный режим нашей планеты стабилен: на освещенной половине температура держится в диапазоне плюс 40 градусов по Цельсию, зато на неосвещенной — минус 50 по Цельсию. Это было бы крайне неудобно для жизни, но мы самостоятельно управляем вращением планеты в нужном нам режиме. Возможность же пребывания в столь разных температурных режимах позволяет нам регулировать степень активности нашего организма и работу мозга. Из сказанного мной ты можешь извлечь пользу для вашей цивилизации — легко делается вывод для ваших научных изысканий.

Мне известны ваши разработки в этом направлении. У вас есть достижения по снижению интенсивности жизненных процессов в биосистемах при пониженных температурах, хотя, на мой взгляд, они довольно скромные. Но путь избран верно. Пребывание в отрицательной температуре многократно увеличивает срок жизни. По вашему, земному исчислению, вы сможете жить, в среднем, около двух тысяч лет. Наверно, для вас это просто неоценимый дар. Для нас же такой срок жизни естественен и поэтому неудивителен. Конечно, мы бы восторгались или даже завидовали существам, живущим, допустим, 5 тысяч лет, но они, не зная о нас, тоже воспринимали бы свой жизненный срок обычным. Так что все познается в сравнении...

Ваша специальная теория относительности работает во всей вселенной! У нас есть точно такая же, но с расширенным пониманием законов вселенной, управляющая все и вся и объясняющая основные свойства пространства и времени. Название у нее другое — "Теория свернутости пространства", а, по сути, одно и то же. Кстати, научные споры о времени у нас тоже не стихают! Я думаю, это неудивительно хотя бы потому, что живем мы в одной галактике! Можно сказать, соседи в одном многоквартирном доме, среди целого города, называемого вселенной!

Неожиданно мальчик смолк, задумавшись о чём-то. Всё, что сказал мальчик, приходило в голову Егору Васильевичу и раньше, ещё в молодости. Слова, возможно, были другими, но суть была одинакова. Мысли эти осели на дне памяти, постепенно окаменели, как каменеют отложения на морском дне, и с течением времени им было все труднее и труднее пробиваться на поверхность сознания! Пауза затянулась.

Мальчик с любопытством поглядывал на Егора Васильевича думая, наверно, о том, что пока было неподвластно нашему земному разуму. Задумался и Егор Васильевич. Трудно даже представить, о чём могли думать два представителя разных цивилизаций, волею случая, оказавшись рядом. Наверное, оба осознавали, какая огромная пропасть зияет между ними и как сложно её преодолеть. Радовало лишь то, что это осознаваемо и попытки преодолеть её уже делаются.

Молчание нарушил Егор Васильевич:

— У вас совершено другой мир, я в нём наверняка бы не выжил. Как это так? Нет смены дня и ночи, нет наклона оси вращения планеты, соответственно нет ни лета, ни зимы! Хорошо ещё, что магнитное поле присутствует!

— Ты не совсем прав У нас есть огромные пограничные зоны, в которых правда, резче, чем у вас осуществляется переход от плюсовой к минусовой температуре. Как ты понимаешь, все ваши земные прелести — шторма, ураганы, снежные вьюги, наподобие той, что сейчас хозяйничает за окном у нас обычное дело! Так что без приключений не останешься. Серьезно... Я официально тебя приглашаю на нашу планету, в качестве гостя и представителя земной цивилизации. Главное, ты нам подходишь и нас устраиваешь! С нашим Галактическим Советом, уверен, мне договориться удастся! Ты заметил, я неплохо владею вашим языком, так что языкового барьера можно не опасаться. Решайся! Грех упустить такую возможность!

Егор Васильевич колебался:

— Если совсем честно, я не трус, но я боюсь. Боюсь не за себя. Переживаю смогу ли я полностью передать настоящее настроение нашей цивилизации Есть более достойные люди, вложившие огромный вклад в развитие общества и науки! Это же путешествие не на Луну или Марс, пожалуй, покруче будет! Есть еще одно сомнение... Я не обладаю всеми знаниями, полученными человечеством за многие-многие века! А самое главное, меня никто не уполномочил быть представителем нашей цивилизации.

— Прекрасно тебя понимаю, не беспокойся, с моей стороны поддержка будет оказана всесторонняя. Что касается знаний, они давно уже у нас есть и в полном объёме. Мы, конечно, ими не пользуемся, как вы не пользуетесь достижениями каменного века, но мы их храним. Существует Галактический накопитель знаний, по-вашему, это сродни огромной библиотеке или банку данных! Там сконцентрированы все знания, полученные всеми цивилизациями, многие из которых уже прекратили свое существование.

А знания, полученные за период их существования, хранятся и приносят немалую пользу другим, более молодым, цивилизациям! В великом пространстве, называемом Вселенной, всё сменяет друг друга: старое уходит, новое рождается, живет и развивается, нарабатывает опыт, то есть знания. Потом передаёт его дальше, тем самым, множа разумное существование во Вселенной, и тоже уходит. А знания растут в объёме на каждый кубический парсек пространства! И это будет продолжаться бесконечно! В нём сокрыто главное! Существование ради познания, ещё непознанного!

Во Вселенной умрут старые звёзды, народятся новые, круги повторятся! Мы и вы не являемся исключением, придёт время, и нас сменят другие, более совершенные, цивилизации! Это и есть закон Вселенной, жизнь, которая должна проходить с максимальной пользой для всех членов Галактического Совета, в который вы пока, к сожалению, не входите! Знаешь, на Совете не раз обсуждался вопрос о вашем участии в нём. Безусловно, вы имеете право на членство в Совете, но ради безопасности всех его участников, необходимо представить неоспоримые доказательства вашей лояльности к другим мирам! Захватчиков у нас, к сожалению, и так хватает! Неудивительно, что ты нам интересен.

Ты думаешь, я случайно оказался здесь с тобой? Ошибаешься, если думаешь так. Прежде чем отправиться на станцию я просмотрел всю базу данных о находящихся в этом районе людях. Выбор на тебя пал не случайно, единственно, я сделал это без соответствующей санкции. Мы знаем о тебе гораздо больше, чем ты сам. И, повторюсь, ты нам подходишь. Но взять тебя на корабль мы можем лишь с твоего добровольного согласия. Это закон, всегда соблюдаемый и не подлежащий толкованию.

— Я не знаю, что тебе ответить. Твоё предложение застигло меня врасплох. Признаюсь, я частенько заглядываюсь на звёзды и думаю, может быть сейчас, на какой-то далёкой звезде кто-то смотрит на мою планету и также как и я думает, а есть ли разумная жизнь где-то ещё, в глубинах галактики? Бывало, меня тянуло в эту звёздную даль, мне хотелось ступить на неизведанную никем землю другой планеты, встретить кого-то, живущего там. Я гадал, что именно скажу при встрече с инопланетным разумом?

И вот — ты предлагаешь мне исполнить мою мечту, а я... я не знаю, что тебе ответить. Слишком много впечатлений, голова идёт кругом. Представь, я у себя, на своей планете, говорю с пришельцем также свободно, как с любым землянином! Трудно поверить, но против фактов не попрёшь, да и зачем бы? Я бесконечно счастлив тем, что именно со мной вышел на контакт инопланетный разум.

Я основной связующий элемент, это здорово! Вот бы узнал сын, наверно, порадовался бы! Это так непривычно, неправдоподобно! Я оказался совершенно не готов к встрече, я представлял себе все по-другому!

Мальчик слушал Егора Васильевича очень внимательно, слегка подрагивая ресницами.

— А ты предполагал, что сначала я выпью твою кровь или, того хуже, начну проводить над тобой медицинские опыты или научные эксперименты?! Увы... я всего лишь гость с другой планеты, хотя, конечно, я мог бы общаться с тобой на телепатическом уровне! Но возникает резонный вопрос: зачем? Раз я гостях... Как у вас говорят: в чужой монастырь со своим уставом не ходят?! Очень правильная поговорка.

— А нельзя попробовать?, — вдруг спросил Егор Васильевич.

— Попробовать что?, — не понял мальчик.

— Ну, поговорить со мной телепатически!

— Конечно, пожалуйста!

Мальчик молчал, но у Егор Васильевича в голове вдруг раздался голос. Но это был не голос мальчика — это был другой, бесконечно любимый и незабываемый голос, голос его давно умершей мамы. Он сразу узнал его и вздрогнул. Голос звучал привычно ласково, поднимая из самых глубин памяти уже немолодого учёного самые светлые воспоминания —

воспоминания далёкого детства, уютного дома и бесконечно любимой мамы, всегда понимающей и прощающей его. И после смерти мамы Егор Васильевич продолжал любить её, постоянно приходил на кладбище, приносил цветы. Сидя на скамейке, много с ней разговаривал и ему казалось, что он слышит её... Но сейчас ему не казалось — он действительно слышал ЕЁ, ЕЁ ЖИВОЙ ГОЛОС. К горлу подступил комок, захотелось всплакнуть по-мужски, скупо, но перед гостем было неудобно, и он сдержался.

— Ну, как? — спросил мальчик.

— Впечатляет, — глуховато произнёс Егор Васильевич.

— Я, правда, немного тебя поберёг.

— То есть как?

— Я не стал пользоваться твоими мыслями, в полной мере! Это могло бы тебя слишком напугать!

— Ты хочешь сказать, что умеешь читать мысли?

— Как же иначе! Какой же я, в таком случае, инопланетянин, если не могу такой безделицы! Обижаешь!

— Извини, я должен прийти в себя! Спасибо, что напомнил мне о любимом человеке, о маме! Теперь представляю, как себя чувствуют люди, испытавшие подобный контакт! Я уж не спрашиваю, как это тебе удается. Еще раз спасибо!

— Не за что! Перейдем к делу! У Совета большие полномочия, но они, в основном, опираются на великий галактический опыт, существующий уже миллиарды лет. Придет время, и земляне станут равноправными членами Совета, а первой ласточкой предлагается стать тебе. Надеюсь, ты уже понял, что вашей цивилизации, во всяком случае, пока, ничего не угрожает, потому что главный лозунг нашей миссии: "Не навреди, исправь, в крайнем случае — накажи". Но наказание допустимо только в самом крайнем случае.

Добавлю еще, что мы передадим вам некоторые знания, в основном, для обеспечения безопасности существования планеты и улучшения здоровья человеческой популяции. Вы должны уметь бороться с космическими объектами, представляющими потенциальную опасность для планеты. Вам нужно уметь корректировать собственной орбиту, хотя это будет осуществимо только под нашим контролем и при крайней необходимости. Кроме того, первоочередной задачей является освоение вами техники регулирования экологической обстановки на планете в целом.

Мы снабдим вас знаниями, позволяющими освоить новые, неизвестные вам принципы получения энергии. Нам есть, что передать вам для блага вашего развития. Но все поэтапно! Мы должны быть уверены в сугубо мирном использовании полученных знаний! Мы прекрасно понимаем что, обладая мощнейшими технологиями, вы сможете стереть с космической карты любую планету, а допустить этого мы не можем! Чтобы подобного ни случилось, мы готовы передать знания одному представителю вашей цивилизации, который будет являться гарантом мирного использования этих знаний.

И если что-то пойдет не так, то знания в голове гаранта исчезнут навсегда! Мы не имеем права допустить использование с таким трудом накопленных знаний не по назначению, риск слишком велик! После долгого отбора, я остановился на твоей кандидатуре. Это не лотерея, которая играет роль слепого орудия фортуны, это осознанный выбор.

И неважно, что выбор сделан мной единолично! Я кандидат в члены Совета Объединённой Галактики и имею на это право. На него могут наложить вето, но это нужно будет обосновать, а моя позиция сильная. Мой расчёт показывает, что большинство членов Совета будут на моей стороне. Мой отец был великим оратором, и у меня есть дар убеждения. У нас генная информация передается гораздо четче, чем у вас. Из всего этого следует вывод, что отказать мне будет невозможно.

— Ты действительно силён в искусстве убеждать! Только мне на душе всё равно тревожно. Не знаю, как принято у вас, но у нас, если хочешь сделать паузу — то смени тему. Я сменю на время тему, ты не против?

— Естественно, нет. Ты здесь хозяин!

— Меня уже давно мучает один вопрос, а спросить я стесняюсь...

— А ты не стесняйся, ты спроси!

— Мы с тобой общаемся уже пять часов, а ты ни разу не выказал желания попить или чего-нибудь перекусить. И про туалет и словом не обмолвился. Как Вы пополняете энергетические потребности организма? Проще говоря — что и как вы едите? Ну, и все остальное тоже... как оно у вас?

— Может, тебе покажется удивительным, наше отношение к энергии вообще и энергии пищи в частности, не тождественны. Весь секрет заключается в особом устройстве нашего организма. Помнишь, я говорил тебе про температуру тела? Не тратя энергию на поддержание температуры тела, мы здорово экономим ресурсы. Мало того, мы умеем запасать довольно большое количество энергии впрок. При необходимости, мы можем перейти в режим строгой экономии энергии, вплоть до использования в качестве источника энергии менее ответственные части собственной биомассы.

То есть начинаем есть сами себя. У вас это частично реализовано в устройстве желудка, а самые близкие нам по стилю запасаемой энергии, только не смейся, являются ваши верблюды! Или еще медведи. Только, в отличие от них мы все же двигаемся, думаем, а мозг вообще съедает большую часть энергии.! Вообще-то я не прочь перекусить вашей земной пищей. Корабль я покидал в спешке, налегке, дабы не вызывать подозрений у выпускающей системы! Система у нас сообразительная: если датчики зафиксировали бы у проходящей контроль персональной капсулы наличие пищи, то это значило бы, что находящийся в ней собрался надолго покинуть территорию зонда.

Быстро сравнили бы со списком имеющих на это право и тут же подняли бы тревогу! И так, когда я не появился на контроле через четыре часа, тревога поднялась! В данном случае я закон не нарушал, я не прятался и не обманывал При прохождении контроля или при отлете от зонда на персональных капсулах, искусственный разум не имеет права спрашивать более высшее существо, куда оно направляется, а для них высшие существа — это мы! А теперь и ты, если пожелаешь, конечно, и полетишь со мной! Тебе решать, не забывай! В моем лице твоего решения ждут члены Совета! Ты, если захочешь, можешь многое сделать во благо своих землян!

Так вот, чтобы безопасно покинуть зонд, я пошёл на хитрость: сделал вид, что отправляюсь на небольшую прогулку. Понятно, едой пришлось пожертвовать, зато я ускользнул незаметно. И вот — я у тебя в гостях, а это очень важно. Вопрос еды, конечно, значим, но можно и поголодать ради того, чтобы попробовать завязать контакт и спасти одну из множества разумных жизней, раскинутых по большому пространству и стремящихся к самоуничтожению! Надо всего-то убедить вас переориентироваться на самоспасение!..

Но вернёмся к еде. Вы, в отличие от нас, просто купаетесь в обилии биоэнергетических запасов, мы же менее требовательны к еде. Я даже догадываюсь о причинах: для вас еда — это не просто пополнение запаса энергии, это процесс получения удовольствий: от вкуса еды, от сервировки стола, от обилия подаваемых блюд, от собеседника за столом... А говорить вы можете долго, на отвлеченные темы или вообще ни о чем — вяло и неинформативно, мимоходом восполняя энергетический ресурс.

Выходит, что для вас еда — это отдых, незатейливое времяпрепровождение, что, на мой взгляд — непозволительная роскошь для тех, чей век столь короток. Для нас же — потребление пищи физиологическая потребность, не более. Мы и относимся к ней соответственно. Никаких долгих бесед, кулинарных изысков, культа еды у нас нет. Восполнил запас энергии — и продолжай своё дело. Но сейчас мне совсем не помешает пополнить энергетический запас, так что я не откажусь от какого-нибудь простого земного блюда.

— Нет проблем! У нас с тобой целый арсенал в холодильнике, коробки еще не все распакованы. Чего пожелаете, мой юный гость?

Егор Васильевич поперхнулся и тут же поправился:

— Я имею в виду просто "гость"! Правда, я никак не могу привыкнуть к несоответствию внешности и возраста. Так что же пожелаете?

— Встречный вопрос: а что есть?

— У нас так называется еврейский стиль ведения разговора, то есть вопрос на вопрос! Из мясного есть: тушенка, солонина, вяленая оленина... Из рыбного:. Из рыбного ассортимента: шпроты, сайра, бычки в томате, красная и черная икра. Есть готовые супы в банках: борщ, грибной суп, гороховый, рассольник и так далее. Еще в наличии имеется замороженные ягоды: клубника, малина, черешня, и даже арбуз! Так же в большом ассортименте соки, газированные воды. Как у вас обстоят дела с алкоголем?

— Никак! Изучая ваш образ жизни, я очень подробно останавливался на вопросе влияния алкоголя на работу мозга. Данные неутешительные! В компаниях вы частенько прибегаете к воздействию алкоголя, чтобы снять излишнюю напряженность и расслабиться. Но о какой напряженности может идти речь, если помыслы ваши чисты, а цели предельно ясны для окружающих?

Недаром вы сами признаете за алкоголем дурманящие свойства: дурман в голове, он и есть дурман! В нашем мире нет необходимости снимать стрессы или конфликты алкоголем, по причине их отсутствия! Мы уже давно организовали жизненный процесс таким образом, чтобы удобно и приятно было всем! Жалко тратить жизнь на плохое настроение, или на разочарование погодой!

Мы тоже, как ни странно, подвержены подобным эмоциям. Полностью искоренять отрицательные эмоции мы не стали — ведь это одна из многих составляющих разумной жизни, и если убрать все эмоции мы будем похожи на искусственный разум! А если оставить только положительные, то получится как-то однобоко. Да и грани не будет, ведь положительное познается в сравнении с отрицательным.

— Это безусловно. Вообще всё познается в сравнении. Вот, к примеры, вы и мы... Ты только подумай... Мы с вами живём в одной Вселенной, но не встречаемся... Идем параллельными курсами, развиваемся по-разному и вместе с тем у нас много общего. А над всеми нами есть другой, высший разум... вселенский, можно сказать. Он абсолютен и бессмертен. И он живет совсем не по биологическим законам, как мы, а по своим, каким-то другим, лично мне непонятным. Но я твёрдо уверен в том, что этот разум многократно превосходит наш. И вместе с тем, тот разум нас терпит... Вот скажи, зачем, ты думаешь, мы вообще нужны?

— Любопытно, что ты задумался об этом сейчас. Зачем мы нужны? У вас говорят: раз на небе зажигаются звёзды, значит, это кому-нибудь нужно, так? Биоразум ведь имеет много преимуществ. Он ведь тоже практически вечен, при условии, разумеется, что он не будет делать попыток самоуничтожения. Посуди сам: на него действуют законы эволюции, следовательно, он обязательно развивается. Развиваясь, он развивает и окружающую жизнь, привнося в неё что-то качественно новое, стало быть, разум совершенствуется.

На более высокой ступени развития он, вероятно, сможет научиться самовосстанавливаться, регенерировать. Например, люди смогут регенирировать поврежденные ткани или органы. В искусственных системах, как ты понимаешь, это исключено — максимум, что им доступно — это автоматически заменять вышедшие из строя блоки, модули или узлы. Биосистема же в состоянии заменить не весь объект целиком, а лишь его часть, допустим, на клеточном уровне. Или и вовсе заменить часть объекта на более совершенную, а уж та, в свою очередь, постепенно повлияет на объект в целом.

Для биосистем, доступны более тонкие механизмы — на клеточном уровне, а при более высшем уровне развития — на уровне субатомных частиц! Даже в наше время вы, к примеру, боритесь с вирусами! А у мы — нет. Мы смогли наладить с ними отношения сотрудничества. Правда, без полного понимания субатомных законов вам это пока не удастся! Но придет время и вы достигните нашего уровня. А мы за это время уйдем еще дальше, и это и есть вселенский разум, без границ и без времени! Процесс бесконечен, рубежи познания не имеют границ!..

Однако... я слишком далеко ушёл от насущной темы. Начали-то ведь с еды и алкоголя... С алкоголем всё ясно: это очень вредная штука для цивилизаций вообще и для меня как частного представителя цивилизации — в частности. Так что алкоголь прошу не предлагать. Ты вот что-то говорил про сублимированную клубнику — готов попробовать.

— Смотри-ка, у тебя появилось чувство юмора — визитная карточка уж если не нашей цивилизации, то, во всяком случае, моей страны.

— С тобой пообщаешься — многому научишься.

— Спасибо за комплимент, — ответил Егор Васильевич, уходя в импровизированную кухню. Оттуда донёсся изрядный шум, вызванный усердием учёного, жаждавшего ознакомить пришельца с максимальным ассортиментом земной еды. Вскоре он появился с подносом, плотно заставленном небольшими баночками и тарелочками с разложенной на них снедью. Поставив перед мальчиком маленький столик, Егор Васильевич быстро и красиво расставил принесённое. Мальчик с интересом наблюдал за процессом сервировки, потом взял вилку и оценивающе потыкал в некоторые лежащие перед ним продукты.

— А что это ты делаешь? — удивился Егор Васильевич.

— Сканирую пищу. Определяю энергетическую ценность, составляю диаграмму по содержанию витаминов.

— Что-что? Что ты определяешь и составляешь?? Это как?!

— Ну, да, наверное, тебе это трудно понять. Дело в глазах. У нас глаза устроены иначе, чем у вас. Мы можем отправлять и принимать отражённый сигнал, определяя состав того или иного предмета по спектру сигнала.

— Звучит...То есть это, как я понял, радарное сканирование.

— Не совсем. Принцип тот же, это — да. То есть наши глаза ориентируются на сигнал, обратный посланному. Только антенны в глазах у нас нет, как видишь. Роль антенны играют маленькие микроволокна, которые наши технологии позволяют имплантировать в глаза на ранней стадии зародышевого состояния, в момент формирования глаз. Сейчас это воспринимается вполне естественно, но должен заметить, что путь к такой простоте был очень труден.

Многие сотни лет шли неустанные попытки найти оптимальное строение микроволокна, удобное глазу и устойчивое к максимальному спектру вредных воздействий. Но в итоге решение было все-таки найдено. И сейчас наши глаза могут анализировать слои любого объекта практически на неограниченную глубину и за малый промежуток времени. Правда, это требует определённых энергетических затрат, но результат того стоит.

— Да уж, несомненно, результат того стоит. И что же показал анализ пищи землян? Примет ли ее желудок столь высокоразвитой цивилизации как ваша?

— Не ёрничай! На самом деле, я могу многое сказать о содержимом, к примеру, вот этой ягодки, но не буду. Я не зря напомнил об энергетических затратах, есть хочется. В обще и целом, пища приемлемая и готова к переработке.

— Кто бы сомневался. Мы её едим всю жизнь и проблем особо не встречалось. Кушай, кушай. Приятного аппетита! Скоро чаёк готов будет.

Некоторое время жевали молча. Егор Васильевич проголодался порядком и ел с видимым удовольствием, пришелец от него не отставал, разве что брал всего понемногу и ел довольно безразлично.

Приглушив чувство голода изрядной тарелкой грибной похлёбки, Егор Васильевич стал прислушиваться к своим внутренним ощущениям и почёл необходимым нарушить пословицу "Когда я ем, я глух и нем".

— Занятно... Мы знакомы всего несколько часов, но в глубине души у меня стойкая уверенность в том, что мы знакомы очень давно.

— Ага, так и должно быть, — отозвался пришелец, откусив бутерброд с копчёной лососиной, — это моя работа. Мы умеем действовать на подсознание особей вашего вида и не только на него... но редко этим пользуемся. Лично я уверен, что это недостойный приём. Хотя, конечно, эффективный, в чём ты можешь убедиться лично. Извини меня. В оправдание скажу, что у нас слишком мало времени, а задача чересчур важна.

— Ладно, времени мало, допустим. Но как вы это делаете?

— Это как раз несложно. Среди вас есть немало людей, умеющих то же самое. Это сродни внушению, только без транса. Люди много говорят о сознании, о его значимости для человека и общества. На самом-то деле подсознание куда важней, просто вы о нём слишком мало знаете. Именно подсознание контролирует практически всё поведение человека, оно хранит стереотипы поведения и мышления, отвечает за нормальное функционирование организма. А существует оно в виде нейронных связей, на которые мы и научились воздействовать.

— Тебя послушать, между нашими цивилизациями непреодолимая пропасть...

— Сейчас так оно и есть, спорить не буду. Но, во-первых, вы развиваетесь довольно быстро, а во-вторых, мы готовы вам помочь, при соблюдении условий, озвученных мной раньше. И в немалой степени это зависит непосредственно от тебя. Ты достоин уважения как один из выдающихся представителей вашей цивилизации, по моему мнению. Именно поэтому, несмотря на то, что мне очень хочется вернуться на корабль в твоём обществе, я не стал внушать тебе мысль о неизбежности посещения нашей планеты, хотя мог бы.

Ты бы, разумеется, считал свое решение собственным и ни капельки бы не сомневался в том, что принял его самостоятельно. К слову сказать, умение контролировать ваше подсознание даёт нам неплохие шансы вас поработить, а вы постоянно об этом думаете и боитесь этого, верно? А вот тут и усматривается главное отличие между нашими цивилизациями: мы не жаждем отношений господства и подчинения, нам нет нужды овладевать вашей планетой и властвовать над вами...

— Будто мы жаждем... Нам бы на своей планете порядок навести, а потом и на нашей планете еще найдутся неизведанные места...

— Это говоришь ты. И для тебя это правда, я знаю это. Но не для вас в массе своей. Или ты думаешь, что в IV веке до рождества Бога иудеев — Иисуса Христа на земле было меньше неизведанных мест? Что же тогда великий основатель державы эллинов Александр Македонский мечтал о завоевании галактики?

А близкие тебе по времени, твои соотечественники Циолковский и Королёв? Циолковский задумывался о перестройке биохимической природы мыслящих существ, рождённых на Земле. Королёв говорил о возможном завоевании других миров, разве не так? Вы привыкли решать вопросы силой, мы — убеждением.

— Для убеждения, как показывает практика, вы используете все-таки силовые приёмы.

— Я уже извинился за это и объяснил причину. И прошу тебя, не возводи этот частный случай в ранг закономерности.

— Ты тоже меня извини. Я просто слишком близко к сердцу принял твои слова о столь существенном различии между нами. Мы не столь плохи и глупы.

— Никто и не говорит о глупости. Напротив, вы умны. Но ум — величина не векторная. Вектором обладает сила. И этот вектор задаётся человеком сознательно. И вот возникает вопрос, что у вас превалирует — сила ума или ум силы?

— Надеюсь, что сила ума.

— И мы надеемся на это. Иначе диалога между нами бы не вышло. Если бы мы не верили в будущее вашей планеты, в возможность сидеть с представителями вашей цивилизации за круглым столом в Галактическом Совете, судьба Земли была бы иной. Но довольно об этом... мы с тобой оба верим в светлое будущее, верно? Ох, какая же вкусная это штука, — переменил тему гость, — похоже, я не знаю её названия. Что это?

— Это маслины, причём маслины с косточками. От них-то и весь вкус. Это я настоял на том, чтобы нам привозили именно такие.

— Достойно! Интересная вкусовая гамма. Надо будет внести её в наш вкусовой каталог. А вот клубника не очень вкусная, слишком много в ней смеси предельных углеводородов, алканов...

— Алканов?

— Ну да, парафина, проще говоря. Но в целом, обед отличный. Пожалуй, мой энергобаланс в норме. Я попробовал всего понемногу и могу теперь понять, почему для вас пища — это наслаждение. Хотя там, в пещерах, таких продуктов ещё не было...

— В каких пещерах? Ты о чём?

— Я нечаянно задумался вслух. Ты, конечно же, не в курсе. Видишь ли, мы заинтересовались вашей планетой очень давно...по вашим меркам, да и по нашим тоже. Мы наблюдали за зарождением жизни на Земле, наблюдали за тем, как появилась ваша цивилизация и её путь от истоков и до космических полётов... Ваши предки, ещё на заре человечества, не строили жилищ, а использовали то, что уже было создано до них — пещеры, дупла деревьев... И тогда, надо тебе сказать, их отношение к еде было совсем иным, близким к современному животному миру, который питается по примитивной схеме — что добыл, то и съел.

А потом человек научился добывать огонь, минуя природные силы — и произошла, как вы ее называете, неолитическая революция. И, думаю, тут-то отношение к еде и поменялось кардинально. В еде, очевидно, стал ощущаться вкус... а дальше пошло по нарастающей. И сегодня вы имеете много гастрономических школ, постоянно меняющиеся и разнообразные блюда, красивую сервировку — в общем, еда в удовольствие и ради удовольствия. Правда, порой вам изменяет чувство меры — организм все же остался животным, и наступает расплата. Помнится, один ваш знаменитый баснописец даже умер от обжорства.

— Вот уж не думал, что ваша цивилизация заинтересуется Крыловым. На самом деле его басни — перевод басен Лафонтена, а тот, в свою очередь, переиначил Эзопа... Это я так, справедливости ради.

— Так вот, подводя итог разговору... Мы, собственно говоря, недалеко отстоим от ваших животных в смысле отношения к пище.. Для нас еда — просто восполнение энергии, как я уже говорил. Конечно, некоторую эстетическую сторону и мы соблюдаем — потребляемую биомассу раскладываем красиво. Но на этом всё и заканчивается. Пища — необходимость, а не цель.

Что отвечает необходимым параметрам энергозапаса — то и едим и внимания ни на что больше не обращаем. Бесспорно, то, что я сейчас ем — это в высшей степени вкусно, мы способны различать вкусовые ощущения. И даже замечу, что, вероятно, спектр вкусовых ощущений у нас шире вашего, но все же для меня важнее не вкус еды, а твой ответ на вопрос — летишь ты со мной или нет...

— А ты упорный... Ничто тебя с мысли свернуть не может.

— Это не мысль, это — цель!

Егор Васильевич не нашёлся, что ответить. Слишком уж категорично произнёс гость последнюю фразу. Учёного вновь поразил диссонанс между внешностью ребенка и речами умудрённого опытом человека. "Интересно, — подумалось ему, — сколько у них там таких...вроде дети, а вроде уж и...даже слова не подберёшь. Взрослые чересчур... И как же должны тогда выглядеть те, кто уже считается как там он сказал... "настоящим галакчанином". Но вслух он спросил совсем другое:

— А население у вас на планете большое? Если не секрет, конечно....

— Какие секреты... просто ответить трудно. Мы его как-то не считали никогда. Неактуально это, а раз так, то и смысла нет считать. Мы в любой момент можем расселяться, кто куда пожелает. Но вообще-то, учитывая, что размеры наших планет сопоставимы и практически одинаковы, пожалуй, концентрация населения у нас все же повыше. Всего нас около десяти миллиардов, но собственно на планете живут далеко не все.

Многие из нас живут на космических объектах или же на космостанциях, вроде той, с которой я к тебе сбежал. Очень популярна у нас и жизнь на других планетах — с научно-исследовательскими целями или просто понравилось там жить. Так что в городах живут далеко не все, но все равно населения хватает, конечно. Города у нас строятся только вверх, многоярусно, дома же особо друг от друга не отличаются. В плане выбора внешнего вида жилища мы тоже непритязательны, как и в еде.

Но за внутренним убранством помещения мы следим очень внимательно, причем совершенно не важно — в городе или на станции. Станция для многих не то, чтобы второй дом — а по-настоящему первый, а часто и единственный. Внутренний вид нашего жилья передаёт не веяние тех странных и причудливых идей, которые вы называете модой времени, а отражение нашего внутреннего опыта в познании законов Вселенной.

Егор Васильевич понял, что если раньше он более-менее мог понять или хотя бы догадаться о смысле информации, доносимой до него пришельцем, то сейчас он не в состоянии даже найти точку отсчёта в попытке представить себе субъективное отражение познания закона Вселенной, реализованной во внутреннем убранстве жилья. Поймав себя на мысли, что сформулировать это проще у него не получается вовсе, Егор Васильевич решил не думать об этом вовсе — если сложится, то увидит сам.

— И это правильный ход, — вдруг совершенно невпопад сказал мальчик. Ты слишком сложно формулируешь мысли, к тому же, не зная законов Вселенной и живущих на нашей планете, ты все равно не сможешь себе это представить. Даже и не пытайся. Но то, что ты хотя бы рассматриваешь возможность путешествия к нам не может меня не вдохновлять... Хотя ты и не торопишься с решением.

— Ты можешь говорить о чём-то своём и при этом читать мои мысли?! Впрочем, сейчас меня это уже не удивит — слишком много впечатлений, острота восприятия притупилась, — заметил учёный.

— Я вовсе и не думал читать твои мысли. Я их слышу. Просто твои мысли стали звучать слишком громко и перебили мой рассказ.

— Извини, пожалуйста. Ты продолжай...

— Как я уже сказал, — послушно продолжил мальчик, — очень многие из нас всю жизнь путешествуют и полученные ими знания обобщаются и хранятся в Галактическом Совете. В среднем, каждая космостанция совершает несколько тысяч перемещений. Перемещение, по-нашему, это не просто изменение местоположения объекта, как это принято считать у вас. Для нас перемещение — это термин, обозначающий прохождение космостанцией светового пути за единицу времени. А обозначения временных интервалов у нас с вами одинаковы — день, ночь, неделя, месяц, год...

Так мы и путешествуем по нашей общей с вами Галактике. Да и Вселенная у нас с вами тоже общая, к тому же одна-единственная. Правда, существует несколько пока не подтверждённых теорий о многомерном пространстве, относящемся к макромиру... Только доказательств пока никто не представил. Но любая теория имеет право на существование в качестве потенциально возможной, пока она не опровергнута. Или не доказана. А учёные везде одинаковы — и у вас, и у нас... Они будут держаться до победного, отстаивая свои позиции, пока не отыщут доказательств своей правоты либо не убедятся в невозможности их отыскать.

Но второй вариант маловероятен.

— О, да... Мне это слишком понятно и знакомо, — авторитетно заявил Егор Васильевич, — это тот случай, когда разум категорично заявляет: "Не может быть!", а надежда шепчет: "А вдруг?!"

— Именно. И это, кстати, одно из проявлений высшего разума — этого великого двигателя развития всех цивилизаций!

Оба ненадолго замолчали, оценивая, должно быть, каждый своё состояние. Егор Васильевич, этот закалённый многолетней работой на полярной станции учёный, видавший на своём веку много нештатных ситуаций, требующих мгновенного решения и умевший его правильно находить в считанные секунды, сейчас никак не мог найти не то, что правильного решения, а и хотя бы какого-нибудь вообще. Он никак не мог сосредоточиться, хотя старался всеми силами. Но все, происшедшее за последние несколько часов было столь необычным, что разум периодически отказывался верить в реальность происходящего, вопреки осознаваемой все же очевидности.

Мальчик же, видимо, представлял возможное развитие ситуации. Было совершенно ясно, что ему слишком хотелось бы заполучить на корабль столь интересного человека, как этот нелюдимый учёный — полярник. Быть может, он боролся с самим собой, видя, что Егор Васильевич никак не может принять решение и зная, что он в состоянии получить от него нужный результат без всяких усилий. Обладая телепатией, а следственно, зная, что происходит сейчас с Егором Васильевичем, пришелец все же терпеливо ждал, не пытаясь вывести учёного из этого заторможенного состояния.

Время шло...В голове у Егора Васильевича вдруг слабо забрезжила мысль о давно обещанном чае — вода, должно быть, уже выкипела...Надо бы посмотреть, что с чайником. Эта столь простая, жизненно-обыденная мысль вывела его из той информационной лавины, в которую он мысленно погрузился. Довольно резво встав с кресла и опершись на правой рукой, Егор Васильевич мимоходом отметил, что боли нет абсолютно и даже появилось новое, но какое-то необъяснимое ощущение в руке. Перехватив по дороге взгляд мальчика, казалось, говорившего:

"Так и было задумано, я же обещал, что она будет лучше прежней", Егор Васильевич поспешил на кухню. Чайник был полон кипятка, хотя по всем законам физики, вода уже давно должна была стать паром. Поймав себя на мысли, что он совершенно не удивлён этому обстоятельству, хотя в другое время это, несомненно, было бы темой долгого размышления, Егор Васильевич взял чайник и все необходимое для осуществления сложного процесса заваривания чая. Чай наш полярник очень любил и был уверен в магических свойствах правильно заваренного чая.

Его, трезвый, здравый и не склонный к мистике разум, в этом случае давал сбой, над чем сам Егор Васильевич в компании неоднократно подшучивал. Заваривание чая для него было не просто набором действий, а неким ритуалом сродни китайскому, неукоснительное соблюдение которого гарантировало максимальное наслаждение и пользу напитка. Именно с ним-то и собирался познакомить своего гостя учёный.

Должно быть, даже то, что не доходило до сознания учёного в виде оформившихся мыслей, мальчику удавалось узнать, потому, что он встретил его улыбкой и словами: "Я тоже согласен, что у чая есть душа и если правильно обратиться к ней, то чай принесёт несомненную пользу".

Егор Васильевич вновь красиво сервировал стол: на сей раз он поставил тонкие, светящегося фарфора чашки, с большой предосторожностью привезённые им на станцию и соответствующие, по его понятию, только высокоторжественным случаям, сахарницу (хотя сам он чай сахаром не портил, это было сделано исключительно для гостя) и тарелочку с халвой, которую очень любил. Взяв в руки заварочный чайник и улыбнувшись ему как другу, Егор Васильевич вдруг замер, поражённый внезапной мыслью: рация безнадёжно молчала.

Только сейчас с полной отчетливостью он осознал, что с момента появления на станции незнакомца рация не подавала никаких признаков жизни, хотя контрольные сигналы в экстренных случаях идут с интервалом в час, а учитывая сверхсилу непогоды, они должны быть даже более частыми. Но за эти несколько часов не было вообще ни одного сигнала, что являлось беспрецедентным случаем.

Тот душевный настрой, с которым учёный всегда приступал к обряду заваривания чая, бесследно и немилосердно улетучился, а ему на смену пришло вязкое чувство беспокойства. Даже присутствие пришельца, этого подарка судьбы, отступило на второй план — Егор Васильевич занервничал.

Излишне небрежно поставив чайник на стол (чего бы он никогда себе не простил при других обстоятельствах), он подошёл к столу, на котором стояла база радиостанции и, включив рацию на передачу, начал говорить в микрофон тридиционное: "База, база, вызывает полярная станция "Север два", вызывает "Север два", вызывает "Север два", как слышите? Приём!".

Переключив тумблер на приём, он напряжённо вслушивался в потрескивание динамика, но эфир безмолвствовал. За все годы его жизни на этой станции, такого не случалось никогда. Он недоуменно пожал плечами и подумал: "Может, это мальчик развлекается? Ну, пришелец, что возьмёшь...", как-то упустив из виду, что думать или говорить в присутствии этого ребёнка — одно и то же.

Мальчик отреагировал немедленно:

— Во-первых, развлекаюсь я иначе. Во-вторых, взять с меня как раз можно немало, главное — чтобы я отдать хотел, а в-третьих — связи не будет, потому что антенна сломалась и сейчас перекатывается с места на место, а крепёжные тросы её пока удерживают. И сломал её вовсе не я, но зато могу починить.

Егор Васильевич устыдился вдвойне: сначала от того, что мальчик услышал его мысли, а они были не очень-то добрые, а потом от той радости, которая волной накрыла его при мысли, что не нужно вылезать наружу, а всё будет сделано чужими руками. От сознания того, что этими руками будут руки ребёнка, становилось прямо-таки стыдно до невозможности. Чтобы как-то реабилитироваться в собственных глазах, Егор Васильевич нашёл в себе силы слукавить:

— Спасибо, конечно, но мне не совсем удобно позволять тебе собой рисковать!

Мальчик рассмеялся очевидному для него лукавству и Егору Васильевичу стало ещё неуютней. Лучше б он смолчал... Но все же станция была нужна, очень нужна, а вылезать наружу не хотелось совсем. Успокаивала лишь мысль, что мальчик этот — не совсем мальчик и вроде бы сам вызывается, его не заставляют... Пришелец откровенно развлекался, глядя на душевные муки полярника.

— Пустяки, — наконец произнёс мальчик, — для меня это совсем не сложно, но энергетически довольно затратно. Поэтому, пока я буду там, на этом жутком холоде и ветре, — лукаво продолжал ребёнок, беззастенчиво глядя на муки ада, испытываемые учёным, — ты приготовь нам ужин, только что-нибудь новенькое, ещё не опробованное! Мне бы хотелось иметь максимально полное представление о том, чем вы все же питаетесь. С этими словами он исчез за дверью, впустив леденящий холод в помещение.

С целью выполнения своей части работы, Егор Васильевич отправился к своей "кулинарной стеночке", как он любовно называл часть помещения станции, оборудованную под кухню. Задача пред ним стояла довольно сложная — гость возжелал отведать неопробованного, стало быть, ассортимент ужина должен быть полностью пересмотрен. Сделать это было довольно затруднительно, поскольку Егор Васильевич расстарался на обед — меню было обширным. Сейчас же он поставил перед собой цель организовать ужин таким образом, чтобы ассортимент блюд был сопоставим с хорошим рестораном. Также он мысленно пообещал себе создать хотя бы один кулинарный изыск — в благодарность за трудную работу, добровольно взятую на себя его гостем.

Для реализации задуманного было необходимо произвести полный смотр всем доставленным на станцию ящикам и коробкам с провизией дабы, если повезёт, обнаружить то принципиально новое и неопробованное, что ляжет в основу его кулинарного шедевра. Под грохот, доносящийся с крыши и красноречиво свидетельствующий о недюжинной силе мальчика, Егор Васильевич безотлагательно приступил к распаковыванию запасов провизии, попутно прикидывая, чем же можно зацепить вкус гостя.

Он уже усвоил, что его инопланетный друг предпочитал калорийную пищу, ему же хотелось добавить к питательности блюда еще и исключительные вкусовые особенности. На свет были извлечены банки с тушёнкой, которые, отвечая требованиям питательности, все же не удовлетворяли запросам Егора Васильевича по причине вкусовых качеств. Тем не менее, в качестве дополнительного блюда они вполне подходили. Засим, достав две банки, учёный вскрыл их и поставил разогреваться.

Обнаружив банку клубничного варенья, Егор Васильевич вспомнил об оценке живых ягод, данных ребёнком, и, на всякий случай, убрал банку обратно. Переворошив уже приличное количество ящиков, Егор Васильевич приуныл. Затея кулинарного шедевра грозила провалом — не находилось ничего достойного усладить взыскательный взгляд полярного шеф-повара. Оглядевшись в поисках, чего бы ещё вскрыть, Егор Васильевич узрел совершенно неказистый ящичек, оставленный ранее без должного внимания по причине внешнего вида.

Отчаявшись, он вскрыл и его напоследок, и тут же воздал себе хвалу за этот шаг. Ящичек был набит настоящим сокровищем — баночками с кальмарами, причем без добавления гнусной томатной пасты, в собственном соку были кальмарчики. Ликующий учёный вскрыл сразу несколько банок и принялся за приготовление восхитительного салата по рецепту незабвенной мамы. Предвкушая удовольствие гостя от кальмаров, которых, по искреннему убеждению полярника на их суперсовершенной планете все же быть не могло, он даже стал мурлыкать себе под нос какой-то морской мотивчик. Дело спорилось и снаружи — грохот стал тише и к нему добавились какие-то скрежещущие звуки.

Егор Васильевич предположил, что пришелец уже установил антенну и теперь возводит дополнительные укрепления. Постепенно перед учёным оформился и расцвёл продуктовый натюрморт, достойный самого пристального внимания хотя бы по причине продуктового изобилия, ранее не виданного на станции вовсе. Настроение Егора Васильевича улучшилось настолько, что он даже забеспокоился: "Не к добру я так раздухарился".

Но он тут же отогнал эту мысль, мешающую ему насладиться синтезом наставшей тишины, свидетельствующей о том, что антенна уже в полном порядке и чувством его поварской гордости. Действительно, оформлены блюда были выше всяких похвал, а за вкус Егор Васильевич даже и не переживал — он был мастером готовить.

Впустив очередную порцию холода, хлопнула дверь и из облака холодного белого пара возник небольшой сугробик с глазками и малоприметными ножками. Он зашевелился и извлёк из своих недр две ручки, плотно опоясанные ледяной коркой. Остроконечный пик этого сугроба также пришёл в движение, и разлетевшиеся в разные стороны комья снега со льдом явили учёному детскую голову без всяких признаков головного убора, что явно не соответствовало представлениям о северном полюсе.

Оба изумлённо молчали, потрясенные каждый своим: учёный видом мальчика, а мальчик — видом уставленного пищей кухонного стола. Минутное замешательство — и оба разразились весёлым смехом. Пришелец смеялся очень заразительно, именно детским, открытым смехом, который вызывает ответный смех у окружающих, даже не знакомых с причиной веселья. Снег стекал с мальчика ручейками, образуя озерцо на полу кухни, а они продолжали беззаботно смеяться. И только когда из динамиков послышался треск и голос, настойчиво вопрошавший: "Север два! Север два! Почему молчите? Почему молчите? Север два! Вызывает база! Приём! Приём!", Егор Васильевич оборвав смех подошел к микрофону.

— Не советую упоминать обо мне, — предостерёг мальчик, тоже посерьёзнев. — Пока, во всяком случае. Это для твоей же пользы. По нашим данным, большинство землян не готово к инопланетным контактам, так что не стоит торопиться с сенсацией...

— Как скажешь... База, база. Слышу вас отчётливо! У меня всё хорошо, показания приборов снимаю. Какой прогноз погоды? Приём!

— Север два! Наконец-то... Почему не отвечали? Что было со связью? Мы готовились выслать сухопутную спасательную экспедицию, на нартах. Хотя выпускать людей в такое ненастье крайне опасно. Как поняли? Приём!

— База, база! На связи Север два, Север два! Помощь не нужна! Случайно отключилась батарея. Всё в порядке. Генератор работает. Разрешите временно приостановить снятие данных с приборов, снаружи крайне опасно. Как поняли? Приём! Приём!

— Север два! Север два! Слышу хорошо! За невнимательность к связи будет объявлен выговор, будет объявлен выговор! Прогноз неутешительный: трое суток продлится пурга, продлится пурга! Снятие показаний с приборов временно приостановить, приостановить! Из помещения выходить только в экстренном случае, в экстренном случае! Как поняли? Как поняли? Приём! Приём!

— База! База! Вас понял! Вас понял! Перехожу в ждущий режим! В ждущий режим!

— Север два! Вас понял! Конец связи!

Щелкнули динамики, Егор Васильевич с видимым облегчением положил микрофон. "Выговор..., — подумалось ему, — а как год меня здесь продержать, да и сейчас кинуть, так всё в порядке, так и надо... Нет у нас человечности, у цивилизации "человеков"".

— Поэтому я и сказал, не спеши с сенсацией..., — откликнулся на его мысли мальчик. — Большинство из вас не готовы к осознанию существования внеземных цивилизаций, а еще меньше готовы к мирному диалогу с нами. Знаешь, если представить себе толпу людей, например, на площади... И вот, они все видят, допустим, летающую тарелку (вы почему-то всегда представляете межпланетные корабли в виде тарелок)... Но пусть так. И она спускается. Как поступят люди?

— Поднимут головы и будут смотреть и ждать...

— Так поступил бы ты и ещё немногие — они готовы для диалога с нами. Но вас ещё слишком мало. Часть людей, безусловно, разбежится — это вполне понятный страх, но он пассивный. Они не хотят причинять вред, они хотят лишь избегнуть вреда для себя. Часть, вроде тебя, останется на месте и будет наблюдать. Но подавляющее большинство землян станет искать возможность для уничтожения этого неизвестного объекта, тарелки в нашем случае. Причём скажи, а вот ты — из тех, кто останется и попытается вступить в контакт,— разве ты не будешь бояться?

— Буду, наверное... Как же иначе? Непонятное всегда внушает страх.

— Верно, но ваш страх не требует от вас уничтожить то, что его вызывает. Большинство же готово немедленно разделаться с тем, что страшит их, даже не попытавшись разобраться в этом неизвестном, а ведь не всё неизвестное опасно...Их страх агрессивен, а любая агрессия должна быть отражена, верно?

— Да. Только ведь в этом случае пострадают и те, кто не испытывает агрессии. Как же с ними?

— Ничего не поделаешь... Разве не вы придумали пословицу "Лес рубят, щепки летят"? Очень верно! Почему же нам поступать иначе?

Вытерев рукавом неожиданно выступивший на лбу пот, Егор Васильевич тяжело вздохнул. Мальчик же, напротив, совершенно спокойно взял со стола журнал служебных записей и начал его изучать. "Интересно, смог бы я так же спокойно прочитать хоть что-то на их языке, — подумалось учёному, — он здесь всего-то ничего, а как быстро обучается. Хорошо, что он хоть мысли не читает... Тьфу ты... Конечно же читает, правда, судя по его реакции, читает не все, а впрочем как знать!

Надо будет вернуться к этой теме и более подробно порасспросить... Да уж... А наши-то "философы":-"Мы... высшая раса"... Нелепо как. Куда уж нам, до них.. Рядом-то постоять — уже великая честь, ползи — не доползешь, беги — не добежишь... Да и допрыгнуть не получится...Зато амбиций...потонуть и не всплыть".

— А не поужинать ли нам? А то ты загрустил как-то..., — отвлек его мальчик.

— Ещё бы... пора уж перекусить. Всё давно готово, ты же сам видел.

При этих словах, прозвучавших непривычно тускло и устало для Егора Васильевича, слывшего известным оптимистом и человеком сверхстойким, ребёнок неожиданно подбежал к нему и по-детски прижался. Тело учёного пронзил холод, да такой, что ноги свело в судороге. Первой его реакцией было отстраниться, но он превозмог себя и лишь спросил:

— А если предположить, что ты бежишь...быстро-быстро и долго, твое тело выделяет энергию, тепло... Оно накапливается и повышает температуру тела, да?

— Да. А потом она понижается до уровня температуры окружающей среды. На самом деле механизмы снижения температуры тела у нас схожи. Разница в том, что жидкость, выделяемая вашими потовыми железами испаряется, а остатки вы принудительно уничтожаете сами... А у нас она тоже появляется и испаряется, только неиспарившиеся остатки впитываются кожным покровом обратно и в дальнейшем снова используются. Я понятно ответил?

— Вполне. Спасибо.

Ласково потрепав рукой очень мягкую шевелюру мальчика, Егор Васильевич сделал было шаг по направлению к кухне, но мальчик удержал его, внимательно посмотрев сначала на ладонь учёного, потом на него самого, и спросил:

— Объясни и ты мне, что значит сей жест? Я понял, что это знак внимания, но я ничего о них не знаю. Расскажи про них, пожалуйста.

— Как-то и не знаю, что сказать...Трудно сходу ввести тебя в тонкости человеческих эмоций. Попробую, конечно... Бывает у нас так, что не хватает убедительности слов, или мы хотим увеличить эффект словесного воздействия, тогда мы прибегаем к усилению сказанного жестами.

Жестов у нас много, мы можем ими выразить расположение к кому-то, ласку, нежность или же, наоборот, подчеркнуть своё недовольство чем-то или обозначить отрицание желательности контакта! Опыт первых прикосновений мы получаем ещё в раннем детстве, с молоком матери, с первыми поцелуями или шлепками. А потом, взрослея, перенимаем их и дополняем своими собственными, уникальными жестами, я понятно изъясняюсь?

— Более чем. Очень доходчиво, просто и ёмко! Собственно, сейчас ещё раз подтвердилась правильность моего выбора в отношении тебя! Кстати, что же ты решил? Летишь со мной?

— Предлагаю вернуться к трапезе. Прошу к столу мой юный инопланетный друг и спаситель, — увернулся от щекотливого вопроса полярник. Мальчик внимательно посмотрел на него, но настаивать не стал и перевёл разговор:

— Ваша пища несколько раз бралась на исследование в наши лаборатории и я немного знаком с ней. Но, так сказать, в естественной среде я пробую ее впервые. По нашим нормам она проходит как приемлемая. Но считается все же низкоэнергетической, в ней много того, что ни вашему, ни, тем более, нашему организму не нужно, и даже вредно или же нейтрально! К тому же я переценил трудность ремонта и установки антенны, так что особенно не голоден. Но за компанию, с удовольствием!

Вдвоём они совершили поход в пищеблок и перенесли снедь на стол. В этот раз сервировкой стола занимался мальчик, а Егор Васильевич наблюдал за тем, как осваивает эту науку инопланетный разум, за которым учёный уже признал безоговорочное превосходство. Инопланетный разум в лице ребёнка полностью оправдал ожидания — стол был сервирован безукоризненно. Причём, без всякого намёка со стороны повара, салат из кальмаров занял главное место — по центру стола, сразу же обозначив себя как коронное блюдо.

Усевшись поудобней, два пленника непогоды с нескрываемым удовольствием рассматривали творение рук своих, причём глаза обоих светились радостью. Мальчик улыбался от того, что ему удалось так красиво накрыть на стол без всякой посторонней помощи и с первого раза, а Егору Васильевичу было приятно, что он смог столько всего приготовить, да и от радости мальчика ему становилось теплей на душе.

Этот внезапно появившийся человечек пробудил в нем далёкие и старательно оберегаемые им воспоминания о его собственном сыне, когда он был ещё крохой, и между ними не выросло стены, стоившей им отношений друг с другом. Он сознавал, что этот мальчик — ребёнок только внешне и не похож на настоящих, земных детей, и вместе с тем, ему до комка в горле хотелось, чтобы это был все же ребёнок, обычный пацанёнок 11 — 12 лет от роду.

Закоренелый одинокий волк, он в самой глубине души, недосягаемой даже для своего сверхпроницательного гостя, хотел, чтобы этот ребёнок был его земным ребёнком, родным и бесконечно любимым...Испугавшись, что он уйдет слишком далеко вглубь себя, Егор Васильевич усилием воли вернулся к реальности:

— Не стесняйся! Налетай! И не пробуй, как давеча, а именно ешь! Когда-то ещё тебе удастся такое...

Егор Васильевич развернул фольгу и извлёк оттуда пару запеченных картофелин, с удовлетворением отметив, что они еще совсем не остыли. По комнате поплыл тот особый картофельный дух, который никакими усилиями не достижим при варке или жарке картошки.

— Ешь... натуральненкая, горяченькая, вкуснющенькая..., — приговаривал он, очищая картофелину от кожуры и кладя на тарелку мальчику. Картофелина была пузатенькая, упитанная, рожденная в щедрой земле Курской или Тамбовской области, ещё не испорченная последними достижениями в разработке удобрений.

Проявив чудеса ловкости и сообразительности, не особо голодный ребёнок мигом схватил вилку и разломал картофелину на кусочки. Запах усилился настолько, что у съевшего за свою честную трудовую жизнь не одну тонну картошки полярника даже поплыло перед глазами. Мальчик меж тем, не стесняясь, свободно отломил изрядный кусок сливочного масла, добавил его в картошку, быстро и ловко порвал на кусочки веточки петрушки и укропа которые послушно легли в тарелку с картошкой.

Изумлённый сверх всякой меры Егор Васильевич едва нашёлся:

— Зелень можно было бы порезать ножом, а не рвать руками....

— Можно, — послушно согласился внеземной разум, — но уже поздно.

— Поздно, — откликнулся разум Земли, разливая по кружкам пузырящийся квас.

— Очень вкусно, — похвалил мальчик, — а сейчас я тебя удивлю...

— Опять? Не много ли удивлений за раз?

— Это стоит того. Смотри...

Мальчик сделал несколько пассов руками над блюдом и — о чудо! — картофель изменил цвет: стал ярко-ярко золотистым и запах тоже изменился.

— Ну, ты удивлён? — восторженно спросил ребёнок.

— Сверх меры. Если бы я не был учёным, то назвал бы это колдовством — мистически и ужасающим! Но я все же учёный и назову это неизвестной мне химической реакцией над земным объектом, вызванной внеземным источником.

— Так оно и есть, все верно... Это — земной объект, а я — внеземной источник, а то, что произошло — реакция. Мы к этой реакции шли миллионы лет, а вы только ступаете на тропу, ведущую к вечному разуму. Так что мы от вас многого и не ждем, преждевременно еще!

— Можно попробовать, что получилось?

— Подожди минуту! Мальчик проделал пассы ещё раз над тарелкой Егора Васильевича — и его картофелина стала такой же.

— Я произвёл упорядочение положения атомов в веществе для удобства протекания химических реакций. Но это так... общие слова, в подробности я вдаваться не буду. Это уже относится к порядку высшей организации материи, для вас еще не освоенном в сочетании с новейшими знаниями, о возможностях которых вы и помыслить сейчас не можете, не говоря уже о том, чтобы ими пользоваться.

Аккуратно и с некоторой опаской попробовав картофель, Егор Васильевич почувствовал несомненную разницу во вкусе. Земными словами описать вкус того, что раньше было заурядным представителем семейства паслёновых не получалось. Желудок, тоже почувствовавший разницу, непривычно заурчал, но незлобно...без агрессивности, изжоги тоже не наблюдалось. Вполне съедобно, только необычно. "Ну вот, и я приобщился к инопланетной пище, причём не покидая земли! — подумалось полярнику, — Здорово. Кому расскажешь, не поверят. Вопрос только:

стоит ли вообще рассказывать? Расскажешь так, по-приятельски, а тебя вмиг объявят сумасшедшим... Примеров хватает... особенно у нас, в научной среде! На карьере можно сразу поставить крест, хотя у меня и карьеры-то особой не вышло...да и не гнался я никогда ни за научными званиями, ни за открытиями любой ценой!.. Да и не столько в карьере дело — упекут в психушку на долгие годы, и кукуй там остаток жизни. Ни друзей, ни знакомых, кроме пары-тройки Наполеонов и Александров Македонских... И с коллегами там туго будет — непопулярная у нас специальность для психушки, невостребованная.

Вот и думай, стоит ли убеждать всех в благородном стремлении никому не известного мальчика, когда на его стороне я один. Один, как известно, в поле не воин. С другой же стороны, не в силе Бог, а в правде... Что ж мы за народ такой... На каждый чих — пословица или поговорка встречается. Он ведь правильные мысли-то выдвигает — гость мой неожиданный. Напряженная у нас жизнь на Земле пошла, а что ещё будет, если разгон не сбить... А молчать — так только хуже будет... Что ж, будем бороться. А пока доем-ка я картошку, остыла уже.

— Могу оценить принятую пищу как околополезную. Я получил половинную дозу энергии, но есть больше не хочу. Не самый плохой ужин — бывало и поскуднее. Но вот эта штука — очень необычная и калорийная.

— Эта "штука" — салат из кальмаров. Ну как, достоин его вкус быть занесённым в ваш каталог вкусов? Должен сказать, я готовил его для тебя специально.

— Да. И я его запомнил. Правда, похожий вкус у нас есть, но этот — все же отличается интересным оттенком. Жаль, что я не могу угостить тебя нашей настоящей едой... впрочем, по сравнению с вашими вкусами наша довольно однообразна. К слову, на вашей планете, в океанической воде, мы обнаружили очень приличные компоненты для пищевого рациона.

Они поистине неисчерпаемы и пригодны как для нас, так и для вас, так что мы могли бы дать вам наши технологии в этой области, что позволило бы вам некоторым образом приблизиться к решению проблемы питания населения. Ну, а условия, на которых мы можем договориться, тебе уже известны. Благодаря наших технологиям вы легко сможете прокормить растущее население, не нанося ущерба экосистеме планеты.

— А как тебе пришёлся по вкусу наш традиционный напиток — квас?

Мальчик поморщился, но улыбнулся:

— Жидкость как жидкость, только вкус непонятный, непривычный и пузыри с газом... — тоже непривычно!

Совместными усилиями убрав со стола и перемыв посуду, Егор Васильевич и мальчик перешли в комнату отдыха. Поблагодарив учёного за обед и ужин и заверив, что в течение ближайших двух суток энергии ему вполне достаточно, пришелец заявил, что единственная проблема на данный момент — в том, чтобы добрать температуру тела.

Егор Васильевич прекрасно помнил, что температура дела этого удивительного представителя инопланетной цивилизации "подстраивается" под температуру окружающей среды. Мальчик между тем жаловался на холод... Будь он земным ребёнком, Егор Васильевич не колеблясь сделал бы вывод о том, что дитё простудилось и его нужно согреть горячим чаем и растереть, к примеру, спиртом. Но он имел дело не с обычным ребёнком, поэтому как поступать в таких случаях он не знал.

К тому же у него в голове прочно осело отрицательное отношение мальчика к алкоголю. На вопрос, случалось ли с ним такое раньше, мальчик ответил отрицательно, что ещё больше насторожило учёного. Остаться без поддержки в таком случае — крайне неприятно, особенно если твёрдо знаешь только одно — помощь не придёт. Осложняло ситуацию и то, что Егор Васильевич абсолютно не представлял, как и чем могут болеть эти инопланетяне, а следовательно, вопрос возможного лечения отпадал сам собой.

Посмотрев на часы и обнаружив, что они показывали уже три часа ночи, хотя ночь или день по часам было совершенно неважно — за окном все равно полярная ночь, Егор Васильевич решил поступить так, как это принято делать в экспедициях — согреть ребёнка своим теплом. Со стороны земной морали это могло быть расценено двояко: ведь мальчик-то уже не малыш, а учитывая то, что он и вовсе не мальчик...

Тут Егор Васильевич запутался в собственных рассуждениях и, испугавшись того, что его мысли могут быть по обыкновению услышаны, волевым усилием принял решение: независимо от морали он поступит так. Рассудив, что просто уложить мальчика в постель, наверное, не совсем правильный ход, он почёл долгом предварить сие действие комментарием:

— Так я и думал, что общение с превосходящим земной разумом неизбежно повлечёт за собой изменения. Насчёт интеллектуальных изменений пока ничего внятного сказать не могу, а вот отдохнуть утомлённому мозгу не мешало бы. Должно быть, твое снижение температуры повлияло на работоспособность моего мозга... Может такое быть, а? Давай-ка поспим... а то мой мозг включит аварийное торможение.

Он засмеялся, и мальчик засмеялся тоже, но в этот раз смех был не слишком весел у обоих.

— Я могу, только мы отдыхаем, когда требуется дать разгрузку мозгу. Сейчас она мне не нужна. Но если тебе требуется, то я не прочь составить компанию.

Егор Васильевич потянул за большую толстую ручку, и от стены отделилась довольно большая по размерам кровать, дно которой сливалось с обоями. Испытывая все же некоторое чувство неловкости, учёный разделся и предложил сделать то же самое мальчику. Тот послушно обхватил себя руками, дотронулся до блестящего, похожего на обычную пряжку предмета, до того момента воспринимавшегося Егором Васильевичем как простое украшение. Раздался щелчок и в мгновение ока костюм пришельца лёг на пол. Мальчик стоял перед Егором Васильевичем абсолютно голый.

Но не скорость раздевания или непредсказуемая нагота ребёнка заставили остолбенеть несчастного полярника. Ведь его сын, будучи крохой, боялся спать один, частенько забираясь к нему в постель, и отсутствие трусиков на уже взрослом мальчике могло бы лишь удивить его. Сейчас же Егор Васильевич был в состоянии, близком к обморочному.

Это он — человек, не раз смотревший в лицо опасности и не терявший присутствия духа в самых непредвиденных ситуациях! Но видно для одного дня было слишком много впечатлений. До крайности пораженный учёный, презрев все приличия, уставился немигающим взглядом туда, где у мальчиков и мужчин традиционно располагается орган воспроизводства себе подобных.

Так вот именно этого, столь важного и ценимого всей слабой половиной (каждый волен её определить по желанию) земного населения органа, у пришельца как раз и не наблюдалось. Вместо оного у него был лишь маленький бугорок неизвестного предназначения. Выйдя из продолжительного ступора, Егор Васильевич пошелестел:

— Залезай под одеяло, будешь нагонять температуру.

Мальчик послушно лёг в постель, а Егор Васильевич, примостившись рядом, прижал его к мощному телу, тут же, впрочем, раскаявшись, ибо от тела мальчика исходил жуткий холод. "Всё не как у людей", — ворчливо подумалось ему, и учёный провалился в сон.

Прошло несколько часов... Открыв глаза, Егор Васильевич пару-тройку минут соображал, где он и что с ним. Ощутив на своей груди голову мальчика, он враз всё вспомнил. Но что-то изменилось за время сна, и это "что-то" было неуловимым, но очень важным. Отдохнувший мозг послушно занялся сравнительным анализом последних, предшествующих сну, минут и настоящего.

Довольно быстро Егор Васильевич пришёл к убеждению, что всё по-прежнему, кроме холода, исходящего от тела ребёнка ранее. Сейчас его гость был абсолютно земным, с легкой испариной на лбу, тёплым и безмятежно сопящим во сне мальчишкой, до боли напомнившим полярнику его собственного сына, ставшего бесконечно далёким сейчас, но остающимся неизменно близким и единственным в самых сокровенных уголках памяти.

Аккуратно, стараясь не потревожить сон мальчика, Егор Васильевич переложил его голову со своей груди на подушку и начал внимательно рассматривать лицо ребёнка. Сейчас, так близко к нему, оно казалось немного другим. Красивые и идеально пропорциональные черты лица остались, но появилась по-детски трогательная беззащитность, еще острее всколыхнувшая в Егоре Васильевиче воспоминания о былой семейной жизни, о времени, когда он мог также лежать рядом со спящим сыном и мечтать, как они вдвоём когда-нибудь будут смотреть на звёзды и рассуждать о Вселенной.

Но мечты эти так и остались мечтами — сын уже давно и окончательно порвал с ним отношения. У него была своя, взрослая жизнь, полная земных забот и радостей. Сын Егора Васильевича занимался коммерцией, непременными условиями которой являются здравый смысл и расчёт, а не отвлечённые звёздностранственные рассуждения. "Будь он земным человеком, да еще постарше — фурор у женщин был бы ему обеспечен. Наши земные женщины ведомые инстинктами, за такое лицо своего избранника отдали бы что угодно, лишь бы их ребенок был на него похож!

Да и не только они — столь приятное лицо, несомненно, расположило бы к нему всех в равной мере", — думалось ему, — "Мальчик, конечно, прав — мы ещё не совершенны, да и стоит ли быть совершенными? К совершенству надо лишь стремиться, как к горизонту, который, как известно — лишь видимая линия и до которого невозможно добраться. Ведь как только совершенство будет достигнуто, жизнь тут же остановиться, исчезнет смысл...

Но, конечно, нужно попытаться дотянуться до них, хотя в чём-то мы их и превосходим. Сдаётся мне, что наш душевный мир побогаче будет, да и эмоции у нас ярче..." Он взглянул на мальчика и отчего-то жалость к их высокоразвитой цивилизации сгустилась в душе. Как же сдержаны они, мало эмоциональны, может, оттого и живут так долго?

Только нет в их жизни яркости — есть развитие науки, интеллекта, способностей, а простой радости маловато будет. Слишком уж они рассудочны... Вот и мальчик этот рассуждает о том, чтобы наладить диалог с нами -и это здорово, они ведь и в самом деле запросто могут нас смести, с их-то технологиями... А вот просто полюбоваться цветами или закатом — дано ли им это? Так что не только нам у них, им у нас поучиться тоже есть чему и ещё неизвестно, что главнее.

Мальчик зашевелился, и Егор Васильевич любовно и бережно погладил его по волосам, что усилило прилив нежности к порядком уже очерствевшей душе. После развода Егор Васильевич замкнулся в себе, хотя вида не подавал и для всех оставался тем же весёлым и остроумным учёным-полярником, в дребезги разбивая миф о том, что учёный — это сухарь.

Он по-прежнему оставался душой компании, балагурил, рассказывал злободневные анекдоты, каждый раз новые, и его присутствие на вечеринках было залогом прекрасно и с пользой проведённого времени. Только вот глаза перестали смеяться и, оставаясь наедине с собой, Егор Васильевич с тоской осознавал, что трагедия его жизни не в том, что он что-то потерял, а в том, что он уже ничего не хочет получить.

Он создал себе стройную систему, взяв за основу цитату своего любимого философа Артура Шопенгауэра. "Всё происходит необходимо, следовательно, неотвратимо и неизбежно", — так когда-то высказался этот великий пессимист. Эта система надёжно защищала рассудок и нервы полярника как раз в тех компаниях, где он веселил счастливые или же желавшие казаться таковыми семьи и детей, которые в нём души не чаяли. Уходя после такой вечеринки домой, он благодарил Бога и Шопенгауэра за то, что ему удалось создать вокруг себя те неощутимые извне стены, которые надёжно защищали его от досужих советов людей, желавших бы устроить его жизнь.

Сейчас же, лёжа на постели и размышляя о госте, а так уж вышло, что мысли сместились на него самого, Егор Васильевич вдруг с неподдельным ужасом осознал, что за время, проведённое с пришельцем, с ним стряслась, пожалуй, непоправимая беда: его стройная система дала сбой. Он внезапно и, казалось бы, без особых воздействий извне, с ужасающей ясностью и безапелляционностью осознал: надёжно выстроенные им стены его вовсе не защищают, они его ИЗОЛИРУЮТ!

Последствия сделанного открытия могли быть непредсказуемы. Где-то на уровне подсознания включились защитные механизмы, мгновенно изменившие ход мыслей учёного: "Интересно, сколько мне понадобится времени, что бы вернуться в привычную колею после этой затяжной командировки.... Когда я смогу, наконец, вплотную заняться своей, как это считается, сумасбродной идеей о создании нового направления в области предсказания землетрясений".

Создание "службы "подземной погоды" было его давней мечтой, выпестованной им за многие годы. Надлежащим образом организованная, эта служба позволила бы радикально изменить ситуацию с землетрясениями, которые приносили и приносят колоссальные беды человечеству. А там, глядишь, и до стопроцентного предсказания погоды не так далеко будет. Всем известно, что погода, как правило, не оправдывает возложенных на неё прогнозов. Да и что это такое — прогноз погоды?

Сейчас это не более чем лотерея, в которую играют все составляющие природы: лесные ручейки, реки и озёра всех величин, различные подводные течения от мелких прибрежных до глобальных, таких как Гольфстрим... Велико влияние Солнца и Луны, ну и, естественно, "тернового венца природы" — человека. Главными призами выступают ураганы и шторма, цунами и тайфуны, землетрясения и извержения вулканов. К поощрительным призам можно отнести снежные бураны и торнадо, а на долю бонусов остаются всякие грозы и мелкие наводнения...

Человечество, выступающее непременным участников этой лотереи бессильно перед справедливостью барабана судьбы — оно, как правило, всегда гарантированно проигрывает. Лесной пожар нагрел воздушные массы и погода изменилась — сначала на местном уровне, а изменения местного уровня повлекли более широкие изменения...

Процесс запущен и в итоге там, где могла бы пройти обычная и даже приятная гроза разразится ураган, а там, где был запланирован торнадо случиться лишь легкий ветерок...Во всех случаях человеку уготована незавидная роль статиста, а иногда и жертвы тоже! Мои разработки должны помочь избежать многих проблем, так что нельзя считать "службу подземной погоды" такой уж сумасбродной идеей — будущее у неё великое, если оно случится...

Мальчик, зашевелился, открыл глаза, зевнул и, потянувшись, неожиданно изрек:

— Доброе утро!

— Привет. Рад тебя приветствовать на советской станции "Север-2". Как спалось?

— Необычно. Ты знаешь, у нас не принято спать так — без одежды и в компании. Мы отдыхаем иначе, и необходимость отдыха зависит, как я, кажется, уже говорил от степени утомлённости мозга, а не тела.

Ещё одно существенное различие, — подумалось Егору Васильевичу, — мы отдыхаем и телом и умом.

— Долго мы не отдыхаем — как только скорость протекания процессов в мозге восстановлена, мы сразу же возвращаемся к делам.

— Тогда не стоит залёживаться, — заметил Егор Васильевич с улыбкой, — или же ты хочешь узнать смысл земного понятия "поваляться"?

— Я восстановил необходимый температурный уровень и оптимальную работоспособность мозга уже некоторое время назад и сейчас нахождение в этом положении лишено необходимого смысла. Ощущения от излишне проведённого в постели времени я зафиксировал и проанализирую несколько позже.

— Если я правильно тебя понял, это значит — встаём. Подъем!!!, — бодро скомандовал Егор Васильевич, вскакивая с постели и увлекая за собой мальчика. Сложив ладони рупором, имитируя горн и протрубил подъем, окончательно стряхнув с себя остатки расслабленности, отчасти с некоторым сожалением расставаясь с тем, что и для него уже "было лишено необходимого смысла" — он неплохо отдохнул и чувствовал себя посвежевшим.

Мальчик оделся в течение нескольких секунд, так что Егор Васильевич даже почувствовал некоторое разочарование — ему хотелось увидеть, как же застёгивается этот удивительный костюм ребёнка. Но, когда натянув свитер, он обернулся — пришелец был полностью одет. "Надо признать, мастерить одежду они умеют",

— с некоторой даже завистью подумал учёный. Действительно, пролежавшая на полу всё это время комком одежда пришельца, которая, перед этим неминуемо должна была пострадать от лазаний по крыше во время установки антенны и от погодного воздействия, выглядела так, словно она только что из модного салона одежды! Разумеется, их модного салона одежды, если, конечно, он у них есть.

Вместе подошли к умывальнику, синхронно умылись, Егор Васильевич, шутя, стряхнул воду с рук в сторону мальчика. Тот сначала серьезно, как обычно, посмотрел в его сторону, ответил тем же и весело засмеялся. Некоторое время они, весело смеясь, поливали друг друга водой! Брызги, непредсказуемо разлетаясь в разные стороны, красочно переливались в свете электрических ламп. Счастье, что аппаратура находилась далеко и не могла пострадать от их невинной детской забавы.

Пройдя на кухню и поставив чайник, Егор Васильевич задумал разговорить гостя и узнать, как же все-таки появляются особи на их планете. Начал он, как водится среди людей, не желающих в лоб задавать вопросы, издалека:

— Никак не могу отделаться от чувства несоответствия твоей внешности и возраста. Сколько же тебе лет?

— Примерно сто двадцать. Около одиннадцати лет, по-вашему. Но точной даты рождения у нас не бывает — это не значимый факт.

Это для вас он незначимый, — с непонятной тоской подумал учёный, — а для нас так даже очень. Что ни говори — день-то особенный. Это относится к нему можно по-разному: в детстве — с радостью и надеждой, в юности — с ожидание, в зрелом возрасте — с разочарованием, а в старости -...

— ...тоже с надеждой, а ещё с благодарностью или разочарованием — зависит от жизни в целом. По крайней мере так пишут в ваших книгах...

— Я совсем забыл, что ты читаешь мысли...Я иногда думал, особенно на учёных советах, как бы здорово было прочитать мысли оппонентов... А сейчас должен признать, что это довольно неудобно. И даже неприятно.

— Возможно, но ты уж извини... Я могу молчать.

— А смысл? — улыбнулся Егор Васильевич — разве это что-то изменит? Я хотел бы задать тебе вопрос, который, наверно, не совсем обычен...

— Отчего же... Это вполне законный интерес, я даже ждал этого вопроса. Мы не рождаемся так, как вы. Мы выстраиваем организмы согласно генной схеме, находящейся, если следовать вашей терминологии, в банке данных конкретной особи. При этом желаемые параметры уникальности или, по-вашему, отличительные особенности задаются изначально парой размножения.

Чтобы приступить к этому процессу, необходимо получить разрешение Совета, который проводит мониторинг населения и оценивает необходимость появления новой особи с желаемыми отличительными особенностями. Мой Папа, например, ждал 400 земных лет, чтобы получить разрешение на право воспроизводства меня с заданными параметрами уникальности.

— Так вас что, на заводах по схемам собирают? Мамы-то у тебя нет?

— Почему нет? Есть. Как и у всех — Информационная Мама. После разрешения Совета на воспроизводство, составляется уникальная микробаза данных будущей особи, которая имплантируется в Маму, которая непосредственно осуществляет процесс воспроизводства. Впоследствии уникальная микробаза реимплантируется и сдаётся в банк данных населения нашей планеты. Копия микробазы может быть в любое время синтезирована из структурных образцов конкретной особи.

Пары размножения стараются подбирать с учётом получения максимальной пользы для населения, но иногда ещё случаются ошибки.

Всем процессом управляет Главный Компьютерный Центр. Для вас, наверное, будет понятней "суперкомпьютер". При воспроизводстве новой особи остаются неактивны все качества родителей, признанные отрицательными и, наоборот, усиливаются положительные, генная цепочка формируется исключительно в интересах нашей популяции. Готовый эмбрион помещается в тело женской особи и развивается обычным способом. В заданный временной промежуток происходит десцинация новой особи.

— Здорово, но непонятно.

— Да, это действительно трудно, если не знать первоосновы составления банка данных конкретной особи. Но я, к сожалению, не смогу тебе внятно это объяснить. Если ты все же примешь решение отправиться со мной, то, возможно, ты поймешь всё сам.

— Не иначе, как на собственном опыте, — не удержался от сарказма учёный.

— Вынужден тебя разочаровать, — не заметил или не пожелал заметить этой интонации гость, — в качестве особи, пригодной для воспроизводства, ты вряд ли нас заинтересуешь. Но при желании, ты сможешь внести этот вопрос на обсуждение Совета. Кстати, мои Мама и Папа на корабле.

— Заманчиво, конечно. Но если так, то ты — воплощение самого совершенства?

— В каком-то смысле — да, но в строго оговорённых рамках. Я являюсь совершенством по отношению к Маме и Папе — как носитель абсолютного максимума их положительных черт. Но в то же время, я не являюсь совершенством в отношении других особей нашей популяции. Иными словами, каждая новая особь является совершенством двух особей, составляющих пару размножения. Не стоит упускать из виду и того, что при таком огромном количестве закодированной в генах информации, и вариативности комбинаций путь к совершенству бесконечен! Как бесконечен и поиск совершенства!

Мы давно уяснили, что познание Вселенной имеет бесконечное течение, и только время способно разделять этапы этого познания! Вам это еще только предстоит понять и принять. При условии сохранения вашего вида, конечно!

— То есть ты подводишь меня к мысли, что вы никогда не совершаете ошибок, не наносите вреда никому другому, а ваши будущие поколения идут только в сторону совершенства!

— Ты уж чересчур конкретно, вот из-за вашей иногда излишней конкретности и возникают некоторые ваши же беды! Мы не совершенны, совершенство бесконечно, а значит, недостижимо, пойми! Но несовершенны в гораздо меньшей степени, чем ваша цивилизация. Насчет будущих поколений я с тобой согласен, но и у нас в этом вопросе не все так радужно и гладко, как хотелось бы. Случаются и совершенно неуправляемые особи, которых нам приходится изолировать! Над этой проблемой бьются многие наши учёные, но универсального решения нет, поскольку вероятностный подход здесь неэффективен.

— Что значит "изолировать"?

— У нас есть специальная, жестко и всесторонне контролируемая часть территории, где эти не подчиняющиеся нашим нормам особи (вы называете таких — преступники) проживают, принося пользу нашему населению. Они обладают всем тем же, чем и остальные, с той лишь разницей, что лишены возможности общаться со всем населением планеты. Им дозволено общение только с себе подобными, в рамках этой территории. По нашей статистике, за последний миллион лет количество таких особей сильно сократилось, и стало быть, наступит день, когда их не станет совсем!

— И что тогда?

— Этого не знает никто. Есть только теории. Но это не предмет нашего диалога. Вернемся к вопросу размножения... Когда-то у нас имелись органы размножения похожие на ваши, но с течением времени стало ясно: обычные инстинкты мешают управлению население и создают угрозу для разумного планирования численности населения. Поскольку они начали противоречить здравому смыслу, был сделан единственно возможный в таком случае вывод —

половые инстинкты устарели, следовательно, они не нужны. Более того, половое влечение встало на пути совершенствования нашего вида. Проведённые исследования показали, что инстинкт воспроизводства потомства значительно снижает активность мыслительных процессов, были обнаружен и ещё ряд негативных воздействий полового влечения на совершенствование нашей популяции. Наконец произошло то, что неизбежно должно было произойти: мы вынуждены были пересмотреть свои позиции по этому вопросу. В итоге мы убрали из обращения некоторые гормоны, а в геноме видоизменили цепочки, отвечающие за формирование половых органов. Но это была всего лишь превентивная мера.

Кардинальным оставался вопрос контроля сознания. Усилив нейронные связи отдельных участков мозга и понизив активность других, мы получили контроль над акцентуациями. Это позволило нам произвольно усилить заинтересованность особей в необходимых в данный момент знаниях и умениях, развить их интеллектуальные способности в нужных областях, несколько усложнить восприятие окружающего мира, спровоцировав тем самым стремление к постоянному саморазвитию, а также увеличить скорость и улучшить качество обработки информации мозгом. Это, в свою очередь, обусловило быстрое и неуклонно положительное развитие нашей цивилизации, чему ты сам являешься свидетелем.

— А не дорого ли вы заплатили за такой прогресс? — поинтересовался Егор Васильевич. То очарование и чуть не преклонение перед способностями и умениями этого пришельца подёрнулось туманом и грозило раствориться в его густоте, — стремясь к совершенству, вы не колеблясь или недолго колеблясь, уж не знаю, сколько вы доходили до этой "гениальной" идеи по времени, убили в себе чувство любви — великое и святое чувство. Кстати, любовь в немалой степени является тем же двигателем прогресса и тоже стремится к совершенству...Во имя любви совершаются подвиги, настоящие, те, которые чужды расчета и выгоды. Да, они не поддаются столь ценимой вами логике, но от этого не становятся менее ценны.

— Ты уверен? По-твоему, любовь помогает в совершенствовании и саморазвитии... Скажи мне ты, один из лучших представителей цивилизации, исповедующей любовь, сколько открытий или подвигов во имя любви совершил ты? Чем тебе любовь помогла в саморазвитии или в совершенствовании? Я не хотел с тобой спорить, мне жаль на это времени, тем более, что итог спора все равно ничего не изменит... Но раз наш диалог принял такую форму, нужно прежде всего определить объем или содержание понятия "любовь". Занимаясь историей развития вашей цивилизации, а меня она до сих пор интересует, знакомясь с вашей культурой и искусством, я неоднократно сталкивался с этим понятием.

Но никто не давал ему определения, чего требует простая формальная логика. Это было первым, что заставило меня согласиться с правильностью нашего выбора. Исключив любовь, мы не потеряли ничего, напротив, из нашего сознания исчезло нечто, что было неклассифицируемо и к тому же приводило к последствиям, о которых я уже говорил. Современное не понятие, ибо ваша цивилизация так и не смогла его дать, но понимание любви вообще катастрофично для здравого смысла. Любовь в вашем настоящем привела к неконтролируемому всплеску инстинкта воспроизводства.

Путь, уже пройденный нашей цивилизацией, свидетельствует о том, что инстинкт воспроизводства потомства значительно снижает активность мыслительных процессов, что губительно отражается на развитии вашей цивилизации. Наконец, неконтролируемый инстинкт воспроизводства обесценивает сам смысл этого процесса и, как следствие, его результат. Результатом этого процесса в рамках вашей цивилизации является, в частности, воспроизводство новой особи. Бесконтрольное воспроизведение новых особей обесценивает их значимость, что отрицательно влияет на ваше развитие. Ваш земной учёный, весьма уважаемый нами Георг Гегель вывел три закона диалектики, второй из которых прекрасно подходит для нашего диалога или спора, как тебе будет угодно.

— Я знаком с диалектикой, поверь. Второй закон — закон перехода количественных изменений в качественные, и наоборот. Только при чём здесь это?

— Совершенно верно, я имел в виду именно этот закон. А он при том, что бесконтрольное развитие инстинкта воспроизводства, выражаемое в количественном отношении, на определённом этапе неизбежно приведет к качественным последствиям.

Процесс воспроизводства на Земле осуществляется без учета генетических особенностей воспроизводящих особей, что должно приводить к деградации вашей популяции и приводит к ней. Пополняя общее число особей, вы теряете его качественную характеристику. Все должно следовать законам необходимости и подчиняться разумным обоснованиям, тогда шансы достичь запланированного результата многократно повышаются, а со временем могут составить 100 %. Что же касается лично тебя, то любовь, в виде инстинкта воспроизводства обеспечила тебе появление новой особи, которая является носителем части твоей генетической информации.

Но она не была произвольно отобрана, так что в воспроизведённой тобой особи запрограммированы и отрицательные черты, переданные тобой в процессе воспроизводства, что понижает шансы этой особи приблизиться к совершенству. В данный момент ты лишён возможности контролировать развитие воспроизведенной особи, называемой тобой сыном, который уже развивается автономно. Следовательно, ты лишён возможности минимизировать риски проявления его отрицательных черт, что ещё больше понижает его шансы приблизиться к совершенству. Наша цивилизация свободна от таких проблем, благодаря разумному анализу проблемы и принятию логично обоснованного решения.

Егор Васильевич, слушая этого 120-летнего мальчика, чувствовал себя зависшим между мирами. Это чувство было слишком необычным для видавшего виды учёного. Довольно логичная аргументация пришельца никак не воспринималась...не разумом, а душой. Бесспорно, это "совершенство двух особей воспроизводства" чётко и логично обозначило его позицию по отношению к сыну. Но душа никак не могла согласиться ни с чёткостью аргументации, ни с её обоснованностью.

Невзирая на, быть может, действительную правоту гостя, душа учёного продолжала любить созданное им несовершенство, носившее в себе его отрицательные черты, на которые он и в самом деле уже не мог воздействовать. Чувствуя почти жизненную необходимость прекратить этот разговор и несмотря ни на что не желая обижать мальчика, полярник сказал:

— Спасибо, за столь увлекательное теоретическое обоснование бессмысленности любви. А сейчас расскажи, пожалуйста, если возможно, о твоих сверстниках. Вы же общаетесь между собой?

— Конечно, обязательно общаемся. И в этом смысле мы мало отличаемся от ваших детей — наше общение, копирует взрослое поведение, и это одна из главных составляющих повседневного развития. Но наше общение более осмысленно. Я наблюдал, как ваши дети проводят массу времени за абсолютно бессмысленными занятиями, съедающими массу ценного времени. Когда борются, бегают, прыгают, или совершают действия, не приводящие ни к каким практическим результатам.

При этом они тратят огромное количество бесценной энергии впустую. В то же время я замечал на их лицах признаки положительных эмоций — радости и удовольствия от совершаемых действий! Для меня это является большой загадкой. Непонятно! Как можно получать удовольствие от бессмысленной траты энергии и нерезультативных действий? Также я обратил внимание на то, что это свойственно поведению детских особей животного мира. Но в силу более низкого уровня развития такое поведение животных объяснимо и простительно. Чего не скажешь о тех, кто хочет повелевать животным миром и не только им.

Ваши учёные и воспроизводящие особи одобряют и даже поощряют такое поведение детских особей, аргументируя это необходимостью развития костно-мышечной системы и, что удивительней всего, — психики детей. Но крайне нелогично говорить о развитии психики бессмысленными действиями. Костно-мышечную систему целесообразно развивать с помощью генной инженерии, на самых ранних этапах формирования новой особи. При соблюдении э того у вас появится масса свободного времени, которое можно будет использовать для самосовершенствования.

Тогда ваша цивилизация будет развиваться быстро и гармонично, что приведет к повышению рейтинга вашей планеты в Галактическом Совете. Должен, однако, заметить, что то чем мы с тобой занимались у умывальника — бесполезное расходование времени и энергии, но почему-то это мне понравилось Странно и неожиданно! Как ты понял, у нас все построено рационально и подобным развлечениям места нет! Да и не серьезно все это!

— Почему всегда нужна серьёзность? И, знаешь, у нас есть такое выражение: русских, умом не понять, если перефразировать, то получится: Землян умом не понять!

— Что это значит?

— А то, что у нас разные системы ценностей. То, что для вас является незыблемым правилом, краеугольным камнем вашего столь успешного развития, для нас, землян, может окажется не столь важным и привлекательным, более того — малозначительным или не достойным внимания вовсе. Надо полагать, в ваших глазах мы стоим на значительно низшей ступени развития, и я не могу этого отрицать — это факт. Но у нас, как я уже говорил, есть шансы, есть... Столетие за столетием, преодолевая все трудности, замедляясь в развитии или ускоряясь, но мы становимся на голову выше!

Мы всё же движемся вперёд. И если в совершенствовании физической составляющей мы, бесспорно, вам проигрываем, то мы совершенней вас в развитии внутреннего мира человека! Разве это не внушает тебе большую надежду на наше выздоровление? Тогда мы-таки окажемся с вами за столом Галактического Совета в качестве полноценных и полноправных членов. И я не просто в это верю, такова моя абсолютная уверенность! Возможно даже, что и ты это увидишь — ваш век намного длиннее нашего.

Пришелец с откровенным изумлением смотрел на Егора Васильевича:

— Похвально... Я бы даже сказал, очень достойная и убедительная речь. Но рождается вопрос: сколько же вам надо времени для такого ответственного шага? Посмотрите вокруг, картина Вселенского мироздания ничего вам не напоминает? Невооружённым глазом можно увидеть, тот чрезмерно правильный (в вашем понимании) порядок, царящий в каждой звёздной системе, в каждой Галактике, да и вообще во всем космическом пространстве!

Разве вам не стоит об этом задуматься? И отчего бы не попытаться примерить законы, так хорошо управляющие мирозданием, к своему внутреннему устройству? Мы это сделали очень-очень много лет назад, и ты видишь, каковы результаты. Мы здесь, у вас, а не наоборот! И мы у вас давно...

Вы, безусловно, движетесь вперёд, но как-то слишком хаотично и не всегда в верном направлении. Вы вводите усовершенствования, не давая себе труда просчитать последствия от их введения, хотя бы в вероятностном спектре.

Мозг, в который вы, по счастью еще не сильно успели влезть со своими попытками усовершенствования, является отличным примером идеального порядка и устройства. Правда, я имею в виду только строение этого совершенного аппарата мысли.

В определённом смысле ваш и наш мозг довольно схож, так не теряйте этой связующей нас нити! Но мы научились правильно и разумно использовать функциональные способности мозга, вы же сильно отстаёте от нас в этом плане. Вам стоит поднапрячься в области правильной и всесторонне полезной организации своих действий, которые напрямую зависят от правильно организованного мыслительного процесса.

Добившись приоритета разума и здравого смысла в сознании подавляющего большинства ваших особей, вы сделаете невозможным проявление "теневой сторона разума" у тех, кто ещё окончательно не перестроил свой мозг в интересах большинства. Большая часть ужасающих вас преступлений станет попросту немыслимой. Подумайте об этом!

— Собственно, мы уже об этом думаем, и думаем вплотную, — проговорил Егор Васильевич, — время работает на нас, мы это знаем точно. И я уверен, что пройдет не слишком-то уж много времени, особенно по меркам Вселенной, как земное человечество преобразится. Времени нам хватит...

— Да нет, не хватит. Не разделяю я твоего оптимизма. Мы достаточно глубоко изучили ваши жизненные устои, ценности, принципы, под влиянием которых вы принимаете решения, зачастую не верные, а лишь принципиальные. Мы изучили историю вашей планеты с момента зарождения жизни и динамику её развития. Единственный вопрос, с постоянно ускользающий ответом — это начальная фаза становления вас именно как людей, точнее, становление отдельной особи — Человека. От нас постоянно что-то ускользает хотя, казалось бы, ответ найден.

И всё же есть нечто, не позволяющее нам поставить точку в этом вопросе. Впрочем, насколько мне известно, и у вас нет однозначно доказанной и бесспорной теории происхождения вашего вида. В целом, качествами, необходимыми для успешного развития жизни вашей планеты, к сожалению, обладают лишь небольшие слои вашей цивилизации...

В тепершнем положении вы сильно уязвимы, даже беззащитны, можно сказать. Ведь вы пока не можете бороться с незваными гостями из космического пространства, даже с мелкими астероидами, не говоря уж о более крупных телах... И опасность инопланетных захватов тоже вероятна... Вы слишком слабы, чтобы встретить опасность лицом к лицу и победить. Вы не справитесь, если не научитесь, точнее — если вас не научат.

— А кто нас научит? Ты?

— Очень возможно, что и я. Только я не могу взять на себя такую ответственность без одобрения Совета.

— А что ты можешь на себя взять?

Многозначительно улыбнувшись, мальчик ответил:

— Кое-что могу...Например, могу поделиться знаниями по теории подземной погоды, если для вас это значимо, конечно.

Произнеся эту фразу ровно и спокойно, но продолжая так же многозначительно улыбаться, пришелец выжидающе посмотрел на Егора Васильевича. Того прошиб холодный пот...это была немыслимая, неожиданная удача. Мечта всей его жизни могла осуществиться! Идея, которую его оппоненты и даже коллеги-друзья считали сумасбродной, оказывается, была уже реализована цивилизацией, гораздо более развитой, чем та, к которой принадлежал он сам, и за которую готов был бороться.

— Для нас это, несомненно, значимо, — не особо твёрдым голосом произнёс учёный.

— И прежде всего для тебя лично, верно? — отозвался пришелец.— Так вот, наши планеты довольно похожи. Возраст у нашей, правда, постарше этак лет на сто-двести, но это ничтожная величина, которой математика пренебрегает... будем считать, что наши планеты -ровесницы. У нашей планеты также есть спутник, хотя значительная часть наших учёных склонна называть нашу планетарную систему двойной планетой. Соотношение масс —

один к четырем, но орбита нашего спутника находится дальше чем у вас. Наше взаимное притяжение с ним сопоставимо с вашим, в этом смысле вашу планету также можно считать двойной. Но не суть...Вернемся к подземной погоде. Я буду называть её так, хотя мы пользуемся другим термином, косвенно указывающим на название нашей планеты, которое для вас должно пока оставаться тайной.

Тебе, поскольку ты погрузился в эту идею, известно, что для установления вероятности, приближающейся к абсолютной, необходимо постичь принцип закономерности внутренних процессов, а также уметь их правильно интерпретировать, то есть толковать. Умозрительно вывести принцип в данном случае не удастся — необходимо найти максимально точную расстановку взаимодействующих сил:

их координаты, массы и силы приложения. Это выявляется расчётным путём. Позже я напишу тебе весь порядок расчётов позволяющих делать очень точные прогнозы землетрясений, извержений вулканов, подвижки тектонических плит, и самое главное, точно хронометрировать протекание этих процессов по часам и минутам. Для примера, я могу составить тебе конспект на ближайшее десятилетие. Он, заодно, будет и учебным, а я надеюсь, ты будешь прилежным учеником ради блага вашей цивилизации.

Освоив этот конспектик, ты сам сможешь свободно и смело составлять прогностические графики и диаграммы не меньше, чем на сотню лет вперёд. Правда, я бы не советовал тебе охватывать столь длительный временной период — прогностичность будет ниже. Ты сам понимаешь, что вероятность точного прогноза возрастает в обратной пропорциональности к временному интервалу — слишком много факторов задействовано при составлении таких прогнозов.

Надо здорово потрудиться, собирая весь пакет необходимых данных для расчета прогноза. Тебе потребуется информация о толщине мантий, массе горных массивов, средней линии континентальных масс относительно линии мирового океана, линиях тектонических разломов, массе воды, перемещающейся под влиянием притяжения спутника и светила, объём и массы всей атмосферы, не говоря уже о температуре всех уровней по отношению к уровню мирового океана. Я тебе напишу весь нужный текст и составлю прогноз первого этапа, и объективные графики тоже. Тебе останется только внести недостающие данные, далее аккуратно ввести информацию в компьютер и в результате — прогноз готов!

Егор Васильевич слушал очень внимательно, мысленно посоветовав мозгу включить полную скорость обработки информации без потери качества. Похоже, мозг пошёл навстречу учёному и прекрасно справлялся с задачей:

— Если абстрагироваться от утомительности сбора столь большого объёма данных, то это не выглядит слишком сложно. А раз так, то как-то обидно даже, что мы до этого не додумались...

— У вас нет того колоссального опыта, что имеется у нас. Ты даже не представляешь, сколько знаний нам понадобилось и сколько усилий мы затратили только на то, чтобы изменить темп вращения нашей планеты! А сколько усилий и времени нам потребовалось, чтобы научиться изменять траектории движения небесных тел, представляющих угрозу нашей планете? Боюсь, это невыразимо в рамках вашей земной системы мер. Это сейчас, расселившись по разным планетам и находясь в огромных космических кораблях, мы можем вздохнуть с облегчением! Но было время, когда всё было совсем иначе, и жизнь всей нашей цивилизации была под нешуточной угрозой.

Неужели вы всерьёз полагаете, что астероиды и кометы есть только в вашей звездной системе? Разве только вы одни боретесь с космическим излучением? Или только вам удалось освоить очень коварную, кстати, атомную энергию? Вы пытаетесь подчинить термоядерную энергию, но ведь есть и другие не менее качественные и более безопасные источники энергии... Вы же пока об их существовании даже и не подозреваете. Не беда, все придет. Многое, сейчас неизвестное, со временем станет для Вас тривиальным!

А для нас это уже давно пройденный этап. Мы хотим помочь вам избежать части ошибок, совершённых и исправленных нами. Только части, потому, что каждая цивилизация должна пройти свои ошибки и, преодолев их, получить опыт и превратить его в знания, которые определят само её отношение к своему существованию...

Егор Васильевич внимательно слушал мальчика, но думал о том, сколь обманчива бывает внешность. Когда, менее суток назад, он открыл глаза и увидел ребёнка, которого, по земным понятиям, следовало обогреть, приласкать, помочь, он и помыслить не мог, что этот ребёнок является носителем такого разума и знаний, которые и не снились его земным собратьям.

Вдруг пришелец, увлечённо излагавший полярнику своё видение перспектив развития Земли примолк, будто во что-то вслушиваясь. А потом изрёк:

— Могу тебе сообщить по секрету, что мой образ — далеко не самый безобидно выглядящий в галактике. Внешность на самом деле обманчива, ты прав. В нашей Галактике не редки существа, выглядящие куда как более безобидно, а по сути — агрессоры и захватчики или разносчики вредных микроорганизмов. Мы немало от них пострадали, и, думаю, это ещё не конец.

— А разве вы тоже подвержены заболеваниям, как и мы?

— К сожалению, подвержены. И высокий уровень развития нас не спасает. Мы неустойчивы к воздействию многих бактерий и вирусов, хотя весьма немалая часть наших учёных специализируется именно в области иммунологии и вирусологии. Тем воспроизводящим особям, которые закладывают программу воспроизводства потенциального учёного-вирусолога или иммунолога, Совет моментально даёт разрешение на воспроизводство. И всё равно дело движется крайне медленно.

Вирусы, думаю, везде одинаковы — они обладают колоссальной скоростью размножения и потрясающими возможностями мутировать, приспосабливаясь практически к любой окружающей среде. Но, к сожалению, жизнь так устроена, что без этих маленьких организмиков, наше существование стало бы невозможным, ведь во всех жизненно важных для наших организмов процессах, они неизбежно участвуют.

И без них ни вам не нам не обойтись, такова неизменная структура жизни. Кстати, абсолютно повсеместно, то есть во всей известной Вселенной! Возможно, нам удастся вывести особую форму микроорганизмов, парализующих действие вредоносных элементов внутри нашего тела — тогда это будет значительный прорыв.

— Одно вижу я с безошибочной четкостью: мы с тобой в неравных условиях, точнее наши цивилизации, а мы — как их представители в данный момент. Вы знаете о нас практически всё, а мы о вас -абсолютно ничего. Вдобавок, вы не захотели нас включить в эот свой Галактический Совет.

— Маленькая, но серьёзная поправочка в отношении Совета: мы не "не захотели", мы не смогли. И причин я уже назвал предостаточно. Всему своё время, ты ведь сам согласился с этим. В одном ты твёрдо можешь быть уверен: мы вас не оставим. И раньше мы вас оберегали, а теперь будем стараться защищать ещё сильнее.

— Вот оно как... От кого же защищать?

— Знаешь, во Вселенной все так устроено... Борьба за существование идет на всех уровнях мироздания, начиная от бактерий и микроорганизмов и заканчивая высокоорганизованными представителями инопланетных цивилизаций. Так что было бы кого защищать, а от кого — всегда найдётся. Во-первых, от самих себя, ибо вы склонны к самоуничтожению и агрессии.

Во-вторых, от инопланетных цивилизаций, особенно некоторых молодых и не в меру активных, желающих навязать свою волю и свои правила игры другим. Нам тоже приходится доказывать, что проводимые и отстаиваемые нами правила сосуществования жизнеутверждающие и не представляющие угрозы для других цивилизаций. Так что и у нас периодически случаются недопонимания и даже конфликты и нам приходится ставить кое-кого на место, но, естественно, без насилия.

— И удаётся? Без насилия-то? — не выдержал Егор Васильевич.

— Это зависит от того, что именно ты понимаешь под насилием.

— Я понимаю насилие как...

— Давай вернемся к этому потом, когда-нибудь... — впервые проявил некоторую невежливость пришелец.

— Потом — так потом, — покладисто согласился полярник. — Знаешь, а часы-то показывают полдень... Если не поторопиться, то время завтрака рискует совпасть с временем обеда.

— А может быть, так и сделать... Только, если наоборот: время обеда считать временем завтрака.

— Отсюда следует вывод: тебе не хочется есть, потому, что за ужином ты восполнил запас энергии на два дня вперёд. А потом спал, а значит, энергия не расходовалась. Это логично? — подтрунил Егор Васильевич.

— Не только логично, но и обосновано, — не остался в долгу мальчик. — Если ты не против...мне бы хотелось поподробнее понять, что такое игра. Меня заинтересовало то состояние, которое я испытал, когда мы умывались. А другие игры ты помнишь?

— Конечно, помню и могу, раз у тебя есть желание, поиграть с тобой в какую-нибудь из тех, в которые я играл со своим сыном. Хотя это и было очень давно, но я правила помню. Например, в ладошки. Один из нас, по договоренности, держит руки горизонтально, ладонями вверх, вот так. Другой кладет на одну из этих ладоней свою ладонь, вот так.

Задача: первый игрок должен прихлопнуть своей свободной ладонью ладонь второго игрока. Фокус в том, чтобы не дать первому игроку это сделать — быстро убрать ладонь, вот так. Если первый игрок успеет прихлопнуть ладонь второго — он выиграл, если нет — проиграл, то есть выиграл второй. И каждый раз меняемся ролями: если сначала первый — я, то потом я — второй. А ты — наоборот. Ну, уяснил?

— Да!

— Поехали!

Они долго играли... Мальчик так искренне смеялся, так радовался, и гордился собой, когда одерживал победу, а когда фортуна от него отворачивалась — по-детски дулся. Егор Васильевич, вспоминал как играл с сыном, но он не помнил, чтобы его сын вот так радовался такой простой незатейливой игре. Истосковались, наверное, по человеческому-то, необычному для них... нерациональному. Да, что ни говори, а у каждой цивилизации есть свои плюсы! Вот мы вроде отстаём от них, а вроде и обгоняем... по внутреннему миру, — думалось Егору Васильевичу.

120-летний ребёнок был настолько увлечён игрой, что даже не обратил внимания на масли, подвергающие сомнению превосходство их цивилизации над земной. Ладони учёного порядком горели, но пришелец продолжал игру. Наконец, мальчик остановился, перевел дух, и спросил: а ещё, другие?

— Пожалуйста... Вот еще интересная игра. Двоих, правда, маловато, но чтобы понять смысл игры вполне достаточно. Заводная такая игра — салочки. От слова салить, то есть дотронуться. Принцип игры прост: игроки бегают и "вОда" — игрок, задача которого осалить любого другого игрока должен его догнать и дотронуться до него. Если ему это удалось, то "вОдой" мтановится тот, кого осалили, то есть до кого дотронулись. И всё продолжается дальше...Понятно?

— Даже очень!

— Так начали! Ты вода!

Они долго носились друг за другом, по помещению станции, смеялись, подтрунивали друг над другом. На удивление ничего не разбили и не сломали. Наконец Егор Васильевич взмолился:

— Давай передохнем. Тебе хорошо, ты молодой и неустанный, а мне требуется передохнуть хотя бы минут десять, и потом я еще не завтракал, вернее — не обедал.

Мальчик, смеясь, закричал:

— Кто молодой? Я молодой? Давай-ка посчитаем, кому сколько лет...

Егору Васильевичу очень нравилось настроение мальчика, его смех, шутки и вообще отношение к происходящему.

А как бы я себя вёл, попади я к ним на планету? Какая роль была бы мне уготована у них? Этот ребёнок обещает мне покровительство и помощь, обещает поддержку и то, что меня примут благосклонно... Но ведь он и в самом деле ребёнок, можно ли полагаться на его слова? А вдруг всё пойдет не так?

Меня примут плохо или не примут вовсе? Или я стану просто объектом изучения, как "один из лучших" представителей нашей цивилизации и никогда не вернусь на Землю? Правда, по большому счёту, я здесь никому и не нужен...ни семьи, ни детей...Но теперь-то, с другой стороны, если у меня будет обещанный этим малышом конспект, я смогу много полезного сделать для людей... Жаль будет, если это не осуществится. Заманчиво, конечно, полететь к ним...Они многое могут объяснить, могут и научить, только захотят ли? А вдруг они меня просто используют — и всё?

Ведь он ребёнок...он, может, и впрямь искренне считает, что мы с ними в Галактическом Совете сидеть будем... со временем. Только ведь не факт, что их "взрослые особи" того же мнения. И гарантий тут никаких нет и быть не может...Нет, не полечу я с ним, слишком много на карту поставлено. Тут не я — за мной вся наша цивилизация стоит..., — думал он, продолжая весело хохотать, то гоняясь за малышом, то убегая от него.

— Самое время перекусить, — вдруг резко затормозив, очень четко выговорил мальчик, — Странно, я хочу есть и понимаю это. У меня появилось, как ты говорил? Чувство голода? Ни на станции, ни дома никогда такого не было! Мы не умеем испытывать голод — только нехватку энергии. А энергия почему-то есть, хоть я и тратил её сейчас. Много и неразумно. Но она почему-то есть. Я не чувствую потери... Странно, очень странно и логически необъяснимо.

— Так ты и не объясняй, не надо. Просто прими как факт. Это так, потому, что это так. Вот и всё объяснение.

— Такое объяснение не поддаётся анализу, следовательно, оно содержит ошибочные данные. Нельзя объяснить объясняемое понятие через него же — это логическая ошибка.

— Знаешь, ты как-то сказал, что мы чересчур конкретны. И это "чересчур" нам не на пользу. А тебе не приходило в голову, что вы чересчур...рассудочны, что ли? Именно "чересчур", это тоже плохо, а?

— Я слишком мал, чтобы иметь право оспаривать предустановленные нашей цивилизацией законы. Я не имею достаточной аргументации и поэтому не могу ответить на твой вопрос. А вот ты на мой — можешь. Скажи мне, в чем цель игры? Не какой-то конкретной, а просто игры — как таковой?

— Цель игры — в игре. Только в игре и ни в чём больше. И цель, и смысл, — уверенно и мгновенно ответил Егор Васильевич. Именно поэтому вам трудно это понять. Вы объясняете всё с позиции логики, а в этом случае, действительно, объясняемое понятие объясняется через себя. Это и впрямь нелогично.

— Я запомню это и попробую проанализировать...попозже. Мне понравилось играть. Думаю, особи моего возраста были бы тоже довольны.

— Вот и хорошо, хоть что-то увезешь с нашей планеты! Возьми эти игры в дар от землян, — с улыбкой произнёс Егор Васильевич.

— Спасибо, неожиданно грустно ответил пришелец, — боюсь, что теперь я уже никогда не буду прежним, а эти приобретённые знания у меня, скорее всего, отберут, когда будут формировать моего ребёнка. Но это случится не скоро, и это радует потому, что еще очень долго я смогу вспоминать эти игры и радоваться.

— А ты научи им своих товарищей — и вы будете радоваться вместе, — выдвинул идею Егор Васильевич.

— Это вряд ли удастся... Меня уже долго нет, я отключил идентификатор, я обманул выпускающую систему... Я совершил много недозволенных действий. Скорее всего, я буду наказан, а возможно — даже изолирован.

Егор Васильевич молчал, потому, что сказать было просто нечего: логика здесь бессильна, а простые человеческие слова бессмысленны. "Я мог бы открыть тебе тайну, дорогой мой пришелец, малыш... Я тоже уже не смогу стать таким, каким был до встречи с тобой.

Я тоже изменился. Изменился раз и навсегда, слишком быстро даже по земным меркам — и суток не прошло... У нас это называется: я тебя полюбил! Ты мне стал как родной!"

Оба молчали, думая каждый о своём. И мальчику, который обычно знал мысли учёного, отчего-то не хотелось ничего говорить ему. У каждого из них шла внутренняя борьба. Пришельцу было сложнее: должно быть впервые за 120 лет его жизни логика и здравый смысл были бессильны.

Положение спас Егор Васильевич:

— Давай-ка что-нибудь слопаем. Я предлагаю яичницу с колбасой!

— А что это за еда?, — заставил себя заговорить мальчик.

— Увидишь! Попробуешь!

Егор Васильевич начал колдовать на кухне. Открыл холодильник и долго в него всматривался. Можно было подумать, что он собирается готовить не яичницу, а какое ни будь экзотическое блюдо из бесчисленных ингредиентов! Перечень которых он забыл! На самом деле, ему было не по себе. К уже принятому им в глубине души решению не покидать Землю добавилось беспокойство за мальчика: как-то его там примут, да ещё такого...обновлённого? Несмотря на свои 120, он, по сути, малыш и не сможет скрыть свои новоприобретения.

Если у них там и в самом деле все столь жёстко, то его не ждут похвалы. Жгучая жалость топила сердце учёного... Мысленно объявив пятую степень мобилизации организма, он зажёг газовую горелку, на нее водрузил огромную черную сковороду, помедлил минуту-другую и бухнул туда большой кусок сливочного масла. Сковорода заскворчала, масло начало пузырясь, таять.

Не давая маслу ни малейшего шанса пригореть, Егор Васильевич покрошил в сковороду кусочками порезанную докторскую колбаску и свежего лука. Когда в помещении нестерпимо вкусно запахло жареной колбаской и луком, старательно помешиваемыми учёным он, как факир, разрубил ножом одно за другим восемь яиц, которые с шипящим звуком улеглись среди островов из кусочков колбасы, в озере сливочного масла и сока от лука.

* * *

— Эта моя фирменная яичница имени станции "Север — 2", -торжественно объявил шеф-повар, — прошу к столу!

Мальчик привычно занял свое место за столом, потянул носом воздух, улавливая вкусный запах свежей яичницы. И уже совсем по-земному произнес:

— Я так проголодался, что съел бы целого быка!

От этой, столь привычной земному уху фразы, у Егора Васильевича в носу защипало. Он отчётливо помнил, что так было, когда он вышел после суда, поставившего точку в его семейной жизни, когда его сын категорично заявил, что хочет остаться только с мамой. Ему тогда хотелось плакать, очень хотелось, но он смог сдержаться. Сдержался и сейчас... Только заметил:

— Странно, лучок-то не прожарился видать. В носу щекочет.

Мальчик излишне внимательно всмотрелся в Егора Васильевича, но ничего не сказал. Увернувшись от взгляда, учёный все же спросил:

— Это ты откуда взял? Я подобного тебе не говорил.

— Я и не помню точно, где мог услышать эту фразу, но запомнил. Пригодилась!

Положив значительную порцию яичницы в тарелку ребёнка, Егор Васильевич сдобрил ее дополнительной приправой: "Кушай,

— кушай, инопланетный гость, к осени...

Не дав ему закончить фразу, мальчик выпалил:

— Заколем!

Они засмеялись.

— И эту байку ты тоже знаешь!

— Я же говорю, мы уже достаточно долго находимся на земной орбите. И я учусь — мне интересна ваша цивилизация.

— Почему же до сих пор мы Вас не обнаружили?

— Очень просто! Мы находимся точно на противоположной стороне вашей орбиты, и нас никак нельзя видеть из-за солнца!

— Гениально, по-другому и не скажешь! Естественно, у нас никаких подозрений по этому поводу не возникало, хотя есть у нас одна гипотеза...

Есть планета как две капли воды похожая на Землю и даже обитаемая, если верить древним рукописям и наскальным текстам, например, майя! Даже название у нее есть: "Нибиру". Наши учёные спорят о ее существовании до сих пор, но прямых доказательств её существования нет. Впрочем, нет и доказательств её отсутствия!

— Что ж тут доказывать! Если бы вы обладали достаточным объемом знаний, по устройству небесной механики вашей звёздной системы, подобных споров просто не могло бы возникнуть! При условии существования на вашей орбите еще одного тела, причем схожей массы, неизбежно изменилось бы движение вашей собственной планеты! То есть, ваша орбита стала бы идеально кольцевой, ни миллиметр больше, ни миллиметр меньше! Но вы прекрасно знаете, что это не так. Вот и доказательство, что существование сколько-нибудь значительной массы на орбите Земли не существует! Что? Убедительно?

— Ты знаешь, очень убедительно! Вам бы выступить на нашем телевидении с подобными разъяснениями, и насчет единого создателя тоже!

— Не спеши! Всему свое время, — загадочно сказал мальчик и улыбнулся. Этой улыбкой было все сказано! Егор Васильевич увидел в ней больше, чем просто улыбку, на него повеяло влиянием всемогущих сил, контакта с которыми человеку не дано. "Пока не дано? Или...", — с грустью подумал он, и осознано заключил, — действительно, рановато!"

— Не переживай, все будет хорошо! Потерпи! Как говорит ваш Бог: "Бог терпел, и нам велел!" Давай все-таки покушаем, яичица уже остыла!

Егор Васильевич засмеялся и поправил:

— Не яичица, а яичница!

Пришла в голову неожиданная мысль: "Значит, они тоже могут ошибаться! Да-да, нет ничего в мироздании абсолютно совершенного...к счастью! Мы то, надо полагать, находимся в хвосте вселенской эволюции! Надо активней пробираться, и пройти хотя бы зону хвоста! Поближе к туловищу!"

— Твоя правда, неправильно произнес."И на старуху бывает проруха!", так, кажется у вас говорят? Яичница, приготовленная по твоей рецептуре, великолепна, иначе не скажешь. А ты сам, что не ешь?

— Как же, как же...Сейчас составлю тебе компанию, компанию голодных и всеядных! И учёный приступил к уничтожению своей доли приготовленного блюда. Демонстративно чмокая, хотя это и идет в разрез с принятыми правилами поведения за столом. Но он проделывал это так комично и аппетитно, что эту мелкую шалость можно и простить!

Сделав огромный бутерброд с маслом и клубничным вареньем, Егор Васильевич предложил его мальчику, а тот, как ни странно, не отказался! Наполнив кружку крепким чаем, он поставил ее перед мальчиком, по оперному пропел:

— Дитя моё, о, выпей чаю. Ведь чай — напиток всех богов!

На что получил в ответ не мене хлесткое, пропетое мальчиком, изречение в стиле кантри:

— Ты попой, попой, потом может чаем угостят: попей, попей!

— Сколько у тебя талантов, а ты скрывал! — восхитился полярник.

— Да я и не скрывал вовсе! Понятие скромности нам тоже присуще! Характер и манеры поведения отдельной особи, если помнишь, целиком и полностью зависят от заложенной в микробазу информации, а ее вкладываем мы сами, в результате получаем то, что получается. Перед тобой один из экземпляров, по-моему, он не плох!

Мальчик засмеялся заразительным детским смехом, потом подмигнул и откусил изрядный кусок бутерброда, запив его большим глотком чая. Егор Васильевич подумал в эту минуту: "Если встретишь такого на улице, ни за что не подумаешь, что он посланец с другой планеты. А кто знает, может, они уже давно живут среди обычных наших земных детей! Хотя, что за чушь я несу, самому перед собой стыдно! А смысл? Зачем им это?" Но на всякий случай спросил:

— Послушай, мальчик... Можно я буду тебя так называть, раз ты не хочешь назвать свое имя?

— Конечно, называй. С другой стороны, если тебе это принципиально, то я могу сказать своё имя. Единственное, что я в любом случае должен скрыть — это имя моей планеты.

— Мне было бы приятно узнать твоё имя. У нас принято называть друг друга по именам, о чем ты, конечно же, знаешь. Имя — это важная составляющая земного человека. И одно из самых сладкозвучных слов для каждого — это его имя. Но если, по какой-то причине, ты хочешь сохранить тайну своего имени — то можешь это сделать. Я не хочу принуждать тебя.

— Отчего же... Я готов назвать тебе свое имя. Более того — я даже хочу тебе назвать его — не знаю почему, просто хочу. Во мне проснулось какое-то странное чувство...которому нет логического объяснения...пока. Я буду его искать, вот только не знаю — найду ли... Имя же моё — Лантей.

По правде говоря, я не люблю вспоминать это, но я чувствую необходимость довериться тебе, тоже не знаю почему... Помнишь, я говорил тебе, что всем процессом воспроизводства особей на нашей планете управляет суперкомпьютер? Он практически совершенен. Но, несмотря на это, по непонятным пока причинам, все же случаются погрешности. Я — один из "плодов" такой погрешности. Вместо меня на свет должна была появиться девочка, имя которой моя мать подобрала заранее. Её должны были назвать Лантея.

Это имя звезды в том созвездии, которое вы называете Пегас. Но в результате погрешности, неизвестно чем вызванной, на свет появилась не девочка, а я — мальчик. Мама была разочарована, наверное... Но от имени отказываться никто не хотел, и меня назвали Лантей.

— Очень красивое имя. Если бы так назвали дитя человека, то это имя ассоциировалось бы с нежностью и мягкостью...

— Возможно, но я не земной человек, — грустно произнёс мальчик.

— А меня зовут Егор Васильевич, — преувеличенно бодро пророкотал учёный, — ну вот, мы и познакомились по-человечески. Хотя и с опозданием почти на сутки. Но вернёмся к разговору... Я хотел узнать, а нет ли ваших представителей среди нас — людей?

— Сейчас уже нет. Хотя некоторое время назад были. Нам было важно, узнать вас, так сказать, изнутри. Эти визиты носили абсолютно нейтральный характер, иными словами мы, наблюдая со стороны за вашей жизнью и вами как представителями человеческого сообщества, не имели права ни при каких, даже самых катастрофических для вас обстоятельствах, ни во что не вмешиваться или же как-то влиять на вас с помощью наших умений. Все результаты были скрупулезно изучены, и проанализированы.

На базе наших исследований была создана полная картина вашего мира, с учётом особенностей ваших ощущений и вашего мировосприятия. Мы также постарались учесть особенности ваших межличностных взаимоотношений, разумеется, на момент проведения исследований.

Мы полностью отдавали себе отчёт в том, что критической точкой наших исследований являются именно ваши межличностные отношения — крайне нестабильные и неподдающиеся полному логическому анализу. Как наше несомненное достижение я должен отметить то, что наши действия прошли абсолютно незамеченными для вас, никто из наших себя не выдал.

— А как же тогда относиться к заявлениям немалого числа людей, сообщавших об их похищениях и проведенных над ними неких медицинских исследований и экспериментов?

Засмеявшись, Лантей ответил:

— Неужели ты всерьез считаешь, что нам надо проводить какие-либо исследования? Это же, по меньшей мере, смешно! Подумай сам — нам, умеющим строить любые формы белка, основы жизни! Нам — легко строящим любую цепочку ДНК! Какой смысл проводить эксперименты над расой, стоящей на низшей ступени развития практически по всем показателям. Абсурд! Зачем нам это надо!

И опять засмеявшись, дружески похлопав по плечу Егора Васильевича, произнес:

— Вы интересные, но очень чудные. Вы пытаетесь освоить другие планеты, мечтаете о межпланетных полётах, но вам и в голову не приходит, что, покидая Землю, вы становитесь гостями Галактики, а не хозяевами. А ведёте себя так, словно вы — полноправные властители. Наглядный пример: что сделали ваши астронавты, когда спускаемый модуль впервые коснулся поверхности Луны?

— Это я знаю: Амстронг произнёс ставшую исторической фразу: Маленький шаг человека и огромный скачок для всей цивилизации!"

— А вот и нет. Астронавты выбросили на поверхность Луны ведро с мусором! И уже после этого, твой Амстронг произнёс эти слова!

— Я этого не знал!

— Не ты один. Думаю, никто, кроме бывших там этого не знает — это не красивый жест, но показательный, согласись... Вот она — ваша цивилизация во всей расе! Ваша история показывает, что вы неразумно беспокойны и вместо создания объектов созидания, вы создаёте технологии разрушения. В ожидании неведомых врагов из космоса, вы оттачиваете свои умения воевать на соседях по планете. Парадокс же в том, что если случатся космические враги, именно враги, а не просто гости, то вы будете абсолютно бессильны... К тому же — разобщены.

Ещё пример — с той же многострадальной Луной. Ты заметь, это не просто абы какая планета, она ваш спутник, а спутник — это точно не враг...У вас был странный период в развитии цивилизации — он называется "холодная война". Вы неплохо занимались наукой, но вы неверно реализовывали научные достижения и, как следствие, многие из них безвозвратно потеряны... Ваши военные вознамерились взорвать атомную бомбу на поверхности Луны, дабы устрашить идеологического противника. Обрати внимание — "идеологического", то есть не согласного с вашими идеями, я правильно понял слово?

— Ты правильно понял слово, но продолжай, — проговорил неуютно чувствующий себя Егор Васильевич.

— Позволь узнать, что это за методы? Чтобы испугать кого-то на Земле, вы готовы принести в жертву планету, которая, мало того, что до конца не изучена, так ещё и ваш спутник! Разве это свойственно развитой цивилизации? Нет, это признак безрассудного дикарства! В чём же польза для более развитых инопланетных цивилизаций вас захватывать?

Зачем же это нужно — сплошные убытки выйдут. Вы по нелепости полагаете, что из вас захотят сделать рабов по добыче золота или еще каких-нибудь ресурсов. Чепуха! Золото, как и другие металлы, мы синтезируем ровно столько, сколько требуется для нашей промышленности в данное время!

И, если потребуется больше, то мы без усилий сможем синтезировать ещё. В этом смысле вы нас совершенно не интересуете. Другое дело, что мы разрабатываем программу по имплантации своих эмбрионов в земных женщин. Но это случится ещё не скоро — вы не достигли нужного уровня развития.

— Допустим, у страха глаза велики. И земляне считают возможным то, что их хотят поработить инопланетные цивилизации. Но никто не говорит о том, что их хотите поработить именно вы. Про вас-то вообще ничего не знают. Ты сам говоришь о том, что не только вы существуете на просторах Вселенной. Разве не может наша планета быть лакомым кусочком для агрессивных молодых цивилизаций?

Ведь и у вас с ними, ты говорил, отношения не дружеские...

— Говорил. И это правда, конфликты случаются. Но, послушай... Значит, в ожидании захвата злых инопланетян, вы готовы уничтожить планету и себя с благородными целями — ни рабы, не планета врагу не достанутся? Ты это хочешь сказать?

— Вовсе нет. Никто не собирается уничтожать сам себя, чтобы не достаться врагу... Не сейчас, во всяком случае. Хотя такие прецеденты были. Только война была не с инопланетянами...

— Вот-вот... Заметь, с людьми — жителями одной планеты. И война научила вас конечности жизни. И бессмысленности её принудительного завершения... Но вопрос в том, как вы применяете опыт. А вы не умеете его применять, к сожалению. Пойми, если бы мы не защищали и вашу планету, этот галактический захват давно бы случился. Земное оружие, даже самое совершенное, бессильно против тех, кто оттачивает умение вести войну в межгалактических пространствах. А это и есть те самые молодые, да ранние цивилизации.

— Крыть нечем! Ты просто уложил на обе лопатки меня, а через меня — и весь род людской! — проговорил Егор Васильевич.

— Это не моя цель. Я хочу, чтобы ты донёс до землян простую истину: не все в Галактике друзья, но и не все — враги. Есть высший разум, и есть низший... Но это не означает, что высший разум — всегда угроза. Высшему разуму нет смысла захвата, он ищет путь договора. Агрессия — признак слабых. Сильные — великодушны. И ваша земная история это подтверждает. Две ваших мировых войны были развязаны государством, которое было слабым, согласись...

— Разве Германия была слабым государством?

— И слабым, и молодым. Германии было всего 43 года, когда она начала I Мировую войну. Для государства этот возраст — ничто. Но я не хочу спорить с тобой о прошлом — времени остаётся мало. Я хочу поговорить о вашем будущем. Пойми, вы должны пересмотреть свое видение этого мира, иначе ваш конец будет бесславен, а вы — достойная цивилизация.

Мы будем вас охранять и помогать, но и вы должны приложить немало усилий. И тогда мы станем друзьями. Но даже если этого не случится, то у вас появятся неплохие шансы на беспрестанное самосовершенствование. И вы войдете в Галактический Совет.

— Не думаю, что это должно быть нашей целью... — промолвил Егор Васильевич.

— Это не цель, это — сопутствующий результат, всего лишь, — улыбнулся Лантей — и он достижим.

— Круто! — так озвучивает своё восхищение молодёжь. — Ещё раз убеждаюсь, что в тебе действительно много от папы, в смысле ораторского искусства — гены вещь упрямая! А мы что — мы будем пытаться стать лучше, и сильно надеюсь, что это у нас получится!

— Теперь ты получил исчерпывающую информацию и, надеюсь, понимаешь, почему мы не можем, как ты предлагаешь, взять да и выступить по телевидению! Я так полагаю, большинство телезрителей просто расколотит свои ящики вдребезги, а потом..! Никто не знает, что может произойти потом! Рисковать мы не имеем права, тем более есть кодекс поведения с невысокоразвитыми цивилизациями!

При этих словах Егор Васильевич заметно поморщился. При том, что он признавал превосходство цивилизации Лантея, считать себя невысокоразвитым было обидно.

— Мы и так старались следовать инструкциям, а это бывало сложновато и даже опасно для нас! -продолжал меж тем пришелец. — Не обижайся на слово "невысокоразвитые", на самом деле это комплимент. Немного завуалированный, но комплимент!

— Может быть...если эти слова исходят от вас, это выглядит как комплимент. Только мне как любому землянину, конечно, обидно, и хочется о себе услышать что-нибудь более лестное. Но шило, как говорится, в космическом мешке не утаишь! Как поработали, так и полопали!

* * *

Шла беседа, но шло и время... И даже — бежало. На часах снова обозначился вечер, за окном по-прежнему не стихало и не светлело. Полярная ночь — она и есть полярная ночь!

— Однако мы с тобой увлеклись...Завтракообед грозит плавно перетечь в обедоужин! — заметил полярник.

— Это не страшно, времени осталось мало, — грустно отозвался мальчик. А мне бы хотелось ещё поиграть...

— Конечно, Лантей, давай поиграем. Я только — за.

И Егор Васильевич начал объяснять мальчику правила очередной игры. Так, перемежая игры и разговоры, не замечая времени и голода, настойчиво напоминавшего о себе, они провели ещё два дня...

Пурга за окном постепенно стихала и вот, совершенно неожиданно и даже к досаде Егора Васильевича, ожило радио:

— Север-2! Север-2! Вызывает база! Как слышно? Вызывает база! Как слышно? Приём! Приём!

— База! База! Я Север-2, Север-2. Слышу вас хорошо! Слышу Вас хорошо! Приём! Приём!

— Север-2! Север-2! Вертолёт вылетает! Будет у вас через час! Будет через час! Поздравляю, готовьтесь домой! Готовьтесь домой! Как поняли? Как поняли? Приём!

— База! База! Вас понял! Вас понял! Готовлюсь к отлету! Готовлюсь к отлету! До встречи! Приём!

* * *

Вот всё и кончилось... Оглянувшись, Егор Васильевич увидел слёзы в больших глазах Лантея, а может, ему только показалось? Внешне мальчик был так же спокоен, как и обычно.

— У нас остался только час. Играть некогда — это неразумная трата времени и энергии — произнёс он наконец. Но голос его звучал слишком неискренне, и было видно, что он успокаивает сам себя. — Мне нужно написать тебе обещанный конспект. Времени как раз хватит. Ты не тревожь меня, пожалуйста. И дай листы и ручку.

Лантей ушёл в конец комнаты и серьёзно принялся за работу. На Егора же Васильевича было жалко смотреть — таким потерянным он выглядел. Чтобы хоть как-то прийти в себя, он отправился на кухню и поставил чайник. "Нужно сделать хотя бы бутерброды, прилетят ведь голодные, да и гостеприимство требует. Может, и Лантей поест на дорожку...", — думал он беря в руки нож и открывая холодильник.

Но мысли не слушались учёного. Спустя некоторое время он пришёл в себя перед открытой дверцей холодильника, издававшего неприятный писк. Машинально закрыл дверцу — писк исчез. Опустившись на табуретку рядом с горелкой он заметил, что дно чайника почернело и грозит расплавиться — вода давно выкипела. Схватив чайник за ручку, он переставил его на подставку и погасил горелку даже не заметив, что сильно обжёгся, хотя ожогов он не любил. Так он и сидел, тяжело облокотившись на сломанную три дня назад руку, столь чудесно исцелённую малышом Лантеем.

— Я же говорил тебе, не стоит сильно давить на руку. Подожди немного, — в кухню зашёл Лантей, неся исписанные аккуратным почерком страница, на которых, по правде сказать, текста было значительно меньше, чем формул. — Вот, держи. Пользуйся на здоровье и на благо вас всех. Потом, может, и сам что-то додумаешь и доработаешь...

Егор Васильевич молча и устало смотрел на пришельца. Он должен быть сильным. Он старше, он взрослее... Должен ...но не может. Чувства отчаяния не было — была безысходность: вязкая, липкая, окутывающая, казалось, не только его душу, но и мозг, и тело.

Он молчал, собираясь с силами и готовясь показать, что он старше и сильнее... Но не выходило. Всегда выходило, а сейчас не получалось...

На помощь пришел Лантей. Преувеличенно весело, улыбаясь слишком радостной, чтобы быть искренней, улыбкой, он проговорил:

— А не попить ли нам чайку? Да с вареньицем... только клубнику предлагать не надо.

* * *

— Меня все больше и больше, беспокоит одна мысль...

— Какая? — спросил мальчик, прекрасно зная ответ.

— Лантей... Смогу ли я спокойно жить, не видя тебя перед собой, не слыша твоего голоса! Ты за эти дни стал мне очень близким, можно сказать, родным! Как я буду существовать здесь, а ты вернешься на корабль?!

— Думаю, так же как и жил раньше. Что могло поменяться так сильно и так радикально, что перспектива тебя так беспокоит?

— Как раньше жить я уже не смогу. И это безусловный факт. Я не мальчик, да и молодым меня уже не назовёшь... В детстве я был счастлив и спокоен — со мной была мама, которую я любил и люблю до сих пор. Не её — её уже нет. Человеческий век краток, ты знаешь. Но я люблю память о ней и в памяти она всегда живая. Потом я женился. Какое-то время я был счастлив и спокоен — я тоже любил. Не так как маму — место матери в сердце никто не в силах занять, но как часть себя. Знаешь, у нас говорят про "вторую половинку"?

Я верил в то, что это именно — половинка. И любил её как свою часть. Потом родился сын — и снова я любил и был уже не спокоен, маленький человечек привносит в жизнь не только смысл, но и беспокойство, но я был счастлив. Потом всё закончилось. На важно — почему и как. Просто. Закончилось. Я уже не был счастлив. Но со временем стал спокоен. И вот — появился ты. Ко мне вернулось счастье. Это странно, конечно, всего-то несколько дней. Но я всё же стал счастлив. И почему-то спокоен. И вот — ты уходишь...

Уходит счастье. Я готов это принять. Я прошёл через это и, наверное, смогу пройти снова. Но ты уносишь и мое спокойствие. А вот его вернуть мне уже не удастся. Я это не чувствую, я это знаю. Делаем логический вывод, — заставил себя улыбнуться учёный, — как прежде жить мне не удастся никогда.

— Никогда? Это очень долго... — тихо промолвил Лантей.

— Понимаешь, даже не знаю как сказать... Согласись, не каждый день мы встречаем представителей иных миров, иных цивилизаций... Я вообще не знаю ни одного такого достоверного факта. Что-то, конечно, периодически проскальзывает у военных, но, думаю, это больше желаемые сведения, чем реальные. И вот — со мной это случилось. Я встретил тебя. Мало того, ты предложил мне отправиться к вам... Я всё размышляю об этом и никак не могу прийти к определённому решению. Со мной...

— Ты ведь уже принял решение — ты не полетишь со мной. Ты решил это ещё тогда, когда мы играли. Просто я промолчал, мне хотелось поиграть и была надежда, что ты передумаешь. Но ты не передумал. И я это тоже знаю. Ты человек, и к тому же, один из лучших... Ты прав — неизвестность всегда страшит. Я тоже боюсь неизвестности — что-то меня ждёт на корабле по возвращении. Меня ведь уже ищут — буран прошёл. И теперь отключенный идентификатор ничего не даст — всё равно меня можно обнаружить.

Я действительно не обладаю решающим голосом и ко мне, вопреки моим надеждам, могут не прислушаться. Если же меня ждёт суровое наказание, то ты будешь лишён моей поддержки помимо моего желания. И тогда ты действительно можешь попасть в неприятную историю. Наша цивилизация тоже состоит из неоднозначных особей — и противники землян у нас тоже есть. Просто их мало и они не агрессивны. Но поручиться за твою безопасность, когда меня не будет рядом я боюсь.

Так что, возможно, ты прав, отказываясь от моего приглашения. Хотя мне и обидно, ведь я тоже не хотел бы так скоро с тобой расстаться. И тоже изменился, поверь. Но мне это даже нравится.

— Я думал, что ты увлечён игрой настолько, что не обращаешь внимания на мои мысли, — сконфуженно произнёс Егор Васильевич. — Со мной такое впервые.

Я всегда знал, как поступить, за что снискал уважение моих коллег и товарищей по жизни. Практически никогда не колебался, а тут — спасовал! Сам себя не узнаю! Но все же тревога за наше будущее... она меня изнутри грызёт... С другой стороны — неизвестность! И вообще, я заметил уже давно, человек бывает крайне трусоват!

Особенно если причина кроется в неизвестности! И вот я, как и все, оказался трусоват. Стыдно, самому стыдно, но ничего не могу с собой поделать. Поверь мне, не просто отказаться от твоего предложения! Спасибо тебе за него, но я не готов, не созрел я для межпланетных контактов!

— Быть может...Я не могу сейчас судить. Значит, как вы иногда говорите — не судьба. Я знал, что ты откажешься. Надеялся на другое, но знал. Могу только пообещать, что когда-нибудь вернусь...

— Вернёшься? Правда? Когда?

— Не знаю — когда. Это сейчас от меня не зависит. То, что вернусь — не сомневайся. Вернусь обязательно! Только ты... постарайся остаться таким же. Чтобы встретить меня во всеоружии! Вертолёт уже на подлёте. Мне пора... Сохрани мои записи — они сослужат вам неплохую службу. И постарайся самостоятельно построить прогнозы на следующее десятилетие. А потом — сверим результаты, — лукаво улыбнулся Лантей...

* * *

Вертолет приземлился на специально отведенную площадку, подняв вращающимся винтом, мини вьюгу. Винт остановился и всё успокоилось.

Полярники начали по одному выпрыгивать из брюха огромной стрекозы, на борту которой красовалась надпись, сделанная большими синими буквами "АЭРОФЛОТ". Внешний вид полярной станции сейчас был таким же, как и неделю назад. Новая партия полярников выглядела как только что из инкубатора — на ногах унты, в толстенных меховых шубах, и огромных меховых шапках. На руках, как на лапах местного белого медведя, большого размера меховые варежки, только когтей не хватает! Люди, все-таки! Но внешне очень похожи на медведей!

Вертолёт казался севшей отдохнуть стрекозой, хотя зимой стрекозы и не летают. В её брюшке нашлось много чего интересного: ящики с приборами, тюки, мешки, коробки с продуктами. И еще смена собак для упряжки. Егор Васильевич поприветствовал прибывших сменщиков и молча стал помогать разгружаться. Разгружать пришлось долго, но Егор Васильевич упрямо молчал. Товарищи поначалу пытались пошутить на эту тему, но встретив недобрый и угрожающий взгляд, отступили и разговаривали только между собой.

На предложение отметить с ними прибытие на станцию, все-таки полгода не увидятся, Егор Васильевич ответил категорическим и решительным отказом и потребовал скорейшего отлёта на материк! Такое поведение балагура-учёного вызвало столь сильное удивление коллег, что они не сразу обратили внимание на странное поведение, казалось бы, закаленных северными условиями собак. Как только они ступили на твёрдую землю, вернее на снег, превратившийся в плотный наст после бурана, они повели себя очень странно и доселе невиданно.

Основательно принюхавшись к окружающему воздуху, собаки вдруг стали тревожно оглядываться, поджимать хвосты и непрерывно скулить. Потом вся стая повернулась в сторону режущего белизной горизонта, освещенного прожекторами, и стала напряжённо всматриваться вдаль. Полярники, не припоминавшие такого поведения своих верных друзей и слуг, подошли к животным. Не переставая поскуливать, они прижались к ногам полярников, словно искали у них защиты, и преданно глядя в глаза людям, казалось, вопрошали — вы видите — там, на горизонте... Но полярники гладили собак, говоря им ласковые слова и внося в преданные собачьи души успокоение и на горизонт не смотрели...

В конце концов, старший группы Семёнов Игнат, спросил у Егора Васильевича:

— Что у тебя здесь произошло? Собаки так нервничают, что можно подумать, здесь происходил шабаш, не меньше. Или вселенский слёт нечистой силы. А может, ты тут с инопланетянками развлекался?

Все дружно засмеялись... Обстановка разрядилась, собаки, видя веселье людей успокоились и начали им, по-своему, вторить. Не смеялся только Егор Васильевич. Его лицо стало ещё серьёзней, ещё озабоченней! Он только и проронил:

— Вам бы только зубоскалить! А такое, что и представить невозможно, проходит мимо Вас!

Ещё смеясь, полярники переглянулись:

— Да уж, одичал ты тут основательно... Ничего... Домой приедешь — год свободы. Наверстаешь упущенное.

— Эх! Да что с вами рассуждать! — в сердцах сплюнул обычно корректный учёный.. И, повернувшись, пошёл к вертолёту.

Игнат, лучше многих знавший Егора Васильевича, по причине долголетней дружбы с ним, все же обратился к товарищам:

— Не, мужики! Здесь и вправду что-то нечисто! Да и собаки ещё не до конца успокоились, а они тоньше нашего чуют. Я их такими точно никогда не видел! Пошли-ка станцию прошарим. Да повнимательней все! Вон, два метеодомика как корова языком! Одним словом, проблем хоть отбавляй! Сразу и займёмся. А приезд отметить всегда успеем.

Игнат, как старший по должности, быстро и чётко распределили работу — каждому понемногу и, оставшись один, подошел к Егору Васильевичу:

— Слушай, старик, ты зря обижаешься... Мы-то, сам знаешь, совершенно ни при чём, что тебе пришлось тут столько одному загорать.

При этих словах Егор Васильевич непроизвольно вздрогнул!

— Погода дрянь, собак не было!.. В общем, тридцать три несчастья, и все на твою одинокую голову!

Егор Васильевич снова дёрнулся. Игнат внимательно посмотрел на него:

— Да что с тобой, в самом деле? Чего ты дёргаешься? Ты какой-то сам не свой!

— Не свой! Вот это ты точно сказал... Я теперь себе не принадлежу! Я человек, окунувший пальчик в океан мироздания! Прикоснулся к другому разуму — и не понял его! А он меня понял! — почти голосом чревовещателя прогудел Егор Васильевич.

После этих слов, Игнат с сочувствием посмотрел на товарища, а вслух сказал только:

— Да.., да уж! На правах друга скажу тебе — ты просто не в себе. Срочно в Москву! Или в Крым! Отдыхать!!! И радоваться жизни!

— У меня к тебе просьба.

— Готов исполнить.

— Ты не рассказывай, пожалуйста, никому о том, что я тебе поведал. Я ещё сам никак не отойду! Вернее, в себя не приду. Ты молчи пока.

— Хорошо, хорошо, не беспокойся, Я тебя не подведу! Сейчас дам команду пилотам, и домой, домой... Отдыхать!

Игнат ушёл в зимовку, где отдыхали пилоты. Минут пять — и они появились. Проходя мимо Егора Васильевича, один из них мельком глянул на полярника, но наблюдательности тому было не занимать и раньше, а сейчас вообще все его чувства были напряжены до предела.

Он понял — информация просочилась в народ. "Что ж они, да и я — всего лишь люди!"— подумал Егор Васильевич и медленно побрел в сторону вертолёта, лопасти которого уже начинали свой стремительный разбег по кругу! Он не захотел даже проститься со сменой, да и сделать это было бы трудно — полярники сновали по станции, приводя её в порядок после бурана.

* * *

Егор Васильевич прошёл в середину салона — там меньше вибрация, и почему-то только у этого экземпляра! Восьмые Мишки вообще неплохие машины, не подводят даже в условиях сурового севера! Пилоты через зеркала внимательно за ним наблюдали. Они искренне не понимали причин столь странного поведения полярника, а то, что им успел-таки рассказать Игнат, вообще заставляло их опасаться своего пассажира.

В иллюминатор поднимающегося вертолета была видна вся станция, ее торжественно освещали мощные прожектора, установленные на брюхе машины. Вертолёт набрал высоту... Домой! Егор Васильевич в душе прощался со станцией, когда вдруг, в луче одного из прожекторов, увидел маленькую фигурку на фоне белого искрящегося снежного поля: это был Лантей, очевидно, где-то спрятавшийся, чтобы проводить полярника домой. В какой-то момент Егору Васильевичу показалось, что он машет ему рукой!

— Вот он! Вон там, посмотрите! Он идет! — закричал Егор Васильевич,

— Кто? Кто? — наперебой откликнулись оба пилота.— Мы никого не видим! Да и неудивительно, после такой непогоды даже белых медведей нигде не видно, пока мы сюда летели — никого.

Но Егор Васильевич настаивал! Пилоты пожали плечами, посмотрели ещё раз на абсолютно чистую белоснежную пустыню! В дальнейшем, оба пилота отразили странное поведение полярника в своих рапортах. Так случилось, что мальчика видел только Егор Васильевич. Только он один!

* * *

По прибытии в Москву Егор Васильевич сделался еще более молчаливым и замкнутым, совершенно неузнаваемым ни своими друзьями, ни знакомыми. Отдохнув, сколько полагается, он вышел на работу в родной институт, и часами просиживал возле окна. Прежде никогда не унывающий, всегда весёлый, он стал мрачнее тучи. Масло в огонь подлил и научный совет, на котором он рассказал всё без утайки и совершенно объективно. Пытался доказать то, что все им рассказанное — абсолютная правда:

и что мальчик был, и что Егор Васильевич общался с ним целых три незабываемых дня, что за это время он понял много о себе и о людях вообще... И что он готов передать полученные знания всем! Может,— говорил Егор Васильевич, — после проникновения в наш внутренний мир этих знаний, мы станем намного лучше... Но коллеги сочувственно на него смотрели и в глубине души радовались, что он не буйный!

Мало того, они в пух и прах разнесли написанный мальчиком предъявленный им в качестве доказательства существования Лантея труд, на тему подземной погоды! Основным аргументом стала банальная придирка, что этот рукописный текст, мол, написан Вами, многоуважаемый Егор Васильевич! Это доказанный факт, так как почерк идеально совпадает.

Председательствующий на научном совете маститый учёный, который, справедливости ради надо отметить, был из числа недругов Егора Васильевича, заявил следующее:

— Я полностью разделяю мнение авторитетных коллег нашего института. Написанный Вами, именно Вами, глубокоуважаемый Егор Васильевич, текст, даже трактат, представляет собой набор совершенно не известных нам, и не связанных между собой формул! А расчеты Вы полагаете осуществлять, опираясь на несуществующие параметры, которые получить просто невозможно!

Которые, следовательно, являются совершенно абсурдными! Исследования же земной коры, предлагаемые в данном трактате, вообще не выдерживают никакой критики и находятся, в смысле понимания процессов, вообще за гранью возможного для современной науки и технологий. И самое главное, нет достаточных оснований полагать, что они будут осуществимы в обозримом будущем! Данный труд, довольно живо написанный — не научная работа, а, скорее, сочинение, которое стоит отнести к несбыточным фантазиям автора.

У научного совета имеется также заявление нашего высоко ценимого и всеми уважаемого коллеги, в котором он утверждает, что получил травму руки, при выполнении своих служебных обязанностей во время бурана, а именно: снимая показания проборов по установленному графику, при неудачном падении вследствие порыва ветра, Егор Васильевич сломал себе правую руку.

У него возник болевой шок, и он потерял сознание. Однако, полученный нами отчёт о медицинском освидетельствовании, проведённом, с учётом просьбы научного совета и моей лично, с максимальной внимательностью, содержит экспертное заключение о том, что никакого перелома руки у Егора Васильевича не было. Причём не было вообще никогда, а не только в ближайшем прошлом. При Вашем обследовании, Егор Васильевич, было зафиксировано лишь легкое растяжение связок и небольшая гематома.

Также учитывая то, что мы давно знаем нашего дорогого Егора Васильевича как человека, не склонного к фантазиям в научной области, по просьбе нашей комиссии были проведены дополнительные исследования помещений и территории станции на предмет обнаружения вещественных доказательств присутствия инопланетного представителя.

В тех местах (указанных самим Егором Васильевичем), в которых мы должны были бы найти подтверждение присутствия инопланетного существа, кроме предметов жизнедеятельности самого нашего коллеги ничего обнаружено не было! Подробный осмотр самого помещения станции также ничего не дал, что-либо сверхъестественное или необычное обнаружено не было, хотя осмотр проводился со всей тщательностью несколькими группами экспертов.

Таким образом, уважаемые господа, члены научного совета, ни о каком переломе речи и быть не может. Учитывая ту настойчивость, с которой уважаемый всеми нами Егор Васильевич, несмотря на представленные нами, в свою очередь, доказательства настаивает на реальности происходящего с ним во время его, надо признать, чрезмерно затяжной командировки, я вынужден поставить перед научным советом вопрос о временном отстранении нашего коллеги от исполнения им служебных обязанностей.

Мы все, присутствующие здесь, знаем, что именно идею службы подземной погоды, в течение уже длительного времени пытается разработать и применить на практике наш уважаемый Егор Васильевич. Позвольте же мне зачитать выдержку из стенограммы заседания научного совета Института геологии земли недельной давности. Это диалог старшего научного сотрудника, Плюмберга Исаака Карловича с Мальковым Егором Васильевичем.

И председательствующий на ученом совете, откашлявшись, начал читать:

— "Так Вы, Егор Васильевич, утверждаете, что так называемую подробную карту подземной части нашей планеты получили от существа, называемого Вами как Лантей?

— Совершенно верно, он сам ее рисовал и делал описания!

— В таком случае, позвольте Вас спросить: как же, по-вашему, этот самый Лантей, мог без какого-либо оборудования и приборов, так точно описать все геологические разломы, и расположения слоёв магмы именно на указанных расстояниях от поверхности земли? Да ещё и приложил немыслимую карту со списком крупных землетрясений на ближайшие десять лет! Мало того, он указывает точное место эпицентра! Мощность в магнитудах... А самое невероятное — указано время и количество толчков землетрясения! Что вообще не возможно просчитать ни при каких обстоятельствах!

— Это большая загадка. Я не знаю, как он это делал, знаю только, что все предстоящие события, означенные на этой карте и в этом списке, достоверны! Вам надо, всего лишь, сравнить уже известные данные с указанными на карте. А на белые пятна, которые были у нас, нанести сведения с его карты. Тогда мы получим самую точную карту строения нашей планеты! И природных катаклизмов, которые произойдут!

А самое главное, мы сможем предсказывать землетрясения заблаговременно и точно! Час в час! Минуту в минуту! Мало того у нас появится возможность прогнозировать континентальные подвижки! Так же извержения крупных, спящих пока вулканов и мегавулканов! Задумайтесь! Разве это не важно? И разве не стоит, ради спасения многих тысяч жизней один-единственный раз поверить мне, вопреки, быть может, Вашему здравому смыслу? Лантей — представитель более развитой инопланетной цивилизации!

— Неужели! Ах, как просто! И Вы предлагаете нам, серьёзным учёным, поверить какому-то, неизвестно откуда взявшемуся мальчишке? И выкинуть в корзину многолетний труд многих учёных, большинство из которых имеют работы, признанные во всем мире!!!

— Отвечу, просто. Кстати, это слова Лантея: не всё то явное, что находится перед Вами — есть истина, истина может находиться совершенно в противоположной стороне! Самое интересное, заключается в том, что она может оказаться там, где, по идее, и быть не должна! И я с ним абсолютно согласен. Мы носимся со своей наукой! Как мы считаем — своей!

А она вовсе не наша и принадлежит всему межгалактическому сообществу! Это я уяснил твёрдо...

— Вы тут нам не пытайтесь доказать, что мальчик, Лантей, как Вы его называете, существует на самом деле! Эти сказки очень будут востребованы в Голливуде! Или в институте Сербского, где будут иметь бешеный успех, (Смех в зале) но не у нас! Этот номер здесь не пройдет! Здесь храм науки! Не выйдет свернуть нас с пути общепринятых научных доктрин! Мы требуем фактов, и только фактов, ибо только они есть кровь науки! Без них нет, и не может быть настоящей науки!

Тут в списке, Вашего мальчика отмечено, что ближайшее землетрясение произойдет через 8 дней, в 13.31 по всемирному координированному времени, стало быть, в 16.31 по московскому. Ваш мальчик обещает аж 8 магнитуд, это не шутка! Что же мы не готовимся?

(одобрительный смех в зале). Так вот, глубокоуважаемый Егор Васильевич! Мы занимаемся наукой, а не байками или россказнями фантастов! Наука — категория предельно чёткая и ёмкая! Даже если ваш мальчик случайно залетел к вам на станцию (смех в зале), то это было не более как игрой! А посему, не стоит забивать нам головы нелепыми, но забавными россказнями! Вы — учёный! Пока, во всяком случае... А учёный — это высокое звание, достойное лучших из лучших!

(Овация в зале)...

Егор Васильевич, слушал председательствующего и не слышал его. Всеми раскритикованный, оскорблённый в лучших чувствах — ведь он хотел спасти людей, он вспоминал доброе и дорогое ему лицо Лантея! "Как ты был прав, малыш, — с нежностью думал он, — земляне не готовы.

Они слепы и глухи потому, что не хотят ни видеть, ни слышать... Тебя бы ждала неудача, приди ты к нам, таким самоуверенным и таким бессильным... как ты там, без меня, где ты? И когда же будет наша встреча, обещанная тобой и ожидаемая мной с нетерпением? Как мне не хватает сейчас твоего смеха, голоса, вселяющего неистощимую уверенность и жажду жизни... Они не верят тебе, не верят мне, а ведь сегодня как раз и есть тот самый день, в который ты предсказал землетрясение. Остаются считанные часы, минуты, чтобы спасти сотни или даже тысячи живых существ... Но они глухи и слепы. И надежды, похоже, уже нет. О люди, люди!..".

* * *

Столь внушительная речь такого маститого ученого, подкреплённая методично собранными доказательствами и солидными аргументами, не могла пройти незамеченной и остаться без понимания и поддержки. Насчёт одобрения сказать, однако, затруднительно по причине весьма неоднозначного отношения учёного совета к своему председательствующему. Но и в самом деле, большинство коллег Егора Васильевича не могли не обратить внимания на столь разительные перемены, происшедшие с ним.

Поэтому вполне логичным выглядело решение учёного совета, единогласно (что, согласитесь, все-таки редкость) проголосовавшего за временное отстранение Егора Васильевича Милькова от исполнения служебных обязанностей, к которым он сможет вернуться после прохождения полного медицинского обследования в Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии (ГНЦССП) им. В.П. Сербского.

Вслед за таким оглушительным научным советом возник неизбежный слушок об адекватности восприятия Егором Васильевичем окружающей действительности, а тут уж недалеко было и до вопроса о здравости его рассудка.

* * *

Придя после совета домой, то ли от грустной усталости то ли от безысходности, Егор Васильевич начал ощупывать карманы любимого пиджака. Делал он это машинально, бессознательно, а может, и интуитивно. Вдруг его пальцы нащупали во внутреннем кармане что-то незнакомое. И этого "чего-то" он точно туда не клал. Сердце ёкнуло, дрогнула рука, как-то сама выскочив из кармана. "Да... В Сербского, говорят? Оно и верно...Нервы ни к чёрту... Знаю же, что ничего не будет, а волнуюсь, как перед первым поцелуем".

Егор Васильевич попробовал было снова залезть рукой во внутренний карман. Рука не слушалась.

"Да я псих! Псих и неврастеник, — с весёлым удивлением подумал он, — ладно, перекурим и попробуем снова". Перекурив со всем усердием, на которое он только был способен, Егор Васильевич повторил попытку. Никотин, вопреки данным, регулярно доводимым до сведения людей Минздравом, не только не ухудшил, а, напротив, укрепил нервную систему учёного. Попытка увенчалась успехом с первого раза.

Пальцы крепко ухватили нечто и вытащили наружу предмет неправильной формы, совершенно неопределённого цвета и явно неземного происхождения. Его можно было бы принять за причудливым образом разрезанный конверт или очень тонкий портсигар, только многоугольной формы. Самым же необычным было то, что он был теплый — словно живой.

Егор Васильевич сильно надавил на него — предмет оказался твёрдым, и на нём не появилось ни вмятинки. Тогда учёный потёр его пальцами — несильно и нежно. О, чудо! Эта коробочка стала как пластилин — мягкой и податливой к прикосновениям. Ясно было только одно — от контактов с обычными, земными предметами таких ощущений ждать было невозможно. Предмет этот действительно был внеземной. Становилось совершенно очевидно, что это тайный дар Лантея, о котором он, почему-то не счёл нужным сообщить полярнику.

— Вот, оно! Доказательство! — в восторге воскликнул Егор Васильевич, — надо срочно показать его всем нашим, этому псевдоучёному совету... Наверняка они уже не станут крутить пальцем у виска, это же сенсация! Они прислушаются ко мне... и мы успеем спасти хотя бы часть людей, всех не успеть — осталось меньше часа...

Но не успели отзвучать его мысли как предмет издал звук, похожий на писк комара, и смолк. Затем сам по себе повернулся на девяносто градусов, разъехался посередине и стал похож на раскрытый портсигар, с той лишь разницей, что никаких папирос внутри не наблюдалось. По верхней половине заструился белый свет. От инопланетной вещички пошёл легкий и очень приятный аромат, уже, как ни странно, где-то слышимый Егором Васильевичем, что окончательно привело его в чувство. Где же он мог его слышать?

Где же? Учёный напрягал память, лихорадочно вспоминая значимые для него события и моля все неведомые силы помочь ему в поиске. Его мольбы, очевидно, были услышаны: яркая мысль озарила его — этот запах появился тогда, когда он впервые увидел мальчика! Стрекочущий звук нарушил тишину кухни, и на маленьком экранчике показалось лицо Лантея...

Оно стало увеличиваться, увеличиваться, постепенно выходя за рамки коробочки и, наконец, зависло посередине комнаты. Только лицо — и больше ничего... Ни шеи, ни туловища... от потолка до пола! Сказать, что Егора Васильевича парализовало — недостаточно, но слов, чтобы достойно описать его состояние просто не находилось. Он как бы завис между мирами, онемел и замер. Спустя несколько мгновений ему всё же удалось сконцентрироваться и даже встряхнуть головой, произнеся звук, который отдалённо походил на "Бр-р-р".

Лантей заговорил:

— Привет тебе, мой лучший знакомый на этой планете, мой друг... Если ты слышишь меня, это значит, земляне тебя не поняли.

Я рад, что всё закончилось благополучно и ты добрался до дома. Надеюсь, твоя рука не доставляет тебе ни малейших болезненных ощущений, а ум твой также ясен. Я хочу верить, что после моего обещания встретиться с тобой снова, в твоей душе поселилось спокойствие и уверенность во встрече. Мы встретимся...

За меня не волнуйся. Я немножко слукавил, и притворился, что ушёл. На самом деле я остался на станции и видел и тебя, и твоих друзей. Увиденное мной только подтвердило моё мнение о тебе — ты лучший. Я знаю, что ты видел меня из вертолёта и тоже видел тебя. Потом мне удалось благополучно добраться до своего корабля. Меня уже искали, и даже нашли, но не стали мешать, за что я очень благодарен всем и, прежде всего, Маме и Папе.

На корабле я был сразу же изолирован и надо мной начали проводить медицинское исследование — не заразился ли я у вас вирусом агрессии, ведь до сих пор наши ученные не могут разгадать загадку вашего появления!

Конечно, по возвращении я получил большой нагоняй за все свои проступки и, больше всего, за то, что отключил идентификатор. Ведь я знал, что это категорически запрещается при посещении космических объектов вроде вашей планеты. Передо мной стояла реальная угроза полной изоляции.

Но я так хотел сам разобраться, кто вы такие на самом-то деле... Благодаря моему таланту убеждать, я смог найти логические обоснования необходимости отключения идентификатора. Я говорил, что хотел понять вас без помощи наших учёных, что о вашей цивилизации слишком много противоречивых сведений... Мне очень хотелось найти правду, и я нашёл её! А помог мне в этом — ты.

Меня понял и простил наш главный Лититикан! По-вашему — руководитель, наверное.... Но предупредил, что если я вытворю что-либо подобное ещё, меня пожизненно оставят на корабле, без права выхода за его пределы. Меня, конечно, всё равно наказали и поместили в куб для провинившихся. Но это не самое страшное! Переживу, как говорил ты! Я многому у тебя научился и уже никогда не стану прежним. Пока я стараюсь это скрывать, что, по правде говоря, в кубе сделать совсем нетрудно.

Наш Лититикан ошибочно считал вашу цивилизацию агрессивной и опасной для мироздания. Я не мог сказать тебе правду, ты прости меня... Просто не мог. У нас были указания освободить вашу планету от людей для заселения созданных генным способом разумных сообществ. И мы для этого, собственно, и прилетели к вашей Земле. Ваша солнечная система давно занесена в реестр перспективных звёздных систем, но при самых первых посещениях наши учёные с удивлением обнаружили, что на планете, как вы её называете —

"Земля" уже существует жизнь, сам факт возникновения которой объяснить трудно, ибо никто её сюда не завозил. Однако факт остается фактом. И наши умы решили до поры до времени не вмешиваться в эту жизнь, а если и вмешиваться, то только в случае крайней необходимости. Иначе говоря — если от вас идёт угроза уничтожения, или война с другими разумными видами, или что-то похожее. Пока такого не было...

И все же до нас постоянно доходили тревожные сведения о вас: постоянные войны, межрасовые конфликты, борьба различных религиозных концессий. Мы это постоянно отслеживали и относили к недостаткам, вернее, проблемам развития разумной жизни, родившейся спонтанно.

Мы даже оберегали вас, потому, что в нашей Галактике, которую вы называете "Млечный путь", нигде больше не случалось подобного незапланированного и пока необъяснимого зарождения разума. Везде зарождение жизни было искусственным, привнесённым... Вы явились исключением.

В созданных искусственно, генным способом разумных сообществах никогда и никаких войн, конечно же, не будет и быть не может. И не потому, что там делить нечего, а потому, что делить незачем! Как я уже говорил, мы прибыли с миссией освободить планету под заселение. Всё было уже приготовлено, ваше население ничего бы не заметило, заснули и всё! А на рассвете проснулись бы совершенно обыкновенные, но другие жители планеты На корабле была объявлена тревога, в связи с моим исчезновением. Во время разведывательного полёта, такого не случается, а если и случается, то объявляется тревога высшей степени опасности!

Мне еще повезло, Лититикан пребывал в прекрасном расположении духа, когда меня доставили к нему. Это обстоятельство выручило меня во всех смыслах, и отчасти благодаря тебе! Сейчас поясню: помнишь, ты говорил о выдержке, если требуется достичь очень высокой цели! Так вот, пока говорил Лититикан, я молчал и слушал! Молчал и слушал!

У нас это не принято: следует отвечать сразу, и в том же тоне. Он долго за мной наблюдал, внимательно всматривался, и наконец, сказал: "Видимо, не зря ты сходил к людям, населяющим эту планету! Ты научился у них, значит, у них есть, чему научиться. Хорошо. Мы дадим их цивилизации еще один шанс! Но он будет последним." Потом он глубоко задумался и добавил: "Пожалуй, мы назначим тебя ответственным за эту планету.

Ты уже достаточно сформировавшийся член нашего уровня! Полагаю тебе можно доверить такую ответственность. Твой отец начинал так же, в том же возрасте, и доверие оправдал вполне! Когда мы вернемся на базу, ты и приступишь! Но раньше, ты должен понести наказание за содеянное — ты отправишься в куб".

Но Лититикан не мог принять такого решения без консультации с Межгалактическим Советом. На нашем корабле он и прошёл. Это впервые для всех обитателей нашего корабля — никогда ещё Межгалактический Совет не проходил в таких условиях. Но Лититикан настоял на этом по причине особой важности вопроса: обсуждался вопрос вашего существования, согласись — он самый важный для вашей цивилизации. На время этого Совета меня выпустили из куба!

Обсуждение перспектив развития Вашей цивилизации шёл долго... Несмотря на то, что я ещё не стал "взрослым галакчанином" как особи, вступившей в непосредственный контакт с вами за последнее время, мне было дано разрешении присутствовать на обсуждении и при голосовании. В момент голосования, когда перевес голосов был не в вашу пользу, я попросил слова и долго рассказывал, что именно узнал о вас от тебя, так сказать, информацию в высшей степени достоверную!

Я рассказал, как ты меня лечил от простуды и положил с собой в постель, чтобы согреть, как ты меня учил играм, в которые играют ваши дети, и как они радуются при этом... Я пояснил им, с твоих слов, что подобные игры развивают мышление юных землян, и учат хорошему, учат взаимовыручке, всему тому, что нам неизвестно. Просто мы рождены уже совершенными и все эти качества присущи нам с рождения. Я даже высказал предположение, что из-за этого, мы много и теряем. У нас нет обычной человеческой радости, радости познания нового, неизвестного, доступной вам — землянам. И я вам завидую!

Члены Межгалактического Совета растрогались и расплакались бы, если бы они это умели делать. За отсрочку решения уничтожить вашу цивилизацию после моей речи проголосовали единогласно! Лично я поднял две руки: они пытались возмутиться, но я им сказал, что это твой голос, и добавил, что ты тоже житель Галактики и имеешь такое же право голоса, как и все мы! Самое главное мое мнение посчитали объективным, и полностью заслуживающим доверия.

Намеченная экспансия временно отменена! Постарайся же сделать так, чтобы у нас не было даже малейшего повода вернуться к этому вопросу...

Вот чем для меня обернулось знакомство с тобой, и я этому крайне рад! Благодаря тебе я, наконец, стал взрослым! Ровно через десять ваших земных лет мы сможем видеться чаще!

Самое главное не забудь про список, где указаны места и время и магнитуда, землетрясений!

Да, совсем забыл... Запах, который ты чувствуешь — это запах моей планеты! Я посмел взять с собой запах твоей и теперь он всегда будет со мной. Надеюсь, ты не очень рассердишься на меня за это!

Очень грустно покидать ваш мир. Он для меня теперь ассоциируется с тобой. Отныне я твёрдо знаю, какой ты — такой и ваш мир! До скорой встречи! Как у вас говорят: не поминай лихом!..

Изображение, висевшее в воздухе, так же медленно сложилось обратно в предмет, отдаленно напоминающий портсигар. После этого коробочка закрылась, стала уменьшаться, утончатся и, в конце концов, исчезла совсем, только легкая тень осталась на столе!

Егор Васильевич попытался её пощупать, но ничего не вышло — ладонь просто скользнула по абсолютно ровной столешнице.

-Да-да! — только и смог произнести, с грустью в голосе, теперь уже не владелец загадочного инопланетного доказательства. — Что же я сижу?

Я не желаю ждать десять лет! Я беру свои слова обратно! Я лечу с тобой, Лантей, мой мальчик!

Егор Васильевич помчался в ближайшую кассу по продаже авиабилетов. В голове неустанно пульсировала одна единственная мысль: надо успеть, надо успеть, надо успеть. Я еще так много не сказал ему!

Через час он вернулся и прошёл на кухню. По-прежнему работало радио, играла ненавязчивая музыка. На столе все ещё была видна тень, которую нельзя было уже ни перевернуть, ни ощутить: тень она и есть тень! Только она стала совсем прозрачной, и скорее всего, скоро исчезнет вовсе!

"Тень, на экспертизу не примет никто!" — устало и обречённо подумал Егор Васильевич. Перевел взгляд на лежащий перед ним авиабилет, со странным маршрутом... В голове пульсировало сочетание: Москва — Неизвестность! Москва — Неизвестность! Билет был оформлен только в один конец! С неистовой силой нахлынули воспоминания обо всех трех, не поддающихся восприятию обыкновенного человека днях, о самых лучших днях его жизни, а главное — его собственный отказ от приглашения полететь с мальчиком.

Внезапно музыка оборвалась. Чёткий голос диктора сообщил о небывало крупном землетрясении магнитудой 8 баллов, случившимся в 13.31 минуту по всемирному координированному времени на континенте и в месте, предсказанном Лантеем. Диктор бесстрастно, как Левитан во время войны, сообщал о жертвах и разрушениях, вызванных землятресением. Все соответствовало тому, что было написано в "трактате", как его презрительно именовали учёный совет и старшиё научный сотрудник Плюмберг Исаак Карлович.

Егор Васильевич отчетливо понял, что никуда он не поедет, слишком поздно. Он не выполнил того, что ему завещал Лантей — он не сберег цивилизацию. Не смог доказать, обосновать, убедить...и ещё чего-то не смог, пока даже неизвестно чего.

То ли по этой причине, то ли по произошедшим необратимым душевным изменениям, связанным с контактом с внеземной цивилизацией, но Егор Васильевич зарыдал. Так, как не рыдал ни в детстве ни даже на похоронах мамы...

Вдруг он ощутил легкий укол холода в районе левого лацкана пиджака. "Пусть это будет сердце...пусть всё кончится!" — отрешённо подумалось ему. Но это было не сердце... Холод продолжал усиливаться, но боли не было. Егор Васильевич начал ощупывать лацкан и наткнулся на непривычной формы медальон... Он готов был поклясться, что раньше его не было.

Впрочем, он никогда не ощупывал свои вещи за ненадобностью.

Вызвавший холод непонятный предмет оказался медальоном. Учёный перевернул его и увидел приклеенную тонко свернутую папиросную бумагу, на которой его почерком были написаны слова: "Не удивляйся, пожалуйста. Я знал, что рано или поздно, но ты найдёшь этот маленький сувенир. Это мой личный маяк— идентификатор.

Я оставляю его тебе, чтобы ты узнал, когда я снова появлюсь у вашей планеты. Сейчас он выключен, но ровно через десять лет, по вашему исчислению, он активируется и приобретёт температуру твоего тела. И тогда ты сразу поймёшь, что я рядом. Удачи тебе, и до встречи!"

Вот оно! Доказательство!!!! Настоящее, готовое к предъявлению!!!! Но нет! Слишком поздно!!! Если они не поверили землетрясению, то и медальону не поверят. Да и не хочется, чтобы этот медальон побывал в руках этих учёных, которые даже не способны предположить, что есть другая истина, кроме той, что создаёт их ограниченный разум и от нападок на которую они готовы защищаться ценой жизней сотней тысяч людей.

"Нет, Лантей! Я не покажу им твой дар. Он всегда будет со мной. А через 10 лет, минута в минуту, я достану его, положу перед собой и буду ждать тебя. Мы встретимся — и больше не расстанемся никогда. Я полечу с тобой! Обещаю! И жду!" (продолжение следует)

ЯНВАРЬ 2010