Игры в вечность

Кто разберет, как лучше. Вздохнул. В такие минуты Тизкар готов был радоваться, что стоит за спиной, на шаг позади. Слава богам — не ему решать! Что бы он решил?

Впрочем, Златокудрая-то пострашнее хозяина лесов будет, лес — он от Аннумгуна далеко, да и что им с этого леса... а Она рядом. Златокудрая — это сама жизнь.

Ладно. Осталось немного, вон сколько уже прошли. Тизкар оглянулся через плечо.

Где-то там, позади, шел Мелам. Шел? Или может уже не шел, пропал, растворившись в мелкой навязчивой мороси. Мелам то появлялся, то незаметно исчезал, когда ему заблагорассудится, то ли наставник, то ли советник царя, хотя что делать советнику в таком месте? Да и наставник уже ни к чему, не по возрасту — такого царя, как Атну, поди наставь. Седой, поджарый был Мелам, с крупным породистым носом и тонкими, словно витые канаты, руками. Говорят, еще у старого царя Лугальбанды в наставниках ходил, а то и у Энменкара... хотя брешут поди, не живут люди так долго. В глаза наставника уважительно называли Мелам-Ату, за глаза не менее уважительно — дед. Глянешь на такого деда, и сразу становится ясно — не моргнув глазом уложит и буйвола Этану, и здоровенного Тизкара на обе лопатки, хоть обоих за раз.

— Ну, долго еще? — тихонько поинтересовался Тизкар, больше всего опасаясь, что за разговоры Буйвол сейчас свернет ему башку.

— Все, пришли! — царь вдруг оказался рядом, сверкнул прищуром серых пронзительных глаз.

Там, впереди, из-за костистой гряды черного сланца, выглядывали исполинские кедры. Нишубур.

Ну, вот и славно!

* * *

Мальчишка Илькум отчаянно чихал, кутаясь в два плаща — свой и Этаны. Нос распух, словно огромная красная слива, глаза слезились и зубы отчетливо выбивали дробь.

Огня разводить не стали, зачем раньше времени напоминать о себе. Хотя, наверно, боги и так знают... все равно, лучше не искушать. Только без огня ночью в горах холодно. Не то что сопливого Илькума, даже Тизкара холод пробирал до костей. Ничего, до завтра как-нибудь продержатся.

Царь с Меламом ушли дальше в лес, осмотреться, а они втроем остались. Сидели на земле, под старой, упрямо росшей вкривь и вкось пихтой, а лес тихо гудел за спиной.

Страшный лес, незнакомый, непонятный. Для жителей бескрайних равнин и тростниковых болот, где три молодых тамариска на заднем дворе — уже непролазная чаща, лес, даже без всяких чудищ... да что там, гораздо страшнее самих чудищ! С чудищами можно сразиться и победить, а так... Ничего, с лесом они тоже справятся.

Вот дикому буйволу на лес, да и на богов, похоже, плевать, он скакал вокруг стрелка образцовой наседкой, отпаивал коньяком и стращал всякими ужасами.

— Смотри у меня, — сердито ворчал он, грозя толстым пальцем, — не оклемаешься к утру, так и останешься здесь сидеть. Без тебя чудище угрохаем.

Незадачливый герой жалобно шмыгал носом, пытаясь заверить, что он вот сейчас, еще чуть-чуть, и будет совершенно здоров, оставаться никак не хотелось. Виданное ли дело — в двух шагах от подвига!

Тихо как.

Где-то далеко огромное, красно-оранжевое солнце коснулось круглым боком вершин Унхареша.

Говорят, Унхареш подпирает небо, а за его западными склонами нет ничего кроме великой бездны Ану. Яснолицый Италь, проходя свой ежедневный путь по небу, каждый вечер спускается к подножью гор и вступает в темное царство у пределов Илара, откуда людям возврата нет. В это время демоны ночи савалар сменяют демонов света илиль на посту у входа в священную долину, и ночь сменяет день.

Стрелок ерзает на месте, ему плохо, неуютно и хочется поговорить, лишь бы не оставаться со своими мыслями один на один.

— А как вы думаете, какое оно? А? Какое? Никто из людей его близко не видел. Говорят, убивает одним взглядом. Говорят...

— Не ссы, герой, — беззаботно ухмыляется Этана, — мы с Тизом тебя этой скотине в обиду не дадим. Правда, Тиз?

— Угу, — кивает уверенно.

Еще как не дадим!

— На, вот, пожуй.

Этана достает две полоски сухого, вяленого мяса, головку козьего сыра и несколько луковиц, дает часть Илькуму, и сам начинает смачно хрустеть. Кажется, Буйвола ничем не испугаешь и не проймешь. Что ему все чудища мира? Да он их одной левой! Только кажется, конечно, Тизкар слишком давно его знает, прекрасно видит, что творится внутри — Буйволу страшно не меньше.

А Буйвол весело усмехнулся, снова сунул мальчишке какой-то кусок и мельком бросил на Тизкара тяжелый взгляд — молчи, Тиз.

* * *

Стрелка они встретили прошлым летом, когда возвращаясь из очередного похода, из Майруша, домой, высадились тогда на ночь у края степей. Тизкар всегда считал, что спать лучше на твердой земле, и вот причалили, вытащили на берег корабли.

Мальчишка, босой пастушек, стоял у самой воды и словно ждал их. Больше никого, только овцы устало блеяли за его спиной.

— Дяденьки, возьмите меня с собой, — попросил он.

Дяденькам стало весело, заулыбались.

— В Аннумгун, что ли, хочешь?

Мальчик очень серьезно расправил плечи.

— Воином хочу быть. Героем. А мамка не пускает.

Еще веселее стало дяденьками, долго хохотали, толкая друг друга локтями в бок, утирали здоровенными лапищами навернувшиеся слезы.

— Героем, значит? А драться умеешь, герой?

— Копье умею кидать. Лучше всех! — с готовностью поведал он. — Хотите, покажу.

— Давай!

Отчего бы не поглядеть на такую забаву?

Своего копья у пастушка не нашлось, только корявый тисовый посох, у аннумгунских солдат тоже с копьями не ахти, пошарили, пожали плечами. Трофейное, майрушское, что ли, ему в закромах раздобыть?

— А это у вас что?

— Это у нас вместо копий, — добродушно усмехнулся Этана, похлопав висящий на плече автомат.

— А можно посмотреть?

— Смотри. Не видел, что ли, никогда? Только осторожней.

— Не-а, — море искренности в сияющих восхищенных глазах.

Мальчик взял бережно, словно живого дикого зверька, едва ли не обнял, любовно погладил, шевеля губами.

— А куда нужно попасть? — вдруг спросил он.

— Смоковницу видишь, вон на пригорке? Сбей несколько штук.

Этана ответил, и только потом понял — спрашивают у него что-то не то. Не может же мальчик...

А мальчик уверенно взвел затвор, с предохранителя снял, ставя на одиночные, легким движением вздернул к плечу. Раз, еще раз... еще. Листья испуганно взвились. Дяденьки не выдержали, побежали смотреть. Три смоковы, зеленые, перебитые у самого корешка, лежали на земле.

Конечно, никто не поверил, что Илькум первый раз. Умел, давно умел, стервец, вон как лихо! Покрасоваться ему приспичило.

Кто, где и как научил пастушка стрелять — узнать не удалось, сколько ни бились. Ни тогда, ни потом. И ведь не было у пастухов такого оружия. Копья были, стрелы были, мечи медные были. Все грохочущее оружие богов в Аннумгуне, и все наперечет.

Кто научил?

— А копьем бы попал? — спросил тогда Этана.

— Попал бы, — кивнул, ни тени сомнений.

Мальчика забрали с собой, и овец его забрали, заодно, не пропадать же добру. Он довольный был, как же! Скоро героем станет!

* * *

Скоро. Станет.

Вон, звезда одиноко поглядывает на него сквозь сырые лохмотья туч. Посиди пока тут, герой. Не спеши. Послушай, как шумит за спиной незнакомый лес, как ветер легко срывает уснувшие капли дождя и шелестит, бросая их в небо, как птица ночная скользит меж деревьев, гулко ухая в тишине, как шишка упала в ворох желтых хвоинок и покатилась, запрыгав по склону... Слушай. Впереди долгая ночь.

Не спеши, герой, утром на подвиги.

Эх, знал бы ты, какие они...

— А как мы чудище найдем? — спрашивает герой, стуча зубами.

По лицу Этаны скользит кривая усмешка, чуть трогает уголки губ и исчезает.

— Зачем искать? Оно само нас найдет.

— А потом?

— Потом? Потом оно убьет нас. Или мы его. Как повезет.

* * *

Наверное повезло им. Хотя, если знать все наперед — поди разбери кому повезло больше, может как раз чудищу.

Вот здесь, у обрыва.

Здесь было тихо, прохладно и пахло хвоей. Дождь чудесным образом кончился, и солнечные лучи плели в воздухе золотое кружево, пронизывая насквозь могучие кедры, густой фиолетовой тенью ложились на землю.

Где-то над головой трещала неугомонная сойка — пусть трещит, значит, у них еще есть время.

— Нужно выманить его из леса и сбросить вниз, — сказал царь.

Они с Меламом вернулись под утро, уставшие, но вполне довольные, и долго, едва ли не до утра еще что-то обсуждали, Тизкар слышал сквозь сон.

— Не очень-то высоко, — он с сомнением заглянул за край. — Вылезет.

— Другого ущелья у нас в запасе нет. Ноги переломает, уже хорошо. Потом хромого добьем, иначе к нему не подобраться. Стрелять бесполезно, у него шкура крепкая, так что пусть для начала об камни вниз головой полетает.

Царь прошелся по краю обрыва, поковырял землю ногой, заглянул вниз, переглянулся с Меламом... что-то они нашли там, не разобрать.

Царь, чуть напряженный в глубине серых глаз, но внешне спокойный, собранный, готовый в любую секунду кинуться в бой, как может быть готова лишь дрожащая на натянутой тетиве стрела.

Даже на войну ни разу так не готовился, как сюда.

Этана хмурится рядом — набычился, угрюмой скалой нависает над царем, смотрит с обрыва вниз, оценивает. И нежно прижимая к толстому пузу автомат, поглаживает его, беззвучно шевеля губами, словно разговаривает. Почему-то вдруг подумалось — Этана единственный из них, кого дома по-настоящему ждут. У него там семья, жена-красавица, ребенок вот-вот должен родиться, а может уже, вот пока он тут по горам бегает. И вернуться ему хочется, просто позарез, быть сейчас там, а не здесь, не упустить! Ведь все может случиться без него. Хотя тоже сам пошел, никто не уговаривал, может быть даже наоборот. Почему пошел? Так и не узнал, а сейчас не время. Сейчас только ляпни — он тебя за шкирку с этого же обрыва. И будет прав.

Такого буйвола, кажется, на чудище можно в одиночку выпускать — разорвет голыми руками.

Илькум, словно заведенный, носится вокруг. Его так и распирает жажда действия — скорей бы, скорей! Ждать невыносимо, когда так близко. А ничего, кстати, за ночь Этановых стараний мальчик вполне пришел в себя. Посмотрим, что ты умеешь, герой!

Мелам сидит в сторонке и ждет.

Сыро, скользко, за несколько дней все размыло, и пока не собиралось высыхать. Тут, если с разбегу, то и сам не заметишь, как полетишь вниз кувырком. Осторожней надо.

— Мы втроем: я, Тизкар и Этана, пойдем в лес, — сказал царь, — найдем стража, заставим его погнаться за нами и приведем сюда. Так что приготовьтесь побегать.

Тизкар прямо так с готовностью и кивнул. Вот это здорово ты, друг-царь, придумал! Бегун ты наш, горный козел! Побегать — это да! Оно за нами, а мы от него! Вот побегаем! Только пристрелит, как пить дать, хоть бегай от него, хоть нет. И ладно бы еще если только меня, или вон буйвола этого, а если тебя? Где нам потом нового царя искать? А? Как думаешь? Может пусть оно лучше само придет?

Прислушался. Нет, пока не идет еще, пока тихо, только сойка трещит.

— Илькум, — продолжал царь, — тебе найти дерево повыше и поближе к краю, чтоб можно было и в овраг стрелять. Нужно разбить этому стражу глаз.

— Один?

— Один у него глаз, Илькум.

Стрелок серьезно кивнул.

Тизкар смотрел на него и понимал — не боится парень, совсем не боится, серьезный такой, но словно в игрушки играет. То ли не верит еще до конца, что все происходит на самом деле, то ли... демон его разберет. Хотя стрелку-то что, ему бегать не надо, залез и сиди.

Царь долго объяснял как выглядит единственный глаз лесного стража, и куда бы еще, кроме глаза хорошо попасть, если повезет. Стрелок внимательно слушал, что-то спрашивал, кивал.

— Мелам, сам знаешь, бросать под ноги.

Дед тоже кивнул, послушно так, впрочем, они-то с царем наверняка ночью еще все обсудили. Ему достались две гранаты. Гранатой стража, конечно, не взять, но если под ноги, то поскользнуться должен. Хорошо бы взрывной волной отбросило вниз. Тогда полетает.

Царь окинул всех последним внимательным взглядом, неожиданно легко, весело ухмыльнулся, хлопнул ладонью по бедру, поднимаясь на ноги.

— Ладно, пошли.

И сердце ухнуло, заметавшись пойманной за хвост белкой.

Сейчас побегают!

Сначала, конечно, отошли немного в лес, пошумели-постреляли. Потом принялись ждать.

Сойка, она умная, благословенная богами птица. Как только умолкла, оборвавшись на полувскрике, сразу поняли — скоро. Спугнули сойку. Вот сейчас!

Ветка хрустнула. Потом тихо.

Тихо. Долго тихо. Потом...

Вон! Там! Что это?

Кажется, неторопливая тяжелая тень скользит между деревьями, Тизкар щурится, вглядывается до рези, но пока не разобрать. Идет? Тихий механический гул, короткий лязг в наступившей тишине.

Идет! Провалиться б ему в Илар! Идет!

Вроде и ждали, а все равно оказались не готовы вот так, глаза в глаза. Темные демоны ночи! Аж ладони вспотели разом, вцепившись что есть силы в холодный автоматный ствол.

Одними губами Тизкар бормочет проклятья.

Страшный он! Не реальный! Так не бывает! Не так Тизкар представлял себе грозного стража лесов. Думал, железный великан-человек придет с горящими глазами, думал, огнем изо рта пыхать будет, думал, ручищами кедры с корнем выдирать в гневе будет, думал... разное думал, но что бы так!

Нет. Не человек. Совсем не человек, не живой, и не демон даже. Нет у лесного стража ни горящих глаз, ни огнедышащего рта. Вообще никакого рта нет, не то что рта — головы. И рук нет. Вместо всего этого — четыре тонкие длинные, в два человеческих роста ноги, словно у гигантского паука, небольшое паучье плоское тело и шестиствольные пулеметы с обеих сторон.

Вот сейчас как жахнет из них, они и побегают!

Тизкар глубоко вдыхает, вглядывается, пальцы сами ложатся на курок. Только ведь без толку в него стрелять, что ему! Такую шкуру не прошибешь!

Сейчас?

Рубашка промокла и липнет к спине... ничего... Вдох-выдох. Ничего! Что нам чудища, и не такое... Ухмыляется про себя, криво правда ухмыляется, но ничего!

А страж двигается медленно, неторопливо, высматривая незваных гостей, осторожно переступает длинными паучьими ногами. Кажется даже — от такого убежать легче легкого. И Тизкар чувствует, как намертво прирос к месту, не может пошевелиться. А ведь пора! Давай! Сейчас! А то не убежишь!

Но первым срывается с места царь. Короткая очередь в воздух, и вот уже летит прочь быстрой стрелой.

Мгновенье, и страж рядом. Воздух взрывается рокочущим пулеметным огнем.

Еще мгновение! И, кажется, накроет царя с головой. Не убежит.

Еще мгновенье... Тизкар не успевает опомниться, как бежит и стреляет сам, привлекая внимание стража. Пусть лучше за ним. За ним! И вот уже, сломя голову несется, не разбирая дороги, перемахивая на бегу через канавы и поваленные стволы. Скорей! Вперед!

Никогда в жизни он так не бегал! Дыхание срывается в безумном ритме, горло режет, сейчас задохнется. Сейчас...

Страж мечется между ними бешеным тигром, то к одному, то к другому — хоть небольшой шанс уйти. Как хорошо, что их трое — один бы не выжил, не успел бы увернуться, уйти.