Повелители бабочек

— Я ведь уже сказал, непонятливый вы мой, — ухмыльнулся Роберт. — Не ищите её, она уехала из города.

Эта несносная снисходительная ухмылочка взбесила меня.

— Куда ты её дел, отвечай, сволочь! — рыкнул я.

Он повернулся ко мне лицом, его зрачки расширились.

— Полегче, друг мой.

— Какой я тебе, на хрен, друг? Отвечай, куда ты дел Майю?!

Окончательно сойдя с ума от бешенства и отчаяния, я кинулся на него с кулаками... И отлетел через всю комнату, опрокинув диван. Этот парень, как мне показалось, и пальцем не шевельнул, а отбросила меня какая-то невидимая сила. У Роберта даже стрелки брюк не колыхнулись. Я лежал за диваном, обездвиженный болью во всём теле, а он всё с той же усмешкой склонился надо мной.

— Лучше не лезьте на рожон, Ярослав. Вы против меня — ребёнок.

Ощущения были такие, будто по мне проехал асфальтоукладочный каток. Все мышцы взрывались от боли при малейшей попытке пошевелиться.

— Майя уехала, оставила вас. Точка. Искать её, а также болтать о том, что вы узнали благодаря её несдержанности на язык, не советую: бабочки могут прилететь и по вашу душу. Ну, если не по вашу, то вашей дочери: у неё, в отличие от вас, защита не стоит. Раз Майя всё-таки сделала вас посвящённым, соответствуйте этому званию. И тогда, может быть, вы даже сможете рассчитывать на долгую жизнь без болезней и проблем. Мы можем это устроить. В противном же случае...

Я смог издать только ворчание, как больной пёс. Роберт фыркнул, похлопав меня по плечу.

— Отдыхайте... И берегите себя.

Лето кончалось, унося с собой счастливого человека. Наступающая осень возвращала на место того, кем я был прежде — вдовца с тринадцатилетней дочерью. Кладбищенские берёзы сочувственно шелестели, роняя на аллеи первые жёлтые листья, родное лицо смотрело с гранитной плиты куда-то вдаль, сквозь меня. Капли мелкого дождика попадали в пластиковый стакан, словно силясь разбавить то, что там было налито. Но их попытки уменьшить крепость не увенчались успехом. Я проглотил жгучую тоску, одним махом вылив её в себя.

Дашка учуяла во мне эту тоску сразу. В её взгляде отразилась боль и бесконечная усталость.

— Папа, тебе же на работу завтра... Зачем?

— Затем, что сил моих больше нет, — выдохнул я, устало рухнув на диван.

Наверно, не стоило так отвечать, взваливая на её хрупкие плечи свою боль. Если нет сил у меня — откуда они возьмутся у неё? Если я свалюсь, что будет с ней? А Дашка уже завсхлипывала — тоже как-то устало и безысходно, не по-детски.

— Папа... Я знаю, ты расстался с ней из-за меня... Потому что я не хотела, чтобы у тебя кто-то был после мамы... Я боялась, что стану тебе не нужна...

— Дашунь, ну что ты... — начал я.

— Нет, — перебила она. — Верни её, если хочешь... Я просто хочу, чтобы ты жил. Чтобы ты был счастлив.

Я сгрёб её и прижал к себе, запустив пальцы в её длинные мягкие волосы — как каштановый шёлк. Татьянина тёмная масть в ней победила мою светло-русую; иногда меня брала оторопь от того, как Дашка была похожа на мать. А голоса у них — вообще один в один.

— Оказывается, ты у меня стала совсем взрослой... Но, Даш, ты здесь ни при чём, это правда, поверь мне. Всё будет хорошо. У нас с тобой всё будет нормально, запомни. И не расстраивайся.

Легко сказать: «Всё будет хорошо». Это надо ещё как-то сделать. Сделать, чтобы у Дашки не было больше причин для слёз, чтобы у меня самого не ныли шрамы на сердце — уже два, а не один. Как всё это устроить?

— У меня костюма для школы нет, — вдруг пожаловалась Дашка, шмыгнув носом.

— Как это — нет? — пробормотал я. — А тот, зелёный... в клеточку?

— Пап, ну я же ещё расту, — укоризненно ответила она. — Маловат уже.

Крякнув, я поднялся с дивана.

— Ну, тогда пошли покупать.

Она глянула на меня с сомнением.

— А ты... в состоянии сейчас идти?

— В состоянии нестояния, — пошутил я. — Да нет, я всего-то граммов сто пятьдесят выпил, не больше. — И достал из кармана початую четвертинку. — Это я даже допивать не буду.

— Ой, не нравишься ты мне, — скептически покачала она головой.

— «Не нравишься», «не нравишься», — буркнул я. — Только костюм-то тебе всё равно нужен, так ведь? Ничего не поделаешь. Иди, одевайся.

Мы поехали в торговый центр. В отделе одежды для школьников просто глаза разбегались от разнообразия ассортимента.

— Ну, тут ты уже давай, сама выбирай, — сказал я. — А я — с кошельком наготове.

Покупать одежду Дашка умела. В этом она была асом — даже мне костюмы, рубашки и галстуки подбирала с безукоризненным вкусом, так, чтобы всё сочеталось и смотрелось. Размеры — все эти европейские, американские, российские шкалы — были для меня непостижимой наукой, а Дашка разбиралась в них, как в таблице умножения. Она бродила вдоль вешалок с костюмами, деловито разглядывая ценники и ярлыки.

Примерив с десяток моделей, она сделала выбор. Жакет из строгой ткани под твид, такая же юбка со складками и белая блузка с узеньким галстуком — всё это сидело на ней безупречно и смотрелось качественно, дорого и элегантно, в английском стиле.

— Пап, этот, — объявила она, когда я заглянул в примерочную.

— То, что надо, — одобрил я.

Поднимаясь по лестнице к нашей двери, я машинально проверил почтовый ящик. Захватив газету, рекламные листовки и какое-то письмо, я открыл дверь и пропустил Дашку вперёд. Она сразу побежала ещё раз примерять новый костюм — как будто в другом зеркале он выглядел бы иначе — а я надорвал конверт. Оттуда выпала открытка.

«Ярослав,

Прости, что я так внезапно уехала. Так было нужно. Мой брат тут ни при чём: он меня не одолел, я продолжаю идти выбранным путём. Но то, что я делаю, требует полной самоотдачи, поэтому я вынуждена быть одна. С тобой я не удержала дистанцию, позволив эмоциям завладеть мной. Но это было прекрасно, не скрою. Все трудности своего пути, которые обычному человеку, увы, не по силам, я забираю с собой, а тебе оставляю наше короткое летнее счастье. Оно никуда не делось — просто раздвинь занавес печали и впусти его, позволь ему наполнить твой дом светом. Теперь всё будет хорошо.

Мысленно с тобой,

Майя».

Обратного адреса не было. Четвёртое «теперь» пахло мёдом, летней жарой, ягодами и свежестью грозы, а на моих пальцах, державших открытку, осталась золотая пыльца.

А в вечернем выпуске новостей сообщили о том, что в торговом центре было заложено взрывное устройство с таймером. На кадрах сюжета я узнал отдел одежды для школьников, где мы с Дашкой были сегодня. Целый час мы ходили мимо чёрного пакета, «забытого» в неприметном углу, и ничего не случилось. Время на таймере истекло, но бомба так и не взорвалась «по невыясненным техническим причинам».

Да, я не собирался допивать четвертинку... Но после этих новостей сделал это, чтобы меня не трясло. Дашка сидела за компьютером в наушниках.

«Вот оно», — стучало у меня в висках. Самая первая бабочка, упавшая на книгу... «Рядом будут и другие люди. Это событие сотрётся и из их судеб — через тебя». Эхо слов Майи гулко отдалось в ушах. Всё сходилось. Люди действительно были — другие покупатели, и никто не пострадал. Я не мог проверить, поставили ли тому парню с колеса обозрения какой-то диагноз, но сегодня в случае с нами это сработало. А бомба — нет.

ТЕПЕРЬ всё будет хорошо.

Я раздвинул занавески... Занавес печали. Серое небо в тучах. Мда, видимо, не хотело лето подарить нам на прощание лучик солнца. А если попросить? Надеясь на чудо, я дунул на пальцы, на которых ещё оставалось немного пыльцы.

Солнце, ну пожалуйста!

* * *

Princess Arlene's Sanctuary.

Дата: 12 сентября. Настроение: как лучик солнца в осеннем небе. Музыка: Scorpions, «Wind Of Change»

Папа открыл на литературном сайте страницу с мамиными стихами. Так странно: её уже нет, а её мысли и чувства будут доступны людям. Её голос звучит в этих строчках, они даже пахнут ею. Цвет её глаз и волос отразился в них. А когда читаешь эту тетрадку с чёрканными-перечёрканными строчками, она воскресает в них вся. Вот ей не понравилось слово, она заменила его. Вот исправила описку. Вот переделала полностью четверостишие. Думала, подбирала слова. Когда я смотрю на страницы, она как бы предстаёт передо мной живая... Я даже как будто вижу её пишущую руку.

Вот одно из её стихотворений, которое она написала незадолго до своего ухода.

**

На восходе, лишь туман

схлынет,

К сонной я приду реке —

в белом.

Путь мой воском на воде

вылит:

Где лишь слово — грех, а где —

дело.

Дожидается челнок

лёгкий,

Не торопит: всё равно

сяду.

Ветерок погладит мне

щёки...

Ты со мною посиди

рядом.

Помолчи, не надо слёз

горьких —

Пусть поплачет над водой

ива.

Встретили с тобой мы все

зорьки,

Для меня они вовек

живы.

Белым волком прилегло

Время

На далёком берегу

Леты.

Вереницею людей

племя

Уплывает, не вложив

лепты.

Время-волк, ты мне не дашь

форы,

Приподнявшись, заворчишь

глухо.

Не волнуйся: доплыву

скоро,

Обниму и почешу

ухо.

*

А воскресенье мы ходили гулять в парк. Карусели ещё работали, и мы прокатились на колесе обозрения. День был тёплый, но пасмурный. Хотелось солнца. Папа предложил:

— Хочешь, сделаю хорошую погоду?

Я засмеялась, подумав, что это шутка.

— Нет, правда. Я теперь умею, — настаивал папа.

Он закрыл глаза и улыбнулся небу. Через минуту или две в облаках показался голубой просвет. А через десять — солнце уже светило вовсю.

— Ты просто угадал, — не поверила я.

— Ну нет, разве можно это угадать так точно? — засмеялся папа. — Говорю же, ТЕПЕРЬ я умею.

Комментарии: 2

Katenok: Слушай, это звучит, как финал рассказа ^_^ Здорово. Попробуй, напиши, а?

Princess Arlene: Ну... Может, и попробую)) Наверно, ТЕПЕРЬ должно получиться...

Эпилог

Тополя шелестели и шептали о счастье, карусели гудели и скрипели механизмами, а в пакетике вместо сухарей была огромная, как сливы, земляника. Неправдоподобно крупные ягоды с тупыми прямоугольными кончиками... Руслан почему-то так удивился, что чуть не проснулся, но всё-таки удержался в сновидении. Он достал одну ягоду и поднёс ко рту, но увидел покрывавший её тонкий золотой порошок.

Звенящая невидимая нить, натянувшись, заставила его поднять голову к синему чистому небу. Колесо обозрения медленно вращалось, и в одной из его кабинок горело на солнце золотое руно волос Майи. Руслан напрягся, устремляясь всей душой вверх, и его ноги оторвались от асфальта.

Миг — и он уже сидел в заветной кабинке рядом с Майей. Вопросительно показал ей ягоды, а она улыбнулась:

«Угощайся на здоровье. А мне пора. Не ищи меня больше, я не приду. У тебя всё будет в порядке».

Она встряхнула золотой гривой, раскинула руки и огромной бабочкой вылетела из кабинки.

...За окном бушевала метель, уличные фонари выхватывали из утреннего мрака беснующееся снежное безумие. На плите уютно шумел чайник, а на кухне по-новогоднему пахло мандаринами.

— Руся, ты чего опять тут? Температуру мерил?

Мама озабоченно попыталась пощупать лоб Руслана. Он с усмешкой уклонился от её руки.

— Мам, да всё нормально. Тридцать шесть и шесть. Всё будет хорошо.

14-23 мая 2012 г