Хроники Небесных Светил (Общий файл)

Монах опять скованно поклонился.

— А теперь, ваше величество, можем ли мы поговорить наедине?— спросил Тэкар.

— Я тоже останусь!— взвилась Элизабет.

Все монахи, за исключением Тэкара, вышли. Проводник остался в кабинете.

После непродолжительного времени, Тэкар вышел, и зашла Кларисса. Рафаэль решил зайти последним — уж очень страшно было заходить в кабинет и расспрашивать что-либо у короля.

Когда он заходил в кабинет, сердце его гулко билось, словно загнанная птица, а колени и руки предательски дрожали.

Людовик, нетерпеливо ерзая, сидел в кресле. Рядом пристроилась Элизабет. Когда Рафаэль сел в кресло, её глаза заинтересовано заблестели.

— Скажите, были ли у вольного раны?— взволнованно начал юноша, раскладывая чистую бумагу и беря наизготовку перо.

— Да, тонкий порез на шее. Такой тонюсенький, как ниточка,— быстро выпалила Элизабет, пристально наблюдая за каждым движением монаха.

— Лизи,— сдерживая улыбку, нахмурился король.

Девушка недовольно надула губы и стала дергать одну из многочисленных косичек на голове.

Рафаэль заскрипел пером, записывая данные.

— Крови?

— Немного. Но рана глубокая, как будто её сделали лезвием для бритья.

— Когда и кто его нашел?

— Недели две назад. Дозорный Марк. Он заступил на пост и проверял окрестности.

— А другой дозорный, перед Марком?

— Он взят под стражу. Каким надо быть слепцом, чтобы не заметить труп на своем участке!— возмущенно воскликнул Людовик.— Вы сможете с ним поговорить. Кстати, у ноомов тоже есть такой осел, который не видит ничего дальше своего носа. Вот вам и жесткая дисциплина!

Рафаэль кивнул и неуютно поерзал под пристальным взглядом Элизабет.

— А место, где нашли пастуха...

— Охраняется. К нему никого не допускают,— перебила принцесса.

— Родственники?

— Никого не нашли. Этот ничейный народ почти не хранит свои летописи. Знаний у них хватает только на то, чтобы не женится на своей родной сестре, или не затащить в койку своего дядю,— с некоторым презрением сказала девушка.

Рафаэль все старательно записал и, потеребив перо, неуверенно спросил:

— А теленок?

Элизабет и порядком уставший Людовик, удивленно переглянулись.

— Он... он лежал рядом с пастухом,— морща лоб, вспоминал король.— Мне доложили, что ран не было, казалось, он просто лег и умер.

— И где сейчас... их тела?— запнувшись, спросил юноша.

— Вы сможете их осмотреть,— сказал король, но нахмурился, увидев, как заблестели глаза Элизабет.— Без тебя, дорогая.

Девушка фыркнула и демонстративно отвернулась.

— Благодарю вас, ваше величество,— Рафаэль быстро собрал исписанные листы и перья.

Людовик отмахнулся и с наслаждением потянулся.

— Никогда не думал, что отвечать на вопросы и ничего при этом не делать так утомительно. Ладно, сейчас вас проводят к телам, завтра вы поговорите с задержанным. А мне надо принимать лунных послов,— поморщился король.— Этот глупый праздник Цветущей Радуги мне уже порядком надоел.

Рафаэль собрал вещи и вышел вслед за проводником, где их уже ждали остальные монахи.

Тела лежали в подвалах огромного солнечного замка. Подле них стояли хмурые стражники в латах, сверкающих в неровном свете факелов.

Рафаэль вошел в холодное помещение первым, проводник тенью возник за его плечом. Юноша боязливо посмотрел на тела и неуверенно обернулся к темной фигуре. Проводник подошел чуть ближе, в тени капюшона сверкнули темные янтарные глаза.

Рафаэль осмотрел пастуха. Простое смуглое лицо, тонкие губы плотно сжаты, кривой нос. Седые волосы заплетены в причудливую косу, которую носили только вольные. Выбившиеся пряди висели сосульками, испачканные кровью. На шее — тонкий порез. Кровь коркой засохла на коже, словно старик просто случайно порезался. Вся одежда, сшитая из грубой войлочной ткани, испачкана капелями крови. Больше он ничего не нашел. Скудные пожитки и деревянные браслеты, обереги и бусы были не тронуты.

На теленке ран не было. Зато одно ухо сильно опухло, внутри Рафаэль нашел большого, раздувшегося от крови клеща.

Уже потом, сидя за столом в обеденном зале, Рафаэль понял весь ужас произошедшего и содрогнулся. Даже роскошный ужин не отвлек юношу, и весь вечер монах подавленно пил вино, вяло отвечал на расспросы Элизабет, её неугомонного брата и своих спутников.

Только в своей спальне, опустив руки в журчащий фонтан, он смог успокоиться и обдумать весь этот тяжелый день. В голове роились тысячи мыслей, и юноша никак не мог сосредоточиться. Он стал ходить по комнате, изредка заглядывая в свои записи и делая новые пометки. Завтрашний разговор с заключенным тенью нависал над Рафаэлем, заставляя его ежится.

В дверь тихо постучали, за ней оказалась принцесса Элизабет с застенчивой улыбкой на губах. Рафаэль впустил тихо озиравшуюся девушку и сбивчиво спросил:

— Вы что-то хотели, принцесса Элизабет?

Девушка, не переставая улыбаться, затараторила:

— Ты себе не представляешь, как скучно жить в четырех стенах. Каждый день слушать нудные речи всяких советников и родителей. И знать, что изменений все равно не будет. Единственное мое развлечение — это поездки на лошади, но теперь, когда убили этого варвара, меня совсем перестали выпускать за пределы замка.

Рафаэль незаметно попятился назад, стараясь придумать хоть какой-нибудь предлог. Кажется, он уже догадался, что будет дальше.

— И тут появляетесь вы. Искатели приключений. Все в пыли и грязи.... И ты. Такой загадочный и скрытный.

— Но как же проводник? Он тоже...— залепетал юноша.

— Я знаю, что он прячет под капюшоном,— отмахнулась Элизабет.— А ты, прибывший из таинственного монастыря. Из Параллельного леса. Другие монахи не такие. Тэкар слишком стар, Манго некрасив, а ты совсем другое дело.

— Леди, вы создали себе ложный идеал. Если я ношу капюшон, то это точно не из романтических соображений. Возможно, мое лицо покрывают страшные шрамы,— запротестовал Рафаэль.

— Такого просто не может быть. Я верю, что ты красив!— запальчиво возразила девушка.— Давай убежим! Мы скроемся в лесах или даже переплывем море Зари, подкупив моряка. Скроемся от этих узколобых снобов...

Скрипнула открываемая дверь. Тихо ступая, в комнату вошел проводник. Он встал позади Элизабет и, развернув её к выходу, мягко подтолкнул в спину. Девушка ойкнула и птичкой вылетела из комнаты. Проводник оглянулся на Рафаэля, юноше показалось, что он его осуждает.

— Я не... подожди,— юноша схватил его за плащ.— Я этого не хотел. Она сама пришла...

Проводник развернулся и сложил руки на груди.

— Ты не мог бы еще остаться еще немного? Боюсь, она от меня не отстанет.

Проводник сел в кресло и поднял голову на Рафаэля.

— А пока я тебе расскажу свои мысли, все равно мне сейчас толком не сосредоточится,— начал юноша.— Так, начнем...

3 глава.

Млечная река, одна из притоков Гранитной реки, светлой лентой извивалась в нескольких метрах от стоянки Хохлума. Ее тихое журчание и разбудило парня. Он тяжело поднялся с холодной походной постели и стряхнул с плаща капельки россы. От реки веяло прохладой, а давно угасший костер грустно смотрел на Хохлума обгоревшими углями.

Парень поежился и поспешил развести огонь. После, выпив горячего чая и перекусив сухарями с сыром, он подошел к быстрой реке и умылся.

Когда парень собирал свои немногочисленные пожитки, к нему в спину мягко толкнулся Нормен. Хохлум погладил коня по бархатному носу и неспешно оседлал его. Это был отличный, длинноногий, белый конь. Нормена Хохлум выиграл в состязании менестрелей, в Лунных холмах. Тогда он спел про падшего и лунную жительницу. Всем понравилось, а Хохлум выиграл коня и двести грилов.

Но сейчас он собирался на более великое событие. Праздник Цветущей Радуги должен был начаться через несколько дней, а молодому менестрелю еще предстояло посетить Лунный обелиск и успеть на Площадь Согласия.

Солнце медленно выкатилось на небосклон, освещая холмы в золотые цвета. Еще не испарившаяся роса драгоценными камнями блестела на каждой травинке. Медленно исчезающий туман, также окрасился в золото, превращаясь в золотистое марево, стелющееся по земле. Хохлум подставил лицо первым лучам и легко запрыгнул в седло. После, тронул пятками бока Нормена. Он улыбнулся, представив, как они выглядят со стороны. Белоснежный конь, а на нем сидит высокий, матово загорелый парень.

У Хохлума были черные, без единого просвета радужки глаз. Хотя, на самом деле глаза у него были карие, но при нужном освещении, они казались черными колодцами. Тонкий длинный нос, и плотно сжатые губы, нижняя чуть полнее верхней. Левую строну лица, украшала стилизованная татуировка, на которой, если присмотреться, можно было узнать колибри. Она начиналась от брови и заканчивалась чуть ниже высоких, ярко выраженных скул.

Татуировку должен был иметь каждый менестрель, прошедший обучение у своего учителя. Каждому менестрелю подбиралось свое животное, свой символ, похожий по характеру. Хохлуму выбрали колибри — он был такой же быстрый и неугомонный.

Хохлум был вольным. Он не поклонялся ни Солнцу, ни Луне. Вольные поклонялись природе, стихиям и богам, вышедшим из природы. А светила были лишь глазами богов, которые следили за смертными. Хохлум чтил бога творения Янука. Янук вышел из быстрого ветра, резвившегося на равнинах вольного народа. Это был бог в двух обличиях. Стройной девушки красавицы и со спины таким же красивым парнем. И Янук помогал молодому вольному. Именно поэтому Хохлум носил его изображение на шее, среди множества других оберегов, амулетов и бус.

Хохлум был одет как все вольные. В белую холщовую рубаху, с просторными рукавами, короткие шаровары, доходящие до колен высокие сапоги из мягкой и очень удобной кожи. Рубаху подпоясывал темный платок, к которому крепились ножны, с тонким, изогнутым клинком. Свои жесткие черные волосы он собрал в многочисленные косички, вплел в них различные обереги и амулеты и собрал их в хвост.

Нормен мягко скакал по холмистой местности, как будто по ровному полю. Его мерный бег успокаивал и убаюкивал. Хохлум покрепче затянул мешок, где лежал тонкий струнный инструмент и, пристроив его за плечом, пришпорил коня.

Вдали, в предрассветной дымке высился Лунный обелиск. Он призывно блестел в ранних солнечных лучах. Менестрель задрал голову и стал любоваться тонким длинным шпилем, высившимся на несколько метров над землей, и большим полукругом на его вершине.

Да, Празднику Цветущей Радуги предстояло стать великим событием. Хотя он проходил каждые пять лет, сейчас его ждали особенно сильно. Вот уже два месяца на вольных равнинах не было дождя, трава пожухла, а урожай вскоре должен был погибнуть. Вольные только и жили дождями, на их землях почти не было рек и людям там приходилось туго.

Хохлум нетерпеливо приподнялся в стременах и вгляделся вдаль. Вокруг обелиска стояло нечто, вроде монастыря. Там следили за обелиском, а в Праздник давали убежище тем, кто захотел насладиться зрелищем обелиска в тот момент, когда проснется Радуга. Сейчас вокруг монастыря разбивали палатки те менестрели и барды, искатели приключений и историки, что не пользовались уважением или были только новичками. К счастью, Хохлум был уже знаменит после победы на турнире и заслужил уважение императора Лунных Холмов. Менестрель стал работать при дворе императора Роммара, но долго не прослужил и ушел в странствия.

Нормен всхрапнул и мотнул головой, почувствовав чужого.

— Стой, кто идет?— из-за холма показалась всклоченная голова, а после и её хозяин. Молодой парнишка держал в руках длинное копье, нацелив его в менестреля.

Скучающий взгляд скользнул по одежде, татуировке. Молодой дозорный зевнул:

— Проходи, Хохлум Колибри. Вас ждет Мелиса Лебедь.

Хохлум кивнул и медленно повел Нормена к лагерю бардов.

Все еще спали, лишь перед несколькими палатками трещали костры. Парень спешился и радостно приветствовал Карла Ящерицу, одного из немногих, кто проснулся.

— Ну, наконец!— пробасил здоровенный детина, заключая Хохлума в медвежьи объятия. Кости молодого менестреля опасно затрещали, а баллум — струнный инструмент, натужно зазвенел.— По каким полям носило моего худосочного приятеля?

— Да вот, с Солнечного обелиска приехал,— улыбнулся Хохлум, растирая руки и снимая баллум.

— Здорово, Нормуша,— Карл потрепал белогривого коня и сел перед костром.

Карл так же, как и Хохлум был вольным. Почти все левую строну лица, украшала большая татуировка, переползавшая на лоб и скрывающаяся в коротком ежике волос. Карл провел рукой по волосам и поморщился.

— Подпалил,— пробормотал он.— У костра заснул, а они возьми, как вспыхни. Еле глаза спас.

Хохлум покачал головой и с опаской потрогал свои многочисленные косички, собранные в хвост на затылке.

— А где Дикий Пес?— спросил Хохлум, доставая мятные листья для чая.

— Он на Солнечном,— махнул рукой Карл, заливая чай кипятком.— Он здесь недели три посидел, а потом вдруг сорвался.

— А ты получил разрешение на Площадь Согласия?— Хохлум отпил горячего напитка и блаженно облокотился на камень.

— Да тебя ждал,— Ящерица опустил взгляд и стал теребить свои браслеты.— Меня ж, дальше внешнего двора не пускают. А от этого магистра меня в дрожь бросает. Дикий Пес пробил себе через Пуму Нэл и смылся...

Хохлум ухмыльнулся и хлопнул друга по плечу.

— Не волнуйся, найдем местечко,— с этими словами, менестрель поднялся на ноги и добавил.— Ты случаем не знаешь, что Мелисе от меня надо?

Карл широко ухмыльнулся и сказал:

— А то ты не знаешь! Она тут все носилась, тебя искала. Меня раз двадцать дергала, будто я тебя под плащом прячу.

Хохлум пожал плечами. Взяв под уздцы Нормена, отправился к суровой на вид крепости.

Возле дверей его встретил слуга и, скользнув взглядом по татуировке, провел менестреля в замок.

У дверей отведенной ему комнаты уже ждала Мелиса Лебедь. Она была ноомка — бледная кожа, светлые волосы собраны в тугой узел, тяжелое серое платье, какие носят только ноомы, обтягивает тонкую фигурку. Мелиса прямо смотрела на Хохлума. У неё были мягкие черты лица, заостренный подбородок, серые глаза и тонкие губы, левую сторону лица украшала изящная татуировка с изображением взлетающего тонкошеего лебедя. В руках Мелиса вертела серебристую свирель.

— Где тебя так долго носило?— вместо приветствия напустилась девушка.

— Мне тоже очень приятно тебя увидеть,— с улыбкой сказал Хохлум, проходя в свою комнату.

— Это, конечно, очень мило, но у меня для тебя есть такая новость, что ты тут же забудешь про свой сарказм!— Мелиса зашла вслед за парнем и прикрыла дверь.

Менестрель бережно положил баллум на стол и протер шелковым платком.

— Присаживайся,— Хохлум указал на диван.— Так что тебя привело ко мне... опять.

Мелиса залилась краской и стала нервно разглаживать складки на платье.

— Я... в общем...— начала бессвязно бормотать девушка.

Хохлум сел рядом с ней и внимательно стал слушать. Мелиса тряхнула головой и продолжила уже более решительно.