— Последняя моя затея государь — я подвел его к паровой машине, со стоящим рядом с ней Саввой. Как только Федор Иоаннович с боярами подошел ближе, Савельев бухнулся в ноги.

— Велю встань. — Обратился глава государства к литейщику. — Что сие за механика такая?

— Се государь паровая машина коея может круглый год вращать валы на мануфактурах, за место водобойных колес. А построена она литейщиком твоего пушечного двора Федором Савельевым.

— Ты сработал? — Обратился царь к Савве.

— Азм, во славу царствия твово, великий государь.

— Борис Федорович проверь затею сию, коль увидишь в ней пользу, велю сего мастера наградить и поставить головой.

— Абие порадовал ты меня брате. Иной раз месяцы бывают впусте, або зараз столь новин чудесных. Заслужил наш жених красавицу невесту! На когда назначил ты свадьбу Борис?

— Через два дни государь. — Ответил Годунов.

— Что же Димитрий, дарами хитрыми потешил ты меня. Не запамятую, отдарюсь. Но ныне пора мне в кремль возвертаться. Службу стоять. — Царь подал мне руку. Я приложился, и он убыл с боярами в резиденцию.

Обессилено присел прямо на паровик. Эта презентация выпила все эмоции. Потешные сломали строй подошли кланяться. Кто мог подумать, что княжеская затея принесет столь пользы: каждый минисолдат освоил грамоту, счет, получил основы воинского дела, а уж честь царская в виде угорского. Тех балбесов, что отказались от угличского потешного войска отцы до смерти шпынять будут.

Савельев подошел:

— Спаси тебя Христос князь. Прости, не верил азм твоим бахвальствам про царя! А ныне честь великая, да государь посулил головою поставить.

Потешных отпустил гулять в Москву, Федора же устало пожурил:

— Федор, Фома ты не верующий, знаешь ли, главное богатство на Руси каковое?

— Каковое?

— Люди умелые да смекалистые Федя, люди!

У того заблестели глаза от слез, такого нынешние князья да бояре ни в жизнь не скажут. Он, молча, поклонился и ушел.

На следующий день с имения вывезли подарки царю, а на двор зачастили бояре, да именитые торговые гости. В основном все хотели купить оконное стекло да зеркала царские для теремов своих, но некоторые интересовались сабельным мастером, а кто-то хотел ружье как у царя. Я всем пообещал товары в скорости, но оговорился о ценах: де торговлей занимается ключник мой Ждан. Присылайте, мол, тиунов своих они дело сладят.

Глава 6.

За день до свадьбы снова приехал Годунов. После приветствий перешел к делу:

— Царь и великий князь всея Руси оказывает нам великую честь. Повелел обкручивание и брячину свадебну провесть в Большой Золотой палате, оную Грановитой такоже рекут. Тако токмо цари свадебку играют. Государь вельми удоволен твоими дарами и вежеством. Тебе княже ничего делать не надо, чего понадобится то азм сам обскажу. Олафу кому надоть от твоего имени поднесу, або ты в делах столичных совсем дитё. Одежу деля свадьбы тебе в вечор ныне пришлю. Не доверяю азм твоим холопам. — Покуда обсуждали свадебный чин, во дворе раздалось шипение и ритмичный стук. — Что сие деется?

Мы с боярином вышли на крыльцо. Федор Савельев, как приехал Годунов, по моему знаку раскочегарил паровик. Теперь он ритмично двигал кривошипно-шатунным механизмом и впустую вертел шкивом.

Годунов посмотрел, плюнул и вернулся в горницу. Я показал Федору, что все в порядке и паровик можно гасить.

— Не ко времени баловство! — Пожурил меня будущий тесть. — Ныне думай токмо або свадьбе. Абие обкручивания поведут вас в Благовещенский собор на венчание, опосля обратно в Золотую палату на свадебный пир, молодым ести и пити обычай не велит, тако ты с вечера обильно яств вкуси, дабы не алкать кушаний голодным оком. Государь опочивальню вам отделил в царских палатах на перву ночь, бо не по обычаю дочь из отцовского дома забирать и до опочивальни обратно в тот терем вертаться. Тысяцким твоим будет Васька Шуйский сын Иванов, мне ровесник, человек он пустой, но знатен вельми. Держи себя строго, чести не урони. Своих дворовых не бери, на брячине собрались зело вятшие гости, худородным там бысть невместно. Ну, помогай Бог! — Годунов перекрестил и отбыл.

Наутро началась суета. Понаехало множество нарядных дворян, никого из которых я не знал, позже прибыл в золоченой карете невысокий ростом боярин в богатых одеждах и горлатной шапке. Князь Шуйский. Поздоровался небрежно. По спесивому и недовольному виду я понял, что он видимо был не рад, назначению распорядителем на свадьбе незаконного царского сына. Потаскался по двору, брезгливо осмотрел паровик с закопченной топкой.

Ждан с прислугой помогли одеться. На шелковое исподнее, темно синие штаны, зеленый с золотой нитью кафтан, и красные сафьяновые сапоги, сверху надели охабень с длинными, почти до земли рукавами. Хорошо в рукавах были прорези, а то ходи целый день без рук. Охабень с большим отложным воротником был так плотно заткан золотыми нитями, что узор казался не читаемым. Шапки не подали.

Ближе к обеду в карете с Шуйским отправились в кремль, свадебные дружки ехали верхами вослед. Двигаясь по Знаменке, по Боровицкому мосту, миновали ряд укреплений и через Боровицкую башню попали в краснокирпичную крепость. Среди деревянных строений кремля изредка попадались каменные здания, в основном храмы. Подъехали к Грановитой палате, влево от неё тянулся длинный переход с богатым входом. К карете подбежал прислужник и что-то сказал Шуйскому. Тот кивнул и дал мне знак на выход. По Красной золотой лестнице, примыкавшей к палате, мы поднялись по ступеням, покрытым коврами, с тремя площадками-отдыхами, где на перилах сидели золоченые каменные львы, и повернули на право, следом шла свита жениха. В просторном прямоугольном помещении, именуемом Святыми сенями с искусным декором стен, стоял церковник со служками, сильно пахло курящимся ладаном. Боярин подвел меня к священнику. Тот благословил и дал знак на открытие дверей. Затем вся процессия вошла в главный зал.

Да, после маленьких клетушек нынешних деревянных, да и каменных домов это действительно была Царская палата. Огромный, с удивительным по своей гармоничности крестовым четырехсводчатым потолком, опиравшимся на центральный столб, зал, расписанный, сценками церковных сюжетов и зарисовками из жизни московских князей, яркими праздничными красками. Небольшие спаренные стрельчатые окна в переплетах со слюдяными пластинами, давали очень мало света, и по залу были развешаны медные паникадила с множеством восковых свечей. Учитывая насыщенный фон стен и сводчатого потолка, гостей, одетых в яркие золоченые одежды, блеск драгоценных блюд на столах и мягкий свет от свечей, казалось, что мы вошли прямо в сказку.

Князь Шуйский подвел меня к царю, под благословение, затем оставил около центрального столба и отошел к Годунову. Теперь мне удалось, как следует осмотреться. Зал имел квадратную форму, вдоль стен тянулись лавки, покрытые коврами. Справа в дальнем от входа углу на помосте-рундуке стояли два трона, на которых сидела царская чета. Перед ними находился небольшой стол. Чуть левее, тоже на возвышении, но пониже, стол с богатыми скатертями в несколько слоев, двумя стульцами, сейчас пустыми. Влево от мест новобрачных тянулся углом длинный стол плотно занятый нарядными гостями, вправо от царского места также стояла божья ладонь, за ней сидели церковнослужители. Вокруг центральной колонны тянулись полки, на которых была выставлена богатая золотая утварь.

Подошел тысяцкий и подвел невесту. Её небольшую фигурку укутывали тканые золотом одежды, украшенные самоцветными камнями. Голову и лицо укрывал платок.

Нас усадили за свадебный стол. Священник начал читать молитву. Подошла боярыня и торжественно, вымоченным в блюде с вином богатым гребнем расчесала мои волосы. Смысл обряда остался мне неизвестным. Затем сняли с головы Ксении венец, расплели косу, также расчесали её черные локоны тем же гребнем и, заплетя две косы, заправили их под женский головной убор. После её снова накрыли платком и, обмахав нас связками собольего меха и, обсыпали каким-то зерном.

Шуйский показал жестом, что надо выйти из-за стола. Я вышел, невесту вывели подружки. Подошел Годунов с красивой витой кожаной плетью. Подойдя к дочери, он поцеловал её, и слегка хлопнув по плечу, передал мне плеть со словами:

— Азм дочь ростил в благочестии и послушании, даю её тебе, береги жену свою. — Затем указав на меня, приказал дочери:

— Ксения, вот твой муж. Он хозяин твой, люби, почитай и слушайся его во всем. Спаси Христос.

После обряда мы поклонились царю. Государь встал и предваряемый священниками отправился на выход. Мы следом, за нами дружки и гости. Венчание запомнилось теснотой Благовещенского собора, может из-за большого количества гостей, приторным запахом ладана, и тем, что хотелось есть.

После возвращения в Грановитую палату и рассаживания гостей Федор Иоаннович благословил молодоженов и пожаловал мне в кормление город Тверь с окрестностями, а также приказал возвести терем для меня в Московском кремле. После непродолжительного присутствия он с женой удалился с пира.

Годунов тоже что-то пожаловал, приданным долго хвалился, но я уже подустал от избытка впечатлений и потерял нить тоста. Спустя некоторое время нас проводили из зала в опочивальню. Стол, рядом с высоким ложем, укрытом мехами, был уставлен блюдами со свадебного стола.

Дурацкая ситуация — подумал я — вот передо мной законная жена, надо теперь с ней познакомиться.

Ну конечно, по прежней жизни, был у меня кое какой опыт. Немножко поболтали, поели, выпили вина. Я рассказал, как на охоту на зайца ходил с мешком, морковью, да понюшкой табака. Она посмеялась, но сказала, что байку ту уже слышала. В общем познакомились. Дело то молодое, опять же жена.

Наутро слуги развели нас по баням.

В моей бане был Годунов.

После нескольких заходов в парилку и дубового веничка стало хорошо, и мы с тестем сели отдохнуть в предбаннике под закуску и пиво.

— Ты с женой молодой поберегись оле. — Начал разговор Годунов.

— Как это?

— Въняти слову моему. Государю ты брат и в большой чести ныне, обно коли у тебя первого народится мальчик, Федор Иоаннович может осерчать и опалу возложить, с иными князьями похуже бывало. Понял ли?

— Понял Борис Федорович.

— Мы ныне семья, ты сын мне. Государь плох. Молитвы творит беспрестанно, плоть постами умерщвляет, грядеше к монастырям во всякую слякоть, або Господь глух к нему. Ни наследника не дает, ни здоровья. Настолование бяху в пусте быть. Тебе мню бармы на плечи взять придется.

— Блазнишь, Борис Федорович?

— Онеже восхотел, сам бы Мономахову шапку примерил, абно вещий ты суть. Верю тебе. Не желаю азм смерти чадам своим ценою барм на плечах. Лихолетье грядет, посему на высоком престоле должон сидеть природный государь от корня царского. Потому дщерь свою единую за тебя отдал. Або не азм, наследок мой царские бармы наденет. — Тут он сделал паузу. — Бо разумиешь, опричь меня сожрут тебя бояре нарочитые?

— Аминь, Борис Федорович.

— Впредь должны мы купно бысть. Тщеты имею великие: желаю имать войско царское, абно опричь князей строптивых, хотением томлюсь школы заложить не хуже немецких, да фряжских, дабы своих имати русских людей розмыслами. Деля того надобно привабити иноземцев хытрых. Абно церковь наша схизматиков не терпит. Чаю, пря случится со святыми людьми. Посему надобен деля меня ты на троне Московском, онеже и право твое первородное.

— Любо коли отец со мной единые мысли имает. Ежели ныне немцы много знают, к завтрему знать будут исчо более, бо мы как селяне темные. Азм сознаюсь тебе Борис Федорович, уж приказал аглицкому торговому человеку приискать у немцев умелых людей. Обаче затеи с иноземцами да войском стоят дорого, бо ведаю я как богатства несчитанные привести на Русь!

— Эвоно как? Ну, обскажи.

— Видал ли ты, отец мой, машину паровую, что розмыслы угличские привезли из Устюжны?

— Видал князюшко, вельми дрязгая да голкая замятня. Вскую притащил ты эдакую диавольскую затею на Москву?

— С сей машины большой прибыток будет царству Московскому, да гостям торговым.

— Мню от сей мешкотни токмо дым да докука!

— Машина сия может работать, сколь хочешь, только воду доливай да дров подкидывай. Поставь её на корабь и пойдет он супротив ветра без устали. А купцы бают де в аглицком царстве железная дорога есть, так с таковой машиной триста верст за десять часов проехать мочно и провезть товаров многие сотни пудов, або людей воинских без счета.

— Брешут поди? — не поверил царедворец. — Николе не слыхивал азм таковых сказок от аглицких послов.

— Так тож секрет воинский. А мне то баял гишпанский гость торговый, евоная держава с аглицкой на ножах. Помысли Борис Федорович, до Нового Города за день добраться мню можно. Ни дождь, ни снег, ни мороз, ни слякоть не страшны!

— Да не мочно такого помыслить! Людишки от таковой быстроты помрут от страху то. Царь Иоанн Васильевич, батюшка твой покойный, с войском до Казани два месяца походом шел, тако тут семь сотен верст без малого, бо по твоим сказкам до тудова за два дни домчать мочно?

— Дюже быстрее, токмо азм загодя не желаю прельщать, но тридцать верст в час без обману мчит.

— Иисусе Христе! Земли наши велики и обильны да порядка в них нет, потому как велики. А с такою железною дорогою мню, все земли сможем в кулаке держать.

— Коли б дорогу ту проложить от Архангельского монастыря до Астрахани, все гости немецкие к нашим заставам побегут. До Персии кораблем идти вкруг черной Африки да обратно полгода, да воровские морские люди, да штормы страшные, да на корабь много товару то не влезет, а тут дорога скорая по земле, вези, сколь хочешь, да круглый год, за две седмицы туда-сюда обернуться можно.

— Сколь железа на ту задумку надобно? Прямо всю путину укладом уложить, так та дорога золотая станет.

— Затея не дешевая, мню тысячу верст под два миллиона рублей.

— Упаси Господь! Димитрий, вся казна Московского царства в год чуть за шесть сотен тысяч рублей и заходит едва-едва.

— Так азм не глаголю полож днесь деньгу на стол, то дело на годы. Токмо мыслю за пять-десять лет дело справить по силам нам. Борис Федорович к Архангельскому монастырю на Белом море сколь в год кораблей бывает?

— Дюжины три аль четыре. Оборот тысяч двести в год, казна с них берет пошлину да иную тамгу двадцатую деньгу.

— Мне иноземцы баяли, де в Амстердаме каждый день по сотне бусов купеческих стоит. Коли мы дорогу от Архангельского монастыря до Астрахани содеем, вся торговля немецкая с Персией, Индией, да Китаем наша будет. Помысли оборот торговый как поднимется. Коли в десять раз тогда только на пошлине сто тысяч рублев за год, а коли более? Да за провоз скажем тридцать копеек с пуда, один поезд восемьсот пудов — двести сорок рублей, вынь да полож, гость торговый. Десять поездов сие две тыщи четыреста полновесных рубликов, а десяток поездов мочно и за день выгнать. Да наши гости торговые местные, да воинские поезда, да быстрота. С нашими просторами без этой затеи не выжить.