Женщина с цветочным именем

— Миссис Дурсль? — с лёгкой улыбкой обратился он. Я согласно кивнула. — Мы ждём вас.

Он помог мне с громоздкой коляской и раскапризничавшимися детьми, так неудачно проснувшимися, поскольку у пологой лестницы не оказалось пандуса, но поднять по ступеням такую конструкцию для хрупкой женщины не представлялось возможным. Двери за нами были моментально заперты на замок.

— День добрый, Петуния, — широко улыбнулся мне Святослав, цепким взглядом окидывая детей. — Знакомься. Отец Алексий, мой старый друг, консультант и наблюдатель за сегодняшним ритуалом. Александр Кощеев, потомственный некромант и шаман. Отец Бенедикт, с братом Иоанном вы уже знакомы, они представляют орден Бонифратов, отец Риккардо — иезуит. Что ты так удивляешься? — усмехнулся он, увидев нарастающее изумление в моих глазах. — Туманный Альбион — вотчина католиков, а ритуалы подобного толка без ведома хозяев на их территории, по меньшей мере, проводить некультурно.

— Вопрос Статута, миссис Дурсль. — У иезуита оказался на удивление глубокий и красивый голос. — Отец Алексий предоставил нам материалы и результаты обследования вашего племянника. Душа — это прерогатива церкви.

— Душа? — искренне удивилась я, переводя ошарашенный взгляд с магов на монахов. У меня не укладывалось в голове не то что сотрудничество исконных если не врагов, то идеологических неприятелей, но и правильно поставленный вопрос. В каноне, помнится, вообще единицы до нужного ответа додумались. Некоторые — только после череды наводящих подсказок.

— Именно, — кивнул мой собеседник. — Ментальный паразит, оно же одержимость. Не волнуйтесь, миссис Дурсль, Господь не оставит своих чад в беде, у нас с братьями большой опыт проведения экзорцизмов.

— Петунья, не будем медлить, — повелительно вклинился в наш разговор Святослав. Согласно кивнув, вручила ему ребёнка.

— Я хочу присутствовать. — Внезапно у меня пересохло в горле, и слова давались с трудом. Внимательные взгляды магов и служителей церкви меня напрягали. Не знаю, попадает ли моё существование под определение одержимость, но неожиданно мне стало очень и очень страшно.

— Не беспокойтесь, — мягко сказал отец Риккардо, остальные продолжали хранить молчание, — это ваше право. Идёмте, — он жестом указал на неприметную дверь в конце коридора.

Подхватив Дадли на руки, я двинулась следом за монахами, рядом невозмутимо шёл русский маг, ободряюще улыбаясь сонному ребёнку. Никаких подвалов, пентаграмм, алтарей и прочей атрибутики, подспудно ожидаемых мной, нас не встречало. Просторная комната, лёгкий запах благовоний, зажжённые свечи и лики святых. В центре стол, накрытый тонким одеялом, тройка монахов, степенно перебирающих чётки, и Ратибор со Златой, перелистывающих пухлый том с пожелтевшими страницами.

— Приступим. — Иезуит внезапно переменился, и от мягкости в его голосе не осталось и следа. Поджарый хищник с жёстким испытующим взглядом и скупыми движениями бойца. Что-то мне подсказывает, такими и были инквизиторы, терроризирующие магическое население в средние века.

Ратибор лёгким взмахом наколдовал в сторонке мягкий манеж под недовольными взглядами монахов, но хозяева территории вслух своего негодования не озвучили, а я, с благодарностью кивнув, осторожно опустила туда Дадли, отвлекая его яркой пушистой игрушкой в виде неизвестного мне зверя. Святослав положил свою ношу на стол, и мы со Златой, ласково увещевая заволновавшегося мальчика, сняли комбинезон и шапочку, явив взору собравшихся беспокоящий меня шрам.

— Имя? — произнёс ранее молчавший некромант, голос его был сух и скрипуч, лишённый каких-либо эмоций.

— Генрих Дурсль, — правильно поняла его вопрос я.

Бровь мага слегка приподнялась.

— Мы с мужем усыновили ребёнка, — пояснила я. — О том, что это сын моей сестры, сказал генетический анализ. Подслушанным словам Дамблдора и его письму я не слишком верю.

— Поделитесь воспоминаниями? — сразу заинтересовались все присутствующие.

— Как будет угодно, — согласилась, не желая спорить с теми, от кого зависит благополучие моего племянника. А Святослав явно поделился с коллегами и соучастниками сегодняшней авантюры не всей информацией, мои воспоминания о той ночи у него точно остались, как и письмо.

Монахи встали в круг и тихо запели катрены на латыни, не отрываясь от перебирания чёток. Отец Алексий, степенно поглаживая седую бороду, внимательно следил за реакцией ребёнка, Кощеев, непонятно только, бессмертный или нет, молча выписывал пассы коротким жезлом и выглядел крайне заинтересованным и воодушевлённым. Генрих всхрапнул, дёрнулся и оглушительно заревел, я инстинктивно дёрнулась к ребёнку, но была безжалостно перехвачена Святославом.

— Спокойно, Зинок, — зашептал он мне на родном языке, — не стоит мешать профессионалам.

Монахи моментально замолчали, а целительница бросила какие-то чары, и ребёнок, резко успокоившись, мирно засопел, глазки медленно закрылись, а дыхание выровнялось.

— Церковь заявляет права на душу раба божьего, — медленно произнёс отец Риккардо, Алексий согласно кивнул.

— Не душа, а лишь часть её, — возразил некромант, всё ещё вглядываясь в шрам ребёнка. Осторожно прикоснувшись к лобику малыша длинными бледными пальцами, добавил: — Лишь малая часть её.

Я снова дёрнулась вперед, но старый маг держал крепко.

— Тем не менее душа — это душа, — не согласился иезуит, — лишь Господь вправе решать судьбу её.

Некромант бросил недовольный взгляд на церковника и, поджав губы, отступил.

— Частей несколько. — Тихий голос из-под низко надвинутого капюшона рясы одного из монахов с чётками был неожиданным.

— Сколько? — напрягся Святослав.

— Пока не могу сказать, но некромант прав, в ребёнке одна малая часть. Мы легко избавим его от этой ноши. Но часть уйдёт к целому, и мы не сможем этому помешать.

— Не уйдёт, — веско вставил представитель древнего рода некромантов и шаманов, вынув прозрачный, как стекло, шар размером с теннисный мяч.

Монахи и остальные маги согласно кивнули, и Кощеев встал в изголовье с вытянутой рукой с зажатым шаром. Жезл выписывал сложные траектории, и вслед за ним, словно след от кометы, носился рой серебристых искорок, сплетающийся в сложный, не поддающийся восприятию узор.

— Видишь? — заговорщицки прошептал волхв и довольно усмехнулся. — Шаманизм и магия духа доступны лишь единицам. Время работы мастера его уровня оплачивается даже не золотом.

— А чем? — удивилась я. Хотя чему я удивляюсь, мир магов мне не постичь.

— Знаниями и интересом, — пояснил представитель не менее знаменитого и древнего рода. — Он теперь не отступится, пока не заполучит хоть частичку.

— Я готов, — кивнул Александр, полуприкрыв глаза.

Монахи вновь запели катрены, но уже в другой тональности, Генриха начало выгибать и колотить, словно в эллиптическом припадке, Святослав крепче сжал руки, приковывая меня к месту, за спиной заплакал Дадли, словно почуял, что брату плохо. Медленно, сопротивляясь и усиленно цепляясь за детское тело, из шрама потекла тонкая струйка чёрного дыма, собираясь в нескольких сантиметрах над телом ребёнка, а затем резко рванула в сторону, как будто почуяв неладное и стараясь скрыться, но, наткнувшись на вспыхнувшую серебром преграду, растеклась по ней тонким слоем. В слаженный хор монахов вклинился быстрый шёпот мага на неизвестном мне языке, и чёрную кляксу медленно потянуло в подготовленный для неё шар. Ловушка покрылась изморозью, как узорами на стекле в морозную зиму, и серебристая преграда вокруг Генриха рассыпалась сверкающим снегом.

— Вот и всё, — тихо произнёс Святослав.

Генрих тихо и мирно спал, словно это не его выгибало дугой под экзорцизмами братьев. Над ним уже склонилась Злата. А монахи напряжённо смотрели на некроманта, сжавшего ловушку духа так, что побелели и без того бледные пальцы.

— Лишь Господь вправе распоряжаться душами детей своих, — тихо произнёс отец Риккардо, протянув руку к магу.

Кощеев сверлил монаха нехорошим взглядом светившихся потусторонним светом прищуренных глаз, закаменевшее лицо казалось восковой маской в неровных бликах тонких прогорающих свечей. Потянуло лёгкой прохладой и какой-то могильной жутью, тени в углах комнаты сгустились, а свечи резко стали оплывать и гаснуть. Свет из высоких ярких витражей, цветными бликами льющийся внутрь, не мог разогнать подступающую тьму. В маленькой ритуальной комнате в недрах неизвестной католической церквушки в солнечный полдень медленно наступали сумерки. Где-то на краю сознания заливался плачем мой сын, а я всё не могла оторвать взгляда от страшного мага: мне почему-то казалось очень важным, отдаст некромант свою добычу или нет. Наконец Александр моргнул и медленно вложил в протянутую руку иезуита заиндевевший шар. Давящее чувство резко отступило, за окном вновь был ясный полдень, а всё остальное казалось шуткой разыгравшегося воображения. Вот только отец Риккардо как-то незаметно облегчённо выдохнул, а стальная хватка Святослава на моих плечах слегка ослабла, и лишь сейчас я заметила, в каком напряжении он был, словно сжатая пружина. Ратибор, каким-то непостижимым образом оказавшийся за спинами экзорцистов, мягко отступил на своё место, бросив на меня предупредительный взгляд.

— Нужно восстановить ауру дитя, чтобы оставшиеся части не смогли к нему прилипнуть, — проскрипел шаман, открывая глаза неопределённого цвета, в которых постепенно затухал отблеск потустороннего мира.

Отец Риккардо кивнул, пряча в складках своего одеяния ловушку с куском души.

— Миссис Дурсль, вы можете больше не волноваться. Ваш ребёнок в безопасности. Помолитесь Господу нашему за помощь его, — ласково сказал он, выразительно глянув на плачущего Дадли.

— Я присмотрю, — шепнул Святослав и подтолкнул к выходу.

— Я благодарна всем присутствующим за спасение моего приёмного сына и за то, что не остались безразличны к нашей беде, — поклонившись столь странной компании, я подхватила Дадли и покинула ритуальную комнату.

Едва за мной закрылась дверь, как все звуки разом отрезало, словно мы с сыном одни-единственные в безлюдной церкви. Деревянные скамейки, высокие потолки, витражи, бросающие радужные блики на пол и стены, традиционный образ Христа и кафедра для священника. Торжественно, канонично, уютно и совершенно тихо. Какое-то это странное чувство — быть в одиночестве в пустой запертой церкви, слушать умиротворённую тишину и игру солнечных бликов, калейдоскопом складывающихся в нереальные картины. Дадли уснул, пригревшись у меня на руках, но я уверена, что без волшебства здесь не обошлось, и то, что я не заметила волшбы, не значит, что её не было. Надо сказать, что это меня слегка напугало. За помощью пришла я, и поэтому возмущаться не имеет смысла, но это в который раз доказывает нашу полную беспомощность перед магами.

Я не знаю, сколько так просидела: укачивая сына и тихо медитируя на оглушающую тишину. В один момент моя мнимая идиллия была нарушена, когда рядом опустился Святослав. Я оглянулась, но кроме русского волхва со спящим племянником на руках в церкви больше никого не было.

— Всё закончилось, Зинок, — устало улыбнулся он. — Паразита изъяли, ауру подлатали. Больше эта гадость ему не страшна.

— Что это вообще было? — глухо спросила я, внутренне морщясь от фамильярного обращения. — Что за ошмётки демона прицепились к моему ребёнку?

— Не демона, — усмехнулся волхв, — человека. Всего лишь человека, но крайне деятельного, как оказалось. Тот, кто пришёл в дом твоей сестры, кого так сильно испугались местные маги, понаделал крестражей. Якорей — обломков души. Один прицепился к Генриху, как — сейчас уже не понять.

— Для чего эти крестражи? Для чего ему нужен был мой племянник?

— Всего лишь нежелание покидать бренный мир, — жёстко усмехнулся маг, — его желание сбылось, шляется где-то, неприкаянный, в виде духа. Обычно такие артефакты в виде живых существ не делаются, если, конечно, это не сосуд для вселения. Но не при таком количестве крестражей. Да и заметно это. Вон, Ратибор издали учуял, что фонит, как от костра разгоревшегося.

— Ясно, — сухо отозвалась в ответ. Что же, действительно, причины игнорировать Лилькино завещание и отправлять ребёнка к "слепым" маглам веские. Счёт растёт, да только взыскивать не безответнная магла будет, я уж постараюсь, чтобы мой племянник реально на жизнь смотрел и правильно долги стребовал.

— Почему церковь и монахи? — У славянского старца, который стариком совсем не выглядел, а вполне себе эталонный былинный богатырь, было лирическое настроение — так почему бы им не воспользоваться и не задать интересующие вопросы? Глядишь, и ответит там, где в иной раз бы промолчал.

Святослав с некой толикой грусти, что легко читалось на его суровом профиле, взирал на распятие, видимое из любой точки церковного прихода.

— Знаешь, христианству уже две тысячи лет, но эксклюзивного права на чудеса оно не имеет. Они были задолго до и будут удивлять ещё много позже. Так уж получилось, что с принятием Статута специалисты в части оперирования со столь тонкой субстанцией оказались по ту сторону. Вместе со всеми наработками. Смысл спорить из-за мелочей и проводить подпольные ритуалы, когда можно решить всё официально?

— А Дамблдор?

— А что — Дамблдор? Рано или поздно ему предъявят претензии. Церковь теперь не остановится, пока не раскопает всю историю и не соберёт этот жуткий пазл, что сотворил Волан-де-Морт из своей души. И Сашка не остановится; я уж думал, он с боем прорываться будет, ан нет, обошлось, — невесело усмехнулся волхв. — Ты уж шепни, если вдруг что узнаешь, Сашка в долгу не останется.

— Я-то откуда узнать могу? — искренне возмущаюсь и с негодованием смотрю на мага.

— Всё вокруг Генриха вертится, — покачал головой Святослав. — Почему — пока не ясно. Но зная Альбуса, сразу скажу: всплывут они рядом с ребёнком. А вот он по малолетству может и не сообразить. Кстати, монахи думают так же, так что придётся твоим деткам воскресную школу посещать. Да и тебе стоит их речи о душе послушать, пригодится.

— Генриху — понятно, раз все уверены, что ему ещё раз с этой гадостью столкнуться придётся, а я-то в вашей магической философии что пойму? — крайне скептически смотрю на Святослава, что расслабленно развалился на жёсткой деревянной скамье.

— Ты знаешь, что твои глаза выдают тебя? Они просто не могут принадлежать молодой женщине. Это, конечно не крестражи, но для магического мира подобное тоже редкость.

Я молча пожала плечами, сказать мне было совершенно нечего.

— Но магам в глаза тебе лучше не смотреть, — спокойно продолжал Святослав, даже не утруждаясь уточнить, слушаю ли я. — Не ровён час, вновь на легилимента нарвёшься.

— Ну, вроде как с подобной проблемой я справлюсь, — невесело усмехнулась я, припомнив предыдущий опыт.

— В следующий раз у тебя под рукой может не оказаться перепуганного племянника со стихийным выбросом. — Удивлённо кошусь на мага, слегка приподнимая бровь в немом вопросе. — Легилименция — палка о двух концах, и неосторожного мага вполне может завалить ворохом разрозненной информации, а то и втянуть в бесконечный цикл повторяющегося воспоминания, зачастую неприятного. Известный приём, но требует высокого мастерства, а порой и запредельной концентрации. Но опытного менталиста на такой трюк не поймать. Ратибор виноват сам, прекрасно видел, что ребёнок напуган и стихийный выброс — дело времени, счёт которого идёт уже на минуты. Но и его можно понять, за ту неделю местные маги уже не раз развлекались, устраивая подставы с нарушением Статута, что, собственно говоря, и было причиной моего прибытия в посольство. Впрочем, его недальновидности это не отменяет, за что и поплатился. Стихийный выброс, как защитная реакция ребёнка, не оставил ему шансов выбраться из твоей ловушки. Хорошо, что Злата оказалась рядом.