— Относительно же заданных вопросов скажу вам следующее, — ворожей широко улыбнулся и вновь сымитировал поклон, глядя как находящиеся на палубе один за другим убирают оружие. — Все, произошедшее на данном корабле, случилось с ведома и при самом активном участии смиренного служителя Отца Небесного, именем Клеменс, бдительно следившего за чистотой наших помыслов. Оный святой отец, признав экипаж "Бегущего по волнам" ставшим на Путь Света, любезно предложил нам принять участие в церковной службе. В честь праздника Мучеников. Собственноручно выписав разрешение. — вынутый из чехла свиток проплыл по воздуху к риттермейстеру храмовой стражи. — Дабы мы, в полном соответствии с заповедями Создателя, возлюбили ближних своих, как самих себя. — от услышанной ереси субминистратор Ордена Знания, равно как и его имеющие гораздо больший жизненный опыт соратники, буквально остолбенели.
— Сам же благочестивый Клеменс отдыхает. — от скабрезных улыбок, немедленно возникших на лицах южан, присутствующим стало не по себе. — Да-да, святой отец изволит отдохнуть после долгой и трудной ночи. Ибо все время, доколе шла служба, неутомимый брат Клеменс, не щадя себя, и не вставая с постели, с достойным глубокого уважения и искренней зависти усердием исповедовал наблюдаемых вами прекрасных грешниц. Отпуская несчастным их вольно или невольно совершенные грехи.
С этими словами чернокнижник сплел пальцы в замысловатой фигуре, и немногие оставшиеся на палубе непотребные девки немедленно оказались заключенными в полупрозрачный шар. По новому пассу ворожея отлетевший в сторону от клипера, в мгновение ока очистив "Dalgalar uzerinde casulisan" от посторонних лиц (судя по взметнувшемуся чуть ли не до самого неба столбу воды и разноголосой брани — заклятие колдуна развеялось, как только блудницы оказались за пределами тарсесского корабля).
Оставшийся в одиночестве, затравленно озирающийся каритец метнулся было к трапу, но потом остановился и посмотрел на громадного орка глазами побитой собаки. После чего варвар, злобно осклабившись, достал из разреза штанов кошелек, размерами походивший, скорее, на небольшой мешок. И высыпал на веслоподобную ладонь пригоршню монет. Затем, оценивающе взвесив деньги, убрал пару серебрушек, и переложил оставшееся в услужливо подставленную кису. А в следующий миг, неуловимым движением схватив крысоликого левой рукой за пояс, а правой — за воротник камзола, играючи швырнул оборванца за борт. Откуда вновь раздались перемежаемые богохульствами проклятия.
— Господа! Если больше вопросов нет, — глаза корабельного чародея полыхнули темно-багровым огнем. — То я приветствую Вас на борту "Бегущего по волнам". Самого быстроходного из глиберов могущественного Дарзеза! Кроме того, я предлагаю считать инцидент исчерпанным и продолжить погрузку. Во время которой, я призываю Вас с пониманием относиться к тому, что помощники капитана будут проверять целостность печатей и сверять принимаемое имущество с имеющимися у них списками. И последнее... В соответствии с эдиктом Бонифация Праведника, я прошу доблестных воинов Святого Престола покинуть территорию республики. Вместе с благочестивым Клеменсом. Разумеется, если они не планируют отправиться в Вечный город. В последнем случае я желаю отважным паладинам Ордена Славы, наряду с прочими странниками, приятного отдыха во время перехода.
Благородным рыцарям, равно как и лицам духовного звания, я предлагаю проследовать в их каюты на ю... на корме. Дружинники располагаются в общем зале на пассажирской палубе. Прислуге следует занять ее носовую часть. Лошади, единороги и прочая живность уже размещены в трюме между фок— и грот мачтами. Отхожие места и умывальники расположены на ба... на носу корабля. Завтрак у нас подается с рассветом. Обед — в полдень. Ужин — на закате. Сиятельные нобили и святые отцы принимают пищу в кают-компании вместе с офицерами "Бегущего по волнам". И могут выбирать, что именно будет готовить им корабельный ко... повар на следующую трапезу. Все остальные — питаются из матросского котла. И, самое главное, во время бури, — чернокнижник махнул рукой в сторону берега, где прямо на глазах сгущались иссиня-черные грозовые тучи, а отблески молний сопровождались усиливающимися с каждым мгновением раскатами грома. — Прошу Вас не выходить на палубу. Если, конечно, Вы не желаете быть смытыми за борт. Еще раз благодарю всех за внимание и прошу занять свои места.
Пока звучала речь ворожея, зависшие на уровне груди взрослого мужа перед смиренным Томасом и его спутниками смертельно опасные сгустки колдовства стремительно тускнели. Дабы при последних словах колдуна развеяться окончательно. Сменившись четырьмя бледно-зелеными огоньками. Один из светляков замер перед доблестным Александро-дель-Сантано дер Валенто, а другой — перед капитаном графских дружинников, поседевшим в боях и походах Рикардо-дель-Маронго. Два оставшихся должны были указать путь субминистратору Ордена Знания и графскому духовнику.
Не успел молодой человек разложить скромные пожитки по сундукам, шкафам и ящикам стола, как дверь распахнулась, и в каюту ворвался чрезвычайно возбужденный капеллан.
— Что скажешь о случившемся, брат мой во Творце? — с порога воскликнул он.
— Неслыханно. Просто нет слов! — ответил юноша, имея в виду невиданное доселе потворство благочестивого Клеменса низменным желаниям тарсесских варваров, нанесшее колоссальный урон авторитету матери-церкви.
— Vere dictum! — подхватил смиренный Антиох, как следует приложившись к сжимаемой в руке кожаной фляге. — Тут не то что Истинно Верующие, но даже пастыри духовные с хлеба на воду перебиваются! Ни одна трактирная сволочь в долг не наливает! Ригенские meretricum — вообще смотреть в нашу сторону не хотят! А эти... развлекаются... — неправильно истолковав взгляд не верящего услышанному собеседника, духовник Его Сиятельства сделал новый глоток и протянул сосуд молодому человеку. — Увы мне, грешному. Я не пил вина уже целых две декады. И вынужден утолять неугасимую жажду лишь теплым прокисшим пивом. Присоединяйся, брат мой по вере. Ежели не побрезгуешь...
Глядя как юноша подозрительно принюхивается к содержимому изрядно потертой и засаленной емкости, графский капеллан продолжал возмущаться:
— Devotusum gentilisis. Вместо того, чтобы в соответствии с заветами Отца Небесного, пожертвовать неправедно полученное на нужды святых от... то есть, я хотел сказать, Церкви Создателя, презренные язычники дерзко испытывают терпение избравших смыслом жизни служение Творцу! Все-то у них самое лучшее! И выпивка, и закуска, и любовницы!
Не обращая внимания на благочестивого клирика, отчаянно пытавшегося найти слова, способные напомнить собеседнику о долге в окормлении паствы и наставлении грешников на Путь Истинный, духовник сиятельного нобиля находил все новые и новые поводы для недовольства:
— Чувствуешь аромат в каюте, брат? За такие благовония продавцы запрашивают золотом по весу втрое! Мне тут в таверне портовые грузчики рассказывали, мол, капитан и его помощники развлекались только с куртизанками из Верхнего города. Каждый день новых красоток заказывали! А ведь те меньше, чем полновесный аурей за раз не берут! Хоть с купца, хоть с благородного, хоть с самого первослужителя ригенского! Здесь же еще плыть нужно было демон-знает-куда! Да со стражей договариваться! Так что нечестивым язычникам пришлось заплатить каждой "жрице любви" не меньше, чем по дюжине золотых за визит...
Услышав столь возмутительные слова, коими принявший сан порочил иерархов матери-церкви, субминистратор попытался было призвать смиренного Антиоха воздержаться от гнусных поклепов на святых отцов. Но услышанная ересь, подобно черному колдовству, запечатала уста юноши. Единственное, на что хватило его сил — начертать десницей с зажатой в ней флягой символ Всеблагого и Милосердного. Последнее было воспринято собеседником, как одобрение услышанного.
— Истинно сказано пророками: женщина есть olla turpitum! Созданный Врагом Рода Человеческого на погибель храбрых мужей. Задумайся, брат, целых двенадцать ауреев за... Да я таких денег никогда в жизни не видел! В замковой часовне, хоть сам Александро, хоть его близкие, ни разу ничего, ценнее серебрушки, в ящик для пожертвований не бросали... Жадные крохоборы! С другой стороны, куртизанки того золота стоят. Мне Его Сиятельство как-то рассказывал на исповеди: приходит он, значит, к одной...
Благочестивый клирик закрыл глаза, мысленно готовясь к тому, что сейчас гром небесный поразит одного позабывшего обо всех обетах служителя Его. А заодно — и некоего потерявшего дар речи субминистратора Ордена Знания.
— ...А та встречает идущего на битву рыцаря прямо у дверей, — как ни в чем не бывало, продолжил графский духовник. — Становится, значит, перед ним на колени, и... — поведанное скабрезным шепотом молодому человеку непотребство, никоим образом не способное породить новую жизнь, но преисполненное одной лишь греховности и мерзости, по мнению юноши, могло происходить только и исключительно между отринувшими веру в Творца варварами-демонопоклонниками.
Но никак не пересказываться капелланом благородного Александро-дель-Сантано дер Валенто графа Мерридо, благословленного самим первослужителем ригенским на исполнение поручения, имеющего первостепенную важность для Церкви Создателя!
И тут в глубине корабля кто-то с размаху ударил в гонг.
— А вот и обед! — с довольной улыбкой изрек духовник Его Сиятельства. — Единственное, брат мой, что есть хорошего у южан — это их кухня.
— В соответствии с церковным календарем, сегодня день постный. — нашел в себе силы произнести несколько слов благочестивый клирик.
Смиренный брат Антиох осекся, задумчиво посмотрел на субминистратора, пожевал губами, глубокомысленно кивнул и наставительно поднял палец:
— Creator est amor. Любовь, брат мой! А поелику мы — Его дети, то никоим образом не налагает на нас Отец Небесный, именуемый также Всеблагим и Милосердным испытаний больших, нежели требуется для укрепления Веры в наших сердцах! Вспомните, коллега, труды Святого Кирилла Ферсалийского, основанные на изречениях Воина, Мудреца и Судьи из Священного Писания. Содержащие подтвержденные Наместниками Его в Ойкумене доказательства того, что раненые, путешественники и непосредственно участвующие в боевых действиях, от поста освобождаются. Ибо mens sana in corpore sano. Мы же, соратник мой по Долгу и Вере, в настоящий момент есть не просто странники, но передовой отряд армии Света, с отвагою в сердцах направляющийся во вражеское логово, дабы одним решительным ударом поразить коварного врага в самое сердце!
Закончив сию исполненную мудрости и смериения речь, графский капеллан аккуратно отобрал флягу у восхитившегося услышанным благочестивого клирика. После чего, крепко взяв юношу под руку, вывел смиренного Томаса из каюты.
— Глава третья
— В которой благочестивый субминистратор Ордена Знания, вопреки собственной воле,
— сводит излишне близкое знакомство с правосудием богомерзкого Тарсеса
Испускаемый Отцом Небесным яркий луч нежным материнским прикосновением скользнул по лицу смиренного Томаса, приведя его в чувство. Терзаемый дикой головной болью, молодой человек с огромным трудом, словно двигал не веки, но громадные центральные врата ригенского кафедрального собора Семи Воплощений Создателя, открыл глаза. Дабы, всмотревшись в переплетение теней, с огромным удивлением обнаружить: погруженное в полумрак большое помещение, где он находится, ему совершенно не знакомо.
Мучимый голодом и жаждой, тошнотой и головокружением, а главное — неопределенностью, юноша попытался было встать. Но тут же оказалось, что тело субминистратора не подчиняется его воле. Ибо благочестивый клирик не способен шевельнуть ни одним из членов своих. Более того, он их вообще не чувствует! Когда же посвятивший жизнь служению Всеблагому и Милосердному попытался было воззвать о помощи, то с ужасом выяснил, что лишился дара речи. И не имеет возможности ни вознести очищающую молитву Творцу, ни обратиться к братьям по Вере. Так как даже не ощущает собственного языка! И единственное, доступное ему в настоящий момент деяние — бессмысленно смотреть прямо перед собой, не имея возможности хотя бы скосить глаза вбок. Где явно находился кто-то еще.
Дальнейшие попытки осознать происходящее дали лишь тот результат, что головная боль молодого человека всемерно усилилась, и развилась до совершенно невероятной величины. Находясь в полуобморочном состоянии, он не смог уловить момент, когда неведомые руки подняли его над полом и понесли в неизвестном направлении. И понял, будто движется, только тогда, когда нечеловеческие муки, словно подчиняясь чьему-то приказу, внезапно ослабли. Не полностью, но достаточно, дабы страдающий неизвестно по чьей прихоти юноша смог осознать: периодически появляющийся перед левым глазом грубый сапог — отнюдь не галлюцинация. Но обувь одной из загадочных личностей, неизвестно куда и непонятно для чего несущих бренное тело смиренного Томаса на чем-то, вроде носилок. Сильно раскачивая и, судя по беспорядочным рывкам, то и дело за что-то задевая.
Машинально разглядывая проносящийся на расстоянии протянутой руки пол, вымощенный нуждающимися в уборке массивными каменными плитами, субминистратор Ордена Знания отчаянно пытался понять, где он находится, и что предшествовало его пробуждению в столь странном месте. Однако, мысли благочестивого клирика категорически не желали систематизироваться. Исключительно происками Князей Инферно и прихвостней их, выводя перед его внутренним взором одно и то же непотребное действо: стоящая на коленях обнаженная куртизанка истово молила отринувшего мирские соблазны ради служения Отцу Небесному отпустить ей совершенные исключительно демоническим наваждением грехи, подробно описывая то, воистину, райское наслаждение, каковое она доставит святому отцу немедля по окончании таинства сего.
И в тот самый момент, когда смиренный Томас с ужасом обнаружил, что презренная meretrix, исчерпав все прочие аргументы и преодолев во имя избавления заблудшей души от адских мук подозрительно вялое противодействие самого благочестивого клирика, перешла к выполнению своих на редкость разнообразных, но не ставших от того менее порочными обещаний, так сказать, авансом, причем ее действия подозрительно напоминали скабрезные рассказы брата Антиоха, тело молодого человека, неожиданно для последнего, приняло вертикальное положение. И он увидел сразу троих демонопоклонников в по-варварски пышных, расшитых колдовскими символами одеяниях и нелепо-уродливых прическах. Левый южанин, по виду — старший, с явным интересом вглядывался в странной формы кристалл, испускающий бледно-голубой свет.
Почувствовав на себе взгляд субминистратора Ордена Знания, смуглокожий дикарь, чьи уложенные в семирогую корону волосы были выкрашены в зеленый цвет, гнусно ухмыльнулся и заговорщицки подмигнул юноше. После чего, одобрительно хлопнув по плечу, что-то сказал товарищам. Во всяком случае, губы его какое-то время шевелились. Однако ни единого звука благочестивый клирик не услышал. В отличие от демонопоклонников. Ибо теперь на беспомощного Томаса смотрели все трое. Сально переглядываясь, говоря, судя по выражениям лиц, нечто явно одобрительное и, время от времени, совершая непристойные жесты и телодвижения.
