Быстро осмотрев наш этаж, мы не нашли там никого и ничего интересного. Разве что новый сопартиец отказался от дополнительного оружия и защиты, заявив, что ему и имеющегося достаточно. Так что наш путь пролёг дальше.

Третий этаж снимал штаб местного отделения организации с пафосным названием "Трибунал. Общество войны с коррупцией". Лично у меня эта компания не вызывала никакого доверия. Почему-то название наталкивало на один интересный вопрос: а против кого "Трибунал" с коррупцией воюет? По логике, против честных чиновников, либо против обычных людей.

'Какая-то иезуитская логика', — оценил иной. — 'Неужели ты не веришь в добрые намерения людей?'

'Знаешь, когда "люди с добрыми намерениями" призывают шатать режим, который то чиновника за взятки арестовывает, то генерала за воровство сажает, это волей-неволей вызывает некоторые подозрения. Особенно когда те самые лица только и делают, что видеоролики с расследованиями, рассчитанные, судя по всему, на школьников. На тупых школьников', — тут мне вспомнилось содержание одного интервью от их лидера. Точнее, его гениальная фраза: "Ну да, я был не прав. И чо?"

Подселенец не нашёл слов.

Вход на этаж преграждала монументальная металлическая дверь. Выгравированный в центре знак качества всемирно известной швейцарской фирмы тонко намекал, на что именно идут пожертвования от фанатов "Трибунала". Обычно я проходил мимо этой двери, старательно не обращая на неё внимания — дабы не портить настроения. Но даже так не мог не заметить тщательно наклеенный листок с начерканной жирным зелёным маркером надписью "Мы здесь — закон!". До сего дня думалось, что это очередное напоминание их лозунга. Однако наступило необычное время, я оказался к листку совсем близко и разглядел, что под надписью есть совсем иной, печатный, текст. Он гласил: "Во исполнение Федерального закона N 123-ФЗ от 22.07.2008 "Технический регламент о пожарной безопасности" администрация института просит сменить данную дверь на более пригодную для эвакуации".

'Вопросов больше не имею', — сообщил иной.

Впрочем, дверь произвела впечатление не только на меня. Хотя и в другом смысле.

— А эти... создания могли туда проникнуть? — нахмурив бровки, спросила Жанна.

— Лифт, — коротко ответил я. Вернее, иной.

— А они умеют? — поинтересовался Шурик Хан, на всякий случай оглянувшись назад и поудобнее перехватывая молот.

Словно в подтверждение по зданию пронёсся стон сработавшего механизма.

— Во чёрт! — выругался Дядя Гоша. — Их что, по всему зданию отлавливать придётся?

— Не, сами на нас выйдут, — "успокоил" подселенец посредством меня.

И лифт остановился как раз на третьем этаже.

— К чёрту дверь, — скомандовал продавец.

— Посторонись, — сказал завлаб. И пояснил: — Я постараюсь, чтоб она упала внутрь, но не гарантирую.

Мы отошли к ступенькам.

Суровый советский учёный постучал рукояткой молота по двери, по стене, прислушался к только ему понятным отзвукам, хмыкнул, и с пафосным "Готовься пасть, железка!" ударил точно по букве "ы". После чего, не отрывая взгляда от двери, ретировался к нам.

А посмотреть было на что. Дверь слегка вогнулась, выпрямилась, от косяка по стене отбежали трещины, и наконец преграда с грохотом обрушилась. Туда, куда нужно. И на кого нужно.

— Дабблкилл, — оценил Шурик Хан торчащую из-под двери пару хвостов.

Вот только правее обнаружились шестеро абсолютно целых, хоть и зависших — в обоих смыслах — скабуретов. Пять обычных, и ещё один повыше, с шестью ногами и светящийся призрачным красным светом.

Ступор продлился пару секунд.

— Огонь, — выхватив свой пистолет, негромко скомандовал продавец.

Почти инстинктивно я принял позу "стрельба с колена" и одним выстрелом отправил ближайшего конструкта в страну вечного отсоса. Отстав на мгновение, туда же отправился ещё один, с билетом от Дяди Гоши.

Оставшиеся было зашевелились, но — поздно. Жанна уже отпустила своего "птенчика", достала "Десертного орла" и трижды выстрелила. Хотя скабурету хватило бы и первой пули.

Четвёртого уложил продавец.

Пятый пал от моей пули.

А вот с шестиногим вышел облом. Посланные в него пули затормозили и лишь слегка стукнули по глазу.

— Защита, — озвучил очевидное иной с моей помощью.

— Магия, — сплюнул Дядя Гоша.

'Заметил? От твоих пуль стекло слегка треснуло. Нужно больше силы', — кажется, подселенец окончательно решил записаться в войска очевидности

Остальные срелки пришли к тому же выводу и прекратили палить.

Жизнесос со своей стороны не спешил атаковать. Похоже, и он находился в затруднении.

Зато среди нас оставался боец, ещё не сказавший своё слово. Вернее, фразу.

— Познай гнев Шурика Хана! — с этими словами завлаб крутанулся и запустил молот в полёт.

От удара снаряда конструкта снесло и впечатало в стену. Звон стекла, хруст дерева и погасшее свечение дали понять, что этот жизнесос потрачен.

— Ну вот, — завлаб растолкал нас, подошёл к молоту, поднял и взвалил на плечо, — а говорили, пистолет, пистолет...

— Блестяще, абсолютно блестяще, — Дядя Гоша изобразил аплодисменты. — А что бы ты сделал, — указал дулом "Гризли" назад, — с ними?

Мы развернулись и увидели плывущую снизу семёрку скабуретов. Замыкал её наш старый куцехвостый знакомец.

— Как будто по нашему этажу это не ясно, — хмыкнул учёный.

Семёрка тем временем заметила нас и зависла на одном месте. За исключением куцехвостого, который поспешно нырнул вниз.

Опасаясь, что и остальные улизнут, гоняйся за ним потом, мы открыли пальбу. Успешную, больше никто не ушёл, ни обиженным, ни каким-нибудь ещё.

— Ух, а это весело! — заявила девушка, когда скабуреты закончились, и перезарядила пистолет.

— И мы голодны, — закончил фразу одного американского комика я.

— Куарк! — добавил пингодракон и откусил ножку шестиногого.

'Кстати, а это что за?' — спросил я у иного.

'Сам первый раз такое вижу', — ответил подселенец. — 'Может, новая модель, может, мутация из-за переноса.'

'Значит, сегодня к Синеме однозначно. А то мало ли', — решил я и принялся перезаряжать револьвер.

— Так, Арсенал, вы с Жанной Леонидовной пока постойте тут, покараульте, а мы с Александром Николаевичем осмотрим этаж, — распорядился Дядя Гоша.

— Сказал же, просто Шурик, — нарочито недовольно буркнул завлаб. Посмотрел на меня, прикинул в уме. — Если что, можешь считать позывным.

— Позывной, так позывной, — пожал плечами продавец.

— А мой — просто Жанна, — быстро сориентировалась девушка.

— Ладно, — вздохнул Дядя Гоша и вопросительно посмотрел на меня.

— Арсенал, — пожал плечами я.

После чего мы дружно посмотрели на пытающегося доесть ножку драконопингвина.

— Куварк? — соизволил оторваться от еды он.

— Шкипер, — озвучила позывной Жанна.

— Шкет, — со смешком поправил учёный. — До шкипера ещё не дорос.

Девушка возмущённо фыркнула.

'Кажется, в полку пролетевших со шкуркой прибыло', — прокомментировал подселенец.

'Если бы она ещё была нужна', — возразил я.

'Не нужна сегодня, будет нужна завтра', — философски сказал иной.

— Ладно, мы пошли, — произнёс тем временем Дядя Гоша, гася намечающийся конфликт. Свой позывной, кстати, он не озвучил.

Жанна для успокоения перенесла внимание на "птенчика" и стала смотреть, как он пытается одолеть ножку. Ножка пока побеждала.

Я же решил, что отъезд и приезд лифта пропустить будет сложно, сел на скабурет и сосредоточился на лестнице.

Тем временем Дядя Гоша и Шурик Хан обыскали прилегающую к лифту территорию, прошли мимо и скрылись за поворотом. Пару минут ничего особенного не происходило. Лифт стоял, пингодракон хрустел, на лестнице царила пустота. А затем разведчики вернулись. Причём не одни, а в сопровождении активиста "Трибунала" из среднего звена. И, похоже, бывшего, ибо крыл он верхушку в таких выражениях, какие и не снились последнему кремлеботу.

— Его на съедение бросили, а сами в кабинете закрылись, — с усмешкой объяснил Шурик Хан поведение трибунальца.

— Чему он возмущается, это же их обычная практика — бросать соратников в зубы кому-нибудь, — усмехнулась Жанна. — Небось, ещё выставили бы жертвой режима, мол, допустил.

В глазах активиста отразилась вся гамма эмоций Цезаря той самой минуты, когда ему знаменитое сечение делали. Похоже, Дядя Гоша и Шурик Хан уже что-то подобное высказали.

— Наверное, не ожидал, что с ним так же поступят, — предположил я.

"Трибун" окончательно впал в уныние. Интересно, как вообще выжить умудрился.

'Спрятался рядом с чем-нибудь особо электрическим', — предположил иной.

— Успокойся, выведем мы тебя и сдадим силовикам в целости и сохранности, — подбодрил Дядя Гоша спасаемого. — А верхушку предлагаю оставить там, где она есть. Дверь прочная, сквозь решётки на окнах не пролететь, пусть посидят, — он хмыкнул, — подумают о своём поведении.

На том и порешили. После чего пошли на второй этаж.

На облюбованном всяческими юристами с переводчиками и прочими дизайнерами, этаже царил натуральный разгром, лишь немногим уступающий пятому. Двери нараспашку, обломки мебели и обрывки бумаг на полу. И никаких тел, кроме останков пятёрки скабуретов. Это давало некоторую надежду.

'Они тела аннигилируют', — мрачно сказал иной.

'Зачем?'

'Понятия не имею. Колдуны, что с них возьмёшь...'

Услышав эту информацию, спутники помрачнели.

— Значит, все, кого объявят пропавшими без вести, скорее всего будут сожранными, — заключил Дядя Гоша.

Минуту мы помолчали, отдавая дань памяти.

— Ладно, — вздохнул продавец. — Пошли дальше.

На первом этаже посреди обломков турникетов валялся вертолет, похожий на американский "Чинук", но более зализанный. На крыше вертолёта сидел самый натуральный индеец и курил бамбук. Для полноты картины не хватало только томагавка, а так всё было на месте. Мокасины, меховые штаны, кожаная жилетка поверх льняной рубашки и боевая раскраска, почему-то зелёная. Увидев нашу компанию, индеец погасил своё курево и убрал во внутренний карман жилетки.

— Кого я вижу! — воскликнул. — Кх... — закашлялся, — Хан! Я так и думал, что каким-то ходячим стульям тебя не одолеть.

Только по голосу я опознал местного вахтёра, а по висящему на кармане бейджику узнал фамилию, имя и отчество: Анатолий Анатольевич Ягуаров.

— Официально заявляю: они — полный отстой, — с долей пафоса сказал Шурик Хан, после чего ехидно поинтересовался: — А ты почему не по форме одет?

— Да я только пришёл, а тут — на тебе, военное положение, вертолёт откуда-то. Ну, я запрыгнул, нанёс раскраску, вооружился чем Солнце послало... а враги всё мимо и мимо.

— Ха! — сказал на это Шурик Хан. — На моём счёту уже шесть штук.

— И вот так всегда, — тихо вздохнул Дядя Гоша. — Сколько помню, они тут отношения выясняют, — после чего громко спросил: — А куда они проплыли?

— Последний раз — в подвал, — ответил вахтёр, взял на манер меча обломок лопасти и одним прыжком очутился рядом с нами. — Пошли, покончим с ними.

Сохраняя прежний порядок, только в арьергард добавился боец ближнего боя, наш отряд отправился в подвал.

Этажом ниже перед нами предстала преграда — дверь, в нижней половине которой красовалась дыра. Из краёв дыры торчали крупные щепки. Судя по всему, именно через неё скабуреты проникли в здание.

— А я говорил! Говорил, вместо этого фанерного убожества надо нормальную дверь ставить! — услышав выводы, воскликнул Анатолий Анатольевич. Казалось, его возмущению не было предела.

— Нормальные они пробивают, — просветил Шурик, — а бронированную здесь ставить нельзя. Сам знаешь.

— Я то знаю, по должности положено. А вот ты откуда?

— Откуда, откуда. В ранешние времена туда каждые полгода учебную эвакуацию проводили.

— И что там? — поинтересовался Дядя Гоша.

— Бомбоубежище, — в один голос ответили спорщики. Переглянулись.

— Потому и дверь такая, — продолжил Шурик Хан, — чтобы эвакуацию не затруднять. Не то, что у некоторых.

— Давайте уже побыстрее, — выходец из "некоторых" отлично понял, в чей камешек огород.

Повинуясь "гласу народа", я попробовал открыть остатки двери, но заклинивший замок не дался. Удар ногой тоже ни к чему не привёл.

— Пусти, — учёный оттеснил меня и с рыком "Ррах!" вышиб дверь плечом. — Жалкая. Деревяшка, — заключил напоследок. Вгляделся в темноту подвала. — Так, где там этот выключатель?

— Что, склероз? — с усмешкой спросил охранник и пошёл вперёд.

На этот раз я успел уйти с пути, так что почти не пострадал. Только током шарахнуло.

'Статика! Вот почему жизнесосы его не трогали!' — произнёс вселенец.

— Да уж, — пробормотал я, глядя вслед. И брякнул: — В жизни бы не подумал, что он индеец.

— Политкорретно говорить "коренной американец", — поправил воин с коррупцией.

— Ну, если учитывать, откуда в Новый Свет пришли мои прапредки, то я вообще истинный ариец, — весело отозвался вахтёр, включая свет.

— Что, уже не чистокровный ольмек, а, Т'оакль, сын Т'оакля? — подначил Шурик Хан.

— Девочкам своим про родственные связи рассказывать будешь! — огрызнулся индеец.

— Ну да, Катя с Мариной приёмные. Но у тебя и таких-то нет...

— Может, хватит уже!? — у Жанны явно не выдержали нервы.

— Действительно, давайте сначала закончим, а потом уж ругаться будете, — поддержал Дядя Гоша.

Выстроившись в классическое "женщины, ослы и учёные в центре" — хотя именно учёный встал в арьергарде — мы пошли.

Далеко не пришлось. Миновав тридцать девять ступенек и открытую чудовищно толстую круглую дверь, мы увидели на полу деревянную плиту размером где-то метр на метр, исписанную зелёными рунами. На первый взгляд они выглядели абсолютно невзрачно, как у каких-нибудь ролевиков, но стоило присмотреться, как в голове отдавалась хаотичная пульсация. Да и растворившийся над плитой скабурет тоже тонко намекал.

Удар боевого молота разнёс и эту жалкую деревяшку в щепки. А мы пошли осматривать подвал, дальше. Обыск дал нам ещё пяток фрагов, но только жизнесосов. Больше порталов не было. А когда мы поднялись на первый этаж и стали обсуждать, стоит ли ещё раз обыскать здание, в него ворвались солдаты. Стрелять, к счастью, не стали, но своё оружие я на всякий случай убрал.

Вошедший следом за солдатами лейтенант переговорил с Дядей Гошей и отпустил наш недоотряд на все четыре стороны. Вахтёр поспешил занять свой пост, а оставшаяся шестёрка поспешила на улицу. Правда, продавец, попытался вручить командиру взвода борца с коррупцией, но военный смог отбиться от такого счастья.

Наконец-то покинув НИИ, мы распрощались. Шурик Хан отправился вверх по улице в сторону центра, Дядя Гоша с двумя навязавшимися попутчиками — на стоянку, подбросить их до дома. Он и мне предлагал, однако я отказался. Думалось, что пешком быстрее, чем в вечерних пробках.