Черноморский сюрприз

Но в этом случае путь по сомнительному району чуть ли не вдвое более длинный, чем при отвороте влево. Но, зато, слегка приподнимется над водой повреждённый борт...

А решать необходимо немедленно...

— Право руля!

Сушон не вмешивался. Руководить кораблём, тем более в экстремальной ситуации, должен его командир. В любой ситуации — командир. Адмирал командует эскадрой или операцией, но на корабле единственный 'первый после Бога'. Он один ответственен за всё. И его приказы должны выполняться беспрекословно. Кроме одного: Приказа спустить флаг и сдаться. Вот тут даже распоследний юнга имеет право и должен взбунтоваться и командира арестовать, или даже застрелить...

Но пока речь о сдаче не шла, 'Гебен' разворачивало вправо, чему, кстати, способствовало отсутствие крайнего правого винта, линейный крейсер уже почти выскочил с крепостного заграждения...

Рвануло ещё раз. Вторая мина оказалась не столь эффективна как первая: Взрыв прогнул противоторпедную переборку левого борта, порвал обшивку, флагман Сушона принял ещё двести тонн воды — не фатально. Но, в дополнению к первому повреждению — немало...

— Сколько узлов мы можем дать, Рихард? — наконец обратился адмирал к капитану цур-зее.

— Предварительно — не более двенадцати. И то не гарантирую.

— С зюйда дымы! — донеслось от сигнальщика. — Русские броненосцы!

Из устья Казачьей бухты один за другим появлялись 'Евстафий', 'Иоанн Златоуст' и 'Пантелеймон'. Корабли второй бригады несколько поотстали, но 'русская тройка' уже в самое ближайшее время грозила выйти на дистанцию открытия огня. Вернее снаряды добросить можно было уже сейчас — 'Гебен' и головной броненосец разделяли всего семьдесят кабельтовых, но на 'Иоанне', который являлся центром управления огнём бригады, произошла заминка с определением расстояния.

А вот немцы ждать не стали.

Корветен-капитана Книспеля мало волновало происходящее в низах корабля, у него были свои заботы — пушки. В перископ с пятнадцатикратным увеличением старший артиллерист 'Гебена' следил за надвигающимися кораблями противника, через наушники поступала информация с дальномеров, о скорости и курсе своего крейсера, доклады из башен, и всё прочее, что необходимо 'дирижёру артиллерийского оркестра'.

Наконец в микрофон прозвучало: 'Прицел четырнадцать тысяч метров. Залп!'.

Все пять башен содрогнулись от выстрелов, и каждая послала во врага по одиннадцатидюймовому снаряду.

Первые две серии легли перелётами, а вот следующая 'взорвала воду' совсем недалеко от борта 'Евстафия'. Прямых попаданий не случилось, но осколками броненосец обсыпало здорово.

Наконец стали отвечать и русские.

Сначала недолёты... Но вскоре один из снарядов русского флагмана взломал шестидюймовую броню порта каземата на линейном крейсере и взорвался внутри. При этом сдетонировало ещё три снаряда и загорелись шестнадцать зарядов приготовленных к стрельбе, газ, пламя и дым проникли в пороховой погреб, из которого подавали боезапас к орудиям противоминной артиллерии, но взрыва не последовало. Одна пушка вышла из строя, убито тринадцать германских моряков, но разве это сколько-нибудь существенно не только для войны вообще, а даже для боеспособности такой махины как 'Гебен'?

Не вернутся к своим матерям, жёнам, детям ещё тринадцать сыновей, мужей, отцов... Какая это мелочёвка для бога Марса!

Кстати германец практически тут же отомстил. Сторицей: мало того, что без разрыва прошило первую трубу на 'Евстафии', так ещё один снаряд угодил в левый носовой каземат шестидюймовой батареи. Он оставил идеальное круглое отверстие в броне, но вот внутри натворил таких дел, что... В общем, не выжил никто...

Однако черноморцы с некоторым удивлением наблюдали, что не только настигают агрессора, даже обгоняют. Три русских линейных корабля уверенно отсекали 'Гебена' от открытого моря. То есть, пока ещё нет, но тенденция наблюдалась именно такая. Да и флагман князя Путятина, 'Три святителя', явно прибавил оборотов, чтобы поскорее присоединиться к битве. Более медленный 'Ростислав' пока отставал, но при имеющейся ситуации тоже скоро должен был выйти на дистанцию позволяющую дотянуться своими пушками до немца.

А соперники пока обменялись ещё несколькими попаданиями: 'Евстафий' получил в броневой пояс и под среднюю трубу, а 'Иоанн Златоуст' и 'Пантелеймон' отметились соответственно по одной из средних башен линейного крейсера и попаданием в носовую часть. Именно этоа пара снарядов с бывшего 'Князя Таврического' оказалась фатальным для германцев. Хотя последствия попадания стали проявляться существенно позже. Этот удар пришёлся ниже главного броневого пояса, в 'ахиллесову пяту' любого из германских линейных крейсеров — там не было противоторпедной переборки. Большинство отсеков впереди первой башни 'Гебена' оказались затопленными.

А тут ещё и подоспевший 'Три святителя' 'добавил огоньку', угодив с запредельной можно считать, дистанции в палубу юта немецкого корабля. Ничего существенного, конечно — просто пылает кают-компания и ещё десяток жизней алчно забрал себе бог войны...

Противники сблизились до пятидесяти кабельтовых и Эбергард приказа задействовать восьми-шестидюймовые орудия — дистанция вполне уже позволяла обрушить на врага град снарядов среднего калибра.

Наконец-то! Закончилось томительное ожидание всех тех, кто в страшном напряжении жил возле своих пушек среднего калибра в последние полчаса... Можно!

Окончилось томительное ожидание, зазвякали указатели приборов управления стрельбой, натужно заныли элеваторы подачи снарядов, поднимая наверх беседки, звякнули замки орудий...

Залп! Корпуса броненосцев в очередной раз содрогнулись, дёрнулись в машинных стрелки манометров, зазвенели по палубам плутонгов выплюнутые пушками гильзы, и зазвучало по казематам: 'Второе готово!', 'Четвёртое готово!', 'Шестое готово!', 'Готово!', 'Готово!!', 'Готово!!!'...

Залп!..

Снаряды, конечно 'игрушечные' по сравнению с главным калибром, но 'курочка по зёрнышку клюёт': там в ствол орудия угодят своими почти пятьюдесятью килограммами, здесь небронированный борт пробьют и пожар устроят, да и просто лес водяных всплесков от недолётов здорово затруднит противнику эффективную стрельбу.

Сушон прекрасно понимал то, что в погребах 'Гебена' достаточно ограниченный боезапас — по восемьдесят выстрелов на орудие главного калибра, что ведение огня с максимальной скорострельностью меньше чем через час сделает крейсер совершенно 'беззубым'. Но сейчас, именно в этот момент необходимо оторваться от русских любой ценой!

И Книспель, получив соответствующий приказ, зарычал в сторону русских броненосцев из всех четырёх боеспособных башен и батареи противоминной артиллерии.

Получилось: В 'Евстафий', на протяжении пяти минут угодили полные горсти одиннадцатидюймовых 'подарков'. Не считая близких разрывов в воде, которые гидравлическим ударом тоже контузили подводную часть корпуса...

— Кормовая башня временно выведена из строя!

— Попадание в каземат восьмого шестидюймового!

— Попадание в корму, пожар в кают-компании! Пожар...

Подобные доклады поступали в боевую рубку 'Евстафия' один за другим...

Эбергард и так понимал, что броненосцу долго такого огня не выдержать...

Но адмиралы в бой не посылают — адмиралы в бой ведут. Это вам не 'сухопутье'...

И, тем не менее...

— 'Евстафию' покинуть линию!

— Ваше превосходительство, а вы не торопитесь? — попытался возразить Галанин. — Никаких фатальных повреждений у броненосца нет, тринадцать узлов держать можем...

— Валерий Иванович, — прищурился на каперанга Эбергард, — все необходимые пояснения я дам вам несколько позже, хоть и не обязан этого делать, а сейчас потрудитесь отдать соответствующий приказ и отсигнальте на 'Иоанна', чтобы он возглавил кильватер.

— Слушаюсь, ваше превосходительство! — командир 'Евстафия' посмотрел на командующего без особого восторга, но перечить, разумеется, не стал.

Флагманский корабль Черноморского флота повалило, согласно приказу, влево, а вот до следующего мателота приказ 'Возглавить линию!' не дошёл — очередной град снарядов с 'Гебена' снёс грот-мачту, а радио не действовало на 'Евстафии' уже давно. То есть действовало, но исключительно на приём...

Однако командир 'Иоанна Златоуста', капитан первого ранга Винтер, и без всякого приказа понял, что флагман покинул строй не от хорошей жизни, что возглавлять эскадру теперь необходимо его броненосцу.

Неуютно, но долг есть долг... Вот уже первый пристрелочный залп германского корабля вздыбил море совсем неподалёку от борта...

— А ведь может и выскочим, Рихард! — Сушон с довольным выражением лица посмотрел на Аккермана. — Если выбьем и второго, то уже наверняка. Остальные точно отстанут.

— Будем надеяться, мой адмирал, — командир корабля совсем не разделял радужных надежд своего начальника, — Но состояние 'Гебена' угрожающее, а нам ведь предстоит дойти до Босфора. И я не поручусь, что с такими повреждениями, которые уже имеем, это возможно.

— Больше оптимизма! Прикажи своим артиллеристам усилить огонь.

— Орудия и так бьют на пределе скорострельности. Тем более, что нужно было менять цель, из-за этого и задержка... К тому же... — капитан цур-зее слегка замялся, но, плюнув на свои опасения, вдруг откровенно стал высказывать сомнения командующему. — Видите эти большие миноносцы? Теперь уже при самом благоприятном для нас исходе боя, они сядут на хвост и непременно атакуют в открытом море, как только спустятся сумерки. Совершенно не уверен, что у нас к тому времени найдётся достаточно прожекторов и пушек, чтобы отбиться.

Адмирал не верил своим ушам. Чтобы Аккерман начал паниковать? Это было совершенно невообразимо.

— Так что ты предлагаешь? Спустить флаг?

— Застрелю любого, кто посмеет отдать подобный приказ или вообще заговорит об этом. Я просто трезво смотрю на ситуацию. Драться необходимо до конца...

Шарах! Русский снаряд угодил совсем рядом с боевой рубкой, взрывом здорово тряханув всё её содержимое. Как приборы, так и людей.

Но такое чудище, как 'Гебен', вывести из строя одним попаданием, разумеется, нереально. Даже самым удачным.

Ну да: тактическое управление кораблём было на несколько минут потеряно, однако пушки продолжали стрелять, крейсер оставался на курсе, кочегары, как и прежде, швыряли в огненные пасти топок уголь, заделывались пробоины, тушились пожары...

А тут ещё дал прикурить подобравшийся к своим 'Ростислав': залепил сразу двумя десятидюймовыми снарядами под корму. В рубку поступил доклад, что противоторпедные сети перебиты и висят над левым винтом. Необходимо их убрать, а для этого требуется остановить машины. Необходимо срочно принимать решение. При всём том, что Аккерман только что поднял с палубы и надел фуражку на ошеломлённую предыдущим взрывом голову...

Остановиться? Превратиться на пятнадцать-двадцать минут в неподвижную мишень для русских? Инерция ещё какое-то время протащит крейсер по волнам, но это несерьёзно. За такой промежуток вражеские броненосцы нафаршируют 'Гебен' своими снарядами так, что ни о каком Босфоре думать не придётся...

Рискнуть? С огромной вероятностью намотать сети на винт... Тогда — всё. При самой неимоверной везучести просто не хватит снарядов, чтобы утопить все русские корабли. И тогда уже самый распоследний из них подползёт и прикончит... Да и не 'распоследним' он будет, честно говоря — не будут русские рисковать своими линейными силами, достаточно той армады миноносцев, что у них имеется...

А решение принимать нужно...

На помощь командиру корабля пришёл адмирал:

— Останови машины, Рихард, может хоть так позже сумеем отойти подальше в море...

Сушон понял, что проиграл. Категорически проиграл. И его целью стало лишь не сделать свой флагман трофеем для русских. Только затопиться подальше от Севастополя на как можно большей глубине. А ещё, желательно, прихватить с собой на дно хоть одну из российских калош...

— И прикажи усилить огонь. Пусть о запасе снарядов не беспокоятся...

Усилить огонь было можно, но результаты не воспоследовали: шквал шестидюймовых фугасных с русской эскадры не мог, конечно, всерьёз повредить такую махину как 'Гебен', но вот проблем создал немало — подавляющее большинство дальномеров на линейном крейсере вышло из строя. А Винтер, чтобы не попасть под сокрушающий огонь германского главного калибра регулярно менял курс своего 'Иоанна' и данное маневрирование вполне приносило свои плоды — броненосец получил только четыре попадания с того момента, как возглавил кильватер.

А 'Пантелеймон', 'Три святителя' с присоединившимся 'Ростиславом' не обстреливались вообще и действовали практически в полигонных условиях. В результате их удары с почти убойных сорока кабельтовых всё сильнее и сильнее сказывались на состоянии вражеского корабля.

А ведь, кажется, получилось! — Эбергард с нескрываемым удовольствием смотрел в бинокль на горящий линейный крейсер, который ко всему вдобавок еле-еле полз по волнам. Не уйдёт! Не может уйти, не должен!..

— Ваше превосходительство! — доложил Галанин. — Пожары ликвидированы, 'Евстафий' может вернуться в общий строй.

— Замечательно, Валерий Иванович. Что кормовая?

— Стрелять пока не может, требуется ещё около получаса.

— Хорошо. Держите за 'Ростиславом'.

— Слушаюсь!

Броненосец стал догонять основную линию, и ещё издали носовая башня стала посылать снаряды в практически приговорённого 'Гебена'. Безрезультатно сначала, но всё равно было заметно, что спесивым тевтонцам сегодня никуда дальше морского дна не уйти — линейный крейсер уже здорово сел носом, ход давал ничтожный, а русские снаряды продолжали ломать и крушить крупповскую броню. Флагман Сушона огрызался только из двух орудийных башен...

Но и русским досталось здорово. Как ни берёг Винтер своего 'Иоанна Златоуста', но и тот вынужден был оставить кильватер — объятый пожарами корабль стал вываливаться из строя, причём в сторону противника. Перекрывая идущим сзади товарищам сектор стрельбы, и обеспечивая небольшую передышку противнику. Да и сам схлопотал при этом пару дополнительных одиннадцатидюймовых снарядов.

Надо сказать, что принятая в пробоины вода даже позволила несколько спрямить уже имевшийся крен, но, само собой, увеличила осадку на дополнительных полметра. Только близость базы позволяла надеяться, что броненосец выживет и продолжит войну — о продолжении данного боя речь уже не шла.

А 'Гебен' уже просто рвался подальше на глубину, чтобы затопиться там, где его не смогут поднять и ввести в строй под вражеским флагом. У Сушона возникала мысль спустить турецкий флаг — не германский всё-таки, но он отмёл такую перспективу сразу и бесповоротно: под этим флагом крейсер вступил в бой, под ним же и пойдёт ко дну, пусть из-за этого и погибнут лишние десятки, а то и сотни немцев — честь есть честь...

Книпсель же продолжал азартно руководить стрельбой вверенной ему артиллерии. Пусть под его началом оставались лишь две башни, причём в носовой могла действовать только одна пушка, и противоминная батарея, которая тоже была здорово подвыбита, но огня корабль не прекращал до последней минуты, до самого получения приказа 'Спасаться по способности!'.