Всадник на сером скакуне (главы 1,2)

Хлипкие доски ящика, который служил темницей для монстра, разлетелись в щепки. Все увидели жуткого моллюска, размером с лошадь, который тянул во все стороны длинные щупальца. Заранее отбежавшие в сторону контрабандисты недооценили их длину. Монстр свободно дотягивался до них.

Лен знал, что это за тварь. Знал и содрогался. Это был Брункер.

Эти моллюски обитали в глубинах морей, где их не настигали солнечный свет и высокие температуры, чего Брункеры боялись больше всего. Их лёгкое водянистое тело просто не выдерживало подобных раздражений. Мясо Брункеров тоже было лёгким и тающим во рту, отчего завоевало популярность у знати и королей. Продав тушу монстра в королевскую столовую, можно было припеваючи прожить всю оставшуюся жизнь. Но поймать такого зверя удавалось не каждому. Брункера была крайне тяжело убить. У животного отсутствовали органы, разрезанное надвое оно продолжал жить. Потому чаще их усыпляли, не повреждая, чтобы мясо сохранило свой вкус. Щупальца служили Брункерам средствами защиты. Живое существо, коснувшееся их присосок, вскоре умирало. Не было известно, что происходит после соприкосновения с животными, но на людей наплывали воспоминания из собственной жизни, самые мерзкие и отвратительные, которые обычно все стараются забыть. Их горечь многократно усиливалась, отчего у обладателя воспоминаний появлялось желание умереть. А после наступала смерть. Никому не известна, чем она была вызвана. Те, кто выжил после щупалец Брункеров, говорили, что при соприкосновении со щупальцем появляется самое ужасное чувство, которое только может быть у человека. Чувство отвращения к себе.

Охваченную пламенем бухту наполнили крики и стоны. Монстр размахивал щупальцами из стороны в сторону, хватая с земли всех, кто не успевал увёртываться. Руперту и Свейнеру чудом удавалось делать это, они бежали прочь, подпрыгивая или падая на землю, чтобы не стать очередной жертвой Брункера. Животный страх двигал ими в эти секунды. А потом, сделав очередную попытку схватить их, монстр оказался столь быстр, что ни Руперт, ни Свейн не успели ничего предпринять. Воспоминания нахлынули на них волной.

* * *

Когда Руперту исполнилось пять лет, отец подарил ему, вместо игрушечной птицы или ручного животного, кузнечный молот. Он сказал тогда, что ремесло кузнеца — очень прибыльное дело, что только, если Руперт научится ковать, он, Торуг, сможет гордиться своим сыном. Он обещал ему.

И не сдержал обещания.

Когда Руперт стал ковать лучше него, Торуг стал всё чаще заводить разговор об уме, которого, по словам Торуга, у Руперта почти не было. Вскоре это стало новым уроком, который отец ежедневно преподносил сыну.

— Руперт, постарайся понять: ты должен постичь ум. Только так ты сможешь направлять свою силу в нужное русло и знать, что с этой силой делать. Понял?

— Да, отец.

— Ты должен быть умным, Руперт. Умным в первую очередь, сильным — во вторую.

— Я всё понял.

— Одно дело понять, другое привести в исполнение. Скажи громко и чётко "Ум, а не сила".

— Ум, а не сила.

— Теперь ещё раз и более выразительно.

— Ум, а не сила.

— Ещё раз.

— Ум, а не сила.

— И ещё!

— Ум, а не сила.

— Руперт!

— Что, отец?

— Ну, почему ты такой бестолковый? Зачем ты уже двадцать раз подряд повторяешь одно и тоже?

— Но ведь...

— Ты думаешь, если ты сорок раз скажешь "Ум, а не сила", то у тебя прибавится ума?

— Но ведь это ты говорил, чтобы я повторял.

— Ум, Руперт! Не послушание, не упорство, а ум! Ты понял?

— Да, отец.

— О Боги!

С тех пор Руперт так и не научился прислушиваться к голосу разума. Он сам стал приходить в кузню и ковать часами. Это ему нравилось: удары по железу отвлекали его от мысли, что отец никогда не станет им доволен, как стал доволен им дед Руперта, согласно семейной традиции.

Это было хуже всего.

* * *

Серго не любил вспоминать детство. Слишком мало хорошего там было. Многие из этих воспоминаний он предпочёл бы забыть. Отец Свейнера бросил свою жену, когда родился второй ребёнок. Он просто ушёл и не вернулся. Даже не назвал причину. Мать искала работу, бралась за всё, что могла осилить, чтобы прокормить Свейна и его младшую сестру. Когда её сын вырос, ей не пришлось объяснять ему, что теперь он тоже должен зарабатывать.

Однако, работник из Свейна вышел плохой. Парня гнали отовсюду после первой же неудачи. И тогда он решил зарабатывать по-другому. Как ни странно, вор из него был куда лучше, чем работник. Его так и никто не поймал и не заподозрил. Вот только радости это юноше не прибавляло. Он крал даже у собственных друзей. Ночью забирался в дом Луриса или Лена и брал всё ценное, что мог унести.

Так продолжалось слишком долго. До тех пор, пока он с друзьями не стал охотиться на контрабандистов. Тогда-то всё и изменилось.

* * *

Брункер продолжал бушевать. Крики Руперта и Свейна терялись в общем стоне всех бедолаг, ставших жертвами монстра. Им оставалось жить несколько минут.

— Нужно спасать их, — сказал прячущийся в зарослях Лен подоспевшему Лурису, хоть и понимал, что говорит банальность.

Лаоген оглядел монстра, увидел своих друзей, беспомощных и истерзанных страданиями, и двинулся вслед за сорвавшимся с места Леном. Оба вышли из укрытия.

Держа перед собой меч, Тайлинген медленно обходил монстра по широкой дуге, приближаясь к тем его щупальцам, в которых были зажаты Руперт и Свейн. Спешка могла окончиться тем, что он сам попадёт в щупальца монстра и тогда умрут все. Поэтому, Лен не рисковал, не смел приближаться ближе монстру ни на шаг. Лурис держался за его спиной.

Наконец, до Руперта и Свейна оставались считанные метры, и Лен шагнул вперёд. Напряжение, как перед голодным волком, как то, что он испытывает, надевая доспех отца, охватило его. Не страх и не трусость — напряжение во всём теле. Одно из щупалец потянулось к парню, но Лен полоснул его мечом, и монстр отдёрнул конечность. Лен следил за тем щупальцем, пока оно не оказалось возле головы чудовища. Это и стало ошибкой парня. Отвлёкшийся, он не замечал ничего, что происходило вокруг.

— Осторожно!

Лишь крик Луриса заставил Лена повернуть голову. К несчастью, толстое щупальце было уже слишком близко. Тайлинген успел разрезать его лишь наполовину, когда воспоминания заполнили его голову.

* * *

Ден Тайлинген любил своего сына больше всех на свете. После того, как жена умерла у него на глазах, загрызенная волком, кроме Лена у него не оставалось родных.

Они жили с сыном вдвоём. Ден рассказывал Лену, что раньше он был странствующим бардом и однажды его нанял сам король Ричард Третий. Рассказывал, что спел на королевской свадьбе так хорошо, что король в порыве своей королевской щедрости подарил барду зелёный доспех и крепкий меч, чтобы Ден мог не опасаться за свою жизнь. После того случая фамилия Тайлингена стала известна на весь Колорид.

Но Лен не любил слушать такие рассказы. Он всегда завидовал Руперту, чей отец раньше служил командиром в войске королевства. Только от отца сыну могут передаться боевые навыки. А Лен всегда мечтал стать воином, отправиться в приключения. Ему казалось, что это будет лучше, чем сидеть в Ремеке и латать сапоги. Но отец говорил твёрдо: "Этому не бывать!".

А потом Лен был вынужден тайно охотиться на контрабандистов. Настал день, когда младший Тайлинген убил. Это было ужасно, его рвало два дня от одного воспоминания. Тогда Лен понял, что отец лишь старался уберечь его от этого чувства и от этого дня. Он уже не раз корил себя за то, что мог подумать так плохо об отце, и понял, что будет корить всегда.

* * *

Лурис видел это: Лен беспомощно кричал в пустоту, внимая голосам людей из своих собственных воспоминаний. Лаоген понял, что теперь он один в состоянии драться. Это значит, что только он может спасти всех. Ошибка непростительна. Он потянулся к застрявшему в щупальце мечу Лена, но монстр сдвинул конечность, и рука парня легла прямо на присоску.

* * *

Родители Луриса, старый охотник родом из южных королевств и онтница, представительница враждебной Колориду расы, всегда ощущали к своему сыну скорее интерес, чем любовь. Он не должен был родиться живым, мало, кто рождается живым от смешанных браков, но Лурис родился. Желтизна кожи, как у матери, ему передалась слегка, заострённые уши чуть больше, а глаза — один в один материны. Всем остальным он был типичным хентом.

Родители смотрели, как развиваются его навыки. Лурис хорошо стрелял, даже слишком хорошо, как для хента, так и для онта. Ещё у него были отличное зрение и чуткий слух, что скорее уж досталось ему от отца, чем матери.

Отец Луриса заставлял его рыбачить, чтобы всегда был товар. Два раза в год он нанимал повозку и уезжал на запад продавать улов Луриса, так как являлся ещё и неплохим купцом. Парню не нравилось эта работа, и он всячески старался отлынивать. А потом случилось несчастье. Однажды отец Луриса уехал, как всегда, с повозкой искать покупателей, но не вернулся в срок. Спустя месяц его доставили в Ремек раненого. Одну ногу медведь разорвал до костей, вторую сильно покусал. Охотничьи навыки не помогли.

С тех пор он не смог даже самостоятельно встать, ни разу. Лурис ловил рыбу только ради еды, чтобы не умереть с голоду. Торговать он не умел и вряд ли мог научиться. Для его семьи настали тяжёлые времена. Но, несмотря на это, Лурис так и не полюбил рыбалку. Ни на миг.

* * *

Лурис вырвался, содрогнулся всем телом и только тогда заметил, что стоит на всё том же месте лицом к лицу к чудищу. Он услышал крик Лена, недалеко уже более пронзительно кричал Свейн. Лурис перехватил рукоять меча, рывком высвободил клинок и, проскочив под огромным неспокойным щупальцем и бросив Лена, побежал к Руперту.

Удар. Низко опущенное щупальце поддалось легко. Руперт встал на ноги и глянул Лурису в глаза — из них Лаоген понял всё. Убегая обратно к Лену, он слышал за спиной, как здоровяк рубит секирой второе щупальце, в котором был зажат Свейн. Ещё удар. Теперь на свободе был и Лен.

Все четверо бросились бежать, ничего не говоря друг другу. Когда опасность осталась позади, они выбежали к небольшому пригорку недалеко от причала и неожиданно столкнулись с тремя контрабандистами, сумевшими, как и они, вырваться из щупалец монстра. Две стрелы были выпущены Лурисом так быстро, что, когда умер первый, второй уже начинал умирать. Последнего контрабандиста они взяли в плен.

Руперт привязал бандита к дереву, прямо там, на месте убийства двух других, сам же, когда пожар окончательно убил монстра, вместе с Лурисом и Серго отправился обыскивать гору пепла. Лен остался с бандитом.

— Почему ты взял в плен меня? Я же простой контрабандист, я ничего не знаю, — тот посмотрел на Тайлингена из-под косматых бровей. Говорил он, будто, шепотом, едва шевеля губы, окружённые чёрным наростом.

— Почему тебя? — подумав, ответил Лен. — Потому что я с самого начала задумал взять в плен командира всей этой банды, — он толкнул того в грудь. — Тебя.

— Ха! Почему ты решил, что я командир? По-твоему, будь я командиром, стал бы разгружать ящики, вместе со своими лоботрясами?

— Больше некому. Командир не тот парень, который следил за своей причёской, не смотря на то, что хвалиться ей некому, не коротышка, который всегда просил повторить сказанное, чтобы было время подумать над ответом, не пьяница, который ненавидит людей за простое слово, за набор звуков, хотя они имели в виду совершенно другое, — Лен кивком указал в сторону трупов, лежащих рядом, под деревом. — Нет, они не могли быть командирами, они слишком глупы для этого.

— Капитана барки выходили встречать двое: командир и его помощник...

— По кодексу, если встречающий нарушит какое-либо правило, тот, кого он встречает, имеет право его убить. Зато подменять себя ложным командиром нигде не запрещается.

— Ладно, чего скрывать, ты меня раскусил, — сдался контрабандист. — Чего ты хочешь?

— Хочу знать, где ваша база.

— Запрещено кодексом! — голос был твёрд.

— Я хочу, чтобы ты нарушил кодекс. Один раз. Тогда я, даю обещание, сделаю так, чтобы ты ушёл отсюда живым.

Контрабандист повёл усами и обнажил кривые зубы в широкой улыбке.

— И ты взял для этого в плен командира контрабандистов? Даже не его помощника? Наверное, следовало догадаться, что командиры пуще других соблюдают кодекс.

— Командирами становятся самые умные, а не самые фанатичные, — возразил Лен.

— Смелое заявление. Ты и сам, я вижу, командир своего небольшого стада. Я видел, как тот здоровый кинулся за верёвкой, когда ты приказал ему привязать меня к дереву. Не скрывай — ты тоже командир.

— Это неправда. Ты командуешь другими контрабандистами, потому что, если кто-то ослушается твоего приказа, согласно кодексу, его выпотрошат. В армии командир командует солдатами, потому что, если они откажутся выполнять приказ, их казнят. Эти люди — Лен указал пальцем в сторону своих друзей. — Слушают меня, потому что сами понимают, что так будет лучше. Они знают, что я не поступаю глупо. В моём случае источником власти является простое понимание людей, в твоём случае — страх. У тебя есть право командовать своими людьми, у меня — нет.

— Ладно, забудь. Объясни лучше, почему это, если я умный человек, то нарушу кодекс.

Лену не понадобилось время, чтобы обдумать ответ.

— Потому что кодекс — сочетание глупых правил, составленных ради выделения контрабандистов, как отдельной, самостоятельной и серьёзной группы.

— Неправда. Кодекс позволяет нам не совершать ошибки. Если я всегда буду действовать, как написано в кодексе, даже если эти действия будут иметь не самый хороший результат, я не буду винить себя, не буду считать, что совершил ошибку. Я ведь поступил по кодексу, виноват тот, кто этот кодекс придумал.

— Таким образом, это отличный способ свалить вину на ушедших в могилу. Забавно. Гораздо лучше просто не совершать ошибок, или выдумать хороший кодекс. Один из пунктов вашего кодекса не позволяет вредить добыче, когда она уже получена. Это помогло нам сегодня победить вас.

— Ладно. Ты убедил меня. Я нарушу кодекс. Один раз. Но сначала ответь мне на вопрос: зачем тебе это?

— Что зачем?

— Зачем ты сейчас убил всех? Зачем ты убиваешь тех, кто тебе не причинял зла? Есть ли у тебя основа для твоих действий? Чем вы, ты и твои дружки, лучше нас, контрабандистов.

— Вы сожгли деревню Хенсток к северу отсюда. Что мешает вам грабить другие деревни?

— Например, твой Ремек?

Лен похолодел. Теперь ему придётся нарушить обещание и убить этого контрабандиста, ведь тот знает, откуда исходит опасность и, стоило полагать, придёт со своими людьми, чтобы сжечь Ремек.

— Да, я знаю, что вы оттуда. Больше неоткуда. Что ж, мы сожгли Хенсток, потому что жители той деревни, эти грязные псы знали, где наше логово. Вы пока не знаете. Поэтому, даже после случившегося сегодня мы не станем жечь вас — кодекс. Ты всё ещё хочешь, чтобы я ответил на твой вопрос?

— Хорошо, не отвечай. Я тебя отпущу, как и обещал, хотя и не имею причин на это.