Там, за горизонтом

— Гляди, кто-то тряпки разбросал, — вновь был первым Николай, направив луч фонаря на горку одежды, лежащую на пятачке, который несколько секунд назад освещали фары автомобиля. — И вроде подвывает кто-то, слышишь?

— Стой, — механически, будто маленького ребёнка, Михаил задвинул Николая за спину.

— Стою, ты чего, не бей меня! — заерепенился мужчина. — Я, я не пойду дальше.

Михаил же как заколдованный смотрел на женский зимний утеплённый костюм и не мог отделаться от мысли, что он знает, чья это одежда.

— Там фонарь, и ещё тряпки! — отошедший от нервической дрожи заспинный глазастик высмотрел вторую кучку тряпья и резко отпрыгнул назад. — Ой, она шевелится!

— Где?

— Белый валун у арки. Стой, ты куда? — едва не взвизгнул Николай в спину Михаилу, рванувшему к валуну.

Если с утеплённым костюмом Михаил ещё сомневался, то шмотки Натальи опознал с первого взгляда. Не разбирая дороги, он через несколько мгновений упал на колени у тоненько подвывающей, сжавшейся в комочек женщины.

— Наташа! Что за... — жена испуганной ланью отпрянула от прикосновения, испуганными и бешеными искрами сверкнули глаза в луче фонаря Михаила.

— А-а-а! — пароходной сиреной взвыла супруга. От резкого порыва ветра, заглянувшего в кишку пещеры, мумия в модных шмотках Кати Фурцевой осыпалась прахом. Только копна волос не пожелала становиться серым прахом, веером рассыпавшись под спортивной шапочкой с помпончиком.

— Боярин! — от страха Топоруков вспомнил школьное прозвище друга.

Чувствуя стальные обручи, сдавившие грудь, Михаил дрожащими руками прижал Наталью к себе.

— Тише, милая. Всё, всё закончилось, я здесь. Видишь, это я, посмотри на меня, солнышко! — обхватив пальцами подбородок женщины, он силой повернул её лицом к себе. Крик резко прекратился, будто в лёгкие Натальи перестали подавать воздух, из её глаз медленно исчезало безумие. Осторожно, будто фарфоровую, поставив жену на ноги, Михаил повёл её к главному проходу пещеры. — А это Топор, узнаёшь?

— М-Миша? Коля? — шумно сглотнув, повела глазами Наталья, тут её взгляд наткнулся на кучу одежды в десяти метрах от отнорка, куда она забилась ранее.

Пискнув раненой птицей, внешне хрупкая женщина с внезапно проснувшейся неженской силой оттолкнула Михаила и в несколько больших скачков, подбежала к тому, что осталось от подруги, где вновь запричитала профессиональной корейской плакальщицей. В этот раз Михаил не стал останавливать жену, он по опыту знал, что просто бесполезно её трогать пока она не выплачется. Присев на корточки рядом, он подобрал с земли золотое обручальное кольцо, слетевшее с рассыпавшейся в прах руки мумии. Окружающий мир перестал существовать, мгновенно сжавшись до маленькой точки.

— Как же так, Катя, как же так?! — китайским болванчиком раскачивалась из стороны в сторону Наталья.

В то, что произошло непоправимое, Михаил поверил сразу. Интуиция, обливающаяся кровью душа, если хотите, твердили, что шуткой здесь не пахнет. Слишком жестокий розыгрыш для местных реалий, да и не подходил никто на роль шутников. Только ощутив боль утраты понимаешь, что все семейные неурядицы и невысказанные претензии и обиды — это мелочь, недостойная внимания.

— Боярин, ты чего? — Николай непонимающе попинывал костюм Кати Фурцевой. — Что за хрень, Боярин?

— Заткнись! — шикнул Михаил

С трудом взяв себя в руки, Бояров напряженно смотрел в сторону светлого абриса входа, нехорошая мысль-догадка овладела им. Через силу разлепив губы, он прохрипел:

— Топор, проверь мобилу, связь есть?

— Есть три "палки", плавает. Две "палки", одна, опять три.

— Набери Мамая или кого-нибудь, кто у мангалов остался.

— Что?

— Что слышал, набирай! — уже догадываясь об ответе, грубо, не принимая возможных возражений, надавил Михаил. Отвернувшись, он, по-прежнему сидя на коленях, аккуратно сгребал руками то, что осталось от Екатерины: нетронутая одежда и жирный пепел.

— Не отвечает... Что происходит?

— В городе кого-нибудь вызвони, скорую, полицию, сам потыкайся в телефоне.

Результатом всех потуг были безответные гудки или механические голоса автоответчиков, твердивших о важности звонка.

— Где-нибудь на западе есть родня или знакомые?

— В Самаре и Воронеже, — названия городов были произнесены с заметной дрожью в голосе.

— Набирай, не бойся разбудить, если я прав, им уже пофиг.

И вновь безответные гудки в ответ.

— Боярин, мать твою, ты мне можешь сказать, что происходит? — сорвался на крик Николай. От громогласного ора задрожали каменные своды и, забыв об истерике и причитаниях, подскочила перепуганная Наталья.

— Песец. Большой Песец происходит, — чувствуя, как его разрывает на мелкие кусочки от внезапно нахлынувшей неизвестно к кому ненависти и ярости, Михаилу безумно захотелось сорваться и наорать на Николая, выплеснув весь гнев, что копился внутри. До этого толстокожего "тормоза" только-только стало доходить, что произошло нечто по-настоящему непоправимое. Усилием воли задавив гнев и уняв дрожь, Михаил прижал к груди голову Натальи. — Господи, что я Катькиному мужу скажу?

Втянув носом тонкий и такой родной запах женских духов, Михаил аккуратно отстранился от жены, с недоверчивым выражением на лице, понюхал измазанные пеплом ладони. Странным в ситуации было то, что пепел не пах. То есть никак. Совсем. Или это просто игры обоняния и выверты психики, как ответ на ударную порцию шока всего организма? Замерев, Михаил некоторое время не шевелился, после чего решительно вскочил на ноги и бросил за спину, хлёстко, будто выстрелил:

— Ждите здесь. Головой за Наташку отвечаешь, понял?

— Но, я...

— Миша, не ходи, — попыталась его остановить жена.

— Жди здесь, — мягко высвободившись из женских рук, хрипло каркнул Михаил, шагая наружу.

Кто-то же должен идти, правильно? Понимание, что за спиной остались жена и дети, которым грозит вдовство и сиротство, если отец повторит страшную и незавидную участь Екатерины, не могло стать препятствием на пути добровольного разведчика. Не Жопорука же, право слово, в разведку посылать. Этот заяц от разрыва сердца в пятке на выходе из пещеры коньки отбросит. Не стоит брать лишний грех на душу. Да уж, иронично ощерившись, Михаил оглянулся на бьющий в спину подрагивающий луч фонаря Николая, сдохнуть от голода в холодной пещере — участь куда лучше, чем мгновенно превратиться в горстку пепла. Если опасность снаружи не миновала, все так и так умрут, только ещё живые окажутся обречены завидовать мёртвым, поэтому решение прошвырнуться по бывшему карьеру не имело альтернатив. Или-или, третьего не дано.

— Миша! — с надрывом прилетело в спину.

В первые мгновение солнечный свет ослепил, выбив из глаз непрошенные слёзы, но стоило солёной влаге подсохнуть под свежим мартовским ветерком, как за мутными размытыми тенями проступила картина непроизвольного погоста во всей её неприглядной красе. На ранее многолюдной площадке перед пещерой было пусто. Ни одной живой души, даже вездесущие воробьи и синицы предпочли оказаться как можно дальше от разбросанного то тут, то там тряпья. Осторожно обходя останки в виде описанного выше непотребства, окружённого черными вуалями в виде размытых пятен на снегу от разнесённого ветром пепла. Так, постепенно теряя благоговейный ужас и впадая в некий равнодушный транс, при котором следы чужих смертей начинают восприниматься неприятным дополнением к фону окружающего пейзажа, Михаил дошёл до мангала. Капая жирком на красные угли, вместо аппетитного аромата, вызывающего обильное слюноотделение, шашлыки распространяли вокруг запах палёной шерсти. С самого края мангала на нескольких шампурах с обугленными кусками мяса ещё можно было рассмотреть остатки вязаной шапочки Мамая. Сам плод любви востока и запада со своим потомком находились тут же, в том же виде, что и остальные участники трагедии, которым не повезло в момент кульминации оказаться на улице. Хоронить, честно говоря, нечего. Две бесформенные кучки тряпья из которых порывами ветра выносило черные шлейфы пепла.

Походя подивившись собственной чёрствости, равнодушию и холодному расчёту, которые незаметно затмили остальные чувства и эмоции, если не выморозив их, то загнав подальше в тёмный угол подсознания, Михаил покрутил головой, механически прислушиваясь к окружающему миру. Где-то на задних задворках слухового восприятия на холостых оборотах лениво тарахтела чья-то машина. Тихое урчание легковушки дополнялось периодическими утробными порыкиваниями крупного зверя — со стороны невидимой отсюда просёлочной дороги доносились звуки двигателя большегруза. Движок невидимого авто, то затихал, то рьяно подхватывал обороты, на весь лес стреляя глушителем, словно раздумывая заглохнуть ему окончательно или поддать газку, в конечном итоге не решаясь ни на то, ни на другое. Недалеко настороженно стрекотали сороки, в отличие от лесных сплетниц, вороны не утруждали себя проявлением осторожности, грая иной раз громче пыхтящего на проселке грузовика. Вот несколько наглых птиц выметнулось из-за вагончика, неся в клювах куски маринованного мяса. Всё ясно, там была ещё одна группа отдыхающих...

— Прости, мужик, — тяжело дотопав до урчащего на стоянке четырёхколёсного коня, Михаил, совершенно не испытывая никакого пиетета, бесцеремонно стряхнул останки незнакомого водителя на снег, следом выгрузив из карманов котят. Всяко неизвестному машина уже не пригодится, как и его предполагаемым родственникам, если они не из тех, кто остался в пещере. В любом случае индивидуумы с претензиями пойдут лесом, а кто не согласится с маршрутом, отправятся полем. — Так, ребятки, посидите здесь, в салоне натоплено, так что не замерзнете. Сиденья не драть... хотя делайте что хотите.

— Мяу! — возмущённо взвыл подарок дочке, которому и за пазухой неплохо сиделось. В отличие от хвостатого напарника, его подружка перенесла выгрузку спокойно, тут же свернувшись компактным комочком.

— Крысохвостых не спрашивали, — отмахнулся Михаил, направляясь в подземелья.

— Ну как? — табакерочным чертом на освещённый пятачок выскочил нервничающий Николай.

— Что как? — опешил от напора Михаил.

— Мужики всех во втором зале собрали, народ на нервах, как на митинге. Дети эти ещё: "что там?" да "что там?". А что я могу сказать? Сижу на шухере, нихрена не знаю.

— Мне мужики до лампочки, Наталья как?

— Успокоилась, я её к своей отвёл, девки её лучше меня успокоят.

— Да, Коля, я б сказал, что ты совсем мозгой зачах.

— Чего я зачах? — вскинулся Топоруков.

— Того, что башкой разучился думать, моча в голову ударила, елдой всё больше размышляешь. Бабу после стресса к бабам отвёл, революции захотел? Это ты молодец, умница, мальчик. Хвалю! Наташка сейчас баб заведёт так, что ты хрен с ними справишься. Меня только прошу не приплетай. Сам кашу заварил, сам и расхлёбывай.

— А что я сразу? Там и без твоей жены обстановка, как на майдане, скоро до "небесной сотни" дойдёт, все друг друга переубивают, а ещё ты свалил и ни слуху, ни духу.

— Митингующие уже лозунгами разговаривают? Давай, Топор, режь правду-матку. Кричат, долой правительство там или геть олигархов, экспроприировать экспроприаторов? Нет? Зря. Знаешь, у нас на повестке вновь извечные русские вопросы из разряда, что делать и как быть, подпёртые для крепости сакральными поисками виновных. Надеюсь они уже сковородки в аду обживают, но найти этих гадов и покарать мочеиспусканием на безымянные могилки считаю делом принципа, — лениво и несколько ёрнически процедил Михаил, сразу меняя тон. — Там всё, Коля. Если я говорю "всё", то "ВСЁ" с большой буквы и все они заглавные.

— В каком смысле? — опешил Топоруков.

— Пошли, друг мой ситный, — положив руку на плечо Николая, Михаил потянул его за собой. — Нехорошо заставлять людей ждать, а смысл, Коля такой, что в радиусе от тебя до ближайшей пещеры или шахты живых людей не наблюдается. Такое у меня чувство и как мне кажется, оно меня не обманывает. Хотя, как на духу, до визгу хочется, чтобы обмануло! Поверь, я бы всё отдал, чтобы обмануло и Катька не лежала бесформенной кучей белья в чужой машине.

* * *

*

— Что там?

Пожалуй, это был первый и едва ли не главный вопрос, светившийся в десятках пар глаз, направленных на Михаила. На лицах людей замерло ожидание, через которое поступали нешуточное беспокойство и затаенный страх с подспудной надеждой на благополучный исход. Вдруг этот рвущий жилы жуткий крик был чьей-то неудачной шуткой. За доли секунды Михаил прочитал чувства окружающих и они, наткнувшись на леденящий холод в ответном взгляде, внутренне подобрались, готовясь к худшему. Даже шебутные школьники боялись нарушить тишину, которая звенящим пологом повисла в пещере.

— Наташа, Лиза, Санька, идите сюда, — слова колючими ёжиками проскребли через глотку, справившись с собой, Михаил потянул к себе дочку Григория. — Иди ко мне, Марина.

— Дядя Миша, — прижавшись к мужчине, с трудом пролепетала девочка, которую била крупная дрожь. Девочки успели наслушаться ужасов от Натальи, и Марина уже представляла, какие новости её ждут.

— Говорю для всех — в данный момент снаружи опасности нет, — будто пролаял Михаил.

— Мужик, тля тебя дери, кончай яйца мять, чего есть? — выкрикнул долговязый персингованный и татуированный парень с тоннелью в левом ухе. Про таких говорят — весь на цирлах. Переминаясь с ноги на ногу в группке студентов, он явно не находил себе места, что-то гнало его вперёд и только руки перепуганных девушек, с неженской силой вцепившихся в кожаную куртку, до сих пор удерживали его на месте. — Ты, это, типа язык проглотил? Говорю тебе, мужик, кончай яйца мять, мы — люди пуганные, ты давай языком работай.

— За своими яйцами следи, — огрызнулся Михаил, — ухо, гляжу, тебе порвали. А теперь говорю для информации и понимания обстановки, живых снаружи нет, — просверлив персингованного нахала взглядом, от чего тот непроизвольно отступил за спины девушек, веско добавил Михаил. Заглушая поднявшийся ропот, он выставил вперёд руку. — Тихо! Чтобы всем было понятно с первого раза и одного слова, мужики, я тут ни хрена не шучу! Какая-то хрень прихлопнула всех, кому не повезло оказаться под землёй.

— Па-ап!

— Дядя Миша!

Два мелких тела синхронно врезались в Михаила справа и слева.

— Лиза, Марина, — сглотнул каменного ежа Михаил, — Санька...

— Мама, папа, Стас, они умерли? — совсем не по-детски обронила девочка, глядя на Михаила взглядом смертельно раненого оленёнка, у мужчины враз перехватило горло.

Попытавшись поймать бегающий взгляд отца, Сашка отступил на пару шагов. Хмурый мальчишка даже не спрашивал, а больше утверждал, ткнув носком бердца обломок мелкого сталактита, добивая выводом:

— Пап, Маринкины все умерли? И мы бы сдохли, если бы наверх пошли. Стаса жалко, мы с ним в доту не доиграли, — всхлипнул Сашок, ткнувшись отцу лицом куда-то в район пупа и разревевшись.

— Поплачь, сына, поплачьте, девочки, — сглотнув ком, хрипло выдавил Михаил, обняв детей. Он хотел привлечь к себе Наталью, но та, будто чужая, с холодком глянув на мужа, отстранилась от них. Прикрыв глаза, мужчина выдохнул сквозь плотно сомкнуты зубы, будто и не было надрывного "Миша" пятнадцать минут назад. В груди начала подниматься глухая красная волна гнева.