За последним порогом. Начало

С другой стороны, Владеющими мы фактически станем только после семнадцати лет, когда достигнем второго, полного совершеннолетия. До тех пор нас просто не станут учить ничему серьёзному — и, кстати, совершенно правильно. Пока будущий Владеющий не научится ответственно и с полным контролем использовать свои способности, ему доступны лишь безобидные упражнения по развитию и контролю Силы. То есть как минимум до этого времени любой хулиган может практически безнаказанно настучать нам по физиономиям. К тому же я, как взрослый и поживший человек, прекрасно понимал, что в бою сила не главное. Дай ботану любую силу, и его всё равно будут тиранить все кому не лень. Чтобы стать воином, нужно с детства вырабатывать в себе воинский дух, а романы, где ботан-программист переносится в другой мир, сразу становится великим магом и начинает нагибать окрестные народы — это всего лишь мечты конкретного ботана, с реальной жизнью никак не связанные.

Здесь стоит упомянуть, что рассказ нашей мамы про права и привилегии дворян был совершенно верным, однако существовало множество нюансов, которые порой сильно меняли ситуацию. В частности, несмотря на сильную сословность общества, оно было довольно демократичным, главным образом за счёт работающего механизма социальных лифтов. Сословное обучение, вроде английских закрытых школ, активно не поощрялось — судя по всему, князь справедливо полагал, что закукливание сословий ведёт к застою и загниванию общества в целом. Конечно, в той младшей школе, куда мы вскоре пойдём, дворян было много, а в школе в каком-нибудь рабочем районе их не было вовсе, но тем не менее в целом никакой сегрегации не наблюдалось.

Всё это приводило к довольно любопытному эффекту — дворянские дети вели себя скромно и своё дворянство не выпячивали. Ведь что мог сделать дворянский отпрыск, если мещанский сын с ним подрался или даже просто набил морду? Теоретически он мог подать жалобу в суд Чести, после чего мещанину, возможно, пришлось бы несладко. На практике это означало бы позор, постоянные насмешки и ущерб для репутации на всю оставшуюся жизнь. Так что умение начистить обидчику грызло для дворянских детей внезапно оказывалось совсем не лишним. И для дворянок тоже — девочки здесь, особенно одарённые девочки, росли активными, и даже близко не были безобидными ромашками.

— Я думаю, нам стоит поучиться. Понимаешь, если мы…

— Да согласна я, согласна, — отмахнулась Ленка.

— Что, вот так сразу? — я не понял такой сговорчивости.

— Ты же мужчина, вот ты и решай.

Ага, замечательная позиция — ты решай, ты и будешь виноват, если что. Так-то все женщины этим приёмом пользуются, но эта молодая какая-то очень уж ранняя.

* * *

Разговор с матерью я начал издалека.

— Как-то даже стыдно с синяками ходить. Сегодня Любомира встретили, ухмылялся. Просто позор какой-то…

— Сводить синяки не буду, — отрезала мать, не поднимая глаз от журнала.

— Да я не про то, — махнул я рукой. — Сам не хочу к тебе с каждой царапиной бегать.

— А про что? — мать слегка заинтересовалась.

— Может, нам стоит немного поучиться? Это же, наверное, не в последний раз, придурков-то хватает.

— Давай ближе к делу, не ходи кругами, — мать, наконец, отложила свой журнал.

— Любомир говорит, у его брата хорошая школа, — я пожал плечами с безразличным видом. — Можно было бы походить.

— А зачем вам это вообще? Вы Владеющими будете — чем вам поможет умение в морду дать?

— Ну, во-первых, Владеющими мы станем очень нескоро. А во-вторых, умение драться и для Владеющего полезно.

— В чём польза-то? Что-то я не слышала, чтобы Владеющий победил противника кулаками.

— А я вот не слышал, чтобы кто-то победил, отжимаясь на поле боя. А ратников почему-то отжиматься заставляют. С кулаков ведь и начинают учиться.

— Знаешь, Кени, — мать вздохнула, — мне не нравится вот эта твоя направленность на сражения. Ещё и Леночка за тобой тянется.

— Думаешь, не придётся?

— Мне бы не хотелось.

— Мне бы тоже не хотелось. Но если вдруг придётся, не хочу быть беспомощным телёнком.

Мать задумалась, смотря куда-то в неведомые дали.

— Ты как-то очень уж быстро превращаешься из ребёнка в мужчину, — наконец, сказала она с лёгкой печалью в голосе. — Ну хорошо, от меня что требуется?

— Твоё согласие, — начал перечислять я. — Оплата обучения. Не знаю, что там ещё потребуется, форма может какая-то.

— Хорошо, — кивнула мать. — А скажи-ка мне вот что: ты понимаешь, что потом отыграть назад не получится, и вам придётся заниматься там до конца? Владеющий не может менять свои решения, как флюгер. Если решение принято, оно должно быть исполнено. Иначе придётся силой расплачиваться.

На мгновение стало страшновато, даже мурашки пробежали. Очень нелегко привыкнуть, что слово здесь весит так много. Пусть это всего лишь слово семилетнего ребёнка. Но отступать я не собирался, да и не для этого разговор затевал.

— Я всё понимаю и решения не изменю.

— Значит, решено, — отрезала мать. — Скажи Любомиру, пусть договаривается.

* * *

Данислав Лазович имел суровое, словно высеченное из камня, лицо и ледяные глаза. Двигался он очень плавно, и в целом производил впечатление чрезвычайно опасного человека. Ленка на всякий случай спряталась за меня и осторожно выглядывала из-за моего плеча.

— Госпожа Милослава, — поклонился он матери.

— Почтенный Данислав, — мать кивнула в ответ. — Благодарю вас за то, что нашли возможность заниматься с моими детьми.

— Это самое малое, что я могу сделать для вас, — ответил он. — Наша семья у вас в долгу.

Мать с достоинством кивнула. Всё же аристократическое воспитание чувствуется сразу — я, во всяком случае, старый-я, — обязательно начал бы мямлить какую-нибудь чепуху вроде «да не за что» или «так поступил бы каждый», и неизбежно потерял бы лицо. Интеллигенту крайне сложно сохранить достоинство, пытаясь на равных разговаривать с человеком с такой явной и буквально давящей аурой опасности — слишком уж он отличается от привычно-уютной академической публики. Мне бы очень хотелось, чтобы моя интеллигентность осталась там, в сияющем коридоре, вместо утерянных и наверняка важных воспоминаний. Но к моему огромному сожалению, я сохранил её полностью, ну или почти полностью; приходилось буквально по капле выдавливать из себя интеллигента[6]. Надо сказать, что у Ленки эта проблема отсутствовала совершенно — она была аристократкой, во всём вела себя, как аристократка, и никакой двойственностью, в отличие от меня, не страдала. Старая память — это не только костыль, но и груз.

— Нужно ли что-то приобретать дополнительно? — спросила мать.

— Не беспокойтесь об этом, госпожа. Мы сами снабжаем учеников всем, чем нужно, дополнительные расходы будут просто включаться в ежемесячный счёт. Однако я попросил подойти сюда нашу лекарку, возможно, у неё будут какие-то рекомендации.

— Я должна подчеркнуть один момент, — сказала мать. — Мне хотелось бы, чтобы дети занимались по полной программе и получили полный объём знаний и навыков. Без скидок.

— Разумеется, госпожа, — кивнул Данислав. — Я сам буду заниматься с вашими детьми. Скидок не будет.

— Насколько я знаю, вы служили в «Волках Севера», почтенный? — мама вопросительно посмотрела на Данислава.

Мама явно навела справки — до этого она точно ничего не слышала про брата Любомира. В общем-то, этого следовало ожидать.

— Именно так, госпожа. Прошёл путь от кадета до тактического офицера. Потом семь лет служил старшим инструктором отряда по боевой подготовке. Пять лет назад открыл школу.

— Достойный путь, — кивнула мама.

Дверь открылась, и в комнату вошла молодая женщина. На мгновение задержав на маме взгляд, она склонилась в поклоне:

— Госпожа Милослава.

— Мы знакомы? — вопросительно подняла бровь мать.

— Односторонне, — улыбнулась та. — Я посещала ваши лекции по коррекции аномального онтогенеза[7]. Позвольте представиться: Анна Бехтева, лекарка, четвёртый ранг.

— Рада знакомству, госпожа Анна, — кивнула мама.

— Не думаю, что вы нуждаетесь в моих скромных советах, госпожа, но на всякий случай скажу: детям мы обычно рекомендуем минерализованные коктейли по стандартному укрепляющему курсу А-1.

— Я делаю своим детям процедуры полного курса Тоффеля.

— Полного? — брови у лекарки поползли вверх. — Впрочем, чему я удивляюсь. Полагаю, по физическому развитию они соответствуют детям примерно на год старше?

— Да, примерно так, — согласилась мама.

— А скорость реакции?

— Повышенная, но за пределы базового диапазона пока не вышла. Можно не учитывать.

— В таком случае я не вижу никаких проблем, — сказала Анна. — Позвольте вручить вам наши рекомендации по домашним упражнениям — возможно, вы захотите как-то объединить их со своей программой. Если у вас, госпожа, нет ко мне вопросов, то позвольте вас покинуть.

Дальше последовали снятие мерок и краткая экскурсия по школе. На том посещение и закончилось; через неделю для нас изготовят форму и защиту, а ещё через несколько дней наша новая группа начнёт заниматься.

* * *

Как правило, я старался задавать как можно меньше вопросов, чтобы не выпадать из образа ребёнка. Да, дети часто фонтанируют вопросами вроде «мама, а почему небо голубое?», однако подобные темы меня интересовали слабо — почему небо голубое, я прекрасно знал и сам, а вот насчёт матери, кстати, совсем не уверен. Вопросы, которые меня интересовали в первую очередь — структура власти в княжестве, разделение полномочий, судебная практика, и тому подобные, — от семилетнего ребёнка выглядели бы странно, и задавать их следовало крайне осторожно.

В качестве отступления замечу насчёт судебной практики — изучив вопрос по доступным мне обрывочным источникам, я выяснил, что мать дала мне сильно упрощённую картину. Кроме Мещанского суда и суда Дворянской Чести, существовал также Круг Силы, который разбирал дела и споры Владеющих, а также Княжеский суд. Причём разделение полномочий между ними было довольно запутанным — например, в зависимости от конкретных обстоятельств, я мог попасть под юрисдикцию любого из этих четырёх судов. Существовали и другие суды, например, Гильдейский, который ведал тяжбами купцов, но с ними я вряд ли мог пересечься. Судопроизводство было весьма сложным — некоторые суды руководствовались сводом законов, причём у каждого своим, тогда как другие использовали прецедентное право. Словом, это был рай крючкотвора.

Сегодня как раз представился подходящий случай прояснить давно интересовавший меня вопрос:

— Мама, а вот госпожа Анна — она лекарка, а ты целительница. Это одно и то же?

— Нет, Кени, это совсем не одно и то же. Это довольно сложно объяснить в двух словах.

— Объясни в трёх, — предложил я.

— Ну хорошо, — засмеялась мама, — тогда слушай. Ты ведь знаешь, что техника плохо работает там, где высокая концентрация Силы, или где колебания Силы слишком велики?

— Знаю, — согласился я, — ты рассказывала.

— А знаешь, почему люди и животные себя там прекрасно чувствуют? Потому что живые клетки стабилизируют поле, прямо воздействовать на них Силой практически невозможно. Так вот, дар целителя как раз и состоит в том, что он может своей силой воздействовать на организм напрямую. Проще говоря, он может как бы обмануть организм больного и прикинуться его частью.

— А лекари?

— А лекарю нужно сделать разрез и залезть внутрь, чтобы что-то там исправить. И даже так он силу обычно использует не напрямую, а чтобы сделать сложный разрез, или пережать артерию, или ещё что-то. Ещё лекари используют алхимию, она очень эффективна, особенно когда делается под конкретного больного. Лекари, вообще-то, многое могут, но до целителей им очень и очень далеко.

— А кого больше — лекарей или целителей?

— Лекарей много, они в основном и лечат. Целителей очень мало. В нашей лечебнице их трое, но это центральная лечебница княжества, к нам со всего княжества сложных больных привозят. В большинстве лечебниц ни одного нет. Ты же изучал большие числа? Знаешь, что такое миллион?

— Конечно, знаю, — оскорбился я.

— Вот смотри: в княжестве тридцать шесть миллионов жителей. На всех них приходится тридцать четыре младших целителя и девять старших. Причём старшие лечат редко, а больше наукой занимаются. Сможешь сам прикинуть, сколько жителей на одного целителя приходится?

— Тысяч девятьсот, да? — прикинул я.

— Ну, наверное, так. У меня с арифметикой не очень, — засмеялась мама. — Я лучше тебе поверю.

— Так что получается — ты можешь издалека сердце у человека остановить?

— Нет, не могу. Надо же сначала настроиться на организм. Это не сразу делается, и надо при этом человека касаться. Но знаешь, мне не обязательно сердце останавливать. С седьмым рангом я могу не хуже любого боевика, например, каменный шип в сердце воткнуть. Остановит ещё надёжнее.

Я вспомнил ещё один интересный вопрос:

— А ты можешь сделать так, чтобы у человека дар появился?

— Нет, конечно, — мама даже удивилась вопросу. — Дар — это свойство души, а мы душу даже почувствовать не можем, не то что изменить в ней что-то.

— А боги?

— Боги? — мама задумалась. — Скорее всего, тоже не могут. Во всяком случае, я не слышала, чтобы боги кого-то наделили даром. Вот Сила может, так она и считается сущностью более высокого порядка. Хотя, если подумать, ещё неизвестно, наделяет ли она даром, или просто помогает дару развиться до его естественного предела.

— А какие ещё сущности есть?

— Если какие-то и есть, в нашем мире они себя не проявляли.

— В «нашем мире»? А другие миры существуют? — спросил я с безразличным видом, но пульс ускорился.

— Может да, может нет, — мама пожала плечами. — Какой смысл гадать о том, что мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть?

Ну, положим, я могу подтвердить, но мне-то другое интересно.

— А боги вообще существуют?

— Не поняла, — мама выглядела слегка сбитой с толку. — А куда бы они делись?

— Ну, в смысле, кто-нибудь их видел?

— Да много кто видел. Я, например, видела.

Мама правильно поняла моё изумлённое лицо и пояснила:

— Всех новых целителей Жива благословляет лично. Меня тоже благословила, когда меня в целители посвящали.

Вопросов у меня сразу возникло бесчисленное множество, но маме явно надоело просвещать любопытного ребёнка:

— Всё, хватит уже разговоров. Идите с Леной книжку почитайте и ложитесь спать.

Оказывается, здесь есть настоящие боги, которые спускаются со своих Олимпов и ходят среди людей, как в мифах Древней Греции! Впрочем, сейчас я бы не рискнул называть их «мифами». Мир сразу стал выглядеть гораздо менее уютным — мне сложновато понять, как жить и вести себя в мире, где легко можно встретиться с богом.

* * *

Я проснулся оттого, что на меня кто-то запрыгнул с разбега. Впрочем, почему «кто-то»?

— Ленка, ты чудовище! — простонал я, пытаясь восстановить дыхание.