Проклятый бард

И этот мелкопоместный князь явился, в надежде если не получить высокий трон, то хоть владение возвысившегося родича. Встречался он со своими дружками, секретничал по подворотням, соблазнял посулами и угождал местной дворне.

И узнал, узнал, что все решено, что избраны уже на правление два брата его, самые младшие и юные. Князь озлился, и вместо того, чтобы смиренно принять решение родич, еще пуще принялся интриговать.

Добрался даже до провидца, который и предсказал ему, что получит князь княжество, и будет знаменит на весь известный мир. Вот только, не уточнит провидец, они вообще не склонны разъяснять своих туманных видений, как будет называться княжество, и как именно будет князь знаменит.

Но правду сказал провидец. Все сейчас знают историю о подлом князе Мировладе, братоубийце и многоженце, насильнике и жестоком безжалостном повелителе половины всех лесов и рек. О том, как направил он убийц к родным младшим братьям, как подстерегли они в засаде Ярина и Славина, растерзали и разбросали их кости на поживу дикому зверью.

Знают и о том, как втерся он в доверие к Великому князю, а потом медленно, капля за каплей отравил его тело и разум хитрым ядом. И предстал спасителем, когда старый князь начал сходить с ума.

Слышали все и балладу о царевне, кою он силой взял в жены ради приданого — богатых приречных долин. О том, как жила она заложницей и детей своих кроме как сквозь решетку оконную, издали, не видела.

Знакома всем и поучительная история о том, как князь этот отринул своих богов и принял новых, ради еще одного куска плодородной земли. Для того, что пришлось ему взять в жены чужачку и признать ее детей наследниками, отринув право первородства.

Каждое злодейство, каждое мелкое предательство, обман или убийство тщательно запечатлены в историях, легендах, балладах. Было ли хорошее в его правлении? Было, но кто помнит это?

Владыка был силен, он был велик, его княжество было огромно, но где оно теперь? Забыто, потеряно, разорвано наследниками на мелкие клочки, сожрано в их бесконечных войнах после его смерти.

Смерти позорной, от руки юной наложницы, взятой из дома еще одного владетеля ради еще одного куска плодородной земли...

Сожалел ли князь о прожитой именно так жизни?

Говорят, что за пару мгновений до смерти перед глазами человека проходит вся его жизнь. Вспомнил ли князь, взявший имя Мировлад, пару путников, попавших под копыта коней его свиты, спешащей в столичный град вспомнил ли затоптанную до смерти девушку и ненавидящий взгляд обнимающего ее безжизненное тело мужчины?

Знал ли он клятве, данной этим человеком. Тем, кто следовал в своей мести попятам князя и знал о пророчестве, видел пылающий в глазах провидца огонь истины. И сделал все, чтобы оно сбылось. Именно так, полностью, дословно, не иначе...

Я замолк, глотнул горячего отвара.

А мальчишки сидели, пришибленно взирая в свои кружки.

— А вы так тоже можете? — прошептал Ришли.

— Я? — задумчиво посмотрев на дальний стол, где сидела парочка аристо, — мог бы, пожалуй, если б жизни хватило. Но в моих силах пока только нанести один, решающий укол. Смертельный.

В тускловатом свете, льющемся из часто переплетенных окон, пересекающемся на темном полу с льющимся из ламп золотом зал выглядел нереальным.

Разносчик в расшитой алым клином рубахе прогромыхал мимо собранной со стола посудой, собираясь донести нам еще один заказанный котелок густой наваристой похлебки. Проследив за тем, как юный широкоплечий горец исчезает в кухне, задумчиво посмотрел на входную дверь. Что-то мне кажется, не только миски это громыхали.

И точно.

Нарастающий, приближающийся шум — это топот копыт. И очень нехороший топот. Резкий, быстрый, нервный. Грохот военных барабанов, нарушающий сонную тишину этого места.

Его услышал и мужчина в углу, он насторожился, осторожно отстранил девицу, вздернул голову в первый раз стряхивая глубокий капюшон, демонстрируя горбоносый профиль, идеальный разворот плеч и осанку воина. Он посмотрел на нас — зло, будто это мы призвали на этот постоялый двор неприятности.

Не стоило здесь задерживаться. Совершенно точно. Осторожно коснувшись руки Ришли, мечтательно глядящего куда-то в пространство, жестом велел мальчишкам убираться из зала.

— Собирайте вещи. Ждите.

Ученики недоуменно переглянулись, но поднялись и скрылись в темном узком проходе. Я сместился, расположившись спиной к стойке. В этот момент дверь распахнулась, влажный ветер пронесся по залу резкой волной, заставляя вздрогнуть огонь светильников, сбрасывая капюшон и с девицы. Светлые, практически белые кудри рассыпались по точеным плечикам, белокожее лицо застыло в безжизненной обреченности.

Внутрь ввалились, на миг застряв в дверях, несколько аристо в заляпанных дорожной грязью камзолах. Возглавляющий толпу темноглазый юноша, в желтом с коричневой отделкой камзоле, окинул взглядом зал, скривился и вспыхнул радостью и яростью:

— Вы! — и кинулся к замершей у стены парочке, вытаскивая из пестрых, посеребренных ножен шпагу.

Я выдохнул.

Время стало тягучим и густым, словно приторно-сладкая патока.

Звякнул металл, встретив сопротивление. В руках горбоносого, чуть шатнувшегося вперед, возникла и заплясала тонкая рапира.

Прочие гости мягко разошлись по залу, самый рослый, с шрамом через все лицо, швырнул о стену поднявшегося ему на встречу молодого разносчика. Тот стек на пол бессознательной кучей, распластавшись в ближнем от входа углу.

В сумраке блеснули ножи, я, вытянув руки, отрицательно качнул головой, встречаясь с безжалостным синим взглядом командира нагрянувшего отряда, медленно вытягивающим кавалерийский палаш. Именно он командует отрядом, именно ему подчиняются все остальные.

Плавно приподнявшись, перетек через скамью. Попятился.

Сквозь звон металла, шум рушащейся мебели и разъяренные вопли разобрал грохот на кухне. А дверном проеме сгустилась тьма, принимая очертания хозяина подворья.

Есть ли тут второй выход? Сколько человек ждет снаружи?

Горбоносого выманил из угла дерзкий юноша на пару с опытным наемником, и теперь тот ловко парировал атаки уже двоих, вспрыгнув на один из столов. Задел головой потолок, швырнул горячей лампой в противника. Звон стекла и по скамье заплясали маленькие игривые огоньки.

Старший все еще тягуче смотрел на меня, оглаживая длинную рукоять палаша. За его спиной мелькнул еще один свитский, змеей скользнув мимо сражающихся.

Шум драки прорезал звонкий крик девушки:

— Дио!

Увернувшись от рук ловца, она метнулась к выходу, но попала в руки второго, огромного. Забилась, бессмысленно размахивая ярким инкрустированным зелеными камнями кинжальчиком. Отвлекшегося на крик горбоносого полоснул по ногам наемник, мужчина рухнул вниз со стола, сшибая скамью, парировал добивающий удар юного аристо...

У противоположной стены чуть шевельнулся сын хозяев.

Старший, все еще глядя на меня, шагнул ближе и лениво взмахнул рукой:

— Кончайте здесь.

Назад, выдох, опора...

Перемахнув через стойку, я нырнул вниз, подхватывая две пустые бутыли из толстостенного стекла. Нужен всего один точный бросок.

Вдох.

Взметнулся вверх, два тяжелых бутыля полетели в сторону двери, навстречу командиру банды аристо. Полмига спустя, вытянув руки, резко, с силой выдохнул ноту. И все стекло взорвалось тучей мелких копий, осколков, хищно взблеснувших ярко-зелеными гранями, впившихся в лицо старшего, запрокинув голову тот медленно опустился на колени, пытаясь утереть с глаз кровь...

Взвыл у двери, схватившись за лицо, тот, что держал девицу.

Сквозь выбитые стекла донеслось ржание обезумевших лошадей, крики, похожий на волчий вой...

Метнувшись вперед, сын трактирщика заложил входную дверь засовом, оскользнулся на крови, локтем оглушил пытающегося вернуть себе на место глаза человека.

Вскочил, извернувшись, на ноги горбоносый, тонкая рапира пронзила горло юноши, еще громче завизжала беловолосая девица.

Из темного нутра коридора воздвигся хозяин, тяжеловесно скользнул к командиру группы. Тот, хрипя, держался за горло, особо крупный осколок горлышка вошел под кадык...

Уклонившись от взгляда, за которым виделся странный, чуждый миру хищник, я протанцевал в коридор, перехватил мальчишек, поразившись, насколько перепуганными они выглядят. Ни разу не видели крови?

Протащил учеников по коридору, мимо пышущей жаром кухни, где к стене горячей кочергой был пришпилен еще один гость в желто-коричневой ливрее. Супруга трактирщика окутана мглой, в свете очага кажется темным, колышущимся призраком.

Мы вылетаем через отрытую дверь под серое, затянутое облаками небо и, оскальзываясь, обходим по склону занимающий весь распадок трактир.

Дети тяжело дышат, я старательно сдерживаю резкий, режущий грудь кашель, от которого может спасти только один хитрый отвар.

Скатившись со склона, обдирая ладони о камни и острую жесткую траву, оказались у входа в конюшню.

Здесь царил аромат крови, метались привязанные лошади, а посреди распластанных тел царил пес. Тихо ворча, он пытался очистить испачканную морду о мертвеца с разорванным горлом.

Через разбитые окна трактира доносилось рычание и хруст.

— Не подходите.

Дети замерли перепуганными крысятами.

Осторожно скользнув по двору, по оранжевым осколкам и кровавым ошметкам, метнулся на конюшню, подхватил седла, сбрую, переметные сумки и вывел нервничающих животных. Чужих трогать не стал. Мало ли.

Потянул упрямцев мимо пса, проводившего нас очень внимательным, не по-собачьи умным взглядом.

— Двигаем, двигаем отсюда.

Пешком выбираться на большую дорогу дольше, но остановка для того, чтобы оседлать лошадей, не стоит риска.

Меня подгоняет какое-то нутряное чутье, позволявшее раньше крутиться при дворе династии Руж, и не потерять жизнь.

И верно, выйдя на тракт, я обернулся. Там, позади, не было ничего. Ни нахоженной тропы, ни трактира с черепичной в распадке, только бесконечные холмы, уходящие серо-зелеными с оранжевыми крапинками волнами. И тонкое, едва заметное дрожащее марево, полупрозрачной кисеей накрывающее ставшее ловушкой и могилой место.

Ученики выдохнули, судорожно приживая к груди пожитки.

Страх лишил их голоса, надолго ли, покажет время. Меня же, похоже лишила голоса пропетая в полную силу нота.

На выдохе меня скрутил кашель. Захлебываясь, не в силах вдохнуть, я вцепился в гриву флегматичной лошади, понимая, что если упаду, то уже не встану. Вообще никогда. Вслепую ощупывая вещи, нашел мешочек с нужной травкой. Подцепив щепоть, на сухую закинул в рот в перерывах между скручивающими в колесо приступами, позволил разойтись горечи и сглотнул тягучую слюну.

— С-кх-седлайте, — смог кивнуть ободряюще растерянным мальчикам. Ришли обрадованно метнулся за упавшим седлом, Лирши, беспокойно круживший вокруг меня и то и дело тянущий руки — прикоснуться ободряюще, подвел второго конька к небольшом валуну...

Справятся...

Я тоже... если переживу этот день.

Ночевали мы сегодня не в городе, который обогнули по широкому кругу, скрываясь от острых глаз стражи за рощами и мастеровыми предместьями. На закате успели добраться до деревни, где дома с белеными стенами, синими ставнями и карнизами и огородные плетни, увешанные горшками и корзинами, ничуть не напоминали злосчастный трактир.

На постой попросились, по традиции, в крайний дом, к какой-то вдове. Мне к тому времени было все равно, хоть к упырю в гости, только бы лечь. Травы сняли приступ, кашель ушел, запрятался в легкие, но слабость ломала и мучила кости, кружилась голова, перед глазами плавали цветные пятна, а шепот Проклятья становился все громче.

О цене и прочем договаривались мальчишки, они же буквально дотащили до какой-то лавки. Рухнув на нее, из последних сил поймал Лирши за ухо:

— Вещи стереги, и канон струнный, повторяйте, оба... спрошу по всей строгости...

Возмущенный шепот его брата я уже не разобрал, проваливаясь в горячее марево бессознательного.

К утру я выкарабкался из цепких, затягивающих сумбурностью кошмаров. Проклятие пульсировало, видения ложа умирающего короля сменялись картинами залитых кровью холмов. Солнце, ранним утром ударившее в лицо яркими лучами сквозь частый переплет окна, показалось огромным облегчением.

Медленно, очень медленно поднялся с лежанки, погладил мягкий короткий выцветший и вытертый серый мех покрывала, огляделся, откинувшись на стену.

Именно так я представлял себе деревенский дом. Маленькая комнатка, вместо одной из стен — теплый беленый каменный бок печи, толстые бревна сруба завешаны пестрыми плетеными ковриками, на полу соломенные половички, а деревянная рама небольшого окошка заполнена мелкими желтыми стеклышками. Вдоль стен большие темные сундуки. Вместо двери какое-то полотно, и там, снаружи слышатся голоса и шум жилого дома.

Лирши что-то рассказывает, тихо, старательно имитируя интонацию и ритм неторопливого сказания. Его старания разбивает Ришли, резкими замечаниями добавляя речи движения.

Звяканье посуды, еще один голос, глубокий, женский. Громкий недовольный мяв кота.

Прикинув, способен ли я буду сегодня встать, решил с этим не торопиться. Хотелось есть, пить, но больше — писать. Пальцы буквально зудели, а разум, теперь, когда отступили кошмары, был полон слов. Пошарив под лежаком, вытянул свою сумку. В одном из отсеков нашел чистый лист бумаги, вынул из чехла грифель.

Итак...

На бумагу, расправленную на колене, легли первые изящны строчки скорописи.

В распадке между холмов стоял одинокий трактир...

Но с отъездом мы затягивать не стали, и распрощавшись с гостеприимной вдовой, едва день подступил к полудню. Не особенно хороший и длинный отдых, надо признать, но у хозяйки, оказавшейся ведуньей, удалось пополнить запас трав. Тот набор, что мне требовался, вызвал у нее только удивленное и неободрительное покачивание головой, но темноволосая статная красавица все же вынесла с чердака, откуда до одурения пахло мятой и чабрецом, несколько туго замотанных свертков.

И снова потянулась дорога, на сей раз между яблоневых садов. Окрестные мастера славятся своим сидром, продаваемым порой на ярмарках по цене хорошего вина, и подавать который не гнушаются и на королевские столы.

Игристое золото Руж, порой называют здешние напитки. Секрет их в особых яблоках, собираемых с деревьев, первые саженцы которых, говорят, были привезены с Забытых островов. Никто не знает, где они находятся, никто сейчас туда не может до них доплыть, но давным-давно кто-то из бесстрашных и отчаянных мореплавателей, из тех, кому нечего было терять, ушел в море без карт, в закат, и нашел землю обетованную, где жители бесконечно добры и веселы, где яблоки слаще меда, а вода пьянее вина. Он остался там, возделывать поля, а спутники его — вернулись, привезли волшебные дары и исчезли, растворились потом среди людей, населяющих наш берег. До того, как власть имущие нашли их.

Возможно, не крутись у меня в голове баллада о постоялом дворе, сегодня мальчишки узнали бы еще одну легенду в подробностях. Но им достался всего лишь обещанный мной опрос. По всей строгости.