Небо вдребезги

Джонни Трентиньяк сидел в трясущейся на ухабам карете Кингсли, нахохлившись как воробей. Настроение юноши полностью соответствовало погоде — серое и мрачное, от зрелища за окном он впадал в меланхолию, да к тому же еще и продрог до костей. Промозглый сырой ветер пробирался в каждую щель, и от него не спасала ни кожаная куртка, застегнутая на все пуговицы, ни кожаный же шлем, надвинутый по самый нос. Под ногами у Джонни позванивали круглые стеклянные емкости для жидких газов, заказанные в Сюрене. Сиденье напротив занимал мастер Ролей, угрюмый старший подмастерье Кингсли. А собеседника хуже его не придумаешь, разве что каменный тролль.

Кучер, памятую о подводных колдобинах, отнюдь не торопился и проплывающий мимо тоскливый Булонский лес казался бесконечным.

От вгоняющего в сон созерцания унылого пейзажа Джонни оторвали самым бесцеремонным образом — экипаж остановился столь внезапно, что его пассажиры полетели на пол, где имели возможность на собственных лбах убедиться в крепости сюренского стекла. Сперва Джонни решил, что сломалась колесная ось, ибо иной причины для столь резкой остановки он не знал. Но когда снаружи донеслись отчаянные крики кучера и испуганное ржание лошадей, стало ясно, что все намного хуже.

Стоило Джонни высунуться наружу, как он понял, что не к добру поминал троллей. В козлы вцепилась здоровенная грубо вытесанная из гранита пятерня. Покрытая многочисленными трещинами и сколами, она не оставляла никаких сомнений в том, кто являлся ее владельцем. Мгновением позже земля вдруг бросилась навстречу Джонни — он едва успел увернуться от нее, отряпнув обратно — но тут же на него посыпались сверху газовые сосуды, осколки оконных стекол и отчаянно ругающийся мастер Ролей. Через разбитое окно внутрь хлынула холодная грязная вода.

Получив пару болезненных ударов по голове, Джонни все-таки вывернулся из скользких от воды резервуаров, и ухватился руками за окно, ставшее потолочным люком. Провисшая внутрь мокрая занавесь пару раз болезненно шлепнула ему по лицу, но он все-таки смог подтянуться и высунуть наружу голову.

Перевернутый экипаж окружали с десяток человек в добротных черных плащах и карнавальных масках, скрывавших верхнюю часть лица. Все они были вооружены, и вооружены хорошо, что, впрочем, Джонни, не удивило. Уж если в Булонском лесу и должны водиться разбойники (хотя до этого дня он о таковых не слышал), то и выглядеть они должны под стать столичной моде. Намерения их не вызывали сомнений — не подающее признаков жизни скорченное тело кучера валялось всего в паре шагов от экипажа.

Нападавшие переговаривались между собой и в наступающих сумерках не заметили торчащую над дверью голову Джонни. А того одолевали нехорошие предчувствия. Болтающийся на запястье кристалл соли вполне ощутимо жег кожу, предупреждая о том, что незнакомцы вооружены не только мечами. Впрочем, с их стороны это была слишком явная перестраховка. Вряд ли пассажиры экипажа могли оказать им серьезное сопротивление, ибо мастер Ролей пострадал куда серьезней Джонни и пребывал без сознания, а у самого Трентиньяка под рукой не оказалось даже захудалой рапиры.

Разбойничий диспут прервал дикий рев, и над головой Джонни взметнулась тень. От неожиданности тот разжал руки и рухнул вниз. Падая, он успел заметить пролетающую над ним лошадь с бешено выпученными глазами, отчаянно молотящую ногами воздух. Жалобное ржание оборвалось вместе с противным влажным ударом, и тут тролль, которому видимо слегка прискучила нерешительность сообщников, решил оттянуться по полной. Последовавший удар приложил Джонни о край скамьи, на что его ребра отозвались жалобным хрустом. Дыхание разом перехватило, да так сильно, что он даже не смог закричать, когда крыша кареты разлетелась в щепы. Внутрь вонзились острые сучья, разорвавшие толстую кожу куртки, и из ран хлынула кровь. Еще один удар перевернул карету вверх ногами, двери повылетали и Джонни выкатился наружу, прямо под дождь и столбообразные ноги тролля.

Тот наклонил над ним свою уродливую бугристую башку, утыканную железными шипами, и принялся разглядывать новую игрушку. Появление Джонни вызвало определенное оживление и среди владельцев каменного уродца. Двое из них отделились от остальных и бегом направились к карете, что-то выкрикивая на бегу. Но тролль был то ли слишком юн по возрасту, то ли просто чересчур туп, что для этого народца никогда не было редкостью, чтобы понимать, что от него хотят. Вновь проревев что-то нечленораздельное, он задрал ногу и явно собрался отвесить Джонни такого же пинка, что и несчастной лошади. Джонни закрыл глаза, так как пошевелиться он не мог, сколько ни старался...

Вспышка молнии, ослепившая его даже сквозь плотно стиснутые веки, и последовавший за этим ужасающий раскат грома остановили тролля. В то же мгновение воздух наполнился конским топотом и на пригорок взлетел десяток всадников с оружием наголо.

Джонни открыл глаза. Скачущий впереди, судя по росту и осанке перворожденный, резким движением выбросил вперед руку, с которой сорвалась плеть из ослепительных молний. Опутав взревевшего тролля, они вспыхнули нестерпимо ярко и каменное чудовище брызнуло облаком мелкой крошки, расцарапавшей Джонни лицо и набившейся в нос и волосы.

В наполненной гулом голове Трентиньяка проскочила крохотная мыслишка о том, что он никогда не любил троллей, особенно каменных. С первого же дня его приезда в Монпар. И мысленно пожелал всем родичам этого тролля сгинуть подобным образом.

Завидев такой оборот дел, нападающие не стали терять время зря, и моментом оседлали лошадей. Пришпорив их, они с гиканьем понеслись прочь с дороги, затерявшись среди черных стволов.

Спасители не стали преследовать наглецов, а поспешили к перевернутому экипажу.

Всадники, люди и эльфы, были Джонни незнакомы, лишь в одном из них он узнал Менхеля Манве. Старший советник сжимал в руке шпагу старинной работы, и глаза его горели яростным холодным огнем. Не хотел бы Джонни в этот момент встать у него на пути.

Манве подскакал к экипажу и спрыгнул с лошади.

— Вы целы, юный мастер? — он наклонился над Джонни.

— Джонни, мальчик мой, с тобой все в порядке?! — разрывая пелену дождя, к молодому Трентиньяку несся еще один всадник.

В оном Джонни, с огромным изумлением, узнал Исаака Кингсли.

Тот совершенно неграциозно, мешком, свалился с лошади и, спотыкаясь, побежал к своему ученику. Рухнув на колени прямо в грязь, он принялся ощупывать тело Джонни трясущимися руками.

— Как вы сюда попали?

— Благодаря Гвендолен, — пробормотал Кингсли, вглядываясь в лицо Джонни. — Она узнала о засаде... Это Гальмирны и примкнувшие к ним консерваторы, требующие упразднить Звездную Палату... Я и ты для них сейчас — что кость в горле. И не делай такое лицо — вряд ли здесь был хоть один из Гальмирнов. Они умны и все делают чужими руками. А значит, мы не можем обвинить их в чем-нибудь.

Джонни открыл было рот, чтобы задать вертевшийся у него на языке вопрос, но Кингсли перебил его.

— Не спрашивай меня, откуда Гвендолен это узнала. Когда она покинет этот мир, мы потеряем больше чем думаем... Так, кости у тебя вроде целы, — Кингсли приподнял племянника за плечи. — Ну-ка давай, присядь.

Отбитые ударом внутренности Джонни заныли, когда его прислонили к останкам экипажа, но он лишь стиснул зубы покрепче. Куда больше его раздражали потоки воды, изливавшиеся за ворот куртки и пропитавшие насквозь всю одежду.

— Как там мастер Ролей? — Джони закашлялся и почувствовал, как рот у него наполняется кровью. — Он остался внутри экипажа.

Кингсли встал и влез по пояс в пролом.

— Боюсь, Джонни, ему повезло гораздо меньше, чем тебе, — раздался его приглушенный голос. — А жаль, он был приличный алхимик... Из хороших новостей только одна — все резервуары целы, а значит нам больше нечего делать в Срединном Королевстве.

— Что-что ты сказал? — Джонни показалось, что сперва он не расслышал слова дяди.

— Я говорю, что наша работа здесь закончена, — Кингсли вылез из пролома, держа в руках голубоватый стеклянный шар, внутри которого плескалась грязная вода. — Обременять Гвендолен, раз уж консерваторы пошли на столь радикальные шаги, мы больше не имеем права. Она и так слишком много сделал для нас. Да и самим нам будет гораздо безопасней вдали от Срединного Королевства.

Кингсли перевернул резервуар узким горлышком вниз и вылил воду.

— Через неделю, Джонни, мы убываем в Гиперборею. Хрунгир Рунгильд присмотрел в тамошних горах отличное место для постройки пушки.

Гиперборея встретила поезд, на котором прибыли соратники Кингсли жгучими морозами и сугробами, в которые люди проваливались по пояс.

Треснувшие ребра Джонни в дороге подзажили, чему немало способствовал неусыпный надзором Гретхен. Ставшей незадолго до отъезда из Монпара госпожой Трениньяк и округлившийся животик которой не скрывали даже невероятно толстые и теплые гиперборейские шубы. Джонни потратил не одну бессонную ночь на то, чтобы понять — кем будет его ребенок? На какую часть он будет пикси, а на какую человеком? В конце-концов Джонни убедил себя, что Исаак Кингсли был прав, и люди и младшие фейри составят единую расу, ради будущего которой он, собственно, и тащится в загадочную покинутую эльфами Гиперборею.

Поэтому под огромные навесы на решетчатых фермах, укрывавших железнодорожные пути Юрьева Посада от снегопадов, Джонни прибыл с ощущением того, что новый мир без предрассудков по отношению к пикси, кобольдам или боглам начинается с этих заснеженных просторов. По трезвому размышлению, каменных троллей в число разумных существ он решил не включать, а следовательно вопрос об их правах можно было оставить на потом. Пусть сначала докажут, что достойны их.

Когда Исаак Кингсли и его спутники покидали Срединное королевство, там царила глубокая осень, с проливными дождями и редкими проблесками солнца в провалах между тучами. Джонни готов был поклясться, что те несколько дней, за которые они пересекли земли Гвендолен, погода практически не менялась. Однако как-то раз он уснул, а проснувшись обнаружил за окном бескрайнюю равнину, покрытую снегом и слепящее солнце на голубом безоблачном небе. По сравнению с другими землями, расстояния между городами в Гиперборее были просто огромны, а возносящиеся вверх хвойные леса, казалось, никогда не знали более мягкого климата.

— Эльфы часто забывают, Джонни, что сперва Создатель устроил наш мир, и лишь потом пустил в него самих эльфов, — говорил по этому поводу Исаак Кингсли. — Законы природы обладают могуществом ничуть не меньшим, чем законы магии. Со времени ухода перворожденных прошло всего несколько сотен лет, а природа здесь уже вернулась к своему естественному состоянию.

На самом деле, как узнал позже Джонни, перворожденные обжили только Западную Гиперборею. Мелькавшие за окном зеленые гиганты пришли уже после их исхода. Пришли из-за Тунгусских гор, за которыми о вечной весне речи никогда не шло.

Пробыв в Юрьевом Посаде неделю, Кингсли и часть его спутников перегрузили снаряд и горную технику на новый поезд, и отправились дальше на север. В городе остались лишь Джонни, Гретхен, которая должна была скоро родить, и в помощь ей две бодрые тетки, жены мастеров Кингсли. По словам Хрунгира Рунггильда места, где предстояло строить пушку, не были особо обжитыми и во времена эльфов, а теперь и вовсе все надо было начинать с нуля. Поэтому беременную Гретхен решили не брать туда до тех пор, пока не возведут свое жилье.

Делать в гостинице целыми днями было нечего, а в преддверии родов характер у Гретхен сильно испортился, она перебралась с тетками в отдельную комнату, и Джонни ее практически не видел. От нечего делать он слонялся по городу, изучая причудливую местную жизнь. По счастью, гиперборейцы говорили на одном из диалектов старороманского, еще не забытом в Срединном Королевстве, так что сносно объясняться с местными у него получалось.

Юрьев Посад раскинулся вдоль берегов широкой реки, названия которой Джонни так и не выяснил. Впрочем, не увидь он мостов, то решил бы, что это не река, а обычная дорога, ибо по покрывающему реку льду и днем и ночью шло оживленное движение. В городе почти не было каменных домов, еще меньше многоэтажных, и он гораздо больше напоминал Джонни родной Сен-Дье, чем Монпар. За исключением того, что Сен-Дье был раз в пятьдесят меньше и там никогда не было столько снега.

Но, как успел заметить Джонни, бродя между приземистыми деревянными домами, увешанными сверкающими на солнце сосульками, погода мало влияла на местных жителей. Они с легкостью переносили и зимнюю стужу, и летнюю жару, каковая по их словам в Гиперборее была не редкость. Об эльфах местные вспоминали мало, некоторые и вовсе уже считали, что перворожденные давно остались только в книгах и сказках. Даже фейри, что жили дольше людей и помнили те времена, в ответ на вопросы Джонни недоуменно пожимали плечами — мол, ну ушли и ушли. Нам что с ними, что без них одинаково живется, разве что за последние лет двести холоднее стало.

Зато здесь Джонни увидел массу вещей, о существовании которых в Срединном Королевстве он не догадывался.

Например, он купил себе оружие, именуемое "пистоль". Оный по сути являлся уменьшенной копией пушки. Стрелял пистоль свинцовыми шариками с помощью пороха. Что-то похожее Джонни делал из полена в тот день, когда отец разрешил ему отправиться к Кингсли. По словам бородатого кузнеца, продавшего ему пистоль, местные с такими штуками ходят даже на кабана. В бою пистоль бесполезен, слишком долго перезаряжается — за это время хороший эльфийский лучник с десяток завороженных стрел во врага насажает. Но здесь, в местных морозах, на луки часто ломались, на них лопалась тетива, а при стрельбе из пистоля холод нипочем.

Новая игрушка так пришлась Джонни по душе, что он не расставался с ней ни днем, ни ночью. Тем более что память о нападении в Булонском лесу была еще свежа. Сидя в небольшой таверне при гостинице, где они остановились, и прихлебывая обжигающе горячий крепкий чай, Джонни проверял свою экипировку. Водонепроницаемая кожаная пороховница, увесистый мешочек для пуль — все разместилось по многочисленным карманам зимнего платья. Убедившись, что принадлежности для стрельбы на месте, а пистоль занимает положенное место на ремне, Джонни набросил шубу на плечи, сделал еще глоток из кружки и вышел на улицу.

Каждый вечер на закате из окон своей комнаты он мог видеть впивающиеся в закатные небеса исполинские развалины, напоминавшие ребра мертвого гиганта. От местных он узнал, что раньше там стоял эльфийский дворец, окруженный парком. За парком еще более-менее ухаживали, а дворец, из которого улетучилась вся магия, развалился и теперь служил любимым местом для детских игр. Сегодня путь Джонни лежал туда. Темнело зимой в Гиперборее рано, так что следовало поторопиться, чтобы успеть до наступления сумерек.

Поймав на улице сани, запряженные мохнатой, пускающей пар словно паровоз, коротконогой лошадкой, Джонни сторговался с извозчиком, хитроватым ивовым лешим, ехать до парка.