Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Есть! — отчеканил я. — Разрешите идти?
— Идите, идите, — закончил командир роты.
Я отдал честь, резко развернулся, щелкнув каблуками и сделав вначале несколько строевых, перешел на обычный шаг, удаляясь с плаца. Поднимаясь на второй этаж, невольно зло подумал — Линевич все-таки заложил Штерну, раз тот резко запретил отлучки. Неприятная новость, но мне как-то без разницы. Сильнейшая слабость и головокружение вызывали желание отключиться. Тем не менее, мне не разрешено ложиться в постель или направиться в лазарет, который находится совсем недалеко от нашего отделения. Поневоле пришлось сидеть возле своей конторки и дремать.
* * *
От нечего делать перебирал вещи: учебники, тетради. Пытался заняться уроками, но не давала тяжесть в голове. Так прошло много времени, пока мои товарищи не вернулись со строевых.
— Сидим? — поинтересовался Дима Шеин, верно, полагая узнать самочувствие.
— Что-то мне тяжко, — молвил я слабым голосом и театрально хватаясь за лоб.
Вслед за Шеиным подтянулся Красницкий, кивая в сторону других гардемарин.
— Тут Линдер строит догадки о твоем отсутствии. Говорит, верно, Ухтомский посещал даму... Раз долго отсутствовал...
Я исподлобья взглянул на кучку гардемарин, что теснились кружком в стороне, о чем-то тихо переговариваясь на немецком и исподтишка поглядывая в нашу сторону. По большей части они происходили из курляндских немцев, держались особняком и относились слегка высокомерно к таким как я. Состоятельным, но не родовитым дворянам. Кстати, Линдер и раньше старался при случае задеть меня или высмеять. Константин Ухтомский был сдержан и покладист, но не я... Думаю, Линдеру скоро придется пожалеть. Тем не менее, ссора не входила в мои планы. Я с наигранным сожалением молвил:
— Ах, если бы было так...
Подошел фон Роб. Несмотря на то, что немец, как и многие другие в училище, сильно отличался по характеру. Спокойный парень, покладистый, не склонен к издевкам и подначкам. Старше на год, но ростом не вышел. Возможно, именно слабое физическое развитие делало его хорошим человеком. И вообще, я обнаружил, что по возрасту я в роте чуть ли не самый младший, а по силе — равный многим.
— Я не могу простить Вас, Константин, — прямо в лицо заявил Людвиг. — Вы заставили меня лгать. Это Вам не делает чести, тем более, обман не остался тайной. В следующий раз, если соберетесь устраивать свои делишки, меня увольте.
Стоило как-то смягчить обиду товарища и я спросил, пытаясь выглядеть искренним:
— Но Вы не пострадали?
— Нет, но... — запнулся Людвиг. но я не дал договорить:
— В присутствии наших товарищей прошу у Вас прощения и обещаю впредь относиться с большим уважением.
Я предполагал, что Людвиг рассказал гардемаринам о побеге, но не уточнил о том, как я его поколотил.
Фон Роб смутился:
— Не стоит извинений...
Следовало идти в классы, начинались уроки, и гардемарины уже уходили из расположения. Товарищи ждали меня, а я не знал что делать. Память молчала, и я оставался в нерешительности. Ротный распорядился ждать доктора в расположении, но не оговорился насчет уроков. С одной стороны, присутствие на них обязательно, с другой — есть приказ фон Штерна. Я в недоумении взглянул на товарищей.
— Идем, — подал идею Дима Шеин.
Голова раскалывалась, но я пересилил себя.
— Хорошо, идем...
* * *
Первый урок, на котором я имел честь присутствовать в Морском училище, относился к навигации. Следовало построить путь, лежащий между плюсом и дугою большого круга, которые длиннее этой дуги, но короче лаксодромии. Вначале я аж вспотел от осознания бредовости высказанных предположений. Появилось желание бежать и как можно дальше. Я никогда не имел даже отдаленного отношения к навигации. По своей профессии я электротехник, изучил вдоль и поперек. и успел проработать двадцать лет. Вот область применения моих знаний, но навигация... Как и все студенты изучал высшую математику, и если дать время, разберусь в навигации. Нефиг делать. Но вот так сходу, вряд ли получится. Конечно, память Константина Ухтомского давала все, что запомнила. Все биты и байты заполнены, безукоризненно отвечая на запросы, но ведь и Николай Урванцев, то есть я сам, тоже должен кое в чем разбираться.
Приглядевшись, заметил — мои товарищи успешно плавают. Высокомерный Линдер, этот германский сноб, можно сказать, дредноут империализма, тонет, испуская протяжные звуки. В результате, законный неуд и оценка в районе пяти баллов из двенадцати возможных. Честно говоря, испытал в этот момент чувство глубокого удовлетворения и за себя и за того парня, то есть меня самого — Константина Ухтомского. А затем, как говорится: чем дальше в лес, тем толще партизаны. Следующий неуд, еще и еще. До меня очередь так и не дошла, что вовсе, не огорчило, и даже голова перестала болеть.
Чувствуя, сегодня и не дойдет, открыл учебник Зотова "Навигация". Несмотря на удачу, следует все-таки разобраться с этой самой наукой, чай, оно не в первый раз.
Вторым уроком шла деривация компасов, дело по тем временам хитрое, что на памяти Константина сами преподаватели в ней не очень разбирались, не говоря уж об учениках. Однако отсидеть второй урок не получилось. В классную комнату зашел доктор Зыбенко и попросил разрешить освободить от занятий гардемарина Ухтомского по причине болезни.
Когда поднялись в расположение отделения, доктор отчитал меня, пеняя на невыполнение приказа.
— Я прописал Вам постельный режим!
— Только до утра, — был мой ответ.
— Немедленно в постель, посмотрите на себя — весь зеленый.
Я начал раздеваться, неохотно снимая китель и саркастично думая про себя — есть ли у мня время смотреть в зеркало?
— Кстати, Ухтомский, Ваши родители в Петербурге? — неожиданно спросил он.
— Так точно.
— Я охлопочу трехдневный отпуск. У Вас все признаки нервного истощения.
"Еще бы им не быть, — усмехнулся я, — за неполные две недели поменять трех носителей и три мира. Тут у любого крыша съедет".
Я лег под одеяло. Доктор взял мою руку, нащупал пульс. Думалось: "Не мог пощупать вчера?"
Доктор неожиданно воскликнул:
— Да у Вас вообще нет пульса!
— Я что, мертвец!? — Воскликнул я, не выдержав издевательств. Этот шарлатан начинал раздражать.
Доктор Зыбенко опешил — действительно, без пульса может быть только умерший.
— Наверное, есть, — произвел научное открытие доктор, — но я его не чувствую.
Как будто о чем-то вспомнив, доктор заторопился, прослушал дыхание через трубочку, предварительно попросив обнажить грудь, и уже уходя, бросил:
— Адрес Ваших родителей?
— Набережная Фонтанки 150.
— Я осмотрю Вас завтра утром дома...
Примерно через час ко мне явился Линевич и вручил увольнительную на три дня за подписью начальника училища контр-адмирала Епанчина.
— Отправляйтесь немедленно домой, Ухтомский, выздоравливайте. И я Вас жду в субботу утром.
Я скорчил кислую физиономию. Обычно Константин Ухтомский субботний вечер и воскресенье проводил дома, в кругу семьи. Приходить с утра в субботу, затем чтобы после строевых и утреннего чая снова вернуться домой, было как-то нерационально. Линевич сразу понял мои мысли, но, разведя руками, заявил:
— А что я могу сделать, увольнительная выписана до утра субботы.
Я согласно кивнул и стал собираться. Оделся, прихватил кое-какие книги, тетради. По пути зашел в библиотеку, взял французское руководство Мадамет, по деривации компасов — Зотова, и покинул стены училища.
Глава 04
Свежий воздух и прохладный бриз с Невы действовали благотворно. В теле еще ощущалась слабость, но чувствовал себя гораздо лучше, чем в училище, где затхлый воздух, пахнущий плесенью и отрупелой древесиной, перехватывал дыхание. Следующие главы на https://zelluloza.ru/search/details/12518/
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|