| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Почему-то, даже в конце Великой Отечественной Войны, у армейских начальников не было под рукой своей собственной армейской авиации. И после этого, они на "тупых" обижаются!
— ...Задачу задержать наступление красных тоже взяла на себя авиация. С рассвета и в течение всего дня до самого заката, непрерывно сменявшие друг друга самолёты забрасывали скопившиеся в Юшуни войска красных и их обозы бомбами и обстреливали пулемётным огнём с воздуха. Тогда, впервые выявилась могучая роль авиации как подвижного резерва старшего начальника! Потери красных от действий самолётов выражались всего в нескольких десятках человек, но зато само воздействие налётов с воздуха — настолько потрясло психику их войск, что заставило отказаться от активных действий. Результатом этого был беспорядочный отход резервных частей и обозов красных на север, под фланговый удар подошедшей с юга нашей конницы. К сожалению, на следующий день — густой туман не позволил самолётам принять участие в преследовании панически бегущего противника.
Замечательно!
Это именно тот человек, который мне нужен для воспитания и обучения Ваньки да Саньки и их команд.
— Наш общий знакомый должен был передать Вам один фантастический роман. Яков Александрович, Вы прочли его?
— Вы говорите про "Марс наш!", некого фантазёра Антона Сталка? Нет, я его не прочитал...
У меня непроизвольно участился пульс и от стыда загорелись уши.
— ...Я его буквально ПРОГЛОТИЛ(!!!) за одну ночь!
Пульс стал выравниваться, а вот уши продолжали "гореть" с всё увеличивающимся накалом. И уже совсем от другого чувства. Если б¸ здесь было несколько темней, они б, пожалуй — светились как нагретые добела заготовки у кузнечного горна.
— Кроме несомненных литературных достоинств сего опуса, — во рту почему-то стало сухо, — что можете сказать?
Пожав плечами и посмотрев куда-то вверх-в сторону:
— По книге Сталка я в общих чертах понял войну будущего, а сегодня по картине этой юной особы — как своими глазами увидел её... Войну, лет так скажем... Через сто.
Внутренне лишь усмехнувшись такому наивняку, я:
— К сожалению, Вы ошибаетесь! Технический прогресс набирает обороты и, такие "удовольствия" — ждут нас уже лет через двадцать. Однако, я не про то...
Тот, не стал возражать, видно памятуя слова Миши о моём "даре предвидения".
— ...Яков Александрович! Вы сможете на основе этого фантастического романа, создать новую военную доктрину?
У "лучшего тактика", чуть глаз не выпал:
— Что?!
Терпеливо повторяю:
— Разработать для Красной Армии новую военную доктрину, с которой можно будет написать боевые уставы для всех — новых и старых родов войск.
Слащёв завис, а я взываю к его тщеславию:
— Неужель, Вы не хотите встать в один ряд — хотя бы с Драгомировым, про Клаузевица, уж скромно промолчу?
Тот, мнётся и, как-то растерянно по сторонам озираясь:
— Написать то можно... Почему бы не написать?
— Ну так — соглашайтесь на моё предложение и, пишите!
— Некоторые положения боевых уставов придётся обкатать хотя бы на учениях...
— В вашем распоряжении будет целое "Фрунзенское военное училище". "Обкатывайте" себе на здоровье! А правильно ли Вы их обкатали, проверят многочисленные военные конфликты.
Наконец, мы с ним дошли до главного препятствия-препоны. Плотно сжав челюсти, он как будто протолкнул сквозь зубы:
— Вы такой же фантазёр, как и этот Сталк! Никто не примет военную доктрину из рук белого генерала — пусть и самого лучшего, пусть и уже бывшего...
— Ничего страшного! Примут из рук "Красного маршала".
Несколько настороженно:
— Это ж, кто таков?
— Присутствующего на Вернисаже Михаила Тухачевского — ждёт блестящее будущее и, мы с вами ему в этом поможем.
Сей персонаж, которого в данный момент охмуряет Елизавета — имеет все признаки "генерального конструктора сталинской эпохи"...
Помните, да?
Другого, такого же пробивного — как эфиопский чёрный носорог, я среди товарищей красных командиров пока не вижу. Разве что "коллективный разум" из тех, кто был приглашён кроме него. Так это, запасной вариант на случай фиаско с главным претендентом.
Всем Михаил Тухачевский устраивает меня на роль "главного конструктора" национальной военной доктрины, за исключение одного пункта:
"(Должен) иметь реализуемую в тех условиях — при существующем оборудовании, технологиях, материалах и квалификации работников, идею самой "вундерваффли"".
Все идеи Тухачевского, от технических до чисто военных — бредово-фантастические и, нереализуемы в настоящих условиях.
Ну, так за мной не заржавеет!
— "Михаил Тухачевский"? — изумлённо-возмущённо переспрашивает Слащёв, — так ведь это... Это — мерзавец!
Сделав успокаивающее движение:
— Ничего страшного. Как говорил вождь всемирного пролетариата, товарищ Ленин: "Иной мерзавец — нам тем и полезен, что он мерзавец".
Несказанно охренев, тот только и смог произнести:
— Да... Велик человек был... Во всём без исключения, велик!
Подождав когда он в очередной раз закурит, спрашиваю:
— Так что, Яков Александрович? Какой будет ответ на мои предложения? Я Вас не неволю: если не хотите сотрудничать со мной по обоим предложениям — выберите какое-либо одно, на своё усмотрение.
Однако, вижу — менжуется и хорошо понимаю по какой причине.
— Если же Вас смущает, что дифирамбы будут петь про Мишку Тухача — а не про Вас, любимого, то позвольте мне прочесть стихи:
— "Мы говорили в дни Батыя,
Как на полях Бородина:
Да возвеличится Россия,
Да сгинут наши имена! ".
— Вам, товарищ генерал, что важнее: ездить или "шашечки" носить?
Это произвело должное впечатление. Скомкав картонный мундштук выкуренной папиросы в кулаке и вышвырнув её в форточку, Слащёв выпрямился и произнёс, протягивая мне руку:
— Другой бы на моём месте не согласился, Серафим Фёдорович! Однако, найдя в Вас ещё большего авантюриста — чем я сам, принимаю оба ваших предложения.
Крепким мужским рукопожатием, наш договор был закреплён.
* * *
— Тут ещё одна заморочка, Яков Александрович...
— "Заморочка"? Это, какая же?
— В виде "Слащёва-Крымского" — Вы мне не нужны. За Вами, я уверен — бдительно присматривают товарищи из "ОГПУ" и, своим громким именем и вызывающим поведением, Вы погубите меня и все мои начинания.
Облизнув языком губы, тот:
— Поведение я сменю, не беспокойтесь. А что мне прикажите делать с моим "громким именем"?
— Для блага России, генерал Слащёв должен умереть, сгореть и птицей Феникс — возродиться вновь из пепла с новым именем. Вы понимаете, про что я?
— Вполне.
— Согласны?
— Согласен.
В азарте от прухи, потираю руки:
— Как сказал "автомобильный король" Америки — Генри Форд: "Время — деньги!". Поэтому всё надо проделать очень быстро, в три месяца, чтоб успеть к новому учебному году. Первым делом Вы должны официально развестись и расстаться с Ниной Николаевной...
Конечно, вновь удивляется, но уже как-то вяло:
— Даже, вот как?
Устал удивляться, по ходу.
— Даже, вот так! И причём, желательно — со скандалом, битьём посуды об стены, бабской истерикой, слезами и соплями. После развода она уедет в Ульяновск, где я её обеспечу достойным жильём и трудоустрою... Ваша супруга по основной профессии — медсестра?
— Она — "сестра милосердия"...
Невольно морщу лоб: до сих пор не удосужился узнать разницу между простой медсестрой и "милосердной". Выручил сам Слащёв:
— ...И ещё она очень любит театр: организовала на "Выстреле" драмкружок, возглавляет его и сама играет.
Неподдельно обрадованно восклицаю:
— Могу с избытком обеспечить вашу супругу обеими этими достойными занятиями! Однако, скачем далее...
Слащёв внимательно слушает, не перебивая.
— ...Вы начинаете, жалуясь на ухудшение здоровья после перенесённых ранений и контузий — "косить" под немощного инвалида. Найдите врача и официально подтвердите это — финансовыми средствами для этого, я Вас обеспечу. Проситесь на пенсию и, чтоб Вас на неё гарантированно выпнули — пропускайте лекции на курсах. После увольнения, Вас также выселят с казённой жилплощади. Поселитесь в каком-нибудь "клоповнике" и начинайте "Титаником" опускаться на самое "дно"... Сможете, Яков Александрович?
Презрительно фыркнув:
— Это, после почти шести лет окопной жизни? Издеваетесь, никак?!
— Ничуть!
Всё равно, придётся Мишку на всё лето в Москве оставить — Слащёву в "ассистенты".
— Как только к Вам, как к полностью деградировавшей личности — исчезнет всякий интерес у кого-то там не было, Вы тотчас исчезаете сами...
— Как "исчезаю"?!
— Как материальное тело в "чёрной дыре". Через какое-нибудь время, где-нибудь будет найден обезображенный труп в вашей одежде, с вашими личными вещами и документами. После опознания, когда свидетели будут зажимать нос и воротить морду — "бывший белогвардейский генерал Слащёв" будет торжественно сожжён в крематории, о чём тут же будет сообщено в советских и эмигрантских газетах...
Конечно, придётся самому изредка наведываться в Москву — контролировать Барона и ход операции в её самых решающих фазах.
-...А, примерно в это же время, из какого-нибудь захолустного Старгорода, в волостной городишко Ульяновск приедет учитель немецкого языка с безупречными документами. Имя-отчество можно оставить свои — чтоб не путаться, а вот фамилию вам с Ниной Николаевной — придётся обязательно сменить!
Как уже говорил, пока такое вполне возможно. Официальной прописки нет, в качестве удостоверений личности же (который для гражданина Советского Союза не обязателен и выдаётся по желанию) в стране функционировали самые разнообразные документы: старые паспортные книжки, виды на жительство, свидетельства о рождении и браке, служебные удостоверения, всевозможные справки и мандаты, выдаваемые различными учреждениями новой власти.
Помолчали и, затем я, посматривая на недавно приобретённые "Swiss":
— Какие-нибудь конструктивные замечания, предложения, уточнения и дополнения к моему плану имеются, Яков Александрович?
Судя по времени, уже сравнительно давно должен начаться аукцион по продаже картины "МАРС — НАШ!!!" основательницы неофутуризма, Елизаветы Молчановой.
Слащёв, с бывалым видом знатока буквально во всём на свете, отвечает:
— Пока нет, но по личному опыту планирования боевых операций знаю: всё это будет — после первого же "выстрела".
— Вот тогда и будем их решать! Пока же, давайте с вами вернёмся на Вернисаж. Торги, поди — в самом разгаре и мы можем пропустить самое интересное...
* * *
Уже почти в дверях, я его остановил:
— Яков Александрович! Вы случайно не поддерживаете связь с бывшими офицерами бывшего гвардейского Семёновского полка, проживающими ныне в Ленинграде?
— Ни "случайно", ни намеренно — нет, не поддерживаю, — но голос его чуть заметно дрогнул, — если Вам это неизвестно, Серафим Фёдорович — я служил в Лейб-гвардии Финляндском полку, а не в Семёновском.
— Тогда извиняюсь...
Ничего! Главное его к нам в Ульяновск перетащить, а там мы ещё поговорим.
* * *
Действительно, страсти на аукционе кипели нешуточные!
Цена лота дошла до 25 тысяч рублей — упомрачительная по тем временам сумма для картины, тем более — начинающего художника. Правда, уточню по секрету: оба азартно "бодавшихся" за право обладания ею нэпмана — мои подставные лица.
Буквально спустя несколько минут после моего возвращения в зал, вышла некоторая заминка и затем — никем не ожидаемый финал всего этого "представления".
К любезнейшей с красными командирами автору и пока ещё владелице картины — Елизавете Молчановой, подошла управляющая этим акционерным заведением — её мама Надежда Павловна и, что-то шепнула ей на ушко. Та, извинившись и оставив красных командиров скучать в сугубо мужской и недружной компании, пробралась через расступившуюся толпу к профессиональному аукционисту с молотком и что-то ему вполголоса сказала. Переспросив и получив подтверждение, тот ударив молоточкам — издавшим "небесный звук", объявил:
— По требованию владельца, лот — картина "МАРС — НАШ!!!", снимается с торгов, с удержанием с него пятнадцати процентов комиссионного сбора. Аукцион объявляется закрытым.
Толпа, единым выдохом ахнула...
Засунул под мышку "орудие труда", аукционист с двумя своими помощниками направился на выход, при полном молчании стопроцентно "остекленевшего" зала.
Елизавета, сверкнув — как бриллиантом чистейшей воды, своей ослепительной улыбкой, подняла руку:
— Товарищи! Средств от продажи благотворительных билетов на аукцион — оказалось столько, что их вполне достаточно для ремонта "Стойла Пегаса" и на уплату комиссионного сбора.
Слегка кивнув, что можно принять за общий поклон присутствующим, она:
— Благодарю за помощь, друзья!
Сделав театрально-эффективную паузу, Лиза повернулась в сторону военных:
— Свою картину "МАРС — НАШ!!!", я безвозмездно дарю Высшей тактическо-стрелковой школы командного состава РККА им. Коминтерна "Выстрел".
Краскомы, недоумённо-восторженно поглядывают друг на друга — видно не совсем доверяя своим ушам.
— Николай Владимирович! Подойдите сюда.
Брат, в недалёком будущем всемогущего Валерьяна Куйбышева, ныне занимающий должность Начальника курсов "Выстрел", с готовностью ей подчинился и как собачонка на задних лапках прибежал к картине. Когда, он подошёл, Елизавета погрозив пальчиком:
— Вручаю Вам эту картину, но с одним непременным условием: где она будет висеть — буду решать я. Принимаете его?
Конечно же, картина будет висеть не у него в кабинете, а на самом видном месте — чтоб каждый курсант Школы, мог её по несколько раз в день видеть.
Понятно для чего, да?
Если мы с вами, по несколько раз видим картинку какой-нибудь красотка в бикини, мы непроизвольно будем хотеть "обладать" таковой ж... Уверен, такая же шняга произойдёт и с стрелковым оружием для РККА: главное — сломать некоторые стереотипы об нём в головах у будущих стратегов.
Тот, аж подскочив от готовности угодить юной художнице и, видимо в голове — строящий очень "далёкие планы" насчёт неё, расплылся в донельзя глупой улыбке:
— Конечно, принимаю, товарищ Молчанова!
"Лошара конкретный", — мысленно усмехаюсь.
Видать, у него в зобу дыханье сперло и задыхаясь:
— От лица руководства Высшей тактическо-стрелковой школы командного состава РККА имени Коминтерна "Выстрел"...
Бла, бла, бла!
Короче, Вернисаж закончился тем, чем и начался — митингом и громкими речами, произносимыми далеко не по существу. Надоело хуже горькой редьки, но пока без этого нельзя.
В конце концов, румыны в насквозь мокрых от пота вышиванках, как сумели — три раза пропиликали-протрубили "Интернационал" и, все разошлись довольные проведённым временем...
* * *
Елизавета, вновь предстала пред мои очи где-то через неделю после Вернисажа и, после взаимных приветствий с обнимашками и поцелуйчиками, ставшего уже традиционным "всевдотрахом", и выспавшись, довольно-бодрым тоном отрапортовала мне:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
