Наследники погибших династий. Общий

— Держи, это тебе,— она протянула аккуратно завернутый свёрток.

— Что это?— развернула бумагу.— Мадам Мари, зачем? Я не могу это принять, ведь это очень дорого. Может быть, можно вернуть его обратно?

— Никаких возражений, даже слушать не хочу. Не обижай меня отказом, я делаю подарок от всей души.

Я поцеловала морщинистую щеку и надела обновку. Фиолетовый плащ плотной шерсти закрыл форму и сел как влитой. Аккуратные складки расходились от пояса к полу, широкий капюшон закрывал голову от ветра и непогоды.

— А это я заберу,— и она, пока я не передумала, спрятала потрепанный плащ Грегори себе за спину.

— Милая, может быть, хватит уже видеть насильников в каждом мужчине? Сними ты этот жуткий платок.

— Вы правы, мадам, — я решительно последовала её совету. Хватит! Хватит бояться каждой тени и дергаться при каждом заинтересованном взгляде.

— Вот и умница! Вечером придёт Анатоль, не пугайся. Обещаю, он тебя не тронет. Если хочешь, можешь даже не выходить из комнаты.

Я благодарно обняла женщину и побежала в университет.

Старый знакомец, мсье Жак, ждал на оговоренном месте, рядом с аптекой. Он, конечно же, не пришел тогда за лекарством, постеснялся, а может быть, не поверил в чудодейственное средство. Я пришла в университет на следующее утро и лично намазала сопротивляющегося завхоза. Каково же было его удивление, когда боль отступила!

— Спасительница, святая Амелия, не иначе! — я и мсье Филипп, который был тут же, громко захохотали.

В благодарность мсье Жак отвез меня к аптеке, а вечером, предварительно узнав у мсье Мегре адрес, принёс большую коробку шоколадных конфет. С той поры он приходил почти каждый день. Мадам Мари поразила его воображение, не знаю чем, своей красотой или свиными рёбрышками в сочетании с печёным картофелем.

— Что, приняла подарок? Мари так переживала, даже взяла с меня слово, что помогу с уговорами.

— Я не смогла отказаться,— села на телегу, — во-первых, мадам Франс не дала, а во-вторых, уж больно он красивый.

— Невероятно, и платок сняла?! Не иначе снег выпадет! — он подтрунивал всю дорогу, я отвечала тем же.

Так, смеясь и соревнуясь в остроумии, мы доехали до университета. По дороге встречались другие повозки, пешие студенты и даже богато украшенные кареты и автомобили с гербами.

— Ника, иди сюда!— Вероник, завидев меня, замахала руками.

— Дядя Жак кудесник! Как ему удалось уговорить тебя переодеться?

И подруга не преминула позлословить

— Это чудесное превращение и произошло благодаря чуду. Святой Франциск лично пришел вчера ко мне и приказал одеться понарядней.

— И за какую цену вы впустили к себе в спальню этого, без сомнения, достойного мужчину? — зелёные глаза окинули меня презрительным взглядом.

-Элиас, ты что? — Вероник, видимо, хорошо знакомая с блондином, не знала, что сказать на такое откровенное хамство.

— Господа, прошу вас встать под символами факультетов, — громкий голос ректора не дал ответить.

Ранняя осень баловала теплым солнышком. Листья на деревьях уже начали желтеть, а ночью первые заморозки превращали лужи в хрупкие стёклышки. Яркий свет отражался от белого мрамора, оттого он сиял, словно драгоценный камень. Торжественная линейка проходила традиционно у парадного входа. Факультеты расположились в два ряда, за спинами студентов остались колонны, которые в сравнении с человеческим ростом казались гигантскими. Ступени же занял преподавательский состав.

— Уважаемые студенты! Рады видеть вас у стен родной Alma mater! — мсье Верни начал вступительную речь. Пока он говорил, я украдкой смотрела на Элиаса — теперь его имя стало мне известно. Сейчас, когда удалось спокойно разглядеть его, я поняла, что не так мы и похожи. Безусловно, тот же цвет волос, тот же цвет глаз. Но другой нос — у него с небольшой горбинкой и более крупный, у меня абсолютно прямой. Глаза у него были удлиненными и слегка раскосыми, мои же были круглыми. "Как твои очки", — говорил Грэг. При мысли о бывшем друге я поджала губы. Не вспоминай, не думай! Ведь дала же себе слово!

— Ника, ты меня вообще слышишь?

— Что?.. Прости, задумалась...

Вероник дёргала меня за рукав плаща.

— Он сказал что-то важное?

— Ну, как тебе сказать, наверное, нет. Всё зависит от того, что ты считаешь важным? — ответила подруга.

— Важным я считаю размер своей стипендии, когда нам его сообщат?

— Прекрати смешить, ты портишь серьезность момента. Ну вот, всё прослушали!— Под громкие аплодисменты ректор ушел.

Деканы факультетов — воистину их авторитет непререкаем — держали в строгом, даже армейском порядке, многочисленную толпу. Первыми с линейки ушли химики. С плохо скрываемой завистью я проводила глазами серые мантии с вышитой пробиркой в углу, за что получила ощутимый удар локтём. Несмотря на сильный ветер они, словно чтобы позлить меня, поснимали свои плащи на линейке и сейчас гордо шли в свой корпус, словно стая летучих мышей.

— Папа же сказал, что можно выбрать "Прикладную химию" второй специальностью. Незачем так откровенно страдать.

Я пробурчала что-то согласное.

Потом ушли будущие биологи, врачи, историки, физики, экономисты и все остальные, — в общей сложности двадцать факультетов. Остались только мы — десять будущих дипломатов. Кроме Вероник и блондина, было еще одно знакомое лицо — северянка с экзамена. Она стояла без капюшона, и ветер трепал короткие, по последней моде подстриженные волосы. Симпатичная, ничего не скажешь. Больше среди нас девушек не было. Вероник сказала, что и трое небывалое количество. Обычно студентки этого факультета до окончания университета не учились — выходили замуж за своих же сокурсников. Мне это не грозило — нет у скромной помощницы аптекаря ни связей, ни приличного приданого, придется грызть гранит науки.

— Уважаемые господа, приветствую! — профессор Дюпон стоял чуть в отдалении. — Прошу в университет, — мы организованным строем последовали за ним.

Оказавшись в помещении, студенты сняли верхнюю одежду. Я сделала то же самое, и сразу почувствовала несколько оценивающих взглядов. Потянулась за платком, все-таки прихваченным втайне от мадам Мари. Вероник одернула меня и состроила страшное лицо. Рассмеявшись, я вернула его обратно в карман и расправила плечи.

Одетые в одинаковую форму, которая скорее напоминала мундиры, с именами на груди, мы были похожи на курсантов военного училища, лишь с той разницей, что туда девушек не берут. На мужчинах — язык не поворачивается назвать их по-другому — были серые прямые брюки и камзолы, высокие воротники которых заставляли держаться идеально прямо. Женская форма представляла собой тонкое шерстяное платье, того же цвета с точно таким же воротником. Узкое наверху, широким куполом оно расходилось книзу. Вырезы платьев Вероник и северянки были украшены кокетливыми белыми шарфиками.

Главный вход немного разочаровал, всё было в темном дереве. Я ожидала как минимум адамарских ковров, огромных картин в золоченых рамах и скульптур эпохи Дане. Только хрустальная люстра, свисающая с потолка, немного сгладила первое впечатление, настолько она была огромной и сверкала.

— Верхнюю одежду можно повесить в шкаф. Присаживайтесь,— аудитория, дверь в которую торжественно распахнул мсье Дюпон, располагалась прямо над козырьком главного входа. Из высоких окон был виден пёстрый, словно ярмарочный клоун, университетский парк.

— Замечательно, запомните ваши места. Так вы будете сидеть на протяжении всех четырёх лет, — и он обезоруживающе улыбнулся.

Меня вполне устроило моё положение, у окна в крайнем ряду, сразу за Вероник. За мной расположился неизвестный студент, а Элиас сидел через ряд.

— Начнём со знакомства. Я Лоран Дюпон, декан Дипломатического корпуса уже почти двадцать лет. Прошу вас представиться.

— Агата Сусс, Норд-Адер,— скромно начала северная красавица.

Сусс, подумаешь, наследница Норд-Адер.

— Бертран Реми, граф Моро, Ист-Адер.

К счастью, ничего не говорит.

Следующие пять имен так же не вызвали никаких эмоций. Моя очередь наступила после Вероник. Последним представился блондин:

— Элиас Белами, Вест-Адер, — захотелось стукнуться головой о парту. Ну почему? Почему мне так повезло? Стать объектом внимания высокого лорда, значит навлечь на себя неприятности. В этом я уже убедилась на собственном опыте. Остается только надеяться, что удастся сделать наше общение нейтральным. Интуиция любезно подсказала — "Не получится".

Титулы не назвали трое. Двое потому, что это не требовалось и я, потому что его не имела. Никто ничем не выразил своего удивления, сделали вид, что появление студента "из народа" на закрытом факультете — нормальное явление.

Пока профессор говорил напутственные слова, воображение уже нарисовало картинки травли слишком высоко вскочившей пичуги. О чём я думала, когда соглашалась? Дипломатия, шанс, который нельзя упустить. Каково мне будет среди высшей аристократии? Да у меня даже нет денег на форму для физической подготовки, о которой сейчас так вдохновенно говорит мсье Дюпон!

Настроение безнадежно испортилось, я посмотрела на черный карандаш, который был со мной еще с экзамена. Как-то незаметно он оказался в моей сумке в тот день. Мои письменные принадлежности выглядели жалко, у всех были перьевые ручки, одна другой краше.

"Что же я наделала? Надо было идти на биологию..." — с этими невеселыми мыслями я встала из-за стола. Профессор ушел, и я приготовилась отбивать первые атаки.

— Привет, я Бертран, очень рад знакомству,— симпатичный русый аристократ протянул мне руку.

— Мне очень приятно знать, что ты из Норд-Адер,— сказала северная наследница.— Что там говорить, я горжусь этим!

Я совершенно не понимала причину столь бурных восторгов, но улыбалась и смеялась шуткам, иногда даже в нужных местах.

Вскоре вокруг меня собрались почти все, только Белами стоял в стороне. Очень изящно собеседники обходили стороной вопросы моего происхождения и финансового положения. Когда один из сокурсников предложил пойти после вводных лекций в ресторан на одной из центральных улочек Саомара, я вежливо отказала. Честно сказала, что пойду на работу. Каково же было моё удивление, когда он не только не стал меня высмеивать, но и похвалил такое стремление к независимости.

— Вероник, объясни, что происходит? С чего это все такие любезные? — когда мы остались с подругой вдвоём, я смогла, наконец, задать мучивший меня вопрос.

— Милая, это будущие дипломаты. Лучшие представители дворянства. Ты думаешь, они не в состоянии просчитать выгоды от дружбы с тобой? Даже если ты по каким-то причинам не сделаешь карьеру, в чем я сомневаюсь, одно то, что они учились и принимали простую гражданку в своем кругу, дает им сто очков при любой политической кампании.

— Спасибо, что объяснила. Я не знала, что и думать.

Вероник ободряюще сжала мою руку.

— Не считай расположение аристократии исключительно притворством. Ты приятна в общении, умна и очень красива.

Я фыркнула.

— Что бы ты там не думала на этот счет.

— Лучше пойдем к финансистам, оформим стипендии, пока остальные не вспомнили,— я убрала карандаш, тетрадь и расписание на это полугодие, выданное нам профессором, в сумку.

Финансовый отдел находился в нашем же корпусе, этажом ниже. И дойти до него хватило бы десяти минут, если бы я не вертела головой по сторонам, разглядывая убранство университета. Мы уже почти пришли, как я заметила золоченую вывеску на двери — "Университетский музей". Это показалось мне интересным, а поскольку было еще утро, времени до работы много, я уговорила Вероник зайти.

В музее не было драгоценностей, они уже давно хранились в сокровищнице — только картины и мраморные скульптуры. Мы прошлись по залу, подруга рассказывала о художниках, писавших полотна, о скульпторах и других великих мастерах эпохи Дане. Мы посмотрели статую святого Франциска, он неизменно был с верным Волком. А потом дошли и до святой Амелии. Обычно её изображают крупной, кудрявой южанкой, одной или в паре со святым Франциском. Но здесь она была другой. Хрупкая, изящная, прямые волосы до пояса, в традиционном такессийском наряде — высоких сапогах и длинной тунике. Рядом стоял большой дикий кот, мой кот! Только у меня котёнок...

— Вероник, кто это? — я подошла к статуе и погладила. Пальцы ласкали теплый мрамор — удивительно, точь-в-точь как настоящий.

— Это такессийский ирбис — символ династии Нордин. Странно, что жительница северного герцогства этого не знает, — ответил знакомый голос.

— Не узнала, — я убрала руку. Что он здесь делает? Почему не ушел вместе с остальными?

— Вероник, спасибо за увлекательную экскурсию! — я искренне поблагодарила подругу.

— Неужели можем идти? Элиас, ты с нами? Мы — получать стипендию.

— Нет, я уже оформил её в фонд пострадавших при обвале Западной шахты.

Какое благородство! Почему я становлюсь такой колючей, когда он рядом?

— До завтра!

— Всего хорошего, Вероник, мадмуазель Нюгрен, — он кивнул и вышел, не дожидаясь ответа.

— Знаешь, я впервые вижу Элиаса таким, а ведь мы росли рядом...

— Каким, таким?

— Неравнодушным. В нашей компании у него есть прозвище — "ледышка". С самого детства его ничто не могло вывести из себя. Все университетские дети пытались растормошить Белами, безуспешно, как ты понимаешь. А сегодня он удивил меня. Кажется, я догадываюсь в чём, вернее в ком причина,— и она лукаво улыбнулась.

— Вот уж не думаю, я тут совершенно ни при чем. Уверена, лучше для меня будет держаться от него подальше.

Мы еще немного подискутировали, Вероник доказывала мне, что нет ничего плохого в дружбе с первыми лицами государства. Вот только я знала, что это не так. Боль от утраты полоснула ножом. Софи... Почему ты не послушала меня? Зачем согласилась на унизительную роль содержанки при герцогском наследнике? Ревность ли стала причиной твоей гибели?

— Беги, спасайся! Прошу! — кровь тонкой стрункой вытекает из прокушенной губы, последний вздох, и её больше нет. Только страх, животный страх — сквозь пелену слёз, я вижу убийцу.

— Распишитесь, ваши двести франков,— прошлое держало меня, я не сразу поняла, что мне сказали.

— Сколько? Это за полгода?

— Это месячное довольствие. Мадмуазель Нюгрен, вы зачислены в Дипломатический корпус, чему вы удивляетесь? — я не удивляюсь, я в шоке!

— Спасибо,— получила деньги и совершенно счастливая покинула финансовый отдел.

— Вероник, я чувствую себя миллионером!

— Может быть, уйдешь из аптеки?

— Ну уж нет, ни за что! Это моя отдушина. Если бы я не нуждалась в деньгах, я бы работала там бесплатно. Чета Мегре и Оливье мне как родные. Схожу в кондитерскую, куплю пирожных по такому поводу!

— Я так понимаю, в ресторан с группой ты не пойдешь?

— Нет! И, пожалуйста, не смотри на меня. Иди! А мы потом лучше, наедимся конфет у мадам Мегре на кухне. Я совсем не обижаюсь,— перебила я её возражения, — наоборот, расстроюсь, если из-за меня ты потеряешь друзей.

Колокольчик в кондитерской приветливо зазвенел. Мсье Ратисье, толстый и весёлый хозяин лавки, помахал мне рукой! Я иногда забегала сюда, приносила ему лекарства для него и его жены. Оба они страдали болезнями сердца. Двое сыновей Ратисье были курсантами полицейской академии, их я видела мельком несколько раз.