— Двигатель одноцилиндровый двухтактный, карбюраторный, мощность 6 лошадиных сил, бензин жрёт марки А-76 и выше. Бензин вон в ту горловину заливается, чуть больше двух литров, хватает на час непрерывной работы. Цепь автоматически смазывается моторным маслом, которое надо заливать вот в эту воронку, так что ресурс цепи очень большой, сколько именно часов, не помню, но много.

— И откуда ж ты всё это знаешь? — немедленно поинтересовался Свешников. — Как я знаю, в нашей стране такие агрегаты пока не выпускаются.

— Так это моя пила, её нашему техникуму немецкие специалисты подарили, ну которые наладчиками на ГАЗе работали, у них там в Германии такие вещи уже давно делают. Ну а мы, студенты техникума, которые полюбознательнее, изучили устройство от начала и до конца, — вдохновенно соврал я, авось прокатит. И сюда я её с собой взял на всякий случай, и посеял где-то, ну а ваши люди наверно нашли.

— Запускай, — и он сунул мне в руки бензопилу, — сейчас посмотрим, как ты её изучил.

— Бензин там есть? — вслух начал размышлять я, а потом потряс устройство, вроде что-то бултыхалось на дне. — Надо какое-то бревно или доску, чтобы продемонстрировать работу, а то чего зря горючку жечь.

— Пойдём, — согласился Свешников, — тут недалеко вязанка брёвен лежит.

И мы вышли из мастерской и прогулялись по территории лагеря направо, почти до самой колючки. Часовой на вышке посмотрел на нас недовольным взглядом, Свешников счёл нужным предупредить его:

— Потапыч, мы сейчас тут эксперимент будем проводить, всё согласовано с руководством — так ты уж не стреляй сгоряча, — сказал он в сторону вышки, а потом добавил мне, — вот они, брёвна, выбирай любое.

Потапыч сплюнул в нашу сторону и отвернулся. Я поставил пилу на землю, нашёл пусковой тросик и рванул его на себя. Завелось, естественно, не сразу, на третий только раз мотор заревел и задымил. Ну и тут я, не долго думая, взял и перепилил конец бревна, который выпирал из кучи. Получилось быстро, ровно и гладко. Заглушил мотор и спросил:

— Нормально для демонстрации работы или ещё чего-нибудь перепилить?

На рёв мотора подтянулись зрители — основная масса зэков, конечно, где-то за территорией лагеря сейчас была, а это, видимо, лагерные придурки были, захватившие тёплые местечки типа хлеборезки или нормировщика. Один из них, весь седой уже старичок спросил у меня:

— Это что же такое сейчас было, молодой человек?

Я ответил, что это была демонстрация работы ручной автоматической лесопилки, а тут и невменяемый сержант Баранов набежал, и глаза у него были, как у того барана, который глядит на новые ворота.

— Это что за безобразия? — завопил он ещё издалека.

— Всё, начальник, — ответил за всех Свешников, — безобразия прекращаем и удаляемся в свою мастерскую.

А сам взял меня за локоть и направил в сторону барака. Сержант Баранов немного смягчил тон:

— Чтоб в последний раз, потом переведу на штрафную пайку!

А мы со Свешниковым тем временем скрылись за скрипучей входной дверью.

— Значит ты студент третьего курса и зовут тебя Веня, — сказал он, разглядывая меня, — и с двигателями внутреннего сгорания ты неплохо умеешь обращаться. Меня, кстати, Иван Семёнычем зовут, можешь просто дядей Ваней. А что насчёт электродвигателей скажешь?

— Не так подробно, как ДВСы, но тоже изучали, — ответил я, — и постоянного, и переменного тока, синхронные и асинхронные, даже шаговый двигатель как-то раз разбирали-собирали.

— Вон на верстаке лежит один такой, нерабочий — сможешь определить тип и что в нём не так? — хитро прищурясь, ткнул он пальцем в тёмный угол барака.

Я подошёл к верстаку, на нём лежал самый обычный трёхфазный синхронный двигатель, я такие сотнями видел. Сказал об этом Свешникову, а потом добавил, что неисправности тут самые разные могут быть, но на практике чаще всего встречается физический износ щёток, включить, дескать, надо, тогда точнее можно будет сказать.

— Ну включай, вон на стенке розетка на три фазы, — махнул рукой Свешников.

Я воткнул вилку от мотора в розетку, ничего не произошло.

— Рубильник ещё надо врубить, — сказал мастер, поднимая вверх чёрную рукоятку на другой стене.

Мотор глухо зажужжал и завонял чем-то жжёным.

— Всё ясно, — дал я отмашку, — выключайте — щётки надо подточить. А ещё лучше сразу заменить, для надёжности.

— Запасных щёток у нас нет, — ответил Свешников, — так что бери инструменты и точи.

— — —

Вечером меня опять заперли в ту же опостылевшую камеру, но сержант Баранов уже в спину меня не пихал и обращался более уважительно. А я продолжил размышления на тему, что делать и как быть после того, как придёт ответ из Москвы. Итогом моих раздумий был только план побега... а что тут ещё придумаешь а самом-то деле? Завтра буду изучать территорию лагеря и периметр на предмет выявления слабых мест и возможных путей эвакуации...

Но завтра утром вместо того, чтобы вести в мастерскую, меня опять вызвал на беседу лейтенант. На этот раз он таки представился и я узнал, что зовут его Штольц Илья Арнольдович. Ничего себе, как героя из 'Обломова', из немцев что ли он?

— Значит так, Вениамин Павлович, — начал он задушевную беседу, — по поводу автомеханического техникума ты, похоже, не соврал, с техникой обращаться ты умеешь. Теперь давай в подробностях про эту пилу, откуда взялась, кто её тебе разрешил с собой брать и всё остальное.

— Я же рассказал уже Свешникову, — отвечал я, — её нам подарили немецкие мастера, когда оборудование в колёсном цехе налаживали. Где её сделали, не знаю, но подозреваю, что в Германии. С собой эту пилу мне разрешил взять замдиректора техникума по хозчасти Белов Андрей Кузьмич. Вкратце всё.

— Допустим, — отвечал мне Штольц, записывая то, что я сказал, на листок, — что ты правду говоришь. Тогда план действий у нас (мне понравилось это слово 'нас', похоже, он меня больше подследственным-то не считает) будет такой. Сегодня под конвоем сержанта Баранова и ещё одного нашего сотрудника ты проследуешь на лесосеку и спилишь там как можно больше деревьев. Баранов проконтролирует время. А потом мы уже решим, что делать дальше.

Утром я впервые попал на общий развод лагеря, охрана подсчитывала и пересчитывала заключённых, всё время путаясь, то на одного меньше выходило, чем нужно, то на двоих больше. Когда наконец цифры сошлись (а то ведь, если они кого не досчитаются, так и вместо него лес валить могут пойти), меня определили в третью бригаду. Пилу мне не доверили, её покатили сзади на тачке два особо доверенных придурка, один наглее другого.

Кстати в этой бригаде, как я понял по перекличке, числился и Сокольников, мой потенциальный родственник — посмотрел я на него, посмотрел, да и решил пока никаких контактов не завязывать, не понравился он мне, слишком суетливый и дёрганый. Идти до нашей лесосеки было не так, чтобы очень далеко, но и не два шага — с километр примерно в противоположную сторону от Макарьева и Лядов. Соседи по колонне косились на меня явно недоброжелательно, но тоже говорить видимо опасались, мало ли кем я тут окажусь. Так что разговоров вообще не было.

— Сокольников, — обратился ко мне старший конвоя, хорошо, что без приставок типа 'подследственный' или 'заключенный'. — Вот твой участок.

И он махнул рукой налево на делянку из вековых сосен, каждая по полсотни метров высотой и полметра в диаметре.

— Остальные направо, продолжаем вчерашний урок, — и он завернул прочих зэков в количестве 12 штук направо.

— Товарищ... эээ... гражданин начальник, — успел сказать свою ремарку я, — мне бы ещё одного в помощь надо, а лучше двоих. Надо упираться в ствол, чтобы пилу не заело — один я никак не справлюсь.

— Сокольников и Ковбасюк, налево, — тут же принял решение старший.

Вот люблю я деловых людей, которые быстро принимают решения. Ну, не подведи теперь, родная и до боли знакомая Дружба...

— —

До обеда я сумел спилить 18 (в скобочках восемнадцать прописью) вековых сосен — первые две пошли тяжеловато, но потом приноровился, вспомнил предыдущий опыт, а двое подсобных товарищей тоже наловчились помогать мне, так оно и потекло, как по накатанной дорожке под горку. Ещё и сучья все опилил, и стволы на части разделил, справившись предварительно у старшего о необходимой длине хлыстов. А потом бензин в баке закончился. Старший сосредоточенно записал мою выработку в записную книжечку и сказал, чтоб я перекурил у костра.

— Две дневные нормы всей бригады выполнил, — сказал он, ни к кому не обращаясь, просто в воздух. — Этак мы досрочно годовой план сможем сделать...

Пилу у меня отобрали, и я вместе со своими подручными, вторым оказался украинский националист со стажем, отошёл к костру, где уже готовился обед для всей бригады. Тут и пришла пора поговорить мне со своим родственничком.

— Откуда ж ты такой на нашу голову взялся? — спросил он у меня, когда мы уселись на охапку хвойных веток.

— Сам не знаю, Фома Кузьмич (так его, оказывается, звали), — осторожно ответил я, — провал в памяти какой-то... что учусь в техникуме в Горьком, помню, а как и зачем сюда попал, как отрезало. Вот и задержали меня до выяснения. А вы сами-то за что здесь, если не секрет?

— Не секрет, — степенно ответил Фома, — статья 58-10, пропаганда и агитация.

— И сколько сейчас дают за агитацию?

— Сколько и всем, червонец, — со вздохом отвечал тот. — Тебе тоже на всю катушку влупят, не сомневайся.

— Спасибо тебе на добром слове, — огрызнулся я, — но я всё-таки лучше посомневаюсь.

Тут вступил в разговор украинский Ковбасюк, говорил он на суржике, ясное дело, но я уж эту особенность его речи передавать не буду.

— Тут всем по червонцу дают, паря, — врезал он мне правду-матку со всего плеча, — а потом ещё и сверху добавляют.

Я спорить с ними не стал, а вместо этого завёл разговор о лагерном начальстве.

— Начальником лагеря тут зверь, а не человек, у него и фамилия подходящая, Медведь — кого хочешь заломает, и глазом не моргнёт.

Ну и слава богу, что мне с ним пока встретиться не довелось, подумал я, а вслух спросил:

— А ещё кто тут в начальниках ходит?

— Из командиров только дознаватель Штольц да еще кум Тыква есть...

— А чей он кум? — сразу поинтересовался я.

— Ничей... а может и у всех зеков сразу — это тут так оперуполномоченный зовётся, из оперативно-розыскного отдела. Стукачей из нас вербует который.

— Ясно, — вздохнул я, — и много завербовал?

— Разве ж об этом вслух кто скажет? Но с десяток-то наседок у нас точно имеется.

— А ещё культурно-воспитательная часть должна быть, — вспомнил я кое-что из прошлой жизни.

— Была, но сплыла, — коротко ответил мой потенциальный родственник, — расформировали её месяц назад, так что мы теперь без культуры и воспитания чалимся.

— А охранники? — продолжил допытываться я.

— Их полтора десятка на весь лагерь, там разные люди числятся, есть и такие, с которыми даже поговорить можно, есть отморозки полные.

— Пятнадцать человек на весь лагерь? — переспросил я. — Тут же около тысячи арестантов наверно...

— Меньше, сотен шесть примерно, — поправил меня Ковбасюк.

— Ну всё равно 15 против 600 — и чего, они удержат народ от бунта, например, если вдруг случится?

— Так у них и овчарки есть, и автоматы им недавно выдали новые, куда нам против них бунтовать, — вздохнул Фома. — Лучше уж честно лямку свою тянуть.

— А с пайками как тут, просветите? — попросил я.

— Обычный, это когда норму выполняешь и не высовываешься, 800 грамм черняшки на день плюс суп три раза плюс каша утром и вечером, ноги не протянешь.

— А необычный?

— Если норму не выполняешь, паёк урезается вдвое. И можно загреметь в БУР, а там сам знаешь как... и зимой ещё и дубак страшный.

— А если перевыполняешь норму?

— Ну тогда 1200 грамм и дополнительная миска каши. Но только умные люди говорят, что губит он народ, этот сверхнормативный паёк — не окупается лишние затраты энергии на него. Короче говоря, те, кто его получают, мрут чаще и быстрее.

Экий у него лексикон-то богатый, подумал я на родственника, вон какие умные слова знает...

— А ты кем на воле-то работал? — спросил я у Фомы, но тот как-то странно прореагировал, буркнул коротко 'инженером' и замолчал наглухо... за стукача что ли меня принял?

Да и не очень-то и хотелось... до вечера мне пришлось сидеть на лесосеке вместе с бригадой — чтобы назад отконвоировать, это ж надо охранника, а кто тогда оставшихся охранять будет? К распиловке меня не подпустили, сучья обрубал топором. А вечером после ужина я думал, что хотя бы кто-то поинтересуется результатами бензопильного эксперимента, но нет, меня просто опять в БУР заперли. Три дня прошло, думал я, лёжа на нарах, приближается час Ч, он же час Х, думай быстрее, голова... но как назло ничего в эту голову и не лезло.

А утром меня сразу в мастерскую доставили к Свешникову, тот хмуро выслушал доклад о моих успехах и тут же припахал к починке лагерного трансформатора, он, оказывается, ночью накрылся медным тазом, так что весь лагерь обесточен оказался.

— Я ж не электрик, — попробовал откосить от новой работы я, но не тут-то было.

— Чинить я буду, — отвечал мне мастер, — а ты на стрёме постоишь, подать чего или убрать.

Трансформаторная подстанция оказалась смутно мне знакомой, когда-то давно имел дело с такими, недолго, правда, с полгода всего, но кое-что запомнил. Это была локальная понижательная подстанция столбового типа. С защитным отключением, естественно. Что там могло навернуться, виделось мне уже в полном тумане, решил, что пускай Свешников разбирается, раз себя главным определил.

— Значит так, Сокольников, — строго сказал мне он, — стоишь вот здесь (и он начертил на земле линию), за эту линию не заходишь, а то и убить может. Если я чего попрошу, принесёшь вот из этого, — и он выложил на землю с пяток инструментов.

— А вас убить не может? — поинтересовался я с невинным видом.

— Может, — неожиданно быстро согласился он, — отрубить входящие 10 киловольт я не могу, так что придётся работать под напряжением. Не в первый раз, авось пронесёт...

И он смело шагнул за загородку из колючей проволоки, которая окружала эту мачту ЛЭП с подстанцией прямо на её ноге.

Отвернул какой-то лючок сбоку, внимательно посмотрел внутрь, потом сказал мне: — Разводной ключ.

Я поднял его, протянул, стараясь не заступать за черту, Свешников взял его, не глядя. Потом начал что-то там откручивать внутри... минуты две откручивал, после чего из ящика вылетела длиннейшая искра и Свешников с утробным каким-то звуком упал на землю, разводной ключ остался висеть при этом в ящике. Тут уж я наплевал на его инструкции, быстро подбежал, схватил за одну руку (помня настоятельные советы бывалых электриков работать только одной рукой, вторую в кармане лучше держать) и оттащил подальше от трансформатора.

Быстро оглядел мастера — у него на шее была характерная синяя сеточка, дыхание имелось, но неравномерное, пульс... есть, но тоже какой-то пульсирующий, зрачок... вроде не расширен. Ну чего, надо врача звать или фельдшера, надеюсь хоть кто-то с медицинской специальностью на этой зоне есть. Пробежался до БУРа, постучал, на стук выглянул всё тот же суровый Баранов — объяснил ему ситуацию, он сплюнул и послал меня в барак номер 10, сопроводив объяснение тычком дула винтовки в ту сторону. Побежал туда (ни разу ещё в 10 бараке не бывал), там на двери висел ржавый замок. Мимо проходил какой-то придурок из местных, спросил у него про доктора, тот ответил в том смысле, что он вчера ещё в райцентр уехал по делам... а на вопрос, что тогда делать с несчастным случаем, он затруднился ответить.