"Центральный Координатор собора Озёрный, личное имя Оз."
То, что голос это не кольцо, я ещё в прошлый раз понял. Но кто он и где находится, было непонятно, хотя он и поминает собор Озёрный, но где тот находится мне неизвестно. Можно конечно расспросить самого Оза но, сколько это займёт времени, если задавать пяток вопросов в день, учитывая, что я почти ничего не знаю о землях, отстоящих от моего родного села более чем в дневном пешем переходе. Хотелось расспросить об амулетах, но как — заклинания то я описать не мог.
— Оз, я нашел арбалет, у него лук сделан из металла, с одной стороны светло серого цвета как хорошее железо, а с другой желтого как медь. И в нем есть магическая сила, совсем немного, но ни рун ни плетений магических нитей я не нашел, что это и зачем? — задал я вопрос, и потер лоб, который хоть и не болел но было такое ощущение будто я им стенку завалить пытался. Трудно это дело — мыслями разговаривать; или я чересчур усердно старался.
"Под данное описание подходит охотничий арбалет с системой усиления "Самобой". Плечи арбалета из биметаллической пластины, между слоями которой внедрены малоразмерные рунные структуры термопереноса. При натягивании тетивы, энергия естественных энергоструктур вследствие деформации перетекает из внутреннего слоя во внешний, частично проходя через структуры термопереноса активируя их. Структуры термопереноса производят перенос части тепловой энергии из внутреннего слоя во внешний, что приводит к возникновению деформирующей силы существенно облегчающей взвод. При стрельбе процесс протекает в обратном порядке, усиливая выстрел".
А следом женский голос добавил. "Предупреждение — ваш манозапас минимален, рекомендация — прекратить сеанс связи".
Что-то быстро сила закончилась, видать не накопилась, вроде баба Вара говорила, что сила дня за три накапливается. Так, "Самобой" значит, и если я правильно понял, — то, что вообще понял в этой белиберде, — в луке есть спрятанные руны, которые что-то делают и арбалет легче натягивается и сильнее стреляет. Эх, себе бы оставить, все пацаны в селе тогда бы обзавидовались. Был бы целым, можно было бы попросить, а так, сколько мастер за ремонт попросит неизвестно, но вряд ли отца удастся уговорить. Дальнейшую дорогу я раздумывал — как уговорить отца отремонтировать арбалет.
(...)
Вдоль дороги встречались: и леса, и луга, и поля с разными поселеньями. Леса и луга были похожи друг на друга и малоинтересны, видел один, считай — видел все; это конечно было не так, но только для тех, кто разбирался, хотя с дороги много-то и не разберёшь. Поселения же отличались друг от друга сильно, и вот их рассматривать Дарвелу было куда интересней.
Свободные сёла были похожи на родное село Дарвела — Красная горка. Дома пятистенки с мазанками конюшнями и сараями, обнесённые высокими частоколами. Наделы на полях вытянутые под пахоту лошадьми, на ближайших лугах много крупного скота.
Деревни смердов выглядели беднее. Дома простые избы с сенями хоть встречались и пятистенки, сараев на дворе поменьше, да и сами они были мельче, только частокол такой же. Наделы тоже вытянутые и размером схожие, а вот скота в стадах больше мелкого особенно овец.
Холопские деревни было видно сразу по большим господским полям и маленьким коротким наделам, которые можно было пахать быками. Скота вокруг деревенек было мало и больше всего в стаде было коз. Сами деревни выглядели бедными: вместо частокола простая городьба из жердей только высотой с человека, половина домов землянки, сараи совсем маленькие и почти нет конюшен.
Гоблинские хутора отличались от человеческих поселений тем, что дома у гоблинов были огромные (на всю родню разом) и походили на сараи, а иногда и вовсе были с этими сараями одним целым. Наделы тоже большие, по наделу на дом — а не как у людей на мужа.
(...)
Солнце уже коснулось земли когда мы подъехали к перекрестку рядом с которым на столбе висел шит, на котором были нарисованы: дом, миска с чем-то коричневым в виде горки с торчавшей из неё палочкой видимо изображавшей ложку, пол булки хлеба, и рука указывающая пальцем на дорогу уходящую в бок. А в левом верхнем углу была нарисована корона. Всё это, по-видимому, означало, что там находится имперский постоялый двор.
Из разговоров мне помнилось, что такие дворы стоят на расстоянии пешего дневного перехода, и не платят налоги, но обязаны хранить некоторый установленный запас еды и иметь определённые размеры — для скорого передвижения войск.
Свернув с тракта, где то через версту(819м) выехали к деревеньке Карловке, в двух косьях(208,4м) от которой слева от дороги и стоял постоялый двор. Въехав во двор мы остановились, и отец, отдав мне вожжи вошёл в дом, а я осмотрелся.
С одной стороны двора стоял длинный здоровый сараи в два этажа, половину первого занимала конюшня, а второй видимо полностью занимала сенница. С другой был также двухэтажный дом на манер трактира, в котором и ночевали постояльцы. Меж домом и сараем с обеих сторон шёл высокий тын, с прилаженными к нему полками — вроде их заборолами зовут. Сам двор был засыпан дробленым камнем и кое-где галькой, — видимо, чтобы не раскисал в дожди. Во дворе уже стояли три телеги крытые дерюгой.
Отец вышел с мальчишкой лет десяти, который тут же убежал на конюшню.
— Давай в тот угол, там поставим, — сказал дяде отец и, взяв под уздцы Весу, повел её в указанный угол. Вышедший из конюшни мужик забрал у нас распряженных лошадей, и мужики, взяв с телег по мешку пошли в дом. Я же взяв свою и отцовскую котомку да мешок с мечом и арбалетом, зашёл следом.
Пройдя через зал, — в котором за столами сидели две компании — мы поднялись по лестнице на второй этаж, тот же мальчишка что бегал в конюшню показал на третью дверь слева и пошел обратно. Войдя в небольшую комнату, мужики свалили мешки у стены слева и справа от двери. В комнате стояли две спальных лавки и две спальные же скамьи, а больше ничего, голые стены; хотя нам и надо то только что ночь переночевать, но всё равно было неуютно.
— Дарв, свою котомку не оставляй с собой бери, — напомнил мне отец. Они с дедом почему-то решили, — что у меня, яйцо и та часть побрякушек что решили продать, будут в большей сохранности.
— Так, давайте вниз, поужинаем и спать; завтра поедем — как только рассветёт, чтоб в Коржине пораньше быть, — скомандовал отец.
Обеденный зал занимал примерно половину первого этажа дома. Вдоль стены со стороны двора стояли четыре стола человека на четыре каждый, а в стене были четыре узких оконца как раз напротив столов. С противоположенной глухой стены, стоял длинный во всю длину зала стол с такими же длинными лавками, за который мы и сели. Рядом с входом была дверь, по-видимому, в кухню, а далее вдоль отделявшей её от зала стены стоял узкий стол, на котором на специальных козлах стоял бочонок с краником. За столом сидел невзрачный добротно одетый мужичок — видимо хозяин постоялого двора, так как, увидев, что мы уселись, он крикнул в приоткрытую дверь, "Дилана". А когда та вышла, кивнул в нашу сторону.
— Здравствуйте. Что будете? Имеется: пшеничная каша, заправленная топленым салом, свиные щи, картох тушёный с мясом, и ватрушки, — проговорила подошедшая к нам Дилана. Чуть старше меня, невысокого роста и невзрачного вида девушка с чуть раскосыми глазами и темной загорелой кожей, — видимо в родне у неё был кто-то из восходных.
— Давай сперва щи, а после кашу принесёшь, для всех, — заказал за всех отец, остальные согласно кивнули, — зачем отказываться, раз отец платит. Служанка ушла, а я продолжил с интересом осматриваться — всё-таки на постоялом дворе я был лишь второй раз, а на имперском и вовсе первый, и мне всё было интересно.
За дальним от входа столом сидело двое мужчин в добротной одежке спокойно ужинавшие картохом, явно небедные, но и небогатые. Трое за следующим столом были, по-видимому, возницами с тех трех повозок во дворе. Простые рубахи и штаны да грубо шитые овчинные безрукавки явно говорили о небогатости их владельцев. Или рабочие, или крестьяне как и мы, хотя могут быть и холопами. Служанка принесла щи, и я взялся за ложку.
Быстро съев щи кашу ели спокойно, хоть и проголодались с обеда, но не так уж и сильно. Когда поужинав, мы собирались встать, к нам подошла служанка и спросила, не хотим ли промочить чем-нибудь горло. Отец, посмотрев на Мефодия и Чакора, помотал головой и сказал, — Нет, завтра рано вставать.
Встав, мы пошли обратно в комнату, только отец задержался — отойдя к хозяину постоялого двора, но у двери комнаты он нас догнал. Идущий следом за ним все тот же мальчишка, зайдя в комнату напротив, выставил оттуда спальную скамью, которую отец, подхватив, занёс в комнату.
На следующие утро мы встали за темно, быстро позавтракали разогретыми поварихой щами, и как только рассвело, выехали со двора. В такую рань на дороге никого ещё не было, и я от скуки продолжил свои размышления по поводу — что спросить у Оза. Спросить хотелось много, но пару вопросов в день тратить зря не хотелось, вот и обдумывал что да как. Тем более я и так понимал лишь половину ответа.
Телеги катили по дороге довольно быстро, так как были почти пустыми, но всё же если сравнивать с вчерашним днём, то значительно медленнее; всё-таки вчера они как-никак больше двух дневных переходов пробежали и за ночь в тесных стойлах постоялого двора как следует, не отдохнули. Лошадок конечно было жалко, но нам нужно было торопится, так как яйцо следовало продать до того как из него вылупится гатар, ведь уже через три дня после рождения ни один маг не сможет его подчинить. Тем не менее, ни смотря на нашу значительно меньшую скорость, когда в полдень встали на обед, дядя сказал, что к полднику будем в Коржине.
Ближе к городу дорога была куда оживлённее, и я стал разглядывать путников пытаясь угадать, кто они и по каким делам едут или идут. Народу на тракте стало намного больше, особенно обозов из телег везущих добытое в рудниках в город. Я, было, обрадовался и стал выискивать в таких обозах гномов, но к моему удивлению гномов не было, гоблины и немного люди. К Коржину мы подъехали чуть позже указанного дядей срока.
Глава четвёртая "Коржин".
Город стоял на берегу реки, и был как половина лепешки, с одной стороны ровный с другой полукруглый. Стены города были из грязно-серовато-белого камня, высотой махов десять (16м), с пятнадцати маховыми(24м) башнями отстоявшими друг от друга где-то на кось(102,4м). Две башни — крайние верх и вниз по течению — были в два раза выше остальных, махов под тридцать(48м). Да две привратные стояли рядом, так что между ними только ворота и помешались. Напротив ворот через ров идущий вдоль стены был перекинут мост, часть которого была подъёмной.
Где-то в полумиле от города был пригород, в сущности большая вытянутая вдоль дороги деревня. Проезжая пригород я вертел головой рассматривая всё вокруг, вот только рассмотреть толком ничего не успел — больно быстро мы его проехали. Чего тут только не было: трактиры, харчевни, кабаки, лавки, мастерские, даже торг был; а вот просто жилых домов почти не было, так что вся улица была своего рода торжище. Что в прочем было неудивительно, дорога в город была одна, и каждый въезжающий выезжающий проезжал по ней.
На въезде в город, перед нами оказался небольшой караван из полутора десятка телег, и нам пришлось некоторое время постоять. Чему я не очень-то и расстроился, ведь позади каравана стояли два орка из охраны, которых я разглядывал во все глаза. Раньше-то мне нелюдей кроме гоблинов — которых только слепой не видел — видеть не приходилось.
Орки были здоровущие, мах с третью(~2,15м) ростом. Руки у них были толще чем у нашего кузнеца Пана ноги, а весили они наверно пудов десять, а то и двенадцать. Кожа серо-зеленая со слегка желтоватым оттенком, глаза желтые маленькие и глубоко посаженые, а выпирающие вперед брови и вообще создавали вид, будто те в колодцах. А уж здоровая квадратная челюсть с чуть выступающими клыками, придавала оркам и вовсе угрюмый угрожающий вид. На одном был надет железный нагрудник поверх рубахи и войлочной безрукавки, и шлем на голове. На поясе — в ладонь шириной — висел боевой топор такого размера, что топор Чакора казался игрушечным. Такой и точить не надо, так зашибёшь — как дубинкой. Другой был явно моложе, и был одет почти также как и первый; только, нагрудник у него был из толстой кожи в несколько слоев, и имел некое подобие юбки, из пришитых к нему снизу в на хлёст полос кожи. Висящий же на поясе изогнутый односторонний меч — вроде орки их ятаганам называют — был явно старым. На ногах у них были одеты кожаные штаны и сапоги. Наконец караван прошёл в город, и мы подъехали к мосту через ров.
— Одна дара с копыта лапы или колеса, — заявил молодой стражник чуть хрипловатым голосом, стоявший в десяти шага от въезда на мост, где стояла пара стражников постарше с короткими толстыми копьями. Отец вынул из котомки кошель и, отсчитав шестнадцать дар, протянул их стражнику; тот, бросив взгляд на пару мешков в телеге, взял деньги и махнул рукой. — Проезжай.
Проехав по каменному и подвесному мосту, въехали в ворота, у которых стояла ещё пара стражников у одного из которых на плече была странная штука чем-то мне знакома. Так в пещере была очень похожая штука, — вспомнил я, — и стрелки к ней, к арбалету-то они не подходили.
За воротами была небольшая площадь или очень короткая улица, слева и справа от которой стояли два длинных двух этажных дома с узкими окнами бойницами на втором этаже и сплошной стеной первого. И напротив ворот стоял похожий дом, но в три этажа; подъехав к которому мы повернули на право, туда, куда и указывала стрелка меж двух щитов. На левом были нарисованы скрещённые топоры переростки — бердыши, а на правом они же торчащие вверх. Объехав дом по узкому проходу, мы выехали на довольно широкую улицу, достаточную для того чтобы можно было свободно разъехаться двум телегам.
Поплутав немного по улицам города, мы наконец-то подъехали к трактиру "Сытый кабан".
— Чакор посмотришь за телегой, — велел отец Чакору, привязывая вожжи к концу коновязи, — чтоб телега не мешала, если кто ещё привязать лошадь захочет.
— Пойдем Дарвел, котомку не забудь, — махнул мне отец, когда дядя, привязав вожжи к нашей телеге, подошел к нему.
Войдя в трактир, я огляделся, обеденный зал занимал половину первого этажа и, в общем-то, походил на обеденный зал постоялого двора у Карловки. Но были и отличия, окна здесь были нормального размера, столы чуть меньше и помешалось их десяток, хоть зал и не был больше. В зале были лишь два человека за крайним столом, попивавшие из кружек что-то хмельное, так как были уже навеселе. И ещё за узким столом с бочонком пива сидел на табуретке паренёк чуть младше меня.
— Нам бы хозяина, он здесь? — спросил у паренька отец.
— Ага, — кивнул паренёк и, отворив дверь и вывернув голову, крикнул куда-то вверх, — Дядя Фрол тут вас спрашивают. Заскрипела лестница и к нам вышел среднего роста пожилой темноволосый мужчина в холщовых штанах и кожаной безрукавке. При взгляде на него становилось понятно, что именно за кабан тут сытый; и, и солидное брюшко, и толстые щёки, и второй подбородок, — не могли скрыть под видом домашнего хряка, дикого вепря. Видать лихим мужиком был в своё время дальний родственничек, да и косой шрам на руке на это намекал.
