Маг и его кошка

Вспоминаю улыбку Лоренцо. Белозубая на смуглом лице, и черные глаза блестят.

Хотела бы я понести? Представляю себя с пищащим комочком на руках. Малыш, похожий на меня и на Лоренцо. Помять о моем коротком замужестве.

Должно быть, я — скверная женщина с холодным сердцем, но не могу сказать "да". Роды — это страшно. И разве я смогу быть матерью, когда сама еще ребенок?

— Нет, я не в тягости.

Уже несколько дней, как я точно знаю — та неловкая, стыдная ночь не принесла плодов. Пожалуй, так лучше для всех. С моего отца сталось бы приказать снести младенца в горы и там оставить.

— Я устроил тебе блестящую партию...

И правда, блестящую. Эрнесто Альваресу сейчас за пятьдесят, его дочь старше меня, а сам он славится буйным нравом и жестокостью.

Я не стала спорить, когда отец объявил о помолвке. Мне совсем не хотелось лишний час стоять на горохе. Но я решила, что это случится не раньше, чем замерзнут адские пустоши.

Знаю, это эгоизм. Знаю, мой долг дочери — подчиниться. И постараться стать Альваресу хорошей женой.

Все знаю.

Отец все же ловит тень улыбки на моем лице и начинает кричать. Я принимаю покаянный вид и снова думаю о Лоренцо. Вспоминаю, как он рисовал мой портрет. Каждый день, с девяти до одиннадцати, пока солнце не поднималось слишком высоко. Моя дуэнья — вдова Скварчалупи сидела в углу с вышиванием, а он смотрел на меня и улыбался. И я улыбалась в ответ, казалось, происходит что-то особенное, чего никогда не было в моей жизни. Вспоминаю тайные поцелуи, случайные соприкосновения рук во время обрядов в храме, записки. И как он ночью — безумец — дерзнул пробраться на балкон моей комнаты, чтобы сделать признание. Словно знал, что меня притягивают безумства и дерзости.

Помню, его голос дрожал, когда он шептал "Я люблю вас, сеньорита Франческа. Я отдам за вас жизнь".

Вчера я говорила с матерью Лоренцо. Пыталась рассказать ей, как погиб ее сын. Умер за меня. Совсем, как клялся когда-то.

Она не сказала ничего, но я читала в ее полных боли глазах "Это все по твоей вине, капризная, избалованная девчонка".

Сеньора Ваноччи никогда меня не любила. Чувствовала, что связь со мной приведет Лоренцо к гибели.

— Могу я что-то сделать для вас? Или для девочек?

Она поджала губы:

— Спасибо, сеньорита Рино, у нас все есть. Вы идите.

Одним этим обращением сеньора дала понять, что не считает меня женой своему сыну или родственницей. Обидно, но я это заслужила.

Мать моего мужа права. Это — по моей вине.

Для всех прочих я — заблудшая душа, жертва коварного искусителя. Лишь мне и Лоренцо известно кто измыслил побег. И то не возьмусь утверждать, что он понимал, насколько это была моя идея.

Про меня говорят, что я хорошо воспитана, послушна и скромна. Все это правда. Но это не вся правда.

Правда в том, что за скромной Франческой с нежным голоском и всегда опущенными глазами прячется другая, дикая Фран — необузданная и дерзкая. У меня, как у монеты, две стороны. И вторая, скрытая, смела, требовательна, безрассудна и до умопомрачения любит жизнь.

Глубоки тихие воды.

— ... не все потеряно, — продолжает отец. — Я навел справки об этом юном наглеце, — он достает письмо. — Элвин Эйстер. Рожден вне брака, но официально признан и введен в семью. Его старший брат, маркграф Эйстерский — второй по знатности и первый по влиянию человек в Священной империи Прайдена. Тебе не нравилось, что Альварес стар и уродлив. Наш гость молод и красив. Мой друг пишет, что Элвин даже не замечен в особых пороках, за исключением похоти и дерзости. Но дерзит он в рамках разумного, а изменяют все мужчины.

Не все. Лоренцо никогда бы так не поступил. А я бы никогда не полюбила человека, способного унизить супругу изменами.

— Зато лорд Элвин мало пьет, не играет в карты, умеет держаться, обладает магической властью. Отличная партия. Лучшая из возможных.

— Он просил моей руки?

При мысли о подобном союзе меня передергивает. Неужели мерзкий, самоуверенный брат курфюрста позарился на меня? На обратном пути мы почти не разговаривали. Он выказывал ко мне куда меньше интереса, чем к собственному коню и лишь иногда вспоминал о моем существовании, чтобы лишний раз отточить ядовитое жало, что боги дали ему вместо языка. Любые мои попытки достойно ответить только веселили его. Увы, мести, ради которой я терпела присутствие врага, не дано было свершиться.

— Нет, — отец хмурится. — Элвин Эйстер дорожит своей свободой. Но я видел, как он смотрел на тебя. Будь с ним поласковее. Мартин официально лишил его наследства за дуэль и выслал прочь, но понятно, что это временно. Показной гнев, чтобы успокоить недовольных дерзостью брата. Рано или поздно, эрцканцлер вернет его ко двору.

— А если нет? — возражаю я. — Зачем вам зять с таким характером?

— Вернет. Родная кровь. Союз с нами может быть очень выгоден Мартину. Мой друг пишет, что курфюрст уже отчаялся женить брата...

— Тем более. Вы сами сказали, кому я нужна после побега? Он может составить куда лучшую партию...

— Он молод, романтичен и любит эпатировать. Кичится тем, что всегда добивается своего. Окрути его, пока у мальчишки ветер в голове. Распали как следует, чтобы забыл обо всем под влиянием страсти, но не вздумай уступать. Вы путешествовали вдвоем, без дуэньи и теперь в глазах света ты опозорена дважды, так надави на жалость, рыцарские чувства, порядочность. Не мне тебя учить этим женским штучкам.

Никогда! Я не стану флиртовать с убийцей своего мужа!

"Извинись или умрешь" — сказал северянин. Лоренцо не извинился. Мой муж был гордым и смелым человеком.

Маг оставил Лоренцо на берегу, даже не похоронив. Я плохо помню, как он вез меня от озера. Все короткими вспышками, все в тумане. Скверная дорога, пыль, опустошение.

Опустошение и бессилие — их я помню отлично. Только что впереди была свобода, был огромный и такой интересный мир. И любимый мужчина — талантливый, внимательный, нежный, готовый на все ради меня...

И вот я одна трясусь в седле, а рядом незнакомец с холодными глазами и вечной язвительной шуткой наготове.

Не могу простить себе, что не настояла на похоронах.

— Он убийца, — мой голос тих и мягок. Гнев прячется внутри, как когти в кошачьей лапе.

— Да, — отец довольно кивает. Так, словно я сказала какую-то восторженную льстивую глупость в адрес бастарда Эйстеров. — Маг уже оказал нам большую услугу, когда избавил тебя от этого жалкого выскочки Ваноччи. Люди любят тех, кому сделали благодеяние. Воспользуйся этим тоже. Можешь для начала рассказать ему историю рода Рино. Пусть видит, что мы по знатности не уступаем Эйстерам. Нам есть, что предложить. Я со своей стороны расскажу о наших капиталах. У тебя будет хорошее приданое. Лучшее из возможных.

Открываю рот, чтобы гневно воспротивиться и слышу голос Лукреции "Никогда не сражайся с мужчинами мужским оружием, маленькая Фран. Наша сила в нашей слабости".

— Это — твой шанс исправить последствия ошибки. И если маг уедет, не сделав тебе предложения... — отец делает паузу и смотрит на меня. В его взгляде читается "Ты меня знаешь, Фран."

Знаю. Он никогда не угрожает просто так. Вообще не бросает слов на ветер. Предпочитает дела.

— Но я ему совсем не нравлюсь!

— Нравишься. А мне и герцогству нужен этот союз. Так что постарайся.

Опускаю полный ярости взгляд, чтобы тот не выдал меня, и улыбаюсь привычной, мягкой улыбкой.

— Хорошо, я постараюсь.

Глава 3. Птица

Элвин

Уже начал гадать, не выбрал ли я неверный подход. Зря волновался, как показали дальнейшие события, уловки работали. Стоило не обращать на нее внимания пару дней, как девица сама подкараулила меня прямо у дверей библиотеки:

— Рада видеть, что вы так напряженно работаете, сеньор.

Что это? Сарказм? Малышка показывает зубки.

— Рад слышать, что вы интересовались моей работой, сеньорита. Ну, не надо сверлить меня таким взглядом. Сядьте уже, что за поза "руки-в-боки"? Мы же не будем разыгрывать сцену "сварливая крестьянка и муж-пропойца"?

Она покраснела, спрятала руки за спину. Плюхнулась в кресло и вызывающе уставилась на меня. Сердится. Интересно, на что?

— Я прихожу сюда уже пятый день. И впервые встретила вас. Так-то вы работаете над переводом?

— Простите, любезная сеньорита. Не знал, что вы ищете встречи. Были важные дела.

— О да! Прогулка с Бьянкой Фальцоне — очень важное дело.

— Откуда в такой маленькой сеньорите столько яда? Франческа, вам кто-нибудь говорил, что вы очаровательны, когда сердитесь?

Между прочим, чистая правда. Девочка сама по себе прехорошенькая, а гнев придавал ее чертам особую живость. Такая Франческа нравилась мне гораздо больше анемичной куклы за ужином.

— Да, да, я знаю — вы мечтаете плюнуть на мою могилу. Но видит Четырехпутье, за что? Так ли уж виноват я перед вами, чтобы заслужить подобную неприязнь? И кого вы будете ненавидеть, когда я уеду?

— Я не... — она осеклась и замолчала.

— Что "не"?

— Ничего.

— Как пожелаете.

Минут двадцать мы сидели по разные стороны стола. Я делал вид, что работаю, она смотрела на меня и кусала ногти. Отвратительная привычка.

— Чего вы добиваетесь?

— Простите, Франческа. Не уверен, что верно понял вопрос.

— Зачем вам переводить эту книгу?

— А, вы в этом смысле. Я ищу упоминания о местонахождении одного древнего артефакта.

— Артефакта? — недоверчиво переспросила она. — В наших книгах?

— Этот и еще несколько трудов в вашей библиотеке раньше принадлежали Жилю де Бриену. Слышали о таком?

Ее глаза расширились:

— Проклятый чернокнижник, сын Черной Тары! Его сожгли заживо.

— Пффф... прямо таки "сын"! Ну и сказки рассказывают ваши жрецы! Де Бриен — обычный колдун средней руки. Немного неразборчив в средствах, это да. Он действительно искал милостей Чиннамасты, но был слишком ничтожен, чтобы привлечь внимание темной госпожи. Хотя, судя по дневникам, не оставлял попыток. За что и поплатился. Горожане как-то не поняли принесения в жертву беременной женщины.

— Вы так спокойно об этом говорите!

— Я не одобряю подобных методов, если вы об этом. И уж точно не собираюсь повторять, не надо смотреть на меня, как на монстра. Заблуждения покойного любопытны, но я не историк, а практик. В воспоминаниях современников встречаются заметки об артефакте, названном "Венец подчинения". С его помощью он призвал огромного волка, который находился при колдуне неотступно днем и ночью. Я хочу найти этот предмет.

— Зачем?

— Чтобы понять, как это работает.

Последнее было ложью. Я не исследователь, я — коллекционер.

Каждый из Стражей заполняет отпущенную ему бессмысленную вечность какой-нибудь ерундой. Августа играет в повелительницу ши. Мартин в построение дивного, нового мира. Джулия в полководца. Мэй в любовь со всеми подряд. Фергус играет в безудержное потакание своим инстинктам и, по слухам, совсем опустился.

Чем я хуже? Решил поиграть в коллекционера. Собираю магические диковинки, артефакты и раритеты. Заполнять свою жизнь ненужными вещами — так по-человечески. Нельзя сказать, что это очень увлекательное занятие, но оно не так скучно, как охота или иные развлечения знати. Требует мозгов, фантазии и умения работать с информацией.

Я не стыжусь своего хобби, но успел немного изучить дочь Рино. Не знаю, откуда в ней это, но Франческа уважает мастерство больше знатности, а стремление к знаниям больше желания обладать. В девочке есть стержень.

Возможно, поэтому мне так хочется добавить ее в другую мою коллекцию.

Сейчас девчонка слушала с горящими глазами.

— Идите сюда. Да не бойтесь, я вас не съем. Видите эти записи на полях? Древнеирвийский, как и в остальной книге, но использован шифр с заменой букв, любимый метод де Бриена. Если я правильно понял, у него получилось создать целых пять подобных артефактов. Два он активировал, еще два, предположительно, уничтожено вместе с лабораторией. А вот один колдун припрятал. Осталось понять, где именно. Я ставлю на Церу.

— И что потом, когда вы найдете ваш артефакт? Покинете Ува Виоло?

Я склонился над ней, нарушив предписанные приличиями границы, и коснулся рукой ее щеки.

— А вы действительно хотите, чтобы я уехал, Франческа?

Она наградила меня странным взглядом. Так смотрят на доску при партии в шахматы или прицениваются перед тем, как начать торги. Потом потупилась и прошептала:

— Не знаю.

* * *

Что же, я мог поздравить себя с удачей. Помедлив на старте, наш гипотетический роман дальше двигался бодрой рысью, лишь иногда переходя на шаг.

Загадки, легенды, особенности магических практик — вот на что удалось ее поймать. Девчонка умела слушать, казалось, она впитывала мои слова каждой клеточкой тела. Не скрою, это льстило. Она даже просила учить ее магии. Пришлось разочаровать сеньориту.

— Вам так хочется отрастить клешни или хвост?

— О чем вы?

— О том, что магического дара у вас нет. Значит, единственный способ обрести силу в вашем случае — занимать у Черной. А она всегда требует свое обратно и с процентами.

— Все равно не понимаю.

— Внешнее равно внутреннему. Обращение к Хаосу уродует не только души, но и тела. Поверьте, жизнь одержимых обычно коротка и полна страданий. Если Чиннамаста еще согласится одарить вас силой. Черная снисходит далеко не к каждой просьбе.

Франческа вздрогнула и начертила в воздухе крест наискось.

— А с чем связан внезапный интерес к тайным наукам? Только не говорите, что мечтали выучиться и отомстить за смерть парня с дурацкими усами.

Судя по тому, как она смутилась и рассердилась, я попал в точку.

Кроме красоты, меня притягивала странная двойственность ее натуры. Франческа была, как шкатулка с секретом. Внешне нежна, покорна и сдержанна, но природный темперамент, который не смогли убить ни молитвы, ни слишком хорошее воспитание, все же проскальзывал временами в блеске глаз, гневных гримасках или возмущенных ответах. Я никогда не мог предсказать до конца какова будет ее реакция, но мне нравилось дразнить ее и будить спящих демонов. В гневе сеньорита становилась чудо, как хороша.

Ее граница проходила там, где начинались прикосновения. Стоило попробовать дотронуться, как девушка совершенно потухала. Оставался лишь опущенный в притворной скромности взгляд, странная полуулыбка и тихий голос, повторяющий с десяток заученных вежливых фраз.

Я даже начал сомневаться, достоин ли результат усилий. Если она и в постели такая же — нет смысла тратить время. Тем паче, что при дворе герцога обреталось немалое количество смазливых девиц на любой вкус.

Впрочем, как только я возвращался за пределы проведенной девушкой черты, и начинал рассказывать что-нибудь о тайных княжествах фэйри, существующих на изнанке обычных человеческих городов, меланхолия покидала ее совершенно. В глазах появлялся блеск, движениях — живость, а вопросы и суждения, которые Франческа высказывала, были поразительно неглупыми, даже если забыть о до смешного юном возрасте сеньориты. И я не оставлял надежды разжечь искру в восхитительно жаркое пламя.