Секретарь его светлости

В спешке Ноэми едва не налетела на служанку. Та выронила стопку чистого белья и оторопело уставилась на девушку. Она почувствовала, как стремительно краснеет. Оно и неудивительно: на лице горничной стремительно расцветала понимающая похабная улыбочка.

Хоть возвращайся и подписывай контракт! Девушка не сомневалась, слуги записали её в любовницу хозяина, причём, в любовницу самого низшего разряда, и завтра замучают скабрезными шутками и перемигиванием.

Другая бы разрыдалась — Ноэми не стала. Вместо того, чтобы бежать дальше, высоко вскинула подбородок и в упор посмотрела на мысленно хихикавшую служанку. Пусть щёки пытают, на теле — лишь рубашка, леди обязана всегда оставаться леди.

Не ожидавшая подобной реакции горничная опешила.

Ноэми одержала безоговорочную победу в поединке взглядов.

— Помоги мне одеться, — таким тоном, будто она здесь хозяйка, приказала девушка.

Она знала, если сейчас не поставить себя на две ступени выше слуг, травли не избежать. Хватит, натерпелась! Надоело!

— Прямо здесь? — недоумённо пробормотала горничная.

— Нет, конечно! — фыркнула Ноэми. — Проводи в ближайшую пустую комнату.

И, выдержав паузу, добавила:

— Полагаю, его светлость не обрадуется, если ты окажешься слишком словоохотлива.

Служанка поняла намёк и закивала.

Вот так, пусть и дальше думает, будто Ноэми обладает властью, а герцог де Вен жестоко покарает за сплетни. Лучше всё признать, чем отрицать, и заставить бояться. Да, я ничего не скрываю, но девка ты, я же королева.

Тактика возымела действие: служанка сделала книксен и увела Ноэми в одну из гостиных. Сколько же, оказывается, их у де Венов!

Пока горничная освобождала руки от кипы белья, Ноэми тоже успела припрятать свои сокровища, прикрыв их передником. Его можно не надевать, зато он отлично скрывал от посторонних глаз чужие секреты.

Умелые пальцы служанки справились с пуговица гораздо быстрее, чем дрожащие пальцы испуганной девушки, которая совсем недавно научилась одеваться сама.

Ноэми поблагодарила за помощь скупым кивком и, подхватив передник со всем его содержимым, зашагала прочь. Увы, недалеко: в коридоре девушка столкнулась с маркизом де Веном.

Йонас стоял у перил лестничной площадки и улыбался. Многообещающе, как хищник, вознамерившийся во что бы то ни стало заполучить добычу. Теперь Ноэми волей-неволей смогла лучше его рассмотреть. Действительно похож на отца, только челюсть чуть массивнее.

Бородка придавала Йонасу солидности и прибавляла года.

Карие глаза чуть щурились, губы самодовольно улыбались.

— Здравствуйте, леди! — маркиз приветствовал Ноэми лёгким кивком головы.

Девушка попыталась обойти столь неожиданно возникшее на пути препятствие — тщетно.

— Пустите меня, милорд! — блеснула она глазами, обозлившись на всех де Венов сразу.

Отчего они не дают ей покоя? Мало ли на свете девушек, прекрасно образованных куртизанок? Лиргия не Веос, а местные жительницы не навсейки, чтобы их благосклонность стоила непомерно дорого.

Признаться, в детстве, когда становилось особенно горько после нравоучений отца, Ноэми мечтала стать такой же гордой и свободной, как жительницы соседнего королевства. Им-то никто не запрещал учиться, они сами выбирали мужей, а не слепо покорялись воле родителя. Тёмные, а какой разительный контраст!

Лиргия не поддерживала связей с соседями, более того, находилось с ними в состоянии необъявленной войны. Навсеи недолюбливали лиргийцев за 'грязь крови', то есть браки магов с обычными девушками любого происхождения. Приглянулась бы им ланга, 'серая', дочь смертных врагов навсеев, женились бы. В результате нередко целые семьи, например, те же Варды, не обладали колдовскими способностями. Поэтому веосцы отказывались считать лиргийцев навсеями, то есть истинными тёмными. Те же в свою очередь упрекали соседей в излишней жестокости, разврате и непомерных амбициях.

Не для кого не секрет, Веос давно жадно посматривал на Лиргию и, может, попытался бы завоевать её, если б не война в Мире воды.

— Не раньше, чем вы назовёте своё имя и расскажете, как оказались в замке, да ещё в столь пикантном положении? — осклабился в наглой улыбке Йонас.

Ноэми невольно крепче прижала к груди передник.

Сердце ухало набатным колоколом.

Вдруг увидят, вдруг узнают?

'Я проведу', — раздался в голове знакомый голос.

Ноэми едва удержалась, чтобы не повертеть головой в поисках призрака: именно он заговорил с ней.

Йонас вдруг нахмурился и недовольной процедил:

— Опять вам не лежится в гробу, дядя!

Выходит, он видел призрака, а Ноэми нет. Видел и совсем не боялся. Хотя о чём это она, духи — обычное дело для родовитых семейств, чья история теряется в веках.

Призрак медленно, начиная с ног, обрёл видимость и неожиданно прошёл сквозь Йонаса, скрывшись в ближайшей стене.

От неожиданности Ноэми вскрикнула, маркиз же замер, как вкопанный. Девушке на миг даже показалось, будто он умер, но нет, дёрнул плечом и, не прощаясь, зашагал прочь. Видимо, рассказать отцу.

Ноэми же поспешила к себе, чтобы скорее рассмотреть находку. Похоже, бывший хозяин дневника был вовсе не прочь поделиться былыми секретами.

Взяв ужин в коморку, Ноэми устроилась на узкой кровати с тетрадью и дневником. С трепетом развернула фартук и благоговейно погладила обложку. Пальцы ощутили тиснение, невидимое взгляду: уже знакомые буквы 'Ж.В'. Теперь Ноэми знала, 'В' — это 'де Вен'. Первая же буква монограммы — очевидно, первая буква имени. Узнать какого именно, несложно: в библиотеке есть генеалогическое дерево герцога.

Вдоволь налюбовавшись обложкой, пусть потёршейся, но до сих пор внушавшей невольное почтение к бывшему владельцу дневника: не всякому доступна кожа такой выделки, Ноэми открыла первую страницу. Ту, которую заложили вшивной атласной лентой, оставила на потом, на десерт.

'Я, Жан де Вен, первый граф Норрен, лорд Банши и придворный маг Е.к.в. Стоурена Седьмого, начал сие первого марта тысяча восьмого года по летоисчислению наиви', — гласила первая запись.

Тысяча восьмой год... Сейчас минул тысяча двадцать седьмой. Значит, дневнику девятнадцать лет.

Занятно, Жан де Вен называл себя лордом Банши, хотя этот титул сейчас принадлежал маркизу де Вену. Видимо, Йонасу на момент записи ещё не минуло восемнадцать. Или же право на титул маркиз унаследовал после смерти дяди.

Задавшись целью узнать, когда умер Жан де Вен, Ноэми отыскала последнюю запись. Восьмое июня тысяча десятого. Владелец вёл дневник чуть больше двух лет.

Запись короткая, всего в три строчки, зато каких! 'Догадываюсь, они не оставят меня в живых. Всё равно еду, хотя сомневаюсь, будто вернусь. Дневник прячу. Увы, тайник ненадёжен, но времени нет, лучше так, чем предать короля'.

У Ноэми засосало под ложечкой.

То есть Жана убили? Но кто? Заговорщики? Кто ещё мог желать зла королю?

Стоурен Седьмой скончался четыре года назад, сейчас правил его сын — Виллем Первый.

Зато теперь понятно, чего надлежит опасаться. Если Жана де Вен убили из-за его секретов, кто-то вполне может из-за них же избавиться от Ноэми.

Похолодевшими ладонями девушка потянула за атласную ленту.

Зашелестели страницы, до сих пор белые, гладкие, и открылись на нужном месте.

Ноэми разочарованно нахмурилась.

Стихотворение!

Неужели хозяин помимо секретов записывал в книжицу произведения любимых поэтов?

Однако, приглядевшись, Ноэми поняла: восьмистишье собственного сочинения. Нескладное, корявое.

В приюте мёртвых льётся свет —

и выйдет на свободу зверь.

Девушка несколько раз перечитала стихотворениям, всё больше убеждаясь: с ним что-то не так. Вряд ли владелец дневника счёл главной его ценностью просто плод ночных бдений. Раз так, это и есть та самая смертельная загадка, которую, вопреки всему, Ноэми попробует разгадать. Или хотя бы сберечь от чужих глаз.

Глава 3

Утро началось с непривычного молчания. Ноэми привыкла к шепоткам, попыткам вскользь, чтобы не поймали, задеть её — сегодня ничего. Смотреть смотрели, но не более. Девушка подозревала, дело в маленьком спектакле, разыгранном перед горничной. Только вот как воспримет всё это герцог де Вен? Вряд ли ему понравится дерзость помощницы архивариуса. Оставалось только ждать и молить Вседержителей, чтобы спасительная ложь не обернулась большими проблемами.

Уже к концу завтрака слуги разговорились. Не о Ноэми — о господах. Беседа вышла занятной, и девушка навострила уши, несмотря на давно выпитый желудёвый кофе — страшную гадость, но иной слугам не полагалось, — не спешила уходить.

Это шанс, реальный шанс вернуть былое дворянство, осуществить свои планы. Помощник архивариуса в замке — должность незавидная, а вот столица открывала широкие горизонты. Оставалось только туда попасть.

Ноэми мысленно покусывала губы. Денег мало, только-только на проезд хватит, но надо же ещё на что-то жить.

Попасть в столицу вместе с господами? И мечтать не стоит. Значит, унылое существование в четырёх стенах в компании архивариуса и управляющего.

Печальные мысли прервало появление камердинера герцога. Оглядев кухню, он остановил взгляд на Ноэми и важно объявил:

— Его светлость изволили звать.

Сердце подпрыгнуло к горлу и так там и осталось.

Ноэми промокнула рот салфеткой — никто, кроме неё, не задумывался о таких мелочах, и салфетки приходилось мастерить самой из ненужных черновиков, — и встала.

От девушки не укрылось выражение лёгкого презрения, мелькнувшее на лице камердинера. Этого она стерпеть не могла и громко, чтобы слышали все, заявила:

— Я направляюсь к себе. Когда вспомнишь, что разговариваешь с госпожой, можешь позвать снова.

У слуг вытянулись лица. Не ожидавший такого поворота событий камердинер опешил, а потом булькнул, силясь что-то сказать. Ноэми прошла мимо него с гордо поднятой головой и не обернулась, когда тот её окликнул.

Хватит, надоело! Пусть отец и лишил фамилии из-за нежелания подчиниться его воле, Ноэми дворянка, а не уличная девка. Она не ровня всем этим мужчинам и женщинам, пусть научатся уважать её.

Каблуки дробно стучали по коридору. Ноэми шла, будто королева. Чуть трепетали ноздри от сдерживаемого гнева, губы сжались в тонкую ниточку.

— Госпожа! — раздалось позади неё.

О, быстро учатся! Пусть не камердинер, служанка, но уже хорошо. Только Ноэми и не подумала остановиться и впервые за всё время жизни в замке свернула не к лестнице для слуг, а направилась прямиком в холл.

Сегодня же девушка составит письмо к королю. Виллем справедлив и вернёт ей дворянское звание. Какая же она дура, что не сделала это с самого начала! Герцог ведь говорил, предлагал, а голос разума спал, задушенный страхом и растерянностью.

Ноэми Вард вновь почувствовала себя прежней. Не забитой скиталицей, а леди, знающей себе цену.

И в столицу она попадёт, и поступит в столь желанную Академию.

С небес на землю вернул недовольный оклик:

— Я не люблю, когда меня заставляют ждать.

Ноэми подняла голову и увидела герцога. Он стоял на площадке между первым и вторым этажом и буравил девушку тяжёлым взглядом. За его спиной мялся камердинер, судя по поведению, получивший изрядную взбучку. Что ж, Ноэми только порадовалась. Дурные манеры слуг не делают чести хозяевам.

— Ваша светлость, — преисполненная всё того же королевского достоинства, Ноэми присела в лёгком реверансе.

— Разве вам не передали моё приглашение? — герцог спустился на ступеньку ниже.

Голубые глаза искрились не хуже сапфира, солнечный свет преломлялся в них тысячью граней.

— Передали, ваша светлость, но я сочла, что оно предназначалось не мне, — выдержав пристальный взгляд, ответила Ноэми.

— Вот как? — брови де Вена взлетели вверх. — И кому же?

— Некой дворовой девке.

— Занятно! — под кожей герцога проступили желваки, и Ноэми испугалась, что переборщила. — И что же он, — де Вен покосился на позеленевшего камердинера, — сказал вам?

— Не проявил должного почтения. Понимаю, вы можете выгнать меня, ваша светлость, но...

— Хватит! — раздражённо оборвал её герцог и взмахнул рукой.

Камердинер мгновенно испарился, тайком промокнув пот на лбу. Господин редко пребывал в такой ярости, пусть уж весь гнев падёт на дерзкую девчонку, а не на него.

Ноэми тоже понимала: герцог взбешён. И без того яркие глаза, потемнели ещё больше, став двойниками камней высшей пробы. Шейные мышцы напряглись, а руки сжались в кулаки.

Выставит, как есть, выставит!

— Значит, леди, — глухо, обращаясь к самому себе, произнёс де Вен и кивнул. — Отлично!

Ноэми ожидала новой вспышки гнева, наказания, но его не последовало. Наоборот, герцог успокоился и учтиво предложил девушке выпить с ним и сыном кофе.

— Я приглашал разделить с нами завтрак, но вы опоздали. Впрочем, — с непонятной полуулыбкой добавил он, — прибор стоит, вы можете воспользоваться.

Чего Ноэми точно не ожидала, этого того, что герцог спустится и подаст ей руку. Только вот подол платья не позволял эффектным движением приподнять его и перекинуть через запястье.

— Что же мне делать с вами, госпожа Ноэми? — задумчиво глядя на спутницу, протянул де Вен. Его пальцы обжигали: то ли девушка успела замёрзнуть, то ли просто переволновалась. — Леди не место под началом старика-архивариуса. Однако и принять моё предложение вы не намерены.

— Оно оскорбительно.

— Вчера вы так не считали, — покачал головой де Вен, — и фактически согласились.

— О чём сейчас глубоко сожалею. Вы воспользовались минутой слабости.

— Я вам так противен? — герцог остановился посредине пролёта и несильно сжал ладонь девушки.

Позади — ступени и перила, впереди — жаждущий ответа де Вен.

— Разве это так важно? — юлила Ноэми, просчитывая возможные варианты. — Предложение непристойно, и этого довольно.

— Но может оказаться крайне приятным.

Герцог шагнул ближе, заставив девушку заволноваться, заёрзать на месте. Она ощущала его запах, края его одежды касались её груди. Ещё полшага, и губы де Вена коснуться губ Ноэми. Может, даже поцелуют. В первый раз в жизни.

Сердце болезненно сжалось в комок, глаза испуганно заметались в поисках спасения.

Вот де Вен наклонился...

Ноэми дёрнулась, отвернулась, и губы мазнули по коже, оставив незримый след, будто от ожога.

Руки взметнулись сами. Одна уперлась в грудь герцога, другая поднялась для пощёчины, одновременно заслоняя лицо.

— Ваша светлость!

Как же жалко это прозвучало! Разве лепет остановит герцога?

Де Вен в предвкушении улыбнулся и поймал оба запястья, легко и просто, как и полагалось магу.

Птичка попалась, но ей понравится клетка.

Возмущение, пылавшее на красивом личике, лишь усиливало сладость победы.

Конечно, леди, не куртизанка. И он лично попросит короля вернуть ей имя, как только сорвёт сочный плод. Из карминового ротика вырвутся судорожные вздохи, и она покориться господину, признает хозяином.