Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— И всё же, товарищ Василевский, что-то конкретное можете сказать?
— Я думаю, что товарищ Исаков лучше доложит,— генерал передаёт указку адмиралу,— это по большей части касается островов.
— Думаю, товарищ Чаганов,— указка заскользила по карте,— что японцы вполне могут пойти на предоставление независимости Малайе, Бирме, Французскому Индокитаю и Индонезии. Могут отказаться в пользу США от Каролинских, Маршалловых островов и архипелага Палау, но при условии возврата Марианских островов. Великобритании скорее всего вернут Сингапур, Гонконг, Бруней, а также Восточную Новую Гвинею. Французам — Гуанчжоувань, голландцам — Западную Новую Гвинею, португальцам — Восточный Тимор и Макао. Так что, как видим, приобретения американцев от этих уступок действительно будут весьма скромными...
— Да не пойдут он на это никогда,— машет рукой Жданов,— им всю Японию подавай и американский флаг над Императорским дворцом.
— Сразу может быть и не пойдут,— парирую я, глядя в окно и ни к кому не обращаясь,— но если война затянется, а их потери сильно возрастут, то будут вынуждены пересмотреть свою позицию.
— И всё-таки мне непонятно,— тяжело вздыхает Киров,— почему некоторые товарищи в политбюро вместо того чтобы опереться на своих единомышленников — китайских коммунистов, упорно ищут союза с их и нашими идейными врагами — капиталистами. Откуда такое недоверие к одним и доверие к другим? Допускаю, что Мао не вполне марксист, но разве мало наших товарищей, с которыми мы делали революцию начинали свою работу среди эсэров, меньшевиков и других. Ничего, в процессе борьбы выучились, поняли за кем правда. Может и с Мао будет так же. А капиталисты своих взглядов не изменят никогда.
— Я так понимаю, Сергей Миронович, ваш вопрос адресован мне?— Поднимаюсь с места и встаю напротив него.— Отвечаю прямо. Я не верю Мао Цзэдуну. По той информации, что приходит из Китая от разных источников, Мао коммунистом на является и никогда им не был. Он не собирается на деле, а не на словах бороться ни с японцами, ни с Гоминьданом — будет продолжать уклоняться, отступая всё дальше и дальше в горы. Он просто ждёт подходящего момента, чтобы на наших плечах прийти к власти. С другой стороны, здесь в Союзе мы имеем крепкую группу — около 100 тысяч человек— китайских коммунистов-интернационалистов во главе с Ван Мином, которые проверены временем, работают у нас на стройках, служат в нашей армии. Мы им доверяем, они готовы бороться за социалистический Китай с любыми врагами. Вот на кого, на мой взгляд, мы делать ставку, вот кому помогать в их борьбе. Им надо помочь прийти к власти в Маньчжурии, лучше всего в результате выборов после ухода оттуда японцев в результате двухстороннего соглашения. Я так считаю и уверен в правильности своих взглядов, но навязывать их никому не собираюсь. Предлагаю проголосовать все три предложения, которые здесь были выдвинуты...
— Это как это проголосовать сразу три предложения?— Трясёт головой Маленков.— А если ни одно не наберёт половины голосов?
— Всё просто, товарищи — называется альтернативное голосование, при котором каждый человек ранжирует свои предпочтения. Например, я пишу на своей карточке — 3, 2, 1. Это означает, что более всего мне нравится предложение 3, затем 2 и, наконец, предложение 1. Если ни одно из предложений не набирает среди всех проголосовавших половины, то наименее популярное отбрасывается, а все голоса отданные за него передаются тому предложению, которое стоит вторым в списке его предпочтений. Таким образом за одно голосование мы обязательно выберем предложение, которое предпочитает большинство голосовавших. Если предложений больше трёх, то туров голосования может быть больше. Всё честно.
'Ха-ха-ха,— мысленно аплодирую я себе, зачитавая результаты голосования,— первая победа. Предложение Кагановича оказалось на последнем месте, но по его второму выбору 'третий путь' опередил предложение 'маленковцев''.
Глава 2.
Вашингтон, Белый дом,
Овальный кабинет.
2 сентября 1946 года, 10:00.
— Доброе утро, господин президент,— посетитель, высокий седой мужчина за пятьдесят, с удивлением отмечает каким кардинальным изменениям подвергся интерьер главного офис государства при новом президенте.
— Доброе утро, господин Даллес,— стремительным шагом Дьюи преодолевает расстояние между ними и энергично трясёт руку гостю,— много хорошего слышал о вас, приятно познакомиться, присаживайтесь.
Президент усаживается на диван напротив и с белозубой улыбкой продолжает:
— Я вызвал вас из Парижа потому, что ваш меморандум о России произвёл на меня большое впечатление...
— Благодарю вас, господин президент,— наклоняет голову Даллес.
— ... Только начав его читать, я понял — это именно то, что нам нужно — на смену 'сдерживания коммунизма' должна прийти доктрина 'отбрасывания коммунизма'. Я понял также, что этот коренной поворот должны осуществлять новые люди, другие люди, которые не запятнали себя связями с предыдущей администрацией, погрязшей в коррупции и подверженной сильному коммунистическому влиянию. Нам здесь в Вашингтоне нужны люди, имеющие опыт работы 'на земле' и вместе с тем способные заглянуть за горизонт. Я планирую так реорганизовать Управление стратегических служб, чтобы она отвечала современным вызовам. Донован не справился со своей миссией. Я хочу вам предложить пост директора. Вы согласны?
— Спасибо за доверие, господин президент, я согласен,— Даллес хочет подняться.
— Отлично, нет-нет, сидите, Аллан,— расплывается в улыбке президент,— вы разрешите вас так называть?
— Конечно, сэр.
— К сожалению,— улыбка сползает с его лица,— пока вы были в пути из Москвы пришло неожиданное известие. Советы и Япония заключили соглашение, предусматривающее вывод японских войск из Южного Сахалина, Курильских островов и Маньчжурии. Как вы — опытный дипломат и разведчик — могли бы оценить его?
— Известие, сэр, очень неприятное, которое кардинально меняет расклад сил в регионе. Похоже, русские добились возврата Южного Сахалина, а также царских железных дорог морских баз в Маньчжурии. Скорее всего взамен они получат поставки нефти, другого сырья и продовольствия из покидаемых районов. Япония, кроме этого, высвобождает огромные силы, которые могут быть переброшены на юг. А русские, тем временем, будут с удовольствием наблюдать со стороны как льётся наша кровь. Кстати, это соглашение позволяет по новому взглянуть на оперативную информацию от наших агентов в Германии и России...
— Что такое,— поднимает бровь президент.
— ... Несколько месяцев назад на верфях в Киле немцы по заказу русских развернули спешную достройку трофейных незавершённых в строительстве больших океанских подлодок тип 21. Согласно нашим данным, они должны были пойти на вооружение Северного флота русских. Однако, как выяснилось буквально перед моей поездкой, сами подводные лодки были перенаправлены по Северному морскому пути на Тихий океан. Туда же по железной дороге отправились набранные по контракту опытные немецкие подводники, которые при Гитлере занимались подготовкой экипажей. Последнее стало известно от нашего весьма информированного агента в России. Поэтому я не удивлюсь, если через какое-то время эти подлодки примут участие в войне с нами на Тихом океане на стороне японцев...
— А дела-то оказывается ещё хуже чем я предполагал.— Дьюи нервно теребит узенькие черные усики.— Сталин решился на прямую поддержку нашего врага. Теперь не только германские подводные лодки могут оказаться на фронте, но и самолёты. Как, по-твоему, Аллан, почему Сталин начал сжигать за собой мосты?
— ... Я не уверен, господин президент, что дело тут в Сталине. Достоверно установлено, что он перенёс удар и на неопределённый срок отошёл от дел. Сталин вообще сейчас не в Москве, а на кавказском побережье Чёрного моря. Скорее всего смена курса дело рук его окружения и в первую очередь восходящей красной звезды — Алекса Чаганова. Назначение последнего, пусть и временно, на высший пост в Кремле, без сомнения, вызвано его заслугами в разработке и производстве советской ядерной бомбы. Чаганов в команде Сталина имеет крупнейшую коллекцию наград — две золотых звезды героя труда — их даже больше, чем у его шефа, что тоже указывает на его статус в Кремле. Таким образом, это Чаганов сжигает за собой мосты.
— Не понимаю,— разводит руки в стороны Дьюи,— я консультировался у специалистов по России, говорил с серьёзными бизнесменами, имевшими дела с Чагановым — всё они как один характеризовали его человека новой формации, который по своему образу мыслей радикально отличается ортодоксальных большевиков. Что вдруг произошло, Аллан?
— Думаю, господин президент,— Даллес поправляет очки, сползшие вниз по носу,— что Чаганов ловко обвёл всех вокруг пальца. Сейчас, когда Советы захватили практически весь европейский рынок, являясь монополистом в владении ядерным оружием, Чаганов видимо счёл, что Америка ему больше не нужна не страшна — можно действовать, не оглядываясь на нас и даже больше — сдерживая нас.
— Что же нам делать, Аллан, объявлять войну России?
— Нет, конечно, господин президент,— мягко краешками губ улыбается Даллес,— мы должны проявлять выдержку. 'Горячая' война с Россией не принесёт нам сейчас никаких выгод, даже наоборот может оказаться для нас роковой. Нам нужна другая 'холодная' война — война финансовая, война экономическая, война технологическая, война идеологий. Необходимо расколоть, а вернее не дать объединиться рынкам стран, которые оказались под властью Советов. Необходимо расколоть Россию изнутри — по границам народов, республик и властных группировок.
— А что если сами русские захотят 'горячей' войны??— Быстро спрашивает Дьюи.
— Им будет весьма затруднительно, господин президент,— качает головой Даллес,— дотянуться до нас через два океана. Не думаю, что они решатся на это.
— Что ж, Аллан,— хозяин кабинета поднимается, давая понять, что аудиенция закончена,— будем считать, что вы успешно прошли собеседование,— сегодня же я подпишу указ о назначении вас на должнось директора Управления стратегических служб и включении в состав Совета национальной безопасности. Извините, что нарушил ваши планы встретить День труда в кругу семьи, но время не терпит. На этй неделе состоится заседание СНБ, на котором главным пунктом повестки будет обсуждение вашего меморандума. Будьте готовы ответить на множество вопросов.
* * *
'Не ожидал, нет, ну совсем не ожидал ничего подобного,— скрестив пальцы на затылке бессильно отваливаюсь на спину кресла,— это как можно было на ровном месте такое допустить? Не зря же говорят, что благими намерениями выстлана дорога в ад'.
Затем резко наклоняюсь вперёд и вслух произношу последнюю фразу из докладной записки министра финансов:
— '... Если в четвёртом квартале текущего года не удастся переломить негативные тенденции в части сбора налогов, то по итогам года дефицит бюджета на 1946 год может достигнуть 18 процентов по сравнению с прошлым годом и 24 процентов по плану этого'.
'А как же наполненные оптимизма выступления Вознесенского, Косыгина и Зверева на сессии Верховного совета? 'Успех декабрьской 1945 года денежной реформы'! 'Денежная реформа повысила материальные стимулы роста производительности труда и режима экономии'! 'Повышение оптовых цен на продукцию ряда отраслей тяжёлой промышленности и тарифов на транспорте — путь к ликвидации их убыточности'! 'Ликвидированы дотации этих отраслей из бюджета'! 'Созданы условия для введения в народном хозяйстве реального хозрасчёта'! И эта трескотня в газетах и на радио с нового года не прекращалась ни на минуту'.
— Ну и где, блин, эти успехи?— После резкого рывка шнурок от шторы остаётся у меня в руке.
'То-то наши свояки — Вознесенский c Косыгиным — грустные ходят в последнее время, на заседаниях молчат'.
Считаю до десяти и открываю дверь приёмной:
— Пригласите, пожалуйста, товарищей Вознесенского и Зверева. Зверев пусть посидит здесь пока не позову.
Секретарь испуганно смотрит на верёвку в моих руках.
— Нет, это не для них,— бросаю шнурок на стол секретаря, хмыкаю и мысленно добавляю,— 'хотя стоило бы кое-кого за кое-что подвесить'.
— Ну и чем вы объясните ситуацию с наполнением бюджета?— Вместо приветствия бросаю я в лицо Вознесенскому, в нерешительности остановившемуся на полпути между входной дверью и моим письменным столом.
— Вредительством,— взрывается тот,— отраслевые министерства не хотят работать по новому. Привыкли за долгие годы работать по отраслевому принципу — остов автомобиля делают в Горьком, а для снаряжения его вспомогательным оборудованием везут за тысячи километров на Украину. Крупные стальные отливки произвели в восточных районах, а для обработки отправляют на запад страны. А всё почему? Потому что удобно министру так, его заводы находятся по всей стране. А что — тарифы на транспорт низкие — какие проблемы? Теперь каждый лишний километр перевозки поднимает ему себестоимость продукции, все показатели рухнули. А строить новую кооперацию с соседями он не хочет. Хочет, чтобы всё было по-прежнему. Ему проще жалобу в ЦК накатать, чем перестроиться. Если какой-нибудь директор начнёт работать по-новому, сумеет получить прибыль, так ему главк или министерсво сразу залезает в хозрасчётный карман — в приказном порядке 'перераспределяет прибыль'. Откуда тогда у директора появиться желание работать на хозрасчёте?..
'Что-то знакомое — сильно смахивает на бесславную 'Косыгинскую реформу''.
— ... Вот вы мне скажите, товарищ Чаганов,— всё больше распаляется Вознесенский,— почему в Ленинграде, куда всё — уголь, нефть, металл — приходится везти издалека, люди сумели перестроиться, а в других регионах — нет? Не знаете — я вам отвечу. Потому, что промышленность города загодя готовилась к работе в новых условиях...
— Тут пишут,— киваю я на кучу бумаг перед собой,— что Госплан занизил Ленинграду планы.
— Ложь это всё,— рубит рукой воздух Вознесенский,— если сравнивать с довоенными годами, то план в рублях может быть и не вырос, но кардинально меняется структура ленинградской промышленности. Мы сделали ставку на три ключевые отрасли -энергомашиностроение, приборостроение и судостроение. В них соответственно план увеличен на 100, 50 и 80 процентов. При этом производительность труда на ленинградских предприятиях к концу пятилетки должна вырасти на 180 процентов!
— Вы успокойтесь, Николай Алексеевич, присаживайтесь,— указываю ему на кресло в уголке для неофициальных бесед кабинета,— выпейте водички...
— Спасибо,— Вознесенский получает из моих рук стакан с нарзаном.
— ... Скажу честно, — продолжаю я, дождавшись, когда он закончит пить,— я очень удивлён вашими действиями. Ведь вы, по сути, начиная эту реформу пошли на некоторое ограничение полномочий Госплана. Теперь с ростом транспортных тарифов министрам и директорам предприятий придётся искать кооперацию поближе, не обязательно в своём главке или министерстве. Как я понимаю, этим дело не должно было ограничиться — вы же не просто так включили в 'шапки' Постановлений Совета Министров о 'перестройке Ленинградской промышленности' и о 'ликвидации системы государственных дотаций, повышении оптовых цен и транспортных тарифов' фразу о 'повышении значения прибыли и хозяйственного расчёта как дополнительного стимула роста производства, ликвидации потерь от бесхозяйственности, непроизводственных затрат' и так далее . Но скажите, неужели вам не приходило в голову, когда начинали это дело, что ваша реформа встретит сопротивление у руководителей министерств, главков и директоров предприятий?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |