Вайми мгновенно вскочил и минны закружились вокруг, окутывая его тело пепельно-белым сиянием.
— Да. Разумеется!
* * *
Он завис в пузыре светящегося золотого тумана, то дымчато-темного, то яркого, идущего волнами. Непрозрачного, но при желании его зрение проникало вглубь, открывая бесконечно длинные коридоры. Их здесь было бесчисленное множество. Короткие, ускользающие мгновения он видел других харранцев: они плавали в таких же туманных сферах и мирно спали. Ему тоже всё сильнее хотелось спать, и он не видел смысла сопротивляться этому желанию.
Лэйми постарался устроиться поудобнее на этой зыбкой, мягчайшей, светящейся постели. Возможно, ему только казалось, но среда вокруг становилась разреженной. Теперь он мог дышать, легко и свободно.
Ровное мерцание стен навевало дремоту. Лэйми вольно растянулся, опустил ресницы. Ему было уютно и тепло. Он не заметил, как пришел сон, и поплыл — в неведомое будущее.
* * *
Какое-то время он спал. Потом пришло пугающее даже во сне ощущение провала в небытие. Это было как смерть, это БЫЛА смерть: время остановилось, его не было, и Лэйми не было тоже. Иногда приходили расплывчатые серые видения, беспорядочные, смутные, но их было пугающе много. Он боялся пропасть, просто затеряться в них. Потом прекратилось даже это. Потом на какое-то мгновение пришла чудовищная боль. Лэйми очнулся и понял, что умирает: его уносило куда-то, но куда — он понять не успел. Снова тьма, небытие. Во тьме — вновь дымчато-золотой свет и мягкое, ровное тепло. Ему было уютно, как никогда, он нежился в этих, пронизывающих его волнах, пока не понял, что очнулся.
Ему по-прежнему было очень уютно. Сначала он потянулся и зевнул, и только потом осмотрелся. Увиденное заставило его вздрогнуть, а сердце — часто забиться.
Это совсем не походило на Хару. Правду говоря, вообще мало на что походило. Он был в комнате, пепельно-белой, просторной, очень соразмерно отделанной, но не лежал, а почему-то парил в странно упругом, теплом воздухе. Он был обнажен и видел, что тело осталось вроде бы его собственным, но словно чья-то рука стерла с него все мелкие дефекты, шрамы, даже родинки, а его линии сделала более четкими, точными. Это было красиво, но немного пугало. Всё здесь оказалось каким-то незнакомым. Даже свет. Дело не в его оттенке — он как раз очень ему нравился — а в чем-то другом. В чем — он пока не мог представить. Всё было безжалостно четким и каким-то... неправильным. Ненастоящим.
Он не сразу заметил, что за ним наблюдают двое людей, но, присмотревшись, изменил свое мнение. Возможно — и даже скорее всего — это были не люди. Глаза у них были большие и внимательные — с узкими вертикальными зрачками, казавшиеся безжалостными.
Лэйми удивленно разглядывал странную пару. Они казались едва достигшими совершеннолетия, босые, рослые и очень стройные, с густыми, металлически-черными волосами — но на этом их сходство кончалось. Спутанные крупными кольцами волосы юноши падали на плечи. Волосы девушки, собранные в пугающе тяжелый хвост на затылке, каскадом струились по спине. Одеты они тоже были по-разному. Юноша — в пушистой, пепельно-белой, под цвет стен, тунике с черным, тоже пушистым поясом. Девушку вместо одежды окутывало странное полупрозрачное сияние, не скрывающее, собственно, ничего. Кожа у пары была темно-золотистая, отливающая влажным матовым серебром, у юноши — однотонная, у девушки — вся в узоре смутных дымчатых пятен. Темная на плечах и бедрах, чуть светлее на пояснице и груди. Ладони и подошвы почти светлые, живот — светло-золотистый. Лэйми не понимал, как может видеть её со всех сторон сразу, как образ в воображении — но образ удивительно точный и самостоятельный. Если до предела скосить глаза в сторону, он видел только смутное дрожащее пятно со слабыми радужными бликами — как если бы эта девушка была... не вполне реальной.
Лицо юноши было твердым, словно бронзовая маска, с большими и длинными, широко расставленными глазами глубокого темно-синего цвета. Лицо девушки, напротив, было мягким и коротким, ниже высоких скул оно идеально точными дугами сбегало к узкому подбородку. Её серебряные глаза светились, словно матовый алмаз, нос короткий и закругленный, губы — красиво очерченные и пухлые, похожие на дважды изогнутый лук. Они приоткрылись в улыбке, обнажая белизну зубов, и выражения лиц пары были разными — веселое и любопытное, почти дерзкое, у девушки и хмурое, даже сумрачное — у юноши. Они были очень красивы — настолько, что их красота была уже не привлекательной, а тревожной и даже пугающей. В ней не было ничего беззащитного, невинного. Лэйми мгновенно понял, что он — не в Харе. Сколько... сколько же лет прошло? Что это за место? Кто эти пугающие и одновременно симпатичные существа?
— Тебе ничего не угрожает. Ты в полной безопасности, — девушка говорила не на любом известном Лэйми языке, а на каком-то другом — очевидно, на своем родном. Но он с удивлением понял, что отлично знает этот язык. Это пугало его больше, чем всё остальное. Если они смогли запихнуть в его сознание свою речь, то могли сделать с ним и что угодно ещё. И... да, он и ДУМАЛ сейчас как-то по-другому. Лэйми чувствовал, что какие-то вещи просто выпали из его памяти — попросту потому, что он не мог их теперь осознать — и что это уже навсегда. Из него словно вынули добрую треть его сути. И сейчас там было пусто. Стерильно чисто и холодно. Как и вокруг. Во всем происходящем было что-то нереальное. Он был совершенно спокоен — и именно это-то и было странно. В таких обстоятельствах!..
— Вы что-то сделали со мной, — пробормотал он, сжав руками голову. — Я даже... почти не чувствую удивления.
— Естественно, — девушка явно не считала нужным что-то скрывать. — Ты хотел бы стукаться лбом о стены и вопить от ужаса, да?
— А вы что — знаете, что для меня лучше?
Она улыбнулась.
— О да. Поверь нам, мы знаем.
Лэйми, наконец, понял, КОГО они ему напоминают. Он должен был обмереть от страха... но ничего не почувствовал.
— Вы Манцибурны? — в лоб спросил он. И через миг понял, что перестал дышать в ожидании ответа.
Девушка улыбнулась. Клыки у неё были несколько больше, чем он находил привлекательным, зато передние зубки трогательно маленькие — это походило на улыбку кошки.
— Манцибурны? Шестая сверхраса Местной Зоны? Они жили пять миллиардов лет назад. Мы — Йэннимур, тридцать четвертая сверхраса. Твой сон был очень долгим. Часть твоей сути погибла. Даже странно, что мы смогли собрать остальное.
Это звучало как шутка, причем, довольно глупая. Но лица пары были очень серьёзны. Лэйми вдруг почувствовал восторг и вместе с ним страх — он просто не мог поверить, что перемахнул такую пропасть времени и оказался где-то... где-то в его конце. Неожиданно пришло разочарование — за такой срок так мало изменилось! Он ожидал увидеть что-то совершенно невообразимое — хотя и понимал, что вовсе не был бы этому рад. Но он изменился сам, и насколько сильно — он не знал.
— Я полагаю, нам пора представиться, — продолжила девушка. — Твое имя нам известно. Я — Наммилайна Сариммай, из Второй Генерации симайа. Он — пока ещё просто Вайми, из Первой Формы.
— Что это значит?
— Он — айа, ребенок.
— Я прошел обряд совершеннолетия и теперь взрослый мужчина, — вдруг возмутился юноша. — Мне восемнадцать лет. — Он улыбнулся и добавил: — И шесть месяцев.
Лэйми понравилась эта добавка, но Наммилайна пояснила:
— Симайа — это Вторая Форма, взрослые. Обычно мы выглядим вот так...
Она поджала ноги, повиснув в воздухе, и вдруг... растаяла. На её месте парил дымчато-золотой шар диаметром в полметра — светящийся, и Лэйми чувствовал исходящий от него, словно от солнца, цепенящий упорный жар. На него пристально смотрело две пары громадных серебряных глаз. Расплывчатость, мерцания исчезли. Это был её подлинный вид.
Через секунду Наммилайна обрела прежний вид, томно потягиваясь. Лэйми медленно поднялся с пола. Ему казалось, что какая-то сила выбросила его из прозрачного гамака.
— Вы — не люди, — то ли спросил, то ли обвинил он, стараясь, чтобы в голосе не звучал страх.
— Нет. Наше внешнее сходство — результат эволюционной конвергенции, не больше. Мой истинный вид напугал тебя, но мы не любим вранья. Здесь говорят то, что думают — попросту потому, что ложь мы видим даже издали. И так гораздо проще жить. Далее. Мы все находимся на борту астромата Йэннимурского Союза Многообразий "Тайна", который ведет спасательные работы возле Хары. Йэннимурский Союз — это объединение ВСЕХ золотых айа, — она подчеркнула последнее слово. — Цель нашего существования — в том, чтобы ВСЕ жизни во Вселенной продолжались вечно. — Она достала откуда-то из стены белую пушистую тунику и протянула её Лэйми. Тот с удовольствием оделся. Одежда была теплой, мягкой, пушистой, очень уютной. — Теперь — можешь спрашивать.
— Хорошо. Что вы хотите со мной сделать?
— Постараться, чтобы ты понял, что хочешь сделать с собой сам. Вряд ли больше. Прости, но стать симайа ты не сможешь. Да и вряд ли захочешь.
— Наверно, — Лэйми хотел подойти к ним поближе, но Наммилайна вдруг сделала полшага вбок, закрывая собой Вайми. Движение совсем не казалось угрожающим, но Лэйми вдруг понял — ближе подходить нельзя. Он сел на пол, скрестив босые ноги. То же самое сделала и пара.
— Ещё кое-что о Йэннимурском Союзе, — продолжила Наммилайна. — Общественный строй здесь коммунистический. Я знаю, что это далеко не всегда бывает приятно, но, видишь ли, у нас просто нет выбора. Это вопрос выживания. Любой из наших кораблей может истребить всё живое в целой планетной системе, и было бы безумием отдавать их в частные руки, тем более, что у нас есть грозные враги, и мы отвечаем за жизнь множества рас. Мы или будем вместе работать... или вместе умрем. Третьего — не дано.
— Почему так?
— Цивилизация такого уровня, как наша, не может выжить без исключительно сложных общественных связей. Без всеобщего сотрудничества, со-творчества, если хочешь. Но большинство нас живет в межзвездных кораблях, для которых открыты все пути. Любой серьёзный конфликт может привести к тому, что недовольные просто исчезнут — и унесут с собой культуру целой йэнны. Потеря даже одного Многообразия лишит всю Сеть части её связей, — а потеря многих приведет к падению творчества и наша способность к развитию станет меньше, чем у других, более сплоченных рас. Результат очевиден.
— Мне кажется, что общество просто не может развиваться без внутренних противоречий, иногда очень болезненных.
Наммилайна пожала плечами.
— На ранних стадиях — да, не может. Но не теперь. Мы не решаем ничего на основе личных предпочтений, Лэйми. Любую вещь здесь оценивают по одному-единственному признаку: она или работает, или нет. Так вот: ЭТО здесь не работает. Любой симайа почти подобен богу — он имеет встроенное лучевое оружие мощностью в восемьсот мегаватт, может жить в звездной плазме, самостоятельно летать между планетами или плавать в стали, как в воде. Очень многие из нас знают, как, при желании, разрушить даже наше общество. Естественно, такое желание не возникнет лишь при одном условии: если все будут заинтересованы друг в друге.
— Это хорошо. Но, по-моему, не всегда действует, — осторожно заметил Лэйми.
— Разумеется. Ошибки, отклонения неизбежны. Наша цель — в том, чтобы личные амбиции симайа не переходили уровня, за которым это становится опасным.
— А если?..
— Для нас это просто болезнь. И она лечится.
— Как?
— Даже сознание симайа можно полностью перестроить. Изменить ассоциативные связи, убрать одни воспоминания, добавить другие. Полностью изменить личность. Замечу, это не идет ей во вред. И это не больно.
— А если они не хотят?
— Большинство понимает, что поступает неправильно. Они сами приходят к Пастухам, чтобы избавиться от мук совести — но мало кто из нас нуждается в этом... Естественно, бывают исключения. Их приходиться просто ловить, но это очень трудно. Любой симайа свободен, как ветер. Кроме того, иногда трудно бывает отличить действительно опасное поведение от его имитации.
— А зачем...
— Время медленно течет для бессмертных. Это превосходное развлечение, очень привлекательное именно своей опасностью.
— Это мне трудно понять... А если изловить не удается?
— Тогда — уничтожение. С помощью всех доступных средств — а их у нас, уверяю, очень много. Мы не имеем права рисковать. Один симайа может изменить историю целой планеты — причем, в любом направлении. Это жестоко, но Йэннимур — скорее организм, чем государство, а организм не может позволить себе внутренней борьбы. Она его просто уничтожит.
Лэйми вздохнул. Это не очень ему нравилось, но он понимал, что от его возражений их общественный строй не изменится. Какое-то время он сидел молча. Вообще-то социология не очень привлекала его.
— Вы, наверное, должны знать всё о множестве других цивилизаций... — мечтательно сказал он.
Наммилайна улыбнулась.
— О, мы знаем. Но предупреждаю тебя: ты не найдешь там ничего, о чем мечтаешь.
— Почему?
— Все примитивные культуры одинаковы в своем невежестве. Когда ты изучаешь первые несколько рас, различия могут показаться восхитительными. Потом они начинают утомлять. Вариации бесчисленны, но в очень узких рамках: жизнеспособных вариантов развития немного.
— А высокоразвитые расы?
— О, тут разнообразие больше, чем ты сможешь представить. Но ты вряд ли сможешь его понять. Во всяком случае, ты не найдешь там ничего близкого. Высокоразвитые цивилизации, как правило, небиологичны. Это машинные культуры, часто не несущие в себе никакой памяти своих создателей. Чаще всего, это мертвые процессы самоорганизации, совершенно непонятные даже для нас. Они тоже умеют творить красоту, но она слишком далека и абстрактна для обычного живого существа.
— А кто тогда вы?
Наммилайна улыбнулась.
— Мы — исключение. Физически мы — тоже машины, бозонно-плазменные структуры. Но наши сознания — живые. Мы растем и получаем воспитание как живые существа. Собственно, этому мы обязаны всем. Эмоции могут показаться слабостями, но они очень важны. Иначе может оказаться так, что ты сможешь сделать всё, но ничего не захочешь. Во всяком случае, детство Вайми — и моё тоже — было гораздо ближе к человеческому, чем твоё, насколько мы смогли понять.
Лэйми обиженно прикусил губу... но ненадолго. Слишком много ему нужно здесь узнать.
— Но вы позволите мне посмотреть... ваши материалы о других расах?
— Несколько позже. В этом океане легко утонуть, Лэйми. Вайми может много рассказать об этом... Сейчас мы знаем восемь миллионов разумных рас. Информации о каждой больше, чем ты сможешь усвоить за всю жизнь. Мы учимся не поглощать всё без разбору: только то, что нужно. У нас можно проводить всё время, что-нибудь узнавая. В результате, ты всё будешь знать, но ничего не успеешь сделать. Изучай только то, что действительно привлекает тебя. А этого, уверяю, будет совсем не так много. Может быть, даже меньше, чем ты бы хотел.
