Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я коснулся браслета, и мы все оказались на Корабле.
Вскоре на дороге по направлению к Гатчине на максимально возможной скорости мчалась колона. Мчались — вовсе не антитеза. Объезжая наспех присыпанные ямы и малозначительные выбоины, а так же скрывающие свою глубину лужи, стрелки спидометров редко показывали больше тридцати пяти километров в час, что являлось довольно неплохой скоростью. С небольшим отрывом от остальных задавая темп движения, нежно порёвывая ехал мотоцикл с коляской, за ним следовал автомобиль известной немецкой марки и автобус, буксировавший на жёсткой автосцепке чехословацкий грузовичок 'Шкода 606' с номерами RP (Reichspost). Номерные знаки Третьего Рейха это отдельная история. По ним, знающий человек легко опознает город и провинцию, в котором выдан гражданский номер или выяснит род войск и даже дивизию военных автомобилей, либо поймёт из какого министерства перед ним транспорт. На моём БМВ он начинается на IA, это берлинский номер. За рулём этой машины я путешествовал по Германии, а теперь она служит для других целей. Вышедшее из ворот завода в Айзенахе изделие — легенда. Не в смысле 'легендарный автомобиль', а именно как прикрытие. Это необходимый атрибут для легализации и успешной диверсионной и разведывательной деятельности за счёт правдивых сведений. Ведь вникая в документы, которые легко можно идентифицировать и проверить, повышается уровень доверия. Так же доверие можно заслужить предоставленной дополнительной информацией, такой как рекламная надпись киностудии, проходящая по борту автобуса или обязательный в прифронтовой зоне белый круг на капоте, или наклеенные на внутренней поверхности крышки чемодана открытки с видами городов, где бывал путешественник. Это равносильно тому, как несведущему в орнитологии понять по маркерам, что перед тобой утка. К слову, принцип детерминации не всегда справедлив. Тот же дергач или коростель тоже крякает и может ходить вразвалочку, но к утке он никакого отношения не имеет. Однако вернёмся к прицепленной к автобусу Шкоде. Не доезжая десяти километров до Лядино, в деревне Новое Колено на посту нас остановила военная полиция. Само собой проверили документы и, уткнувшись в жетоны спецслужбы сопровождения, несмело попросили помочь с почтой. В принципе, мы могли и отказать полевой жандармерии. Мало ли какие у нас важные и срочные дела, но почта... во время войны отношение к письмам и посылкам у солдат особое. Какая бы не была страшная по жестокости война, большинство старается сохранить воспоминания мирной жизни на фоне творящегося ужаса и письмо, зачастую и есть та соединяющая их ниточка. Не рвать эту нить — негласный закон войны, к тому же из автобуса вылез Винцингероде. Не знаю, какие тумблеры у него переключились в голове после ментального изучения записок кинооператора, но с минуту он вглядывался в усталые лица жандармов, а потом предложил им попозировать для кинохроники. Понятно, что уговаривать подцепить поломавшуюся машину его вовсе не пришлось. 'Сущие пустяки', — как сказал он. Но чтобы не случилось, почтальон подвернулся по-настоящему удачно. Если бы не его появление, ещё не факт, что мы бы с такой лёгкостью отыскали нужное нам жильё, и как потом выяснилось, площадку для предстоящего представления. Определившись с местом для постоя, я с Винцингероде поспешил в комендатуру встать на учёт и оттуда в управление лагеря. Даже имея на руках бумаги с особыми полномочиями, вытянуть угодившего в лапы германских служб майора Штоффа было весьма проблематично. Бесспорно, можно было согласиться с подкреплёнными документально доводами, что пленных солдат в сорок первом частенько отпускали на поруки. Это наблюдалось и в Гатчине и в Смоленске и в лагерях под Киевом. Немцы были уверены в скорой победе и снисхождение оказывали, но со старшими командирами Красной Армии всё обстояло иначе. Все они проходили тщательную проверку, допросы и письменную дачу показаний, начиная от Абвера и заканчивая службой безопасности СД. Именно так происходит накопление информации о противнике. Дулаг -154 состоял из нескольких филиалов: на окраине аэродрома, в артиллерийских казармах (Красные казармы) и в здании фабрики 'Граммофон'. Штоффа держали в помещении бывшей гауптвахты Красных казарм, где временно размещался лагерь для офицерского состава офлаг. Там и состоялась моя первая встреча с капитаном Хорстом. А пока...
Мелодию из граммофона прервал донёсшийся с улицы треск пулемётной очереди. Особенно здесь, недалеко от Балтийского вокзала и аэродрома слышалось напоминание о войне. Нечасто, но озверевший пулемётчик на вышке раз в день заявлял о себе. Как я выяснил у приехавшего из Вильянди (до 1917 года Феллин) старичка-управляющего, тут было относительно спокойно по сравнению с тем же Псковом. Ещё две недели назад в здании бывшего советского общежития для метеорологов, перестроенного из казармы кирасиров в бытность, когда город именовался Троцком, и подумать не могли что жителей как скот станут сгонять в трудовые лагеря. Начались показательные казни и установление жесточайшего 'нового порядка'. В последние дни город стал притягивать к себе всё больше и больше оккупантов слетавшиеся, словно осы на арбуз. Фонд уцелевших пустующих домов сокращался, и начались выселения. В Гатчинском дворце расположился штаб 50-го корпуса 18 армии, и сохранившиеся дома центра быстро превращались в различные учреждения и штаб-квартиры. Гестапо, кстати, заняло дом 19 на улице Замковой (Красногвардейском проспекте). Были сформированы зондеркоманды полиции, каратели ГПФ-520 и службы СД, расквартировалась (во флигеле дворца) дивизия Люфтваффе 'Зелёное сердце' (Jagdgeschwader 54 'Grünherz') и как только поменялась вывеска общежития на 'гостиницу для офицеров' и вот-вот должен был прибыть женский обслуживающий персонал из Эстонии, на окраине лётного поля образовался филиал ада. Пулемётчик не просто постреливал, а как выяснилось на трибунале Ленинградского военного округа в семидесятом году, уже шли запланированные расстрелы.
Обслуживающая нас официантка, поджав губы, опустила взгляд в пол. Ещё минуту назад в её речи, в движениях, в походке проглядывала известная вольность, которая на первый взгляд, могла, пожалуй, даже несколько шокировать. Ещё бы, в свои неполные шестнадцать она снимается в кино! Тело её находилось в непрестанном движении, — казалось, в нём играют до поры до времени затаившиеся молнии и если даже язык её умолкал, то начинали говорить глаза и брови. И вдруг человека словно подменили. Страх сильнейший катализатор для химических процессов в человеческой психике. Если говорить обобщённо, она, как и многие жители были запуганы, и по щелчку кнута ожидая наказания, впадали в оцепенение.
— Стоп! — громко воскликнул Курт он же Винцингероде. — Викки, ну что вы так смутились? Поднесли водку, улыбнулись. А у вас графин с подноса чуть не слетел. Пять минут перерыв. Герр майор, пожалуйста, не притрагивайтесь к шницелю. Третий дубль будет последний, на куне уже нет продуктов.
Майор авиации Штофф с гладко выбритым лицом, с замазанными тональным кремом синяками под глазами, переодетый в чистую и выглаженную гимнастёрку послушно отложил вилку с ножом и потянулся за папиросой. Почти тотчас через открытую форточку я услышал, как чья-то машина затормозила у гостиного дома. Распахнулись и с металлическим стуком захлопнулись дверцы. Раздался чеканный стук мужских сапог по каменной лестнице, и потянуло сквозняком.
Конечно, для меня никогда не было тайной, что и в смехе должна проявляться культура человека, что во всём надо знать меру но — увы. Подошедшие к барной стойке офицеры о требовании манер вспомнил явно с запозданием, если вообще были с ними знакомы. Когда Винцингероде громко сделал замечание об посторонних, испуганная девушка-официантка уже съёжилась от визгливого, с раскатами, неприличного смеха. Впрочем, об эсэсовце я хотел сказать только то, что он смеялся скорее по-женски, истерично, нежели по-мужски. Рот его широко открывался, обнажая мелкие зубы, а голова, точно в припадке тряслась как у заядлого морфиниста. Приятель же его подхихикивал и вовсе как какой-то маньяк. Крайне неприятные личности. Они что-то требовали от девушки как та моль, которая увидела шубу за плотными стеклянными дверцами шкафа и, набирая разгон, была уверенна, что только небольшое препятствие не позволяет ей добраться до еды. Своим грубым напором они явно пугали её.
Дурацкое решение вмешиваться — я это понял сразу и дал знак нашим 'силовикам' повременить. Но вопреки всем резонам, вопреки здравому смыслу, Винцингероде оставил в покое камеру и оказался возле стойки, когда хохочущий мерзавец выставил на всеобщее обозрение стеклянную банку.
— Этот глаз я только что вырвал из русской свиньи! — на весь зал произнёс оберштурмфюрер СС и стал пристально всматриваться в лицо кинооператора. — Не правда ли, ему требуется пара?
Второй эсэсовец то ли что-то осознал или внезапно понял, что оказались не к месту и стал дёргать за рукав своего приятеля.
— Да не может быть! — игнорируя подёргивания, усмехнулся оберштурмфюрер, оставляя банку на стойке и извлекая потёртую записную книжку. — Что ты здесь забыл?
— Кретины! — заорал Винцингероде, заводя правую руку за спину. — Саботируете распоряжение рейхсляйтера? Вы что, не читали объявление на двери? Чёрным по белому — закрыто! Выметайтесь отсюда!
Сотрудник одного из отделов службы безопасности кретинизмом не страдал, но вседозволенность в решении человеческих судеб, право отправлять на смерть и подвергать издевательствам оставляет на психическом поведении зверья своеобразную печать гнили. Эта тухлая клякса порабощает и разъедает критическое мышление, внушая своему рабу, что на данном уровне есть только безупречный он и остальные. И вместо того, чтобы хотя бы выяснить, кто находится перед ним, и разобраться в открывшихся обстоятельствах, с воплем: 'Мне, вон!? Свиньи! Вокруг одни предатели и свиньи!' он схватился за пистолет.
Вот есть психопаты тихие, а есть буйные. Так этот был ещё и преисполнен решимости. Помощник спрогнозировал стопроцентное продолжение конфликта агрессией. Увы, никогда не знаешь, что вот-вот произойдёт, а поэтому нужно смело шагать навстречу судьбе. Счёт пошёл на мгновенья и подсказанный им алгоритм действия был принят незамедлительно.
Бах! Бах! — два выстрела дозвуковыми патронами практически слились в один приглушённый мелодией из граммофона звук.
Эсэсовцы рухнули на пол под крик официантки. Банка с формальдегидом покатилась по полу и остановилась у ножки столика с граммофоном. Яблоко человеческого глаза заколыхалось, и девушка сползла по стене, теряя сознание под наступившую тишину.
Подобрав с пола у стола две гильзы, я подошёл к недавно заливавшемуся хохотом садисту, взял его пистолет и положил в свой портфель, чтобы через секунду вновь вынуть его и ещё два раза выстрелить холостыми патронами в головы мертвецов. Хоть с П-38 повезло и удалось избежать лишних манипуляций. После обработки бойка и ствола любая экспертиза подтвердит использование именно этого пистолета. Вложив оружие обратно в руку 'убийцы', мне пришлось немного подвинуть тело и подменить записную книжку.
— Курт, вы знаете, что от выстрела в упор на теле остаются следы воздействия предпулевого воздуха, пороха и копоти? Уверен, настанет то время, когда вы станете снимать добрые и смешные фильмы, и это знание никогда не понадобится. А теперь, — посмотрев в сторону Альберта — приведите официантку в сознание. В кабинете управляющего есть телефон, пусть позвонят в комендатуру. Офицер СС убил своего сослуживца и застрелился сам. Какая трагедия. Мартин! Майору Штоффу необходимо отметиться у коменданта лагеря до 19:00. Передайте ему с бутылочкой рейнского, что утром мы снова заберём его.
Подойдя к Винцингероде вплотную, я тихо сказал:
— Понимаю ваш поступок, от этих подонков нужно было избавиться. Но своей инициативой вы только что чуть не сорвали всю операцию. А если бы он вас ранил? Когда один из игроков покидает команду, его обязанности распределяются между остальными. Каждый должен заниматься своим делом. Вспомните, о чём я вам говорил в лесу у автобуса.
— Потенциальная производительность группы зависит от способностей членов команды координировать друг с другом, — заучено выдал он.
— Разочарован.
— Я сейчас же всё объясню, — произнёс Винцингероде в оправдание. — Всё не так, как вы подумали, он узнал меня. Я это сразу понял, когда он потянулся за записной книжкой.
— Подробнее.
— В тридцать восьмом, я как победитель соревнований первенства профсоюзов (ВЦСПС) по гребле вместе с Савримовичем был командирован в Ваксхольм в Швецию. Там на чемпионате мира я и познакомился с немецкой командой.
— В первый раз слышу, что мы участвовали и в личном деле об этом ни строчки.
Винцингероде ни чуточку не смутился и даже позволил буркнуть под нос 'ещё бы'.
— К сожалению, мы квалификацию не прошли. Все явились со своими байдарками, даже поляки, а пока пришло наше судно с лодками, и завершился таможенный досмотр, то было поздно. Позволить принять инвентарь от шведов нам запретили. Поговаривали, что наш посол хотела купить байдарки на свои деньги, но не вышло. Перед отъездом всем причастным тонко намекнули не вспоминать, да и в газетах ни слова. Поэтому и не слышали ничего.
— То есть этот...
— Гуго, кузен Ханса Видемана, серебряного призёра. Немцы с собой на чемпионат даже кузнеца с плотником привезли. Весло ведь под гребца изготавливают или вдруг, ремонт какой. Гуго и был тем плотником. А ещё он рисовал смешные портреты и книжонку его я хорошо запомнил.
Вот какой шанс у них встретиться? Наверно, как 'Титанику' с айсбергом.
Не прошло и часа, когда в гостинице появился фельдфебель полевой жандармерии Пауль Эккель с двумя солдатами. Понятно, что от восьмого дома по улице Красная путь не близок, но то, что наряд не приехал на машине или не прискакал на лошадях, а прибыл пешком, заставило меня удивиться. На вид он (начальник группы) казался ровесником Винцингероде, только более хмурый, с большими ушами и судя по частому чиханию и вспухшему носу — простуженный. Представившись, задирая наброшенные на тела простыни, он бегло осмотрел трупы, потроша карманы и сбрасывая всё найденное в мешок. Действовал фельдфебель настолько проворно, что со стороны казалось, будто его руки похлопывали по оттопыренным частям мундиров, моментально извлекая бумажник, часы, записную книжку, конверт и ещё что-то мелкое, на чём его взгляд на секунду дольше обычного задержался, осматривая вещь. Наконец он уделил внимание нам, опросив свидетелей, а именно меня и Курта. Услышав версию о съёмках для киножурнала 'Ди Дойче Военшау' по распоряжению рейхсляйтера и связанными с ними сложностями, а именно внезапном вторжении на площадку и суициде с убийством, поинтересовался, есть ли кому ещё что-либо добавить, громко чихнул и ушёл к телефону. Вернулся он в компании официантки ещё с более недовольным выражением на лице. Засунув руку во внутренний карман шинели, фельдфебель извлёк блокнот с карандашом и, обойдя трупы что-то там записал, после чего подозвал солдат. Один из них тут же отправился на улицу, а второй получив в руки мел, не иначе украденный из школы, стал обводить на полу контур вокруг мёртвых эсэсовцев. Не минула сия участь и гильз.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |