Палаццо Сольяно. З.К. Модиньяни

— Уже поздно, мне пора. Спасибо за ужин.

— Это минимум, чем я могу тебя отблагодарить. Я провожу тебя, — Эдуардо попросил официанта принести счет.

— Спасибо, конечно, я сама доберусь. Пока я выходила из дамской комнаты, я вызвала такси, меня уже ждут.

— Ты просто патологически горда, — смеясь, прокомментировал Эдуардо, и, сунув руку в карман пиджака, воскликнул:

— Черт, я без денег!!! Я оставил бумажник в другом пиджаке! И вот так вот разрушается мой прекрасный образ галантного кавалера...

Урсула со злостью посмотрела на него, но не смогла вымолвить не слова. Она выхватила у официанта счет, расплатилась, мысленно поминая добрым словом маму, вложившую ей в сумочку достаточное количество наличных.

Эдуардо попытался схватить ее за руку:

— Я мог бы сказать, что тебе нравится унижать меня. Садись, я позвоню в гостиницу, и мне привезут нужную сумму.

— И пальцем ко мне не прикасайся!

Урсула вылетела в гардеробную, схватила пальто и выскочила навстречу ожидавшему ее такси.

7.

— И куда ты влипла? — заволновалась Дилетта, глядя на свою пыщащую яростью дочь, женщина уже была недовольна из-за того, что ей пришлось соврать мужу, что Урсула ушла к подруге.

Вместо ответа девушка закричала:

— Оставь меня в покое, я не хочу разговаривать.

— Успокойся, или разбудишь отца. Чуяло мое сердце... что с тобой сделал этот мужчина?

Урсула сняла пальто, балетки, надела теплые тапочки, зашла в кухню и бухнулась на стул. Положила локти на стол, и закрыла лицо руками. Дилетта села напротив, настроенная заставить дочь рассказать все до мельчайших подробностей. Девушка молчала, и мать спросила:

— Как только ты вообще могла довериться кому-то, о ком ничего не знаешь? Скажи правду, он сделал тебе что-то плохое?

— Ни о чем таком, о чем ты можешь подумать. Хуже: он разрушил мою мечту о нем, он заставил меня почувствовать себя идиоткой. Я оплатила его обед, мне пришлось оплатить ему и ужин. Он пригласил меня в самый лучший ресторан Милана, а у самого в кармане ни единой лиры. Вот теперь ты все знаешь. Дилетта выглядела бледной, лицо ее исказилось страдальческой гримасой — снова больное сердце дало о себе знать. Урсула почувствовала себя виноватой из-за того, что заставила мать переживать:

— Ты была права, мамочка, — сказала она, погладив мать по щеке, — мне не нужно было принимать приглашение незнакомца. Я уверяю тебя, если бы ты его видела, то тоже бы попалась. Красивый, элегантный, как парижская статуэтка, как сказал бы папа, с манерами джентльмена, а на самом деле нищий и голодный. Он даже не рассказал мне толком, чем занимается. Сказал, что кораллами.

— И что это значит? Что-то вроде уличного торговца тканями? Когда я была девочкой, после войны эти бестии просто наводнили Милан. Они ходили по домам и продавали ткани ужасного качества по смешной цене. А как они разговаривали! Одевались, что твои принцы, но на самом деле были просто нищими чертями. Глупая моя девочка! Вот теперь ты на своей шкуре поняла, что не все то золото, что блестит.

— Мамочка, прости меня, я потратила все твои деньги.

— Ну и ладно. Ты молодая, еще пока не знаешь жизнь. Этим вечером жизнь преподала тебе урок, который поможет избежать дальнейших разочарований в будущем. Ты еще легко отделалась, верь мне.

Урсула поднялась со стула, подошла к матери и обняла ее.

— Не говори ничего папе, пожалуйста.

— А зачем? Он только расстроится.

— Ты уверена, что он спит?

— За минуту до твоего прихода я вошла в нашу спальню, чтобы выключить свет. Он заснул над мемуарами Этьена де ла Боэти.

— Какая скучища эти его книги! Монтень, Паскаль, неудивительно, что он засыпает.

— Зато эти мыслители придают его жизни смысл. И мне они тоже кажутся скучными, но я люблю слушать, как объясняет их идеи твой отец.

На следующее утро, до того как уйти на работу, Урсула спустилась с лестницы с привычным термосом кофе. У мастерской отца ее уже ждал кожевник в белой рубашке, на шее у него красовалась красная бабочка. Он протянул ей маленький горшок с рождественской звездой (*растение, которое зацветает только на Рождество).

— Это тебе.

— Спасибо.

— Я хотел пригласить тебя на ужин, как-нибудь вечером.

Урсула хотела бы, чтобы этот влюбленный, неловкий и некрасивый мужчина нравился ей хоть чуть-чуть. Но это было не так: чем больше он искал ее внимания, тем больше становился ей противен. Вместо его невыразительного лица Урсула представила физиономию этого негодяя Эдуардо... и снова разозлилась. Ей надо сдержаться, чтобы не послать этого бедолагу ко всем чертям.

— Я спешу, Ренато. Прошу меня извинить.

— Но ты мне не ответила!

— Не знаю, смогу ли я. Если что, я тебе скажу.

Урсула отнесла отцу кофе, а заодно вручила и горшок с цветком.

— Красные цветы для моего папочки, — улыбаясь, объявила девушка.

— Этот стриж Ренато полчаса маячил у моих окон с таким же цветком, — заметил Либеро, прихлебывая ароматный напиток.

— Когда-нибудь он устанет за мной ухаживать, — вместо ответа заметила Урсула.

— Куда ты ходила вчера вечером?

— А разве мама тебе не рассказала?

— Твоя мать не скажет правду, даже если ее будут пытать, — пошутил Либеро.

Урсула посмотрела на своего отца, простого, честного, полного недостижимых идеалов, и ее сердце сжалось от любви к нему.

— Папа, надеюсь, когда-нибудь я встречу человека, который будет хоть немного на тебя похож.

Она чмокнула его в щеку и быстро вышла.

Расчувствовавшись, Либеро пустил слезу и шумно высморкался. Когда он смотрел на свою малышку, его сердце пело от радости. Он знал, что у Урсулы и Дилетты были свои маленькие секреты, но делал вид, что ни о чем не догадывается.

Когда Урсула зашла магазин, синьора Мариани пила кофе в подсобке.

— Как прошел вчерашний ужин?

— Мне нужно обязательно Вам рассказывать?

— Нет, конечно, твое лицо говорит само за себя. Не расстраивайся, ни один мужчина не стоит твоих слез. Давай-ка лучше примемся за работу.

День выдался относительно спокойным. Вечером, почти перед закрытием, когда Урсула уже приводила в порядок свое рабочее место, зазвонил колокольчик у входной двери. Посмотрев на монитор, ювелир узнал хорошего знакомого.

— Открой, пожалуйста, — попросил он Урсулу.

Таким тоном синьор Мариани говорил об очень важных гостях.

Девушка побежала открывать дверь, и обнаружила перед собой Эдуардо, который, улыбаясь, протягивал ей букет красных роз. Раздраженная, она захлопнула дверь прямо перед его носом.

— Ты что творишь? — разозлился синьор Мариани.

— Я знаю его, это нищий мошенник, — уверенно заявила Урсула.

— Это благородный и порядочный человек, у которого достаточно денег, чтобы купить не только мой магазинчик, но и все здание, — отрезал ювелир и пошел открывать сам.

8

Эдуардо и синьор Мариани сердечно поприветствовали друг друга.

— Прошу Вас, доктор Сольяно (*обращение к специалистам, у которых есть степень доктора, в данном случае Эдуардо — адвокат, не обязательно "доктор" означает медик), располагайтесь. Простите мою сотрудницу, у нее выскользнула дверная ручка, — соврал ювелир.

Эдуардо зашел в магазин, подошел к Урсуле, которая смущенно на него смотрела.

— Это тебе, — протянул он ей розы. — На твоем месте я бы реагировал точно так же.

Ювелир и его жена ошарашенно наблюдали за молодыми людьми, не понимая, что происходит. Урсула почувствовала, как в груди радостно забилось сердце. Букет она все-таки взяла.

— Ты представляешь, как я себя чувствовала вчера вечером?

— Знаю, прости меня, но ты даже не дала не возможности все исправить. Я позвонил бы тебе домой, но у меня нет твоего номера. Пожалуйста, поужинай со мной, я клянусь тебе, что в этот раз не забуду бумажник.

Урсула была смущена, она не знала, как ей поступить. Эдуардо ей нравился, но она не понимала, кто же он?

— Я не знаю, кто ты, я не понимаю, чего тебе от меня нужно, пожалуйста, оставь меня в покое.

Она вернула ему букет, прошла в подсобку, переоделась, и быстро вышла на улицу. Ей хотелось побыстрее вернуться домой, чтобы обо всем рассказать матери.

Она почти бегом преодолела четыре лестничных пролета, и обнаружила в своей квартирке Дамиану.

— Как ты здесь оказалась?

Урсула знала, что в этот час подруга посещает курсы английского, надеясь получить диплом, который поможет ей найти более достойное занятие, чем должность помощницы в нотариальной студии.

— Я хочу стать менеджером и ездить по миру, — объясняла Дамиана подруге. — Понимаешь, это возможность встретить великолепного мужчину, который станет моим мужем и отцом моих детей. И их у нас будет много, так что я брошу работать и стану зажиточной домашней клушей.

— И тебе обязательно нужно так мучиться, просто для того, чтобы стать счастливой?

— Это неизбежно. У нас с тобой мало возможностей, так что приходится выбирать извилистые пути.

— А я просто хочу выиграть конкурс и стать преподавательницей. Мне хочется встретить хорошего человека, выйти за него замуж. Я буду любить его так же, как он любит меня, как любят друг друга мои родители. Мне не важно, чтобы он был богатым, главное — чтобы был умным. А еще мне хочется, чтобы мой будущий муж был романтиком, чтобы писал мне стихи, и рассказывал о своем идеальном мире, как это делает мой отец.

— Проснись, крошка! В наше время романтичный мужчина свозит тебя летом на море и зимой в термы.

Когда Урсула рассталась с Бруно, Дамиана разозлилась на нее: "Ты дурная! Бруно красавчик, работает на семейном предприятии, он бы гарантировал тебе обеспеченную жизнь!"

Но за годы, проведенные вместе с Бруно, Урсула убедилась, что тот — неподходящий для нее мужчина. Он не читал книг, скучал в театре, в кино ходил только на фантастику, не участвовал в дискуссиях, где хоть как-то мог бы выразить свою точку зрения, и искренне считал женщину неудачным творением из мужского ребра. Когда Урсула заявила ему, что уходит, он с ненавистью заявил ей: "Это я должен был сказать, что бросаю тебя. Тем лучше, ты еще прибежишь, все равно на тебе никто никогда не женится". Даже Дилетта не понимала до конца решения дочери.

— Бруно гарантировал бы тебе спокойную жизнь.

— Так значит, ты выбрала папу из-за спокойного будущего? — поддразнила девушка мать.

Урсула знала, сколько всего Дилетте пришлось пережить из-за Либеро. Сколько ночей она провела в квестуре (*прокуратуре), когда его задерживали только из-за того, что он заявлял полицейским о своих анархических убеждениях. Она была еще ребенком, но очень хорошо помнила такие ночи.

Она возвращалась домой вечером, с дополнительных уроков, а ее ждала Дамиана.

— Пойдем ужинать к нам домой, твоя мама в квестуре, — говорила лучшая подруга.

Вот и сейчас, Урсула спросила:

— А где мама?

— Твой отец отвез ее в больницу, потому что она нехорошо себя почувствовала, а моя мама поехала за компанию. Знаешь же, сердце... Не волнуйся, они скоро приедут.

Урсула вздрогнула от внезапного холода — эйфория от истории с Эдуардо развеялась, ведь если Дилетте стало плохо, в этом частично и ее вина, потому что именно она взбаламутила мать своей историей с ужином с незнакомцем в дорогом ресторане. И почему она повела себя как эгоистка, почему она забыла, что с матерью нужно обращаться очень бережно?

— Я хочу поехать к ней, — заволновалась Урсула.

— Успокойся, это случилось совсем недавно. Хорошо, что моя мама оказалась рядом, когда твоя упала в обморок. Она сразу же сообщила твоему папе, а он уже вызвал скорую. Либеро обещал позвонить, как будут новости. Давай я составлю тебе компанию, пока будем ждать звонка.

9

Ночью Дилетта умерла. Ей было сорок девять лет. Урсула и ее отец, уничтоженные горем, даже через неделю после похорон все никак не могли поверить в постигшую их утрату.

— Я даже не успел свозить ее в Марсель. Она так хотела во Францию, — говорил Либеро рождественским утром, так и не притронувшись к своему капуччино.

— А я не показала ей письмо от Министерства, где меня приглашают преподавать в школе на виа Кузани, — плакала Урсула.

— Она была бы просто счастлива. Без нее мне не хватает воздуха, чтобы дышать.

— Папа, сегодня первое Рождество без мамы. Что мы будем делать? Мы не можем вот так вот просто сидеть за столом и горевать.

— А что ты предлагаешь?

— Ну, не знаю...

— Я знаю. Пойдем на мессу, — сказал отец и добавил:

— Пусть даже она никогда не просила меня об этом, я думаю, мама всегда хотела, чтобы я сходил с ней на рождественскую мессу. А когда вернемся, пойдем есть в заведение Пиола на виале Абруцци, и потом ты доставишь мне радость, приняв приглашение твоей подруги Дамианы, которая ждет тебя дома. Моя Дилетта не была бы рада увидеть нас в таком состоянии.

— Согласна с тобой.

— Давай потопрапливайся, или пропустим одиннадцатичасовую мессу, знай, что я это делаю не сколько для мамы, сколько для себя.

После Мессы, выйдя из церкви, отец с дочерью посмотрели друг другу в глаза, и улыбнулись — религиозная служба будто успокоила их и хоть как-то примирила с горем.

— Если две тысячи лет попы управляют нашей жизнью, значит, не зря, — пробурчал Либеро.

— Папа, неужели ты станешь церковником?

— Никогда, пусть даже Иисус и был в какой-то мере социалистом, как говорил мой отец. Пусть он и выкинул купцов из храма и бунтовал против этих фарисеев — кардиналов, которые мягко стелят, да жестко спать.

— А мне нравится думать, что мама в раю, что с небес она наблюдает за нами.

— Твоя мама в наших сердцах, в нашей памяти, в нашей любви, что мы чувствуем к ней.

— Я чувствую, что мама радуется, что мы говорим о ней, она знает, что мы никогда не забудем ее. Наверное, ты прав, папа: ее рай в наших сердцах, а вечная жизнь — это наши воспоминания, и она будет жить, пока мы ее помним.

У Пиола множество семей праздновали Рождество. По традиции, основой рождественского ужина были равиоли (*вариант пельменей) в курином бульоне, фаршированная курица с овощным гарниром, и панеттоне (*рождественский кулич) со сладким мускатным вином. Каждый столик был маленьким миром любви, включавшим в себя детей, родителей, дядь и теть, бабушек и дедушек. Урсула с отцом, обедая, чувствовали, что Дилетта рядом с ними. Иногда они утирали слезы, а потом смотрели друг на друга и улыбались. Когда они подошли к дому, Либеро пошел во двор, опустил жалюзи мастерской и повесил табличку ЗАКРЫТ ИЗ-ЗА ТРАУРА. Он вернется к работе 27 декабря.

Маленькая квартирка их встретила теплом и беспорядком: грязной посудой в мойке, брошенной одеждой на стуле, слоем пыли на мебели.

— Видно, что мамы нет.

— Да, — согласилась Урсула. — Сейчас я приведу все в порядок.

— Нет, иди к своей подруге, она тебя ждет. Я сам все приберу.

— Ну зайди хотя бы поздороваться к родителям Дамианы.

Урсула боялась, что, оставшись один, Либеро совсем расклеится, а тот объявил: