Нас не существует

— Ну и ладно.

— Лучше скажи, чё тебе надо от меня? — хамовато вопросил домовой.

— Шоколада, — в тон ответила осмелевшая Наташа.

— Ха-ха, не смешно. Ну? Я долго ждать не буду, мое время стоит таких деньжищ, что тебе и не снилось.

В голосе появилось нетерпение. Для пущей убедительности Лютый побарабанил по столешнице сразу и руками, и ногами. Замершая у стола кошка осторожно принюхалась к домовому, даже облизнулась, но на вкус пробовать не отважилась, только ощетинилась, готовая к нападению.

— Чем ты занимаешься? — перевела беседу в мирное русло Наташа, взяв кошку на руки и усевшись на краешек стула. — В доме убираешь?

Кошка зашипела, а затем вырвалась и выбежала в коридор, откуда пялилась на маленькое вертлявое существо.

— А оно мне надо? — показав животному язык, удивился домовой.

— Но в сказках...

— В сказках из нашего брата чучело огородное делают! — Лютый глянул на соломенную фигурку над дверью. — Похож?

— Не особо.

— Конечно, я ж это... лучше. Кстати, если накормишь — узнаешь, чё умею. А нет — так топай отсюдова.

— Ты и так половину сала умял. Не буду я тебя кормить! — шутливо погрозив кулаком, вознегодовала Наташа.

Лютого ответ не устроил, но похвастаться собою ему хотелось больше, чем прогнать Наташу.

— Жадина. Так и быть, задарма расскажу. — Он призадумался, пожевал ноготь, вновь сплюнул на пол. — О! Вспомнил. Искусно взбиваю подушки и вытаскиваю из них перья, подсматриваю в дырку бани, тем самым, между прочим, огораживая вас от подглядывания другими. Ягоды помогаю собирать.

Речь Лютого приобрела высокопарные нотки. Он так гордился тем, что пакостничал!

— Себе в рот? — понимающе закончила Наташа.

— Нет, — Домовой поджал губы, — обижаешь. На землю роняю...

— Понятно. Толку от тебя — ноль без палочки.

Наташа сложила указательный и большой пальцы в подобие колечка.

— Слухай, девчонка, а чего ты ожидала? — обиделся Лютый. — Прынца заморского?

— Ну уж точно не карманного хулигана!

Домовой за ответом в карман не полез, но и Наташа не отступала, поэтому вместо толкового диалога посыпались взаимные упреки. Обсудили все: вес, рост, все достоинства и недостатки. Да так бы и переругивались до хрипоты, если бы не заверещал дверной звонок. Лютый мигом исчез за холодильником, а Наташа открыла дверь.

Глава 6. Никаких сомнений!

На крыльце стоял Дима. Судя по заспанным глазам, встал он недавно. Это подтверждали и помятая футболка, и зевания во весь рот, и растрепанность: чуб так вообще топорщился, словно иголки у ежика. Друг радостно поздоровался:

— День добрый, болящая.

Наташа помахала рукой, хотя на секунду застыдилась даже смотреть на Диму. А вдруг бабушка не придумала?.. Что называется, закрался червячок сомнения.

— Привет. Чай будешь?

— Ага, с сахаром. О, сало кушаете, а мне не предлагаете! Можно?

Наташа покосилась на надкусанный шмат. Не заразно ли кушать после домового? Правда, Дима не особо-то и спрашивал разрешения, а сразу отрезал кусок толщиной с палец и запихнул в рот, помотав головой на предложенный хлеб.

— Пока ты отлеживалась, мы зажигали. Я домой с рассветом приплелся и сразу завалился спать, — прожевав, ответил он. — Четыре ложки.

— Уже четыре? — Наташа перемешала приторную жидкость и вручила ее другу. — Там три. Тебе хватит, а то слипнется.

— У, заботливая моя. — Испуга в глазах подруги Дима не заметил. — Сама как? Голова болит?

— Полегчало...

— Здорово! А то ты вчера столько пропустила. Приехали мы, значит, к речке...

И Дима излил на Наташу нескончаемый поток информации: шуток, сплетен, диалогов. Объяснялся он интересно, но долго, да и не забывал о еде, поэтому к концу рассказа со стола исчезли блины, пирожки и другие мало-мальски съедобные продукты. Бабушка такой прожорливости только радовалась, а вот Наташу удивляло: куда же столько влезает?

— О тебе все спрашивали, — грустно закончил друг, обтерев пальцы о джинсы. — Ребята очень хотели тебя видеть.

Вряд ли компания Димы всерьез огорчилась её отсутствию. Девочка ни с кем особо не ладила, держалась особняком и любимицей у ребят не была. Небось спросили, где Дима Наташу потерял, да и забыли. А друг как всегда приукрашивает.

— Сама жалею, — поддакнула Наташа.

Не признаваться же, что вчера она поверила в волшебство, а это в разы круче, чем рыбалка у озера. Хотя нет, она до сих пор верила с трудом, зато видела. Чувствовала. Слышала. И всего этого не отнять. А друзья Димы никуда не денутся... к сожалению.

— Ты какая-то не такая...

Дима взъерошил пятерней короткую челку и пристально уставился на Наташу. В тревогах подруги он разбирался отлично — не просто ж так знал ее всю жизнь.

— Нет, такая, то есть обычная, — без уверенности ответила Наташа и, помедлив, добавила: — Дим, а можно кое-что узнать?

— Валяй.

И сваляла бы, да появилась проблема: как спросить-то так, чтобы не сглупить или не обидеть?

'Я тебе нравлюсь?' — кажется, будто самой Наташе захотелось романтических отношений, вот она и 'прощупывает почву'.

'Почему у тебя нет девушки?' — отличная фраза, если хочешь навсегда порвать любое приятельство. К тому же, честно говоря, Наташу это никогда не интересовало. Нет — значит, нет. Его проблемы. Зачем на пустом месте закладывать комплексы неполноценности — так это называл школьный психолог.

А по-другому вопрос поставишь, честно признаешься о словах бабушки — получится грубо, 'в лоб'. И какое из трех зол меньшее?

— Мы — друзья? — не придумав ничего лучше, выпалила Наташа.

— Э... Ну да. Возникли сомнения?

Дима сдвинул брови на переносице.

— Нет, — поспешила успокоить его девочка. — Вдруг... огорчился за вчерашнее.

— Глупости городишь, Наташенция. — Дима задумался, но, щелкнув пару раз пальцами, что-то вспомнил и заговорил: — Слушай, заболтала ты меня. Я ж с предложением.

— Ась?

— Пойдем в поход?

— Только ты и я? — с испугом пискнула Наташа.

Кажется, Диму вопрос удивил до глубины души. Он даже отставил чашку со свежезаваренным пакетиком чая, чтобы освободившейся рукой схватить ладошку подруги и зажать ее в своей.

— Что с тобой?

— Все... хорошо, — ловко выскользнув из 'плена' и стараясь вернуть голосу твердость, убеждала Наташа.

— Тогда не понимаю вопроса. В поход мы ходим все вместе.

— Просто пошутила. Неудачно. Хе-хе-хе.

Под кожей расползался липнущий к внутренностям страх. Что, если бабушка права? Как общаться с Димой так, чтобы каждый раз не бояться заглядывать ему в глаза? В книгах писали, что по взгляду и определяется любовь. Дескать: 'Посмотришь и все прочувствуешь'. Жаль, Наташа не знала, какие именно признаки следует искать: нездоровый ли блеск, частоту морганий или расширенность зрачков.

— Ну, идешь с нами? — напирал Дима.

— Да-да, — только бы отстал, ответила Наташа, сосредоточенно рассматривая его лицо.

Ничего сверхъестественного. За полминуты трижды закрыл глаза — значит, моргает примерно раз в десять секунд; на нее не смотрит, потому что разглядывает разбитую банку (которую Наташа забыла убрать) — считалось ли что-то из этого началом великих чувств?

Допив чай, Дима с важным видом оповестил, что вернется вечером, и ушел, захватив оставшийся кусочек сала.

А Наташа глупо кивала, погруженная в нерадостные размышления. Разумеется, об обещании она напрочь забыла уже тогда, когда Дима перепрыгнул через низенький забор.

'Зачем он хочет прийти? — спросила себя Наташа. — Ладно. Как появится, так и узнаю'.

Пока же она отправилась искать книги по психологии влюбленных людей. Правда, у бабушки их не нашлось, если, конечно, таковыми не считались многочисленные детективы в ярких обложках да пыльные тома медицинских энциклопедий. Последние Наташа, кстати, полистала, даже узнала, как определять болезни желудка и нервный тик. А вот про любовь — ни слова.

Интернет тоже молчал. Нет, статей было столько, что и за год не прочитаешь, но все какие-то неавторитетные. Как можно верить написанному, если автор не знаток в любовных делах?

'Ну, хотя бы язвы у него нет', — с облегчением констатировала Наташа, доставая спрятанный в ящике стола дневник. Она улеглась на кровать с тетрадкой, записала несколько обрывистых фраз, без интереса осмотрела дощатый потолок.

Событий скопилось столь много, что они расползались как десятки голодных тараканов, ускользая в последний момент из памяти вместе с кусочками воспоминаний. Эмоции, детский восторг, недоверие переполняли Наташу до краев. Красивых слов не хватало для описания случившегося, поэтому из-под шариковой ручки выплывали одни только многоточия да закорючки.

Припекало солнце.

В общем, Наташа сама не заметила, как уснула.

Разбудили ее назойливый стук — причем в окно — и сварливые нотки в голосе заглянувшего внутрь спальни друга:

— Ты спишь?! Вещи-то хоть собрала?

— Зачем? — уточнила сонная Наташа, отвернувшаяся от Димы. — Какие?

— Ната, я тебе о чем днем говорил?

— О том, какое вкусное домашнее сало, — припомнила Наташа.

— Нет! Я говорил, что мы идем в поход!

— Да?.. Ой, совсем забыла.

Дима от такой наглости аж разинул рот. Так и стоял, хлопая ресницами, и не мог подобрать ядовитого ответа.

Наташа с трудом подняла тяжелую от пересыпания голову с подушки. Какая тут поездка, если тело до сих пор не проснулось? Оно ватное, непослушное, будто отекшее. Но уходить друг не собирался — он отличался особой настырностью, и раз уж решил, что поедет вместе с Наташей, то ту не спас бы и ураган.

— Дим, дай мне переодеться. Я быстренько соберусь, — заметив, что Дима усаживается на подоконник, уступила Наташа.

— У тебя пять минут. Время пошло. Один... два...

— Иди уже! Надо же, удумал приказывать!

В друга полетела увесистая подушка. Дима, прицельно метнув ее обратно, скрылся за окном. Наташа потерла травмированный затылок. Соблазн бухнуться в постельку и спать дальше был велик, но под бурчание друга все равно не уснуть, посему она начала подыскивать подходящую одежду.

Да, задачка. В деревню Наташа собиралась основательно: набирала и легких платьев, которые не носила, но не могла отказать купившей их маме; и шорт с майками — те мама называла 'неженственным барахлом'. Каждый раз, жарко споря о том, как одеваются девочки, мама и дочь совершенно забывали уложить в сумку теплые вещи. Скудный ассортимент деревенского гардероба состоял из одного старенького свитера, забытого Наташей несколько лет назад, двух кофточек и пары джинсов. А единственные кроссовки недавно прорвались на пятке, значит, и из обуви остались лишь босоножки да резиновые сапоги в нелепый цветочек — подарок от папы.

Наташа повторно осмотрела полочки комода, будто бы там могло что-то появиться. К ее сожалению, все осталось прежним.

Пришлось побегать по всему дому. Обувь отыскалась на веранде: старые замызганные кеды, которые давно разонравились и были убраны на 'черный день' бабушкой. Запасные джинсы легли внутрь рюкзака, мамин пуловер, также забытый у бабушки с дедушкой — туда же.

Что-то забыла?

Собираться всегда сложно. Взять хочется многое, и вместо предметов первой необходимости в сумке обычно оказываются книги, безделицы, недовязанные — между прочим, третий год! — носки.

Срочно требовалась консультация.

— Д-и-им! Помоги!

— Слушай сюда, — не высовываясь, с военной четкостью проговорил друг, словно собирал солдат в армию. — Зубную щетку не забыла? Пасту?

— Есть.

— Салфетки?

— Так точно, сэр, — не выдержав, козырнула Наташа.

— От комаров ничего не бери — все у меня. Расческа, полотенце?

— Ага. Спальник?

— Нет. Я захватил два. Ну и по мелочам соберись. Что нужно лично тебе?

Наташа с любопытством взглянула на увесистую фантастическую книгу, которую никак не могла осилить, но передумала. Ибо тащить сокровище придется на своей спине, а времени для чтения попросту не найдется. И что с ней делать? Мух отгонять?

Зато понадобится плеер — чтобы наслаждаться звездной ночью под мелодии любимых песен; ручка, тетрадка — вдохновение, как говорил малоизвестный поэт по радио, настигает в самых неожиданных местах. Кажется, еще он утверждал, будто его оно однажды настигло ночью в темной подворотне, где он и писал до рассвета. Вдохновение такое, непонятное.

Покончив со сборами, девочка передала тяжелую сумку Диме. Пока он вопрошал, не положила ли подружка для верности туда кирпичей, та оставила на зеркале записку для бабушки. И лишь тогда смогла с чистой совестью уйти из дома.

Их компания обожала походы. Располагались ребята всегда в одном и том же месте: в глубине леса, на небольшой примятой годами полянке, в нескольких метрах от Безымянного ручья. Путь туда предстоял долгий, но на счастье Наташи, в этот раз топать пешком несколько километров не пришлось — довезли на машине.

Всего их собралось восьмеро, вся Димкина компания. Четыре парня и столько же девочек. Пока мальчишки, кряхтя под тяжестью сумок, ушли расставлять палатки, девочки расселись на трухлявых пнях, чтобы пообщаться. Попросту говоря, перемыть косточки общим знакомым да посплетничать.

Наташе было неуютно. С друзьями Димы она за несколько лет так и не сдружилась, но на большинство встреч ходила — боялась обидеть друга отказом. И каждый раз, потупившись, сидела в уголке и старательно выдавливала улыбку, а на вопросы отвечала односложно, иногда ограничиваясь бессвязным мычанием. Ее недолюбливали — это было видно, — но не гнали. Дима так и не понял, что Наташа 'чужая', а та ему не признавалась.

— Как погодка в городе? — пренебрежительно спросила Ирина Смелова, рослая блондинка шестнадцати лет.

— Не знаю. Я с июня в деревне, — через плечо бросила Наташа, выискивая взглядом среди копошащихся, как муравьи, мальчишек Диму.

— Ах да, мы ведь две недели назад виделись. Я почему-то забыла.

Она будто бы хотела добавить: 'Потому что ты сидела и молчала как серая мышь', но вместо этого только двусмысленно ухмыльнулась. Наташа и сама прекрасно додумала недосказанную часть.

Оставшиеся девчонки — Даша и Катя, — выслушав подругу, одобрительно помотали головами. Две приятельницы, похожие друг на друга подобно каплям воды, не имели ничего примечательного во внешности: темные волосы, карие глаза, чуть полноватые фигуры, — посему терялись на фоне Ирины. В их троице заводилой была именно Смелова, как самая взрослая, авторитетная и не признающая чужой правоты — то есть, неоспоримый лидер.

— Сами как поживаете? — замяла неприятный вопрос Наташа.

— Все в порядке, — стремясь подражать деловому тону Ирины, ответила Даша. — Вчера на рыбалку с ночевкой ходили.

— Да, — поддакнула Катя. — Мне понравилось.

— А мне — нет, — скучающе вставила Смелова. — Мухи какие-то всю ночь над ухом жужжали. Наутро замучилась синяки тональником замазывать. Полтюбика за сто баксов извела.

'Как же, не огласить цену ты не могла', — с отвращением подумала Наташа, не прекращая сочувственно кивать.

Кто бы знал, как ей хотелось огреть заносчивую девицу по затылку. Но, во-первых, взыграл гуманизм, во-вторых, многолетняя выдержка взяла вверх, а в-третьих, ничего тяжелого рядом не нашлось.