Нас не существует

Книга вышла в издательстве "АСТ"в серии "Сказки странных детей". Купить: Лабиринт

Часть первая. Нас не существует.

Глава 1. Знакомство.

На смену душному дню пришел прохладный сумрак. Вдалеке слышался надрывный вой дворовых собак. От порывов ветра шелестела листва да скрипели несмазанные петли ворот. Лес обступал со всех сторон плотным кольцом.

— Давай же! — шипел Дима.

— Не получается! — пыхтела в ответ Наташа.

— Трудно, что ли?!

— Сам бы попробовал!

— Я попробовал! А вот ты не можешь!

Так они и переругивались, пока Наташа подтягивалась на проржавевших погнутых прутьях, чтобы влезть наверх. С другой стороны ограды поджидал пританцовывающий от нетерпения Дима.

Наконец, ноги нащупали опору, и Наташа, ругая весь белый свет, смогла усесться на ограде, словно наездница — на лошади. Она мельком глянула на кажущуюся недосягаемой землю и судорожно вцепилась пальцами в перекладину.

— Надолго застряла? — Дима скрестил руки на груди. — Слезай.

— Высоко, — захныкала Наташа.

— Ну!

— Не могу.

— Тогда сиди, сколько влезет, — фыркнул он, делая шаг от Наташи.

Та взвыла от паники и неловко перевалилась через забор, свалилась в колючий куст репейника. Растопыренные ветки с радостью приняли гостью в объятия. Дима с тяжким вздохом помог ей выбраться.

— Ну ты и неуклюжая! Стоило бояться?

— Не знаю, — призналась Наташа. — Наверное, нет.

— Значит, обратно пролезешь без проблем. — Дима жуликовато подмигнул подружке.

Мысленно Наташа ужаснулась, но виду не подала. Тем временем Дима включил фонарик. По освещенной дорожке они прошли к двухэтажному зданию. То сиротливо стояло посреди пустыря. Призывно грохотала разбухшая от дождей входная дверь. В окнах зияли дыры. Козырек крыльца порос пушистым мхом, становясь похожим на плешивую голову. Под ногами попадались камешки, иногда даже хрустели осколки стекла. Наташа трепетала сильнее с каждым новым шагом.

— Может, не надо? — спросила она у крыльца.

— Трусиха, — заключил Дима.

Сам он держался храбро, возможно, из-за того, что держал в руках фонарь — таким и прибить несложно, — а может, потому, что здесь часто бывали местные мальчишки и травили страшилки под треск костерка. Правда, раньше Дима сюда не ходил — побаивался. Но год назад, почувствовав себя взрослым и храбрым, он рискнул познакомиться с местной достопримечательностью. Побродил по комнатам, засунул нос во все щели. Ничего особенного. Дом только казался пугающим, а на деле был обыкновенной покинутой развалиной. Дима очень разочаровался этому открытию.

Наташа не догадывалась о подвигах друга. Когда тот предложил посидеть в 'заброшенной больнице', она испугалась, но согласилась. Очень хотелось новых ощущений, а то в городе их чрезвычайно мало. Дом да школа, школа да дом. Скука смертная!

А здесь, в деревне Камелево, каждый шорох звучал иначе. И дремучий лес словно выбрался из сказок: густой, темный, мрачный. Не хватало только сурового старичка-лешего, окидывающего путников недобрым взором.

Разумеется, старая больница представлялась чем-то сверхъестественным. Ведь так и начинаются ужастики: глухая местность, скрип петель, завывание волков. Последних не водилось, но собаки тоже завывали до нехватки воздуха в груди.

— Говорят, рядом с ней частенько пропадают люди, — уверял Дима, приглашая осмотреть больницу.

— И не находятся? — глупо бормотала Наташа, у которой блестели от любопытства глаза.

— Не-а. Гиблое место, — и весело спросил: — Ну что, пойдем?

— Ага. — Наташа мужественно кивнула и ушла собираться.

Но теперь, когда больница находилась совсем рядом, былой задор пропал. За несколько минут окончательно стемнело, словно на небо опустили покрывало. Завывал пронзительный ветер, который забирался под тоненькую рубашку, трепал волосы и будто бы даже рассеивал свет фонарика. Жуть, одним словом.

Дима распахнул дверь и, издеваясь, пропустил испуганную подругу впереди себя.

— Аккуратнее, — назидательно проворчал он, когда Наташа ударилась о притащенное кем-то полено, и, чтобы нагнать ужаса, добавил: — А то духов разбудишь.

— К-кого?! — пролепетала Наташа.

— Умерших, Наташка, умерших. Тут, говорят, в пятидесятые годы людей... того...

— Чего — того?

Она насупила веснушчатый носик.

Дима направил фонарик себе в лицо, мастерски изобразил жуткую гримасу. И глаза чудаковато скосил — в разные стороны. Наташа задрожала. Ночная вылазка нравилась ей все меньше.

Дома с утра будут ждать блинчики со сметаной, а она... Вдруг она не вернется к ним? Так и сгинет то ли от страха, то ли от чьих-то острых зубов. Никто и не узнает, куда подевалась невысокая рыжеволосая девочка. А всё из-за чего? Из-за собственной глупости!

Нет, нельзя так.

Наташа на пятках развернулась к выходу.

— Я пойду!

— Только попробуй. — Дима преградил путь. — Назад дороги не найдешь, а я уходить не планирую — мы собирались пожарить шашлыки. Забыла?

Он похлопал по рюкзаку за спиной. В том лежали шампуры, маринованная курица, убранная в пакетик заботливой бабушкой Наташи, несколько огурцов и прочие, менее интересные предметы.

Мангал давно установила в одной из комнат деревенская ребятня.

— Не останавливай меня!

— А ты не трусь! — передразнил подругу Дима. — Идем. Нечего бояться. У нас есть свечи, фонарь, ножик. Уж защищу тебя от врагов.

'Да, только не от духов', — невесело подумала Наташа, но Дима схватил ее за ладошку и силой потащил вглубь коридора, а затем практически впихнул в небольшую комнатушку.

Окна в той были забиты, но сквозь щели проникал холод, который лапал оголенные щиколотки и плечи. За спиной почудился чей-то взгляд. Густая тьма застилала глаза, словно ребята очутились в пустоте. Убедилась в обратном Наташа уже тогда, когда споткнулась обо что-то железное — по дребезжанию предмета и довольному вскрику Димы стало ясно, что она не только нашла, но и уронила мангал.

Друг торжественно вручил ей фонарик и, пока Наташа усаживалась на старую кровать с торчащими пружинами, поджег свечи выкраденной у отца зажигалкой.

— Нельзя так, — ворчала Наташа, обняв руками худые коленки. — Люди страдали, а мы шашлыками балуемся.

— И что? Нам тоже страдать? — рассудил Дима. — Ай! Обжегся!

Он подул на кончик пальца.

— Это тебе духи мстят, — заметила Наташа. — Не играйся с ними.

— Эй, духи! — хохотнул Дима. — Я вас не боюсь! Поняли?

Произвести впечатление на наивную тринадцатилетнюю Наташу было делом несложным, поэтому теперь она заворожено рассматривала друга — экий храбрец! — а Дима того и добивался. Он любил бахвалиться перед подругой любой мелочью: и дыхание задерживал на несколько минут, и по деревьям лазал, и на спор речку переплывал.

— Поняли! — раздался ехидный голос.

Наташа от неожиданности подпрыгнула на кровати. Дима едва не выронил из рук горящую свечку. Мужества в нем резко поубавилось.

— Ты кто такой? — как можно спокойнее спросил он, обращаясь к дверному проему.

— Дух, кто ж ещё, — продолжал язвить голос.

— Настоящий? — пискнула Наташа.

— Ага.

И тут на пороге появился сам 'дух'. Высокий, худой, светловолосый мальчишка, щурящийся от направленного на него Наташей фонарика. На вид он был возраста Димы: лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. Рубашка на нем топорщилась и была мятая настолько, будто никогда не видела утюга. Незнакомец громко зевнул, точно его разбудили после вековой спячки.

— Ну и кто потревожил моя обитель? — с вызовом вопросил он.

— Извините нас, дух.

Дима недобро глянул на подругу.

— Дурында, он такой же дух, как мы с тобой. Эй ты, зачем притащился сюда на ночь глядя?

— Шашлыки жарите? — вместо ответа полюбопытствовал 'дух', потирая ладони.

— Угу, — хмуро согласился Дима.

— Значит, я притащился за шашлыками. Угостите?

— Нет, — начал было Дима, — самим не хватит...

— Разумеется, хватит, — перебила его Наташа, верно рассудившая, что два защитника лучше, чем один. — Вместе веселее будет. Я, кстати, Наташа. А это — Дима.

— Приятно познакомиться. Кир.

И новый знакомый расплылся в довольной улыбке.

Глава 2. Кто такие духи?

Наступил новый день. Такой же знойный, как и предыдущий. Все так же шел сериал по телевизору, и бабушка все так же протирала уголки глаз платочком в особо трогательных моментах. Может, за несколько часов ничего не изменилось?

С этой мыслью Наташа уселась делиться переживаниями минувшего дня с тетрадкой-ежедневником. Дневник велся ею с начальных классов и был лучшим другом, который знал абсолютно всё. Она никогда не выкидывала исписанные тетради, а убирала их на полку. За несколько лет полка окончательно заросла записями. Мама всё порывалась выбросить их или сдать в макулатуру, но Наташа не позволяла. Это память! А вдруг ей захочется на старости лет перечитать переживания юности? Кто знает её, эту старость лет?

Училась Наташа в меру хорошо. 'В меру' — то есть особо не блистала, но из класса в класс переваливалась. В литературе разбиралась на ура: с детства перечитала множество мифов, сказок, сворованных у мамы любовных романов. А в математике, химии, физике даже не 'плавала', а тонула как топор. Только изредка невнятно булькала при ответах у доски.

Наташа почесала кончиком ручки затылок и начала писать.

...Кир сразу влился в компанию. Чахлый огонек с его помощью раздулся в целое пламя. С Димкой они немножко поспорили о том, как насаживать мясо на шампуры, но быстро остыли.

Сам он был, очевидно, из городских — Наташа так и не поняла, откуда точно, — но приехал в Камелево не на каникулы, а 'просто так'.

— Ты учишься? — уточнила Наташа.

— В... десятом классе, — помедлив, ответил Кир.

С сентября Дима шел в девятый, поэтому казался семикласснице Наташе стариканом. Она с трудом представляла, как доживет до поры жутких выпускных экзаменов, зато ждала, когда наконец-то сможет цокать шпильками по коридорам школы — все девятиклассницы носили высокий каблук и их никто не называл 'слишком маленькой для таких туфлей'.

— Ничего себе! — воскликнула Наташа. — А по тебе и не скажешь!

— Да ничего особенного, — пробурчал Дима, подперев щеку кулаком. — И я бы так мог, если бы четвертый класс пропустил.

— А я просто в семь лет пошел. Вот и считайте.

Наташа считать не стала, поверила на слово. Она со старшеклассниками не ладила — стеснялась. Дима — дело другое, они дружили с младенчества. Поэтому Кир показался особенно привлекательным. Взрослый, симпатичный, но свойский, без выпендрежа — много ли таких?

— Чем занимаешься в свободное время? — ледяным тоном спросил Дима.

Кир откусил кусок от куриной грудки. На рубашку капнул жир, но новый знакомый не обратил на оплошность никакого внимания.

— А... По мелочам, — сказал он, вытирая губы уголком рукава. — Читаю много. Иногда наблюдаю за разными существами.

— Животными? — Наташа подалась вперед.

Дима привычным движением отодвинул подругу обратно, иначе бы та непременно угодила длинными волосами в мангал. Это случалось при каждой вылазке на шашлыки: не пряди опалит, так бровей едва не лишится. Новые ожоги, ссадины, царапины появлялись на ней с поразительной частотой, и каждый раз Наташа оправдывалась, что не представляет, откуда они взялись. Диме ответ казался очевидным.

— Не совсем. За мифическими, описанными в так называемых легендах и суевериях, — в тоне проскочили учительские нотки, но только на мгновение.

Все. С той секунды Кир превратился в героя. Без коня и шпаги, но и так сошло на ура. Наташа слушала его, раскрыв рот и забывая жевать.

— А где ты их берешь? — допытывалась она.— Придумываешь?

— Нахожу. — Кир развел руками.

— Настоящих?! Где?!

— На болотах, заброшенных кладбищах, в лесах.

— Ага, — оскалился Дима, — ты еще скажи, будто встречался с зелеными человечками.

— Нет, зато видел настоящего водяного.

— Утопленника-то? — измывался Дима, поигрывая в пальцах зажигалкой. — Синюшный, оплывший?

— Помолчи! — Наташа ткнула друга локтем в бок и расплылась в сладкой улыбке. — Кир, рассказывай дальше.

— Рассказывать скучно, — тот скривился. — Нужно смотреть.

Дима восторжествовал: дескать, конечно, этот зазнайка двух слов связать не может. Он, Дима, пятнадцать лет прожил в деревне и ничего мистического не встречал. А уж выдумывать каждый горазд: нереальное тем и хорошо, что доказать его отсутствие невозможно.

— Так показал бы, — намекнул он.

— Зачем? — Кир удивился. — Ты ж все равно не веришь.

— А мне? — отозвалась Наташа, смущенно комкая салфетку.

— Не уверен, есть ли смысл. В чудеса или веришь по-настоящему, или не веришь вовсе.

Наташа задумалась. Она не слишком-то доверяла байкам, но боялась их. И ночами по квартире страшилась ходить — казалось, что из-за угла выскочит разъяренный монстр. Пятки никогда не высовывала из-под одеяла — оттяпают. А уж силуэты предметов во тьме словно надвигались ужасающими громадами. Мама называла это самовнушением.

— Наверное, я по-настоящему верю...

Дима обреченно застонал.

— Да? — обрадовался Кир, завидев в глазах Наташи искорку.

— Ага. А существа эти — они добрые?

— Всякие бывают. Встречаются и те, кого не мешало бы прогнать взашей. Кикиморы, например, детей воруют из кроваток. Случаются дружелюбные типа русалок. И просто вредные.

Кир забросил в потухающий костерок несколько отсыревших поленьев — других не было. Те разгорались нехотя. Чадило, в воздухе поселился запах гари. Глаза заслезились, запершило в горле. Огонь запылал только после того, как мальчишки накидали в мангал листы газеты.

Но Наташа мерзла, хоть и грела ладошки у лижущих язычков. В разрушенном доме бесстыдно гулял ветер. Стучали оконные рамы. По позвоночнику то и дело пробегала волна мурашек. Да какая волна — мурашки носились по телу целыми табунами! Наконец, Дима сжалился и вручил подружке свою куртку. Укутанная Наташа стала напоминать нахохлившегося воробушка, снаружи торчала одна только голова.

— Так зачем ты изучаешь существ?

— Сложно объяснить, честно. Если хотите, могу рассказать, что я забыл в больнице.

— Нет, — ухмыльнулся Дима.

— Конечно! — опровергла его слова Наташа.

Но Кир замолчал. Поджал губы, пальцы тревожно постучали по напольной плитке, взгляд скользнул по комнате. Дима нарочито громко выдохнул.

— Как бы объяснить понятнее, — неуверенно начал Кир: — Таш, ты слышала о духах?

— Разумеется.

Однажды она наткнулась в интернете на заметку с фотографиями привидений. Тряслась, но разглядывала расплывчатые тени, вчитывалась в краткие описания. Более всего поразила черно-белая картинка, на которой стоял призрак кудрявой девочки, похожий на фарфоровую куклу, в коротком пышном платьице. У ребенка были настолько пустые глаза, что Наташа незамедлительно закрыла сайт, пообещав никогда больше не заниматься ерундой.

'Это только монтаж', — убеждала она себя.

Но, возможно, интернет не лгал?

— Тогда понимаешь, что они бывают разные. И лесные, и водяные, и летучие, и домашние, — загибал он пальцы. — Некоторые из них привязаны к месту обитания, другие могут находиться где угодно. Некоторых можно спокойно пощупать, другие бесплотны.

Наташа закивала под недоброе молчание позабытого всеми Димы.

— А здесь, в этой больнице, заточена душа женщины. Таких призраков называют вытьями.

— Кто это?

— Дух непогребенных костей, — пояснил Кир так, будто объяснял нерадивому ученику азы математики. — Убитый и не похороненный.

В горле Наташи застрял саднящий комочек. Дыхание перехватило, а слух обострился, теперь он мог 'различить' чей-то шепот вдалеке — или то был только шелест бумаги? Наташа машинально прижалась к плечу угрюмого Димы.

— Зачем ты её пугаешь? — приобняв подругу, окрысился тот. — Она же в обморок грохнется.

— Сама попросила. Могу не продолжать.

— Нет уж. — Наташа замотала головой. — Я всю ночь промаюсь от любопытства. И что? Кто она? Откуда ты узнал о ней?

— Дима, не замечал, будто по ночам кто-то воет? — вопросом на вопрос ответил Кир.

Дима озадаченно прищурился, но не упустил возможности посмеяться над новым знакомым.

— У нас постоянно кто-то воет. То волки в лесах, то собаки в будках. Людка вчера выла — ее муженек пьяным пришел. И муженек выл — когда женушка его била по хребту ведром.

Наташа хихикнула в кулак и стянула с шампура последнее куриное крылышко. От нервных переживаний она всегда хотела есть.

— Нет, дух воет иначе: нудно, гулко, на одной ноте. Словно от боли. Знакомо?

— Предпочитаю не прислушиваться к привидениям.

— Зря, потому что так разговаривает вытья. И её кости находятся где-то в больнице. Если верить легендам — а я им верю, — завывая, она просит похоронить ее.

— Тогда почему... она не кричит сейчас? — Наташа почувствовала, как сердце уходит в пятки, и обернулась. Позади никого не оказалось.

— Чует наше присутствие.

— Так и орала бы во всю глотку, — в очередной раз встрял Дима. — Авось помогли бы. А так ею только неразумных детей пугать. Вроде есть, а вроде услышишь ее ночью, в три часа, направив левое ухо на восток. Тьфу. Лично я ее не вижу.

— И не увидишь. — Кир палочкой поворошил угольки. — Вы ее здорово напугали. Начали вопить с порога не хуже вытьи. Вылезет она, как же. Духа сегодня не найти, поэтому я пришел к вам — хотя бы пообщались.

Наташа украдкой посмотрела на нового знакомого. Неужели он собирался закапывать кости умершего человека? Храбрый поступок заслуживал немого уважения.

Интересно, как выглядел дух? Богатая фантазия изобразила молодую женщину с мертвенно бледным лицом. Вместо глаз — провалы. Длинные волосы волнами спадают с осунувшихся плеч. Одета, разумеется, в белое платье невесты — в фильмах призраки показывались именно такими. А еще у них обязательно имелось желание отомстить бывшим возлюбленным, друзьям, случайно подвернувшимся людям. Например, Наташе.

От выдуманного захотелось спрятаться куда подальше. Как назло, вдали с грохотом ударилась створка двери о косяк. Наташа вскрикнула и в момент запрыгнула Диме на колени.

— Ну вот, напугал девчонку. — Тот еле отцепил от себя подругу. — Все, идем, нечего слушать всякий бред. Не уснешь потом.

— Я не хочу спать.

Действительно, не хотела. Поди уснешь после такого?

— А придется. Да отпусти меня! Я никуда не денусь! — и пробурчал чуть слышно: — Хотя не отказался бы.

Начались сборы. Наташа до сих пор тряслась, зуб на зуб не попадал от дрожи. Что брала в руки, тут же роняла обратно на пол. Она, словно заведенная кукла, постоянно оглядывалась.

Кир только ухмылялся, наблюдая, как Дима по-хозяйски тушит свечи, выкидывает угли в окно и заворачивает шампуры в пакет.

— Эй, Таш, — окликнул Кир, когда она уже вышла за порог, — если захочешь посмотреть на вытью, то приходи: буду ждать тебя завтра около ворот больницы. Часов в восемь вечера.

— Угу, — безразлично промычала одуревшая от страха Наташа. — До встречи.

Кир улыбнулся.

Обратно друзья шли молча. Наташу пугал и непроглядный лес, и ухающие совы, и слабо различимый шепоток листвы, и малейшее дуновение ветра. Дима брюзжал, что незачем слушать всякие бредни, а уж тем более — верить им. Но Наташа безоговорочно поверила.

Невдалеке показались крыши деревенских домов.

Несколько развилок, длиннющая пустая улочка, пять поворотов, за которыми скрывалась пугающая неизвестность — и до родного дома рукой подать. Согнувшись в три погибели (иначе бабушка увидит), Наташа добралась до заднего двора. Калитка не скрипнула.

'Неужели дедушка ее наконец-то смазал?' — удивилась Наташа, когда впорхнула внутрь через незапертую заднюю дверь. Дима напоследок помахал рукой и побрел к себе.

Ужинать или умываться Наташа не стала — трусила разгуливать по неосвещенным комнатам, — поэтому сразу улеглась в кровать, где долго ворочалась, плотно кутаясь в одеяло. То, как в детстве, должно было уберечь от всякой нечестии. Наверное, уберегало — иначе почему ни один монстр в течение тринадцати лет не добрался до лакомой добычи? Или им просто не нравились костлявые девочки?

В стенах скреблись мыши. На веранде что-то с дребезжанием рухнуло вниз. Следом послышалась дедушкина ругань — кое-кто опять забыл об обещании не объедать семью после полуночи.

Сердце вырывалось из груди при каждом самом незначительном шорохе. Но вскоре на подушку забрался прикормленный бабушкой кот. Он терся мордашкой о щеку, мелодично мурлыкал в самое ухо. Наташа успокоилась.

И вообще! Если поверишь во всякие страшилки, то поседеешь. Будешь думать, искать скрытые знаки — одним словом, свихнешься.

'Наверняка обманул, — с облегчением подумала она. — Специально запугал'.

Так решила Наташа, окончательно разомлев на волнах усталости.

Веки слипались, тело обмякло, двинуть рукой или ногой стало невозможно. Но перед тем моментом, когда явь сменилась забытьем, по деревне разнесся пронзительный вой, ничуть непохожий на собачий плач. Он одной долгой нотой пробрал до костей не хуже зимнего мороза.

Повезло, что Наташу с головой накрыла волна сна.

Глава 3. Сомнительная затея.

За окном текла размеренная деревенская жизнь. Баба Мура веником гоняла с участка отожравшихся ворон, а те лениво перебирались с ветки яблони на покосившееся вбок пугало. Дядя Сережа в растянутых штанах и грязной майке, заложив руки за спину, наматывал круги по улочке — искал нарушения, на которые потом мог бы донести правлению. Три чумазых карапуза с наслаждением бросались в прохожих комьями грязи.

Дом наполнился запахом свежей выпечки. Голодная Наташа сглатывала слюну, но выходить из комнаты ленилась — что называется, приросла к стулу.

'Стоит ли идти в больницу? Если сказанное Киром — неправда, то ничего не потеряю. Ну, посмеется над наивной дурочкой, а после забудет. Но вдруг духи существуют?' — размышляла она, вырисовывая на полях тетради загогулины, которые то напоминали человеческие очертания, то превращались в спирали.

Нового знакомого Наташа побаивалась. Кто он такой? Ему аж шестнадцать лет, он где-то живет и зачем-то приезжает в Камелево. Вдруг Кир самый настоящий убийца или маньяк?

А если его разыскивает полиция? И за обезвреживание дают приличную сумму, которой так не хватает на новые сапожки?

'Ага, конечно, — резко оборвала мечты Наташа. — Уши-то развесила. А заодно он окажется рыцарем, потерянным принцем или бессмертным существом. И за то, что ты не выдашь его властям, увезет тебя на край света'.

Впрочем, в книгах случалось именно так. О продранной зимней обуви героини почему-то не задумывались и выдавать злодеев властям не спешили. Никакой осторожности! Ведь герой мог оказаться плохим и ударить даму сердца дубиной по голове.

'Может, взять с собой Диму?' — промелькнула разумная мысль, которую Наташа сразу отклонила.

Тот целый день будет ныть, как ему скучно, и глумиться над доверчивой подругой. Она справится сама. Если призраки — быль, то утрет Диме нос. Если нет — он и не узнает.

— Решено, — вздохнула Наташа, — иду.

Она убрала тетрадку в ящик стола, наскоро расчесалась — кажется, такая прическа называлась 'художественным беспорядком' — и переоделась в чистые шорты с футболкой, а затем пошла завтракать на кухню, где уже давно гремела посудой хозяйственная бабушка.

Бабушка Наташе досталась необычная. Во-первых, у Раисы Петровны не было проблем со здоровьем, а если что и болело — она упорно молчала (в отличие от остальных старушек, у которых то ныли колени, то гудело в спине). Во-вторых, передвигалась она исключительно быстрым шагом, частенько напевала под нос новомодные мотивы, услышанные по радио, и была неплохо продвинута в молодежных тенденциях. А в-третьих, Наташа считала бабушку чуть ли не лучшей подружкой.

— Доброе утро, ребенок, — лучисто улыбнулась Раиса Петровна, расставляя перед внучкой тарелки с ароматными блинами, густой сметаной, малиновым вареньем и прочими лакомствами.

— Я не ребенок, — попробовала сопротивляться Наташа.

Бабушка добродушно отмахнулась.

— Пожарили вчера шашлыки?

— Ага.

— И как? Без приключений?

— Да, — Наташа занервничала. — Всё обычно...

— Могла бы заранее предупредить о позднем возвращении. — Бабушка погладила внучку по волосам. — Я волновалась. Думала, вы ближе к десяти вечера придете, а не пропадете до полуночи. Ничего не скрываешь?

Наташа заелозила на стуле. Бабушка видела её насквозь. Она быстренько умяла блины и, поблагодарив бабушку, унеслась к себе.

День сочился липким медом. Невыносимо жарило июльское солнце, и от этого, словно масло на сковородке, плавился асфальт. Голубизна неба ослепляла. Ветерок если и дул, то чахлый, ленивый. Пузатая стрелка часов едва перевалила за полдень, а Наташе казалось, будто прошла вечность. По хозяйству ей помогать запретили. Дедушка чинил калитку, бабушка прогнала внучку, когда Наташа решила выполоть сорняки, а в итоге выдернула с корнем полгрядки укропа. Дневник не писался, тексты, заданные на лето, не читались.

После обеда забежал Дима. Он, как всегда, ловко перемахнул через забор и подобрался прямиком к окну Наташиной спальни.

Его пальцы выстучали по подоконнику частую дробь.

— Бездельница, прием!

Наташа, завидев темноволосую макушку, боязливо высунулась наружу. Приветствие она пробубнила сбивчиво: вроде бы радостно, но сосредоточенно.

— Айда на речку? — Разноцветные плавки с полотенцем висели за его плечами. — Если хочешь — с ночевкой. Туда ближе к закату наши подойдут, рыбы наловим, ухи сварганим!

— Я... ой... — Наташа замешкалась: откажешься — посыплются лишние вопросы, а согласишься — пропустишь встречу с Киром. — Не смогу. Голова что-то ноет.

Она картинно потерла виски. Врать другу Наташа не любила, да и не умела. Она покраснела как помидор. А Дима, непривычный ко лжи, наивно поверил.

— Значит, проваляешься до вечера в кровати? — с грустью уточнил он.

— Ага, — согласилась Наташа. — Я б с радостью на речку, ты ж знаешь, но так дурно — аж в глазах мутнеет.

— Не оправдывайся. — Дима скривился. — Посидеть с тобой или принести таблеток?

— Всё хорошо, я просто посплю.

— Как скажешь. Выздоравливай, Натаха.

У Наташи, смотрящей за тем, как Дима медленно бредет к повороту, засосало под ложечкой. Что же она, неразумная, наделала? Солгала лучшему другу да ради кого? Опустилась до гадкого, низкого обмана из-за непонятного мальчишки, напугавшего ее страшилками. Докатилась.

Что ж, не поздно окликнуть Диму, чтобы тот воротился. Достать купальник и отправиться загорать...

Нет! Раз уж решила, то нельзя отступаться. Чувство стыда утихнет как-нибудь само по себе — например, когда Наташа увидит настоящего призрака.

Чтобы чуточку забыться, она начала собирать рюкзачок. Уложила на дно блокнот с ручкой, на случай, если понадобится что-то запомнить — например, длинное заклинание или магическую символику. Следом лег фонарик, который не поместился полностью, потому торчал снаружи, осматривая любопытным глазом потолок. В левый боковой кармашек Наташа положила бутылочку с водой, в правый — четыре кусочка черного хлеба.

Незаметно пролетел обед, без происшествий обошлось и на ужине. Начинало темнеть. Тревожно закаркали вороны, провожая солнце. Маленькая стрелка на часах приближалась к семи. Пора выходить.

И только тогда Наташа догадалась: она не знала дороги!

Кажется, вчера они шли от восточного края деревни до третьей развилки, затем повернули налево, после — направо, по узенькой тропинке пробрались через редкий лесок, и лишь потом вышли к больнице. Дима тогда довольно сказал: 'Полпути срезали!' Так-то, может, оно и было, но что делать Наташе? Она не помнила этого 'полпути' так же, как и целого.

Но дух захватывало от предвкушения, и Наташа не смогла струсить. Она, конечно же, надеялась на великий 'авось'. Авось свезет, авось интуиция подскажет, авось пронесет.

Наташа вышла во двор и хотела найти бабушку, чтобы предупредить об уходе, но та сама подошла к внучке.

— Куда собралась? — Раиса Петровна на ладони протянула немного малины. — Будешь?

— Пойдем на речку с Димой, — не моргнув глазом, соврала Наташа, запихивая все ягоды в рот. — К его друзьям.

— Хорошо, егоза, беги. Только будьте поосторожнее, — и крикнула вслед: — Передавай Диме привет!

Щеки Наташи запылали от стыда.

Казалось, все обязательно прознают об обмане. Дима непременно затаит обиду. Бабушка потеряет к ней всякое доверие. Маме расскажут, та вообще запретит выходить из дома. Возможно, мама позвонит папе, а огорчать его Наташа боялась сильнее прочего.

'Нужно остаться', — мышкой пробежала трусливая мысль.

Нет, нельзя отступаться. Во всех журналах пишут: 'Не сдавайтесь на полпути'. Вот перечеркнутая табличка с надписью 'Камелево'. Вот тропинка, вначале поросшая по бокам низенькими колючими кустиками, а после расчищенная ногой редкого путника. Вот небольшое болотце, похожее на зеленый кисель. Вот поваленная грозой береза и оплакивающая её сестра, склонившая крону к земле. Вот засыпанная хворостом канава.

Наташа шла уже полчаса, а лес всё не редел. Наоборот превращался в непроходимую чащу. Ветви заплетались друг с другом, цеплялись за куртку и волосы. Дорожка сузилась, после расплылась на десяток едва различимых ответвлений и в итоге совсем пропала.

Тут-то стало совсем страшно. Наташа безуспешно рыскала в поисках тропинки, выискивала просвет меж деревьями. Да только напрасно.

Она заблудилась.

А солнце неторопливо, в последний раз окрасив окрестности алым, закатилось за горизонт. В лесу поселился туманный сумрак. Что же делать?.. Точно! Фонарик!

Но и тот вначале светил ярко, но буквально через десять минут зарябил, а после окончательно потух.

Наташа терла батарейки друг об друга, готовая разреветься от страха.

— Мамочки, — тихо скулила она, вооружившись бесполезным фонариком, словно дубиной. — Ау! Меня кто-нибудь слышит?

В ответ — тишина. Тяжелая. Мрачная. Тягучая как жвачка тишина.

— Ау!!!

Но ничего. Никаких звуков, даже завывания ветра или глухого трепета листвы. Точно мир вокруг вымер, оставив маленькую девочку наедине с лесом.

— Я здесь! — кричала Наташа в слабой надежде на то, что ее услышали, просто не успели ответить. — Помогите!

Над ухом надрывно зажужжал одинокий комар. Полетав для приличия с минуту около нежданного 'ужина' — видимо, оценивал размеры добычи, — он уселся на локоть, где и встретил неминуемую смерть от удара ладонью.

— Вот глупая, — корила себя Наташа. — Диму не предупредила, на себя понадеялась. Даже мобильник не взяла! Хотя, что бы я сказала? 'Я заблудилась. Рядом со мной три пня и двадцать осин'? У-у-у.

Вдали одобрительно заухала парочка филинов. Громким хрустом отозвались поваленные сучья, будто по ним кто-то шел. Наташе стало не просто страшно — ею овладел морозный сковывающий страх. Что хуже: голодная смерть или встреча с маньяком-убийцей? А ходят ли вообще по глухим чащам маньяки, неужели им больше негде слоняться? Наташа поспешила по следам идущего, не расставаясь с фонариком. Варианта было всего два: или некто двигался вглубь чащобы (куда уж дальше), или к шоссе.

Оказалось, что шел он и не туда, и не сюда.

Пусть говорят, будто чудес не бывает. Наглая ложь, происки злостных завистников-реалистов! Случается всякое, в чем убедилась Наташа, которая в поисках 'спасителя' не успела даже повторно заплутать — слишком уж четко отзывался лес на его шаги. Через сотню-другую метров впереди замаячила хорошо различимая тропка, в итоге приведшая к злополучной больнице.

До ржавых ворот Наташа добралась совершенно измотанная. Запыхавшаяся до той степени, когда немилосердно колет в правом боку. Напуганная так, что трясутся колени. Рукав футболки продрался, на локте нашлась длинная царапина. Когда Наташа умудрилась её заработать?

Замерев возле забора, она принялась вытаскивать листья, запутавшиеся в хвосте. Выдрала целый клок волос. Из груди вырвался вздох, похожий на старческое оханье.

Кира поблизости не оказалось.

'Отлично, — недовольно думала Наташа, — зачем неслась сломя голову, если здесь никого нет? Как теперь идти обратно?! Куда?! Хоть опять какого-нибудь убийцу подзывай. Только вряд ли найдется столь галантный, что не только познакомится с потенциальной жертвой, но и проводит ее до дома'.

Её мысли прервал удивленный голос.

— Неужели пришла! — Раздалось с правого боку. — Я уж подумал, что ты испугалась.

Наташа краем глаза заметила в нескольких шагах от себя Кира, прислонившегося к одиноко стоящей ели. Знал бы тот, как она была рада его видеть. Живого, настоящего, улыбчивого. Наташа была готова обнять нового знакомого, но, разумеется, постеснялась.

— Сильно опоздала?

— Немного, — явно покривил душой Кир.

— Я заплутала. Еле-еле добралась досюда.

— Так взяла бы с собой друга, он, кажется, в местности разбирается, — без особого интереса, но для продолжения диалога, ответил Кир.

— Зато не верит байкам и сказкам. — Наташа безразлично пожала плечами.

— Ну-ну, а ты доверяешь всяким россказням?

Она верила многому. Если не верить, то и бояться нечего. Когда ветка, стучащая ночью в окно, — всего лишь ветка, а не костлявый палец; когда тени — это только тени... Тогда невероятно скучно жить! Тем более в ушах до сих пор отдавался вчерашний вой.

— Я слышала ночью эту... как ее... вытью.

Кир скорчил недоверчивую мину и грозно надвинулся на Наташу, смутившуюся под пристальным взором.

— Или собак? — с издевкой уточнил он.

— Нет-нет, ее. — Наташа вся сжалась. — Честно...

— Допустим, — плутовато прищурился Кир. — Тогда второй вопрос. Для тебя в порядке вещей приплетаться незнамо к кому поздним вечером через лес?

— Вообще-то нет, но если ты меня убьешь, то мне будет уже все равно, — рассудила Наташа.

Кончики пальцев замерзли, по ним змейкой расползлось онемение. Ладони взмокли, и Наташа вытерла их о штанину.

— Смешная ты! Не собираюсь я никого убивать. Ты меня за кого принимаешь? — Кир фыркнул. — Ладно, особо распинаться не стану. Все увидишь сама.

— Ну, хоть в общих чертах объясни, — взмолилась Наташа, которая и представить не могла, как следует вести себя в обществе привидения.

К тому же опыт предыдущих её свершений был краток. Ни в какие передряги она не попадала, ни во что не вляпывалась. Это в книгах героини уверенно шагают навстречу неизвестности и ни о чем не спрашивают. В реальности же хочется прощупать почву перед тем, как ступить на неё.

На лице Кира отразилось сомнение. Он не представлял, о чем следует рассказать слушательнице.

— В общем, не вздумай орать, падать в обморок или тыкать пальцем. Вытье это не понравится, — после долгой паузы сориентировался он. — Когда найдем ее — стой и помалкивай. Если решишь сбежать, то лучше займись этим сейчас.

— И какая наша цель? Посмотреть и успокоиться? — наивно спросила Наташа.

— Не совсем. Найти кости и, если сможем, закопать их. В принципе, правда твоя: посмотреть и успокоить. Только не свое любопытство, а вытью.

Он безмятежно указал на прислоненную к забору лопату. Черенок той был замотан несколькими слоями скотча. На совке нашелся скол. И вообще одного взгляда хватило, чтобы понять: предмет переживал не лучшие времена.

У Наташи помутилось в глазах. Мамочки, куда же она вляпалась! Какие вытьи, какие лопаты? Что он несет?! Кажется, он все-таки чокнутый, только выглядит нормальным. Ох, надо было в детстве забросить танцы и пойти на самооборону.

'Ну, на крайний случай, заявлю, что изучила несколько па', — промелькнула безрадостная идея, и Наташа нервно захихикала.

Кир недоверчиво осмотрел сообщницу, но промолчал.

— Как мы собираемся искать кости? — поборов приступ хохота, продолжила Наташа.

— Сама узнаешь. Если согласишься подождать... — 'соучастник' мельком взглянул на старенькие наручные часы (у них был треснут циферблат и потерт ремешок), — минут тридцать-сорок. Она должна к нам привыкнуть.

'Ага, принюхаться, заготовить столовые приборы и разжечь костерок, чтоб покушать вкусненький шашлычок', — язвительно пронеслось в мозгу Наташи.

Между тем, она, скрестив ноги по-турецки, уселась на траву и уставилась на железные прутья в заборе.

— Тогда помолчим, — одобрил Кир, присаживаясь рядом. — Надеюсь, больше никто нас не потревожит.

Глава 4. О чем плачет вытья?

Наташу клонило в сон. Она улеглась на сырую траву и прикрыла веки. Свернутую куртку подсунула под шею. Ветерок холодил шею и пробирался под ворот, стайкой мурашек разбегаясь по коже.

Текли минуты, а вытья не торопилась показаться. Уж не заснула ли? А может, в распорядке её дня крик стоял сразу после поедания всяких безрассудных Наташек.

Стрелки на наручных часах, словно два ожиревших кота, неспешно передвигались по циферблату. За время ожидания Наташа успела сосчитать количество прорех в кованой решетке, придумала, как начать новую запись в дневнике (и благополучно забыла), оценила внешность нового знакомого по десятибалльной шкале. Он получил восьмерку с минусом: симпатичный, но излишне неухоженный. Кир молчал. Просто разглядывал звезды так, словно на небосклоне показывали замысловатое представление. Наташа скосила взгляд на мальчишку.

— Кир? — позвала она.

— Молчи, — коротко приказал тот.

Наташа обиженно надула губы.

Ситуация, не будь столь угнетающей, выглядела бы комично. Поздний вечер, пахнущий еловыми колючками и прохладой. Блестящее серебром небесное полотно. Поскрипывание дверных петель забытой всеми больницы. Мокрая от вечерней росы трава, на которой лежала рыжеволосая девочка и думала только о том, что она здесь забыла?

'Ребята, наверное, запекли на костре наловленную рыбку' — от этих мыслей рот разом наполнился слюной. Наташа стушевалась, прижав руки к урчащему животу. Хлеб она доела полчаса назад.

— Ладно, — тут же смилостивился Кир, — спрашивай. Только не слишком назойливо.

— Допустим, ну... — Из головы мигом вылетели любые вопросы. — Не знаю даже.

— Тогда пока-пока, — он демонстративно развернулся спиной.

— Подожди! — шепотом взмолилась Наташа, боясь сорваться на крик. — Мыслей много, но как их сформулировать? Например, странно, что никто из приходящих компаний не слышал вытью. Почему?

— Я уже говорил: люди орут, топчутся. Она не станет отзываться, даже если кто-то пройдет невдалеке от больницы — чувствует людской дух. Необходимо позволить ей привыкнуть.

Как все просто. А в фильмах обычно требуются длительные обряды, жертвоприношения, кровь, магические амулеты. И прочее, прочее, прочее. Порою диву даешься, как герои не забывают трехстраничный список необходимых предметов, да еще умудряются наизусть зачитывать длиннющие заклинания.

— И больше ничего? Сразу возьмет и появится?

Кир пожал плечами, дескать: понимай, как знаешь. А не знаешь — не понимай. Больно надо.

— Ладно, верю, — сдалась Наташа. — О, а ты встречал многих... ну... необычных созданий?

— Буду перечислять — уснешь на третьем десятке. Даже коряга у болота может оказаться спящей кикиморой, которая крайне не обрадуется, когда об нее ненароком споткнешься. А некоторых существ могла бы встретить и ты.

— Например? — В голосе появилось предвкушение.

— Из безобидных? — Кир дождался кивка. — Домового.

— Настоящего?

— Что ни на есть.

Соломенная фигурка бородатого старичка висела дома у бабушки перед входом в кухню. С детства Наташа считала его фермером из американских фильмов: он был одет в смешной джинсовый комбинезон и носил шляпу с широкими полями.

Интересно, если домовой существует, как он относится к курносой 'копии'?

Наташа заулыбалась.

— Как мне его подманить?

— Расскажешь небольшой стишок для вызова, покормишь сметаной, похвалишь — домовые это любят.

На лице у Кира появилось нечто хищное, издевательское. Пока Наташа доставала из рюкзака тетрадь, он довольно, словно сытый кот, сидящий у кринки со сметаной, усмехался.

— Записываю.

Она щелкнула ручкой.

— 'Домовой-домовой, приходи-ка на покой. Я тебя призываю. Тебе зла не желаю. Со стола угощаю', — напевно продиктовал Кир.

Наташа старательно записала фразы и поставила на полях три восклицательных знака, чтобы не забыть. Хотя очень сомневалась, что запамятует о деле практически мирового масштаба.

— Всё, записала, — высунув от старания язык, выпалила она. — А где его звать?

— На кладбище, — с серьезным лицом оповестил Кир. — В четверг пятницы тринадцатого, лунной ночью. Желательно в полдень.

— Шутишь?

На лице отразился вначале испуг, а после — недоумение.

— Угу. Стой где хочешь.

— Мог бы сразу сказать, — насупилась Наташа.

Кир осклабился, а Наташа показательно надулась.

Луна осветила больницу, будто окаймляя золотистым ореолом. Под конец, когда ничегонеделание стало невыносимым, Наташа начала отсчитывать про себя секунды. Она дошла пятьсот тридцать восьми, трижды сбившись после двух сотен, а продолжить помешал...

Дикий вой. Вблизи он звучал куда истошнее, громче, пронзительнее. Прорезал каждую клеточку, врезался в уши, от чего в тех звенело. Сердце так билось, словно готово было покинуть трусливое тело. Наташа очнулась лишь тогда, когда Кир, чьи плечи она сдавливала ногтями, негромко ойкнул. Как поднялась на ноги, подлетела к мальчишке и вцепилась в него — хоть убейте, не помнила.

А вытья продолжала незамысловатый концерт. Ноту брала высоченную — обзавидовалась бы любая оперная дива.

— Что теперь?! — силясь переорать духа, вопросила Наташа.

— Вначале отцепись от меня. — Кир стряхнул девочку и направился к воротам. — Ты идешь?

— К ней?! Да ни за какие коврижки...

Наташа зажала уши. По ребрам молотило сердце.

— Как такое могут не слышать все вокруг? — со всхлипами бормотала она. — Кошмар... Нет-нет-нет. Я пойду... Мне надо домой... Уже поздно...

— Иди, — легко согласился Кир. — Только опять не потеряйся. И учти, шанс познакомиться с настоящим духом ты прошляпила.

Наташа сощурила красные от слез глаза.

'Что, на 'слабо' хочешь взять? Или решил, что от девчонки другого не стоило ожидать?! — горячилась она. — Не дождешься, не сбегу'.

— Я передумала.

Она, с трудом сохраняя царственное спокойствие — ноги подкашивались — влезла на высокий забор. А затем перемахнула его с невероятной легкостью, даже грацией. И глянула на Кира, насмешливо изогнув бровь, якобы говоря: 'А ты так умеешь?'

Кир ухмыльнулся и вошел на территорию больницы... через открытые ворота.

— Кому что, а я предпочитаю главный ход, — съязвил он.

— Мы с Димой в прошлый раз перелезали...

— Ну и молодцы. Так, веди, храбрая, раз уж первой полезла.

Представлять бы еще — куда. Дух затих, что немного успокоило. А вдруг это и не дух вовсе, а аудиозапись? Сообщник Кира врубил её из колонок, вот она и завопила. Это объясняет, почему вытью никто не слышит — её придумали мальчишки, обожающие издеваться над малышами. И Наташа для них — малыш. Её стало так обидно за себя, так неприятно. Ух, пусть только покажется его сообщник! Наверняка покрывало наденет, как Карлсон, и будет истошно завывать перед Наташей. Тут-то она и врежет 'духу' со всей силы.

Замечтавшись, Наташа ударилась плечом о косяк. Кир схватил ее под локоть и повел по лестнице на второй этаж. Девочка спотыкалась о всякий хлам, разбросанный в проходах: обломки стульев, вынутые из столов ящики, обломки керамических плит. Даже порезалась о край торчащего прута, но боли не заметила. Не до нее было.

— Куда ты меня тащишь? — пропыхтела Наташа, злая донельзя.

— Вперед, — ничуть не смутился Кир.

В помещениях давным-давно поселилась затхлость с верной подругой — сыростью. По стене пробежал игривый лунный лучик. Воздух потяжелел, наполнился островатым привкусом пыли, от которого Наташа начала закашливаться.

— Нам сюда, — наконец, заявил Кир, толчком плеча открывая дверь в комнату с проржавевшей табличкой 'Палата ?27'.

Ага, значит, там и скрывается его друг. Сейчас как выскочит перед Наташей. Ну, она ему покажет!

Девочка храбро зашла внутрь и застыла на пороге. Крик, вырвавшийся у неё, дал бы фору любой вытье. Так громко и не жалея связок она завопила.

Перед ней покачивалась молодая женщина, одетая в длинную бордовую ветошь — очевидно, платье, но настолько продранное, что не сгодилось бы и на половую тряпку. Она выглядела осязаемой, почти живой: только неестественная бледность кожи да посиневшие губы ломали обманчивое впечатление. Глаза у вытьи, к Наташиной радости, были. Две засасывающие черные безразличные бездны. Под ними словно серой краской намалеваны густые синяки. Спутанные волосы свисали неопрятными клочьями. Женщина вскинула правую ладонь и ткнула скрюченным пальцем на Наташу. После разинула беззубый рот, напоминающий зияющую дыру, и заорала в ответ.

Наташа, едва не оглохнув, поперхнулась на выдохе.

Вытья не разменивалась на излишние беседы; она, замолкнув, неторопливо поплыла в сторону Наташи. Точнее медленно пошла, потому как отросшие и изогнутые ногти на ногах скребли пол.

У Наташи пропал голос. Она смотрела на приближающееся привидение, разинув рот, и не могла сдвинуться с места.

Кир ничего не предпринимал, будто исчез или — что логичнее — сбежал.

— Уйди, — плакала Наташа, когда дух подобрался на расстояние вытянутой руки. — Умоляю...

Рыжий отблеск луны осветил мертвую женщину. Каждая деталь лица, каждый застарелый шрам на коже, каждая вздутая вена — подробно различалось всё.

— Кир, — тихонько стонала Наташа, — где ты? Пожалуйста... Кир...

Тот появился из неоткуда и встал подле девочка. Он указал пальцем на себя, но по губам вытьи можно было прочесть всего одно, пусть и не высказанное вслух слово: 'Она'.

Убежать или сделать хотя бы шаг назад Наташа не успела — дух стремительно влетел в ее грудь, а после вырвался наружу — уже со спины. Тело окунуло в ледяную воду. Вначале Наташе стало неимоверно холодно, а дыхание перехватило, но затем мороз сменился жаром. По лбу потек пот, спина взмокла.

— Она хочет показать свои кости тебе, — пояснил Кир так, будто духи ежедневно показывали ему кости.

— С чего ты взял? — просипела Наташа.

Кир не ответил.

Призрак из виду пропал, но кожей чувствовалось — он рядом. Наташа чувствовала его как саму себя. Девочка шла вперед, костеря себя за любопытство. Кир двигался поодаль и уверял, что ничего плохого не случится.

'Куда уж хуже', — билось по вискам.

Вытья свернула направо, затем налево, спустилась через окно. Наташа с Киром вылезли по 'черной' лестнице, обломанной в метре от земли. Женщина ждала их. Когда ребята спрыгнули на траву, она направилась к скособоченной пристройке, которая чудом не развалилась от ветхости. После дух, покачавшись на ветру, растворился. Как и не было!

— Может, она решила нам ничего не показывать? — с надеждой предположила Наташа.

Вместо ответа Кир выбил тоненькую фанеру пинком.

Изнутри пристройка напоминала сарай или сторожку. С целым набором барахла: повсюду валялись разбухшие от влаги деревяшки, прогнившие остовы кроватей, согнутые столовые приборы, тряпки, коробки. Мусор возвышался мертвыми кучами.

— Как тут найти чьи-то кости? — ужаснулась Наташа.

И услышала шелест ветра: 'Помоги... Они там... Левее...'

Тело пронзила невидимая стрела. Пальцы сами потянулись к груде хлама. Кир хотел отстранить Наташу, но та намертво вцепилась в ржавый костыль, которым принялась ворошить вещи. После, забыв обо всем, разрывала кучу голыми руками. Кира она не слышала — его голос потонул в пустоте.

— Тут.

И она с натугой выудила наружу холщовый мешок. Тяжелый до невозможности. Наташу передернуло от мысли, что там находятся чьи-то останки.

— Уверена?

Кир был мрачнее тучи.

— Проверять не хочется. — Губы изогнулись в подобии улыбки. — Надо копать яму?

Наташу бы не удивило, если б Кир всучил ей лопату. С него станется.

— Уже выкопал, пока ждал тебя, — успокоил мальчик. — Таш, ты можешь не принимать в этом участия...

— И не стану. Лучше посижу... У входа... Ладно?

— Хорошо. — Кир с трудом забросил объемный мешок за спину. — Прости меня, я не думал, что... она выберет тебя.

— Угу.

Шатаясь от усталости, Наташа подошла к воротам, где плюхнулась прямо на песок и свернулась в клубок. В душе зияла дыра. Глубокие вздохи не помогали вырвать из легких засевшие там колючки. Губы пересохли, руки саднило. Ныла и прижатая к животу нога, и спина, и, что хуже, сердце. Образ вытьи прочно засел в памяти, ее крик звучал в ушах осязаемо и четко.

Духи — не выдумка. Они существуют. Они рядом.

— Никаких больше привидений, — подытожила Наташа, погружаясь в спасительный сон.

Глава 5. Домовой и прочая домашняя нечисть.

Утро началось с целой палитры звуков. Справа, за окном, возилась малышня; сверху раздавался топот дедушки. Перекрикивались соседки. Лаяла собака, ей отзывалась другая, вдали. Щебетали птахи. Затарахтел старенький трактор (лет ему было больше, чем Наташе). В Камелево закипала жизнь.

Наташа, не разомкнув век, ворчливо фыркнула и улеглась на другой бок.

Кар-кар.

Придавила голову подушкой.

Трых-трых. Чирик-чирик. Ур-мяу!

Заткнула уши пальцами. Безрезультатно.

— Шмотри, куды преш-шь! Понакупили дребезжалок! — ругалась баба Клава из соседнего дома. Старушка она была крайне ворчливая, и раздражало её всё вокруг. Она намеревалась догнать велосипед, чтобы накостылять его владельцу (о чем кричала во всеуслышание), но тот благополучно смылся. Вдали разносился лишь глумливый звук звонка.

Тын-тын-тын.

На кухне под бурчание радиопередачи гремела посудой бабушка.

'Встаю', — решилась Наташа, потирая глаза кулаками.

Что-то в привычном действии было иначе. Наташа уставилась на длинные царапины, тянущиеся от ладоней аж до самого локтя.

И она всё вспомнила. Непроглядную чащу, звездную ночь, мрачные комнаты. Духа.

Пружины надсадно скрипнули, когда Наташа вскочила с кровати.

— Где же, где же, где же? — как заведенная повторяла девочка, вываливая на пол содержимое рюкзака. То падало и откатывалось во все стороны.

Тетрадь нашлась последней, а в уголке седьмого листка был криво нацарапан 'стишок' для призыва домового. Пускай и накарябанный неразборчивым почерком, зато настоящий — не оставалось никаких сомнений. Всё взаправду.

Наташа замерла. Быть такого не может. Ей почудилось! Она и проснулась не у больницы, а в родной постели. Правда, проснулась одетая...

Точно! Кир ее с трудом добудился — Наташа недовольно мычала и пихалась всеми конечностями, — затем проводил до дому, а там она на автомате залезла под теплое одеяло, где и утонула в долгожданных сновидениях.

И что делать с новыми знаниями? Куда их применить?

В комнату прокрался сладковатый аромат Наташиной любимой манной каши. Сдобренной малиновым вареньем, вкусной-вкусной — такую умела готовить только бабушка, потому что у мамы всегда получалась не каша, а сборище комочков. Живот напомнил о себе урчанием. И не оставалось ничего, кроме как переодеться в рубашку с длинным рукавом, спрятать руки в карманы и в кухню.

— Доброе утро.

Меж бровями Раисы Петровны залегла складка.

— Как спала? — В вопросе чувствовалась ирония.

— Как убитая... — ничуть не соврала усевшаяся на привычное место у окошка Наташа. — Чего с тобой, баб?

— Напомни-ка мне, с кем вчера гуляла? — в лоб спросила бабушка.

— С Димой.

Тут-то, по тому, как губы бабушки поджались в тонкую ниточку, Наташа и почуяла подвох.

— Наташ, — Раиса Петровна вздохнула, — Дима приходил вечером и справлялся о твоем самочувствии.

— И что ты ему сказала?!

— Что спишь. — Наташа не успела поблагодарить, потому как бабушка суровым тоном продолжила: — А теперь я хочу знать, где ты разгуливала этой ночью.

— Я действительно гуляла... С мальчиком.

— С каким?

— Вы незнакомы.

Бабушке эти слова не понравились настолько, что даже напугали. Дима — дело одно, они с Наташей дружат с пеленок. Совсем другое — незнакомый мальчишка, после общения с которым внучка юлит да обманывает. И пускай Наташа была исключительно примерным ребенком, но Раиса Петровна не понаслышке знала, как у подростков 'срывает крышу'. Возраст такой: если любовь, то непременно вечная, тут уж не до голоса разума. Набедокурит её внучка из-за своей 'любови', а потом страдать всю жизнь будет.

— Чем занимались? — допытывалась бабушка. Пальцы её сжали кружку с чаем.

Наташа отломила от свежей булки кусочек, скомкала его в шарик и медленно прожевала.

— Ничего особенного, побродили по деревне. Туда-сюда...

— Царапины откуда? — Раиса Петровна цепко схватила внучку за запястье. — Он тебя бил?

— Баб, что за глупости? Мы выводок котят нашли, я полезла их гладить, а на меня кошка как набросится. Друг еле оттащил.

Бабушка вроде и поверила, но допрос не прекратила. Внешность, возраст, поведение, оценки в школе и наличие жилплощади — её интересовало все. А как отвечать-то? Скажешь, что учится на 'отлично' — значит, врешь, таких мальчиков не бывает; без особых успехов — разгильдяй, с такими нельзя общаться; средненько — нет понятия 'средненького': или хорошо, или плохо. И везде тупик. У Наташи и так кусок в горло не лез, несмотря на голод, а тут и жевать стало некогда — нужно было придумывать на ходу.

— Ну и зачем вы гуляли? — пошла по второму кругу Раиса Петровна.

— Бабуль, — возмутилась Наташа, — а зачем обычно гуляют люди? Хочется им так.

— Признайся честно, тебе нравится этот мальчик?

— Не-а. — Наташа поковыряла в тарелке ложкой. — Почему ты спрашиваешь?

— Тогда объясни, для чего общаться с несимпатичным человеком? — тут же подловила бабушка.

Наташа зарделась, ход беседы ей совсем не нравился.

— По-моему, мы говорим о разных вещах. Как приятель он симпатичен. Я думала, ты спрашиваешь о... ну... о любви. Но я его точно не люблю! Клянусь!

— Тогда все понятно.

Бабушка принялась протирать обеденный стол тряпочкой.

— Что понятно, баб?

— Ну, вы же вроде как с Димой на свидания бегаете, вот меня и удивило, что ты втихомолку от него гуляешь незнамо с кем.

— Чего?!

Брови поползли наверх.

— Я неправа? — не поняла Раиса Петровна.

— Нет, конечно! С чего ты взяла? Мы — друзья!

— Наташ. — Бабушка, стряхнув крошки с тряпки в ведро, вернулась к внучке и со знанием дела улыбнулась. — Взрослый парень не станет просто так носиться за девочкой, которую видит раз в год. Ты ему явно небезразлична. Мы с твоим дедушкой тоже всю юность за одной партой сидели, а сделал предложение — не отказалась. Я тебе по секрету скажу: не бывает дружбы между женщиной и мужчиной.

— Бывает!

— Тебе так кажется, милая.

— Я уж точно лучше знаю!

Спор перетек в новое русло. Они бы спорили до обеда, но на веранде появился дедушка. Он разбавил разговор шумными движениями и хрипловатым голосом. Дедушки всегда было много, он заходил в комнату и занимал её всю, до последнего кусочка.

Наташа завидовала собственной бабушке, потому как той достался в мужья настоящий красавец, которого ничуть не испортила старость: седовласый с небесно-голубыми глазами и настолько белозубой улыбкой, точно из рекламы зубной пасты. А какой добрый! Беззлобный. Мирный. Покладистый. Самый лучший на свете.

— О чем сплетничаем, дамы? — Дедушка потрепал Наташу по челке и с кряхтением уселся за стол, ожидая, пока бабушка выложит в глубокую тарелку половину кастрюли каши.

— Борь, как думаешь, Наташенька встречается с Димой?

— Слово-то какое... 'Встречается', — он скорчил недовольную гримасу. — Красивее определения не нашлось?

— Борь, не вредничай, а лучше ответь.

— Разумеется, встречается.

Застывшая с ложкой у рта Наташа дедушку ничуть не смутила. Наоборот — раззадорила.

— Ты зря краснеешь, Натуська. — Тяжелая рука легла ей на плечо. — Я выбор одобряю: парень не пьет, во всякие авантюры не лезет, учиться планирует в техникуме. Хорош жених-то.

— Мы только друзья! — процедив это, Наташа выскочила наружу.

Она долго отсиживалась в беседке, облупливая краску со стола. Тень от облаков переползала с одной грядки на другую. Кулаки сжимались и разжимались, а в уголках глаз появлялись, но тотчас высыхали злые слезинки.

Почему никто не верил в существование дружбы? А что это, если не она? Всего-то прогулки летом, постоянная переписка зимой, потому что Дима выпросил модем, небольшие сувениры по поводу и без — для поднятия настроения.

Но, если подумать, то не этим ли занимаются влюбленные парочки?

Нет же! Нет! Ерунда!

Необходимо разузнать у Димы, как он относится к их 'отношениям'. Но позже, когда Наташа перестанет чувствовать себя предательницей.

Тень добралась до забора. Полуденное солнце немилосердно жарило лопатки. Наташе наскучило бесцельно сидеть да обижаться на весь мир. По стеночке и оглядываясь, словно воришка, она прокралась в дом. Так, дедушка с бабушкой ушли. Наверное, за продуктами на рынок. Тогда-то Наташа схватила тетрадь и зачитала заклинание.

— Домовой-домовой, приходи-ка на покой. Я тебя призываю. Тебе зла не желаю. Со стола угощаю! — во весь голос вскричала она.

А затем принялась заглядывать в каждую щель, мало ли, где затаился домовой.

Безрезультатно.

— Домово-о-ой, — после седьмой неудачной попытки неуверенно позвала Наташа. — Ну что за несправедливость. Ты где там?

На кухне что-то со звоном разбилось.

Готовая к чудесам Наташа вбежала туда, но ничего не обнаружила, кроме кошки, торопливо слизывающей с пола сметану. Рядом валялись осколки банки. Понятно, смахнула лапой и уплетает, пока не наругали за хулиганство.

— Неужели Кир надул? — огорчилась Наташа. — Блин.

— Оладушки, — съязвил чей-то писклявый голос.

Вздрогнув от неожиданности, Наташа развернулась на звук. И ойкнула от удивления. Увиденное превосходило все ожидания.

На одной из полок кухонного серванта, свесив с краю ножки, сидел мужичок размером с мужскую ладонь. Одет он был в кожаную куртку, которую Наташа давным-давно купила для куклы-Кена, но по растерянности куда-то задевала. Зато теперь не осталось сомнений, куда именно, а точнее — кто именно ее своровал. Одежка была маловата, посему хоть и держалась на могучих квадратных плечах, но рвалась практически по швам. Вместо брюк домовой вырядился в грубо сшитые красной ниткой штаны из кусочков махрового полотенца ядовито-зеленой раскраски. Ноги были босы. Пятки были чернющие, видать, ванну домовой не переносил.

Сказки нагло врали. Никакой седой бороды не нашлось, впрочем, как и любой другой растительности на абсолютно лысой голове — разве что по-девичьи пушистые реснички да кустистые светлые брови.

— Молочка? — пытаясь справиться с растерянностью, пролепетала Наташа.

— Лучше сальца. С папироской, — потребовал домовой. — Да побыстрее.

Выбора не оставалось — просит же. Достав сало из холодильника, Наташа хотела отрезать кусочек по размерам существа, но существо проворно спрыгнуло ей на плечо, а после, перебравшись на стол, жадно откусило от целого шмата.

— А сигарет не найду — все у дедушки, — уточнила Наташа.

После она на всякий случай отошла от малюсенького мужичка подальше. Прошлое ее знакомство с нечистью ничем хорошим не закончилось. Нет, закончилось, да только для нечисти.

— Эх, ты. Ладно, и так покатит.

— Как тебя зовут?

— Добрыня Никитич, — известил домовой.

— Да?

— Шутка, — тут же загоготал он. — Приятно познакомиться, Владимир 'Красно солнышко'.

Он протянул ладошку, но Наташа не спешила ответить на рукопожатие. В ее взгляде появилась лукавость.

— То есть Русь крестил именно ты?

— Все-то знаешь, девчонка. — Гость сплюнул горошину перца и сыто отрыгнул. — Эх, на самом деле, меня кличут Лютым. Без базара.

А что, имя подобрано в точку: больше всего существо напоминало уменьшенную копию криминальных братков. Наташа раньше любила смотреть российские сериалы, и там изображался именно такой типаж. Голова выбрита начисто, через всю левую щеку тянется шрам. Голосок, правда, подкачал, но кто сказал, будто не бывает пищащих 'бандитов'?

— Приятно познакомиться, я — Наташа, — отсмеявшись, представилась она.

— Приятно сожрать оставленную размораживаться курицу, а обставить дело так, чтобы попало кошке. А как тебя звать — по барабану.

Лютый поковырялся в ухе.

— Ну и ладно.

— Лучше скажи, чё тебе надо от меня? — хамовато вопросил домовой.

— Шоколада, — в тон ответила осмелевшая Наташа.

— Ха-ха, не смешно. Ну? Я долго ждать не буду, мое время стоит таких деньжищ, что тебе и не снилось.

В голосе появилось нетерпение. Для пущей убедительности Лютый побарабанил по столешнице сразу и руками, и ногами. Замершая у стола кошка осторожно принюхалась к домовому, даже облизнулась, но на вкус пробовать не отважилась, только ощетинилась, готовая к нападению.

— Чем ты занимаешься? — перевела беседу в мирное русло Наташа, взяв кошку на руки и усевшись на краешек стула. — В доме убираешь?

Кошка зашипела, а затем вырвалась и выбежала в коридор, откуда пялилась на маленькое вертлявое существо.

— А оно мне надо? — показав животному язык, удивился домовой.

— Но в сказках...

— В сказках из нашего брата чучело огородное делают! — Лютый глянул на соломенную фигурку над дверью. — Похож?

— Не особо.

— Конечно, я ж это... лучше. Кстати, если накормишь — узнаешь, чё умею. А нет — так топай отсюдова.

— Ты и так половину сала умял. Не буду я тебя кормить! — шутливо погрозив кулаком, вознегодовала Наташа.

Лютого ответ не устроил, но похвастаться собою ему хотелось больше, чем прогнать Наташу.

— Жадина. Так и быть, задарма расскажу. — Он призадумался, пожевал ноготь, вновь сплюнул на пол. — О! Вспомнил. Искусно взбиваю подушки и вытаскиваю из них перья, подсматриваю в дырку бани, тем самым, между прочим, огораживая вас от подглядывания другими. Ягоды помогаю собирать.

Речь Лютого приобрела высокопарные нотки. Он так гордился тем, что пакостничал!

— Себе в рот? — понимающе закончила Наташа.

— Нет, — Домовой поджал губы, — обижаешь. На землю роняю...

— Понятно. Толку от тебя — ноль без палочки.

Наташа сложила указательный и большой пальцы в подобие колечка.

— Слухай, девчонка, а чего ты ожидала? — обиделся Лютый. — Прынца заморского?

— Ну уж точно не карманного хулигана!

Домовой за ответом в карман не полез, но и Наташа не отступала, поэтому вместо толкового диалога посыпались взаимные упреки. Обсудили все: вес, рост, все достоинства и недостатки. Да так бы и переругивались до хрипоты, если бы не заверещал дверной звонок. Лютый мигом исчез за холодильником, а Наташа открыла дверь.

Глава 6. Никаких сомнений!

На крыльце стоял Дима. Судя по заспанным глазам, встал он недавно. Это подтверждали и помятая футболка, и зевания во весь рот, и растрепанность: чуб так вообще топорщился, словно иголки у ежика. Друг радостно поздоровался:

— День добрый, болящая.

Наташа помахала рукой, хотя на секунду застыдилась даже смотреть на Диму. А вдруг бабушка не придумала?.. Что называется, закрался червячок сомнения.

— Привет. Чай будешь?

— Ага, с сахаром. О, сало кушаете, а мне не предлагаете! Можно?

Наташа покосилась на надкусанный шмат. Не заразно ли кушать после домового? Правда, Дима не особо-то и спрашивал разрешения, а сразу отрезал кусок толщиной с палец и запихнул в рот, помотав головой на предложенный хлеб.

— Пока ты отлеживалась, мы зажигали. Я домой с рассветом приплелся и сразу завалился спать, — прожевав, ответил он. — Четыре ложки.

— Уже четыре? — Наташа перемешала приторную жидкость и вручила ее другу. — Там три. Тебе хватит, а то слипнется.

— У, заботливая моя. — Испуга в глазах подруги Дима не заметил. — Сама как? Голова болит?

— Полегчало...

— Здорово! А то ты вчера столько пропустила. Приехали мы, значит, к речке...

И Дима излил на Наташу нескончаемый поток информации: шуток, сплетен, диалогов. Объяснялся он интересно, но долго, да и не забывал о еде, поэтому к концу рассказа со стола исчезли блины, пирожки и другие мало-мальски съедобные продукты. Бабушка такой прожорливости только радовалась, а вот Наташу удивляло: куда же столько влезает?

— О тебе все спрашивали, — грустно закончил друг, обтерев пальцы о джинсы. — Ребята очень хотели тебя видеть.

Вряд ли компания Димы всерьез огорчилась её отсутствию. Девочка ни с кем особо не ладила, держалась особняком и любимицей у ребят не была. Небось спросили, где Дима Наташу потерял, да и забыли. А друг как всегда приукрашивает.

— Сама жалею, — поддакнула Наташа.

Не признаваться же, что вчера она поверила в волшебство, а это в разы круче, чем рыбалка у озера. Хотя нет, она до сих пор верила с трудом, зато видела. Чувствовала. Слышала. И всего этого не отнять. А друзья Димы никуда не денутся... к сожалению.

— Ты какая-то не такая...

Дима взъерошил пятерней короткую челку и пристально уставился на Наташу. В тревогах подруги он разбирался отлично — не просто ж так знал ее всю жизнь.

— Нет, такая, то есть обычная, — без уверенности ответила Наташа и, помедлив, добавила: — Дим, а можно кое-что узнать?

— Валяй.

И сваляла бы, да появилась проблема: как спросить-то так, чтобы не сглупить или не обидеть?

'Я тебе нравлюсь?' — кажется, будто самой Наташе захотелось романтических отношений, вот она и 'прощупывает почву'.

'Почему у тебя нет девушки?' — отличная фраза, если хочешь навсегда порвать любое приятельство. К тому же, честно говоря, Наташу это никогда не интересовало. Нет — значит, нет. Его проблемы. Зачем на пустом месте закладывать комплексы неполноценности — так это называл школьный психолог.

А по-другому вопрос поставишь, честно признаешься о словах бабушки — получится грубо, 'в лоб'. И какое из трех зол меньшее?

— Мы — друзья? — не придумав ничего лучше, выпалила Наташа.

— Э... Ну да. Возникли сомнения?

Дима сдвинул брови на переносице.

— Нет, — поспешила успокоить его девочка. — Вдруг... огорчился за вчерашнее.

— Глупости городишь, Наташенция. — Дима задумался, но, щелкнув пару раз пальцами, что-то вспомнил и заговорил: — Слушай, заболтала ты меня. Я ж с предложением.

— Ась?

— Пойдем в поход?

— Только ты и я? — с испугом пискнула Наташа.

Кажется, Диму вопрос удивил до глубины души. Он даже отставил чашку со свежезаваренным пакетиком чая, чтобы освободившейся рукой схватить ладошку подруги и зажать ее в своей.

— Что с тобой?

— Все... хорошо, — ловко выскользнув из 'плена' и стараясь вернуть голосу твердость, убеждала Наташа.

— Тогда не понимаю вопроса. В поход мы ходим все вместе.

— Просто пошутила. Неудачно. Хе-хе-хе.

Под кожей расползался липнущий к внутренностям страх. Что, если бабушка права? Как общаться с Димой так, чтобы каждый раз не бояться заглядывать ему в глаза? В книгах писали, что по взгляду и определяется любовь. Дескать: 'Посмотришь и все прочувствуешь'. Жаль, Наташа не знала, какие именно признаки следует искать: нездоровый ли блеск, частоту морганий или расширенность зрачков.

— Ну, идешь с нами? — напирал Дима.

— Да-да, — только бы отстал, ответила Наташа, сосредоточенно рассматривая его лицо.

Ничего сверхъестественного. За полминуты трижды закрыл глаза — значит, моргает примерно раз в десять секунд; на нее не смотрит, потому что разглядывает разбитую банку (которую Наташа забыла убрать) — считалось ли что-то из этого началом великих чувств?

Допив чай, Дима с важным видом оповестил, что вернется вечером, и ушел, захватив оставшийся кусочек сала.

А Наташа глупо кивала, погруженная в нерадостные размышления. Разумеется, об обещании она напрочь забыла уже тогда, когда Дима перепрыгнул через низенький забор.

'Зачем он хочет прийти? — спросила себя Наташа. — Ладно. Как появится, так и узнаю'.

Пока же она отправилась искать книги по психологии влюбленных людей. Правда, у бабушки их не нашлось, если, конечно, таковыми не считались многочисленные детективы в ярких обложках да пыльные тома медицинских энциклопедий. Последние Наташа, кстати, полистала, даже узнала, как определять болезни желудка и нервный тик. А вот про любовь — ни слова.

Интернет тоже молчал. Нет, статей было столько, что и за год не прочитаешь, но все какие-то неавторитетные. Как можно верить написанному, если автор не знаток в любовных делах?

'Ну, хотя бы язвы у него нет', — с облегчением констатировала Наташа, доставая спрятанный в ящике стола дневник. Она улеглась на кровать с тетрадкой, записала несколько обрывистых фраз, без интереса осмотрела дощатый потолок.

Событий скопилось столь много, что они расползались как десятки голодных тараканов, ускользая в последний момент из памяти вместе с кусочками воспоминаний. Эмоции, детский восторг, недоверие переполняли Наташу до краев. Красивых слов не хватало для описания случившегося, поэтому из-под шариковой ручки выплывали одни только многоточия да закорючки.

Припекало солнце.

В общем, Наташа сама не заметила, как уснула.

Разбудили ее назойливый стук — причем в окно — и сварливые нотки в голосе заглянувшего внутрь спальни друга:

— Ты спишь?! Вещи-то хоть собрала?

— Зачем? — уточнила сонная Наташа, отвернувшаяся от Димы. — Какие?

— Ната, я тебе о чем днем говорил?

— О том, какое вкусное домашнее сало, — припомнила Наташа.

— Нет! Я говорил, что мы идем в поход!

— Да?.. Ой, совсем забыла.

Дима от такой наглости аж разинул рот. Так и стоял, хлопая ресницами, и не мог подобрать ядовитого ответа.

Наташа с трудом подняла тяжелую от пересыпания голову с подушки. Какая тут поездка, если тело до сих пор не проснулось? Оно ватное, непослушное, будто отекшее. Но уходить друг не собирался — он отличался особой настырностью, и раз уж решил, что поедет вместе с Наташей, то ту не спас бы и ураган.

— Дим, дай мне переодеться. Я быстренько соберусь, — заметив, что Дима усаживается на подоконник, уступила Наташа.

— У тебя пять минут. Время пошло. Один... два...

— Иди уже! Надо же, удумал приказывать!

В друга полетела увесистая подушка. Дима, прицельно метнув ее обратно, скрылся за окном. Наташа потерла травмированный затылок. Соблазн бухнуться в постельку и спать дальше был велик, но под бурчание друга все равно не уснуть, посему она начала подыскивать подходящую одежду.

Да, задачка. В деревню Наташа собиралась основательно: набирала и легких платьев, которые не носила, но не могла отказать купившей их маме; и шорт с майками — те мама называла 'неженственным барахлом'. Каждый раз, жарко споря о том, как одеваются девочки, мама и дочь совершенно забывали уложить в сумку теплые вещи. Скудный ассортимент деревенского гардероба состоял из одного старенького свитера, забытого Наташей несколько лет назад, двух кофточек и пары джинсов. А единственные кроссовки недавно прорвались на пятке, значит, и из обуви остались лишь босоножки да резиновые сапоги в нелепый цветочек — подарок от папы.

Наташа повторно осмотрела полочки комода, будто бы там могло что-то появиться. К ее сожалению, все осталось прежним.

Пришлось побегать по всему дому. Обувь отыскалась на веранде: старые замызганные кеды, которые давно разонравились и были убраны на 'черный день' бабушкой. Запасные джинсы легли внутрь рюкзака, мамин пуловер, также забытый у бабушки с дедушкой — туда же.

Что-то забыла?

Собираться всегда сложно. Взять хочется многое, и вместо предметов первой необходимости в сумке обычно оказываются книги, безделицы, недовязанные — между прочим, третий год! — носки.

Срочно требовалась консультация.

— Д-и-им! Помоги!

— Слушай сюда, — не высовываясь, с военной четкостью проговорил друг, словно собирал солдат в армию. — Зубную щетку не забыла? Пасту?

— Есть.

— Салфетки?

— Так точно, сэр, — не выдержав, козырнула Наташа.

— От комаров ничего не бери — все у меня. Расческа, полотенце?

— Ага. Спальник?

— Нет. Я захватил два. Ну и по мелочам соберись. Что нужно лично тебе?

Наташа с любопытством взглянула на увесистую фантастическую книгу, которую никак не могла осилить, но передумала. Ибо тащить сокровище придется на своей спине, а времени для чтения попросту не найдется. И что с ней делать? Мух отгонять?

Зато понадобится плеер — чтобы наслаждаться звездной ночью под мелодии любимых песен; ручка, тетрадка — вдохновение, как говорил малоизвестный поэт по радио, настигает в самых неожиданных местах. Кажется, еще он утверждал, будто его оно однажды настигло ночью в темной подворотне, где он и писал до рассвета. Вдохновение такое, непонятное.

Покончив со сборами, девочка передала тяжелую сумку Диме. Пока он вопрошал, не положила ли подружка для верности туда кирпичей, та оставила на зеркале записку для бабушки. И лишь тогда смогла с чистой совестью уйти из дома.

Их компания обожала походы. Располагались ребята всегда в одном и том же месте: в глубине леса, на небольшой примятой годами полянке, в нескольких метрах от Безымянного ручья. Путь туда предстоял долгий, но на счастье Наташи, в этот раз топать пешком несколько километров не пришлось — довезли на машине.

Всего их собралось восьмеро, вся Димкина компания. Четыре парня и столько же девочек. Пока мальчишки, кряхтя под тяжестью сумок, ушли расставлять палатки, девочки расселись на трухлявых пнях, чтобы пообщаться. Попросту говоря, перемыть косточки общим знакомым да посплетничать.

Наташе было неуютно. С друзьями Димы она за несколько лет так и не сдружилась, но на большинство встреч ходила — боялась обидеть друга отказом. И каждый раз, потупившись, сидела в уголке и старательно выдавливала улыбку, а на вопросы отвечала односложно, иногда ограничиваясь бессвязным мычанием. Ее недолюбливали — это было видно, — но не гнали. Дима так и не понял, что Наташа 'чужая', а та ему не признавалась.

— Как погодка в городе? — пренебрежительно спросила Ирина Смелова, рослая блондинка шестнадцати лет.

— Не знаю. Я с июня в деревне, — через плечо бросила Наташа, выискивая взглядом среди копошащихся, как муравьи, мальчишек Диму.

— Ах да, мы ведь две недели назад виделись. Я почему-то забыла.

Она будто бы хотела добавить: 'Потому что ты сидела и молчала как серая мышь', но вместо этого только двусмысленно ухмыльнулась. Наташа и сама прекрасно додумала недосказанную часть.

Оставшиеся девчонки — Даша и Катя, — выслушав подругу, одобрительно помотали головами. Две приятельницы, похожие друг на друга подобно каплям воды, не имели ничего примечательного во внешности: темные волосы, карие глаза, чуть полноватые фигуры, — посему терялись на фоне Ирины. В их троице заводилой была именно Смелова, как самая взрослая, авторитетная и не признающая чужой правоты — то есть, неоспоримый лидер.

— Сами как поживаете? — замяла неприятный вопрос Наташа.

— Все в порядке, — стремясь подражать деловому тону Ирины, ответила Даша. — Вчера на рыбалку с ночевкой ходили.

— Да, — поддакнула Катя. — Мне понравилось.

— А мне — нет, — скучающе вставила Смелова. — Мухи какие-то всю ночь над ухом жужжали. Наутро замучилась синяки тональником замазывать. Полтюбика за сто баксов извела.

'Как же, не огласить цену ты не могла', — с отвращением подумала Наташа, не прекращая сочувственно кивать.

Кто бы знал, как ей хотелось огреть заносчивую девицу по затылку. Но, во-первых, взыграл гуманизм, во-вторых, многолетняя выдержка взяла вверх, а в-третьих, ничего тяжелого рядом не нашлось.

Три подружки плавно переключились на обсуждение косметики, в познаниях о которой Наташа не могла проявить эрудиции: пользовалась только тушью да блеском для губ. Но приходилось слушать и грустно вздыхать в такт диалогу, чтобы не выглядеть совсем нелюдимой.

Можно было сбежать к Диме, но тот вместе с остальными подтаскивал к будущему костру огромные бревна. Ему сейчас не до Наташи. Подружки взялись обсуждать нашумевший кинофильм и то, какой симпатичный в нем главный герой. Вообще-то актер был слишком ушастый и пучеглазый, но Наташа смолчала. Её же не спрашивали.

Вскоре вспотевшие мальчишки, поставив палатки и разведя костер, оповестили женскую половину о том, что жилище построено, а мужчины заслуживают обеда.

Готовку поручили Даше, Катя помогала ей чистить картошку, правда, делала это без особой охоты — в мусор летели либо целые картошины, либо шкурки сантиметровой ширины. Ирина ушла переодеваться из одного спортивного костюма в другой — кажется, это называлось 'переливать из пустого в порожнее', потому как костюмы отличались только расцветкой, — а Дима с Наташей привычным маршрутом направились с ведрами и котелком к ручью за водой.

Темнело. В лесу вечер чувствовался особенно: густая крона деревьев скрывала последние лучи солнца, и тени опускались на землю с шести часов. Причем делали это молниеносно: только что дорога различалась хорошо, но вот уже не увидеть ничего дальше вытянутой руки. Да и холоднее было, чем в деревне, и сырее.

Одинокая лягушка заквакала при приближении Наташи с Димой — то ли позвала кого-то, то ли поделилась присутствием чужаков со своими. Невдалеке отозвалась ее соратница, и первая со звучным чавканьем попрыгала к ней.

Наташа присела на корточки и, зачерпнув воды в ладони, щедро прыснула вначале себе на лицо, а после — в спину друга.

— Эй! — по-детски оскорбился Дима. — Так нечестно. Я ее жалею, ведра таскаю, а она?!

И он принялся молотить руками по воде, направляя ледяные брызги к Наташе. В итоге, вымокшие до нитки друзья, постукивая зубами от холода, побрели к полянке. За ними тянулась мокрая дорожка следов.

Все уже расселись у весело потрескивающего огня. За простеньким ужином ребята наконец-то разговорились.

— Плохо, что Натаха вчера не пришла, — посетовал Вано, поигрывая накаченными мышцами.

Он приезжал в Камелево на недельку-другую, потом, соскучившись 'по прогрессу' и тренажерному залу, уезжал обратно в город. Честно говоря, Вано был не меньшей зазнайкой, чем Ирина, но раздражал слабее. Может, из-за того, что не пытался лезть к Наташе с придирками.

Та поморщилась и повела плечами.

— Так вышло.

— Не оправдывайся, — подмигнул Дима. — Сегодня наверстаем упущенное.

И передал ей палку с копченой до черноты сосиской. Наташа начала есть, часто дуя на обжигающее мясо.

Окончательно стемнело, и подул холодный вечерний ветер. Вано взял в руки гитару и хрипловато запел. Забренчала веселая мелодия. Вначале медленно, гладко, но постепенно набирая скорость и пестря несложными переливами, она заставляла каждого притопывать да покачивать головами в такт.

Игорь и Семка — светловолосые близнецы, одноклассники Димы — старательно подпевали. Голосами их природа обделила, да и слова песни они перевирали, но никто не возмущался. Все ж свои, пускай орут на здоровье.

После перешли на страшилки. Выученные наизусть, они с каждым разом обрастали новыми ужасающими подробностями. Если вначале описывалась обыкновенная женщина, ставшая ведьмой, то на сотый раз она превращалась в костяную старуху, сгоревшую заживо на костре. Если первые три года рассказывали об одичавшем леснике, то на четвертый — об оборотне с кровавой пастью.

Дослушав очередную страшилку, Дима оживился.

— О, я ж не рассказывал про нашу с Наташей прогулку?

— Когда вы встретились с каким-то ненормальным? — с издевкой поинтересовался Семка. — Ты начал, но потом отвлекся.

Наташа скривилась. Никакой Кир не ненормальный!

— Ну, — согласился Дима, подкинув в костер тоненьких березовых веточек. — Наташка, расскажешь?

— Зачем? — буркнула она. — Сам рассказывай.

— От твоего лица интереснее, к тому же он тебе потом смотреть на кого-то предлагал, помнишь?

Еще как. Но об этом лучше не распространяться. Наташа нервно провела пальцем по запекшимся царапинам на внешней стороне ладони.

— Не особо.

— Как думаешь, обиделся, что слушательница на свидание не пришла, и лапшу на уши вешать стало некому? — загоготал Вано.

— Не знаю, — с нарочитой односложностью ответила Наташа.

— Он с таким жаром втирал нам о существовании духов. Бу-у-у. — завывал Дима. — Утопленников, говорит, видел, по больницам бродил в поисках привидений. Совсем парню заняться нечем, вот и мается ерундой.

— Зря вы его обвиняете, вдруг существуют... — попробовала сопротивляться Наташа. — Разве нет?

— Наталья, нам не тринадцать лет, — фыркнула Смелова. — Тебе самой, кстати, пора прекращать верить сказкам.

— Во-во, — поддакнул Вано, облизывая жирные пальцы. — А то каждого звука шугаешься. По ночам в кустики ходить не боишься?

Теперь смеялись все. Кроме Димы. Тот громко потребовал прекратить шуточки, и компания незамедлительно притихла. Не зря он был заводилой.

— Спасибо, — шепнула Диме на ухо Наташа.

— Одно дело — издеваться над чудаком, — объяснил тот. — Над тобой — не позволю.

Он прижал подругу к груди, и Наташа, убаюканная теплом, позабыла обо всем на свете.

По палаткам ребята разошлись поздней ночью. Потихоньку голоса затихли, фонарики потухли. В лесу поселилась сонная безмятежность.

Но Наташе не спалось. То не хватало любимой подушки, то — пухового одеяла; то было слишком жарко, то — невыносимо холодно. Поворочавшись в спальном мешке, она окончательно потеряла надежду на сон и осторожно выползла наружу.

Лес спал. Густой туман укутал его плотным одеялом. Ничто не нарушало покой; лишь со стороны палаток доносилось тихое похрапывание кого-то из парней.

Все потонуло во тьме, кроме ярких звезд, которые казались миллионами небесных светлячков, и огромной луны, похожей на самый большой в мире фонарь.

Никого. Только она. В окружении молчаливых деревьев.

В лицо подул ветром. Наташа поплотнее закуталась в куртку, да и уселась у остывших поленьев. В надежде на огонь она пошевелила угольки палочкой, но те давно погасли — не отыскалось ни одного рыжеватого отблеска среди черноты. Что ж, обойдется без костра. Руки замерзли, но не сильно.

Весело захрустели ветки — как в тот раз, с 'маньяком', выведшем Наташу из леса. Показалось, будто за спиной кто-то встал и начал неотрывно смотреть в затылок.

'Последние нервы испортила с этой вытьей', — ругала себя Наташа, водя по округе тусклым светом от фонарика.

Всего пару дней назад она бы позвала Диму, который непременно защитил бы от любой напасти, а теперь боялась будить друга не меньше чем злых духов.

Вдруг его симпатия к ней — не плод фантазии заботливых бабушки с дедушкой? И это уже не дружба, а начинающиеся отношения? В которых трусливая Наташа участвовать не хотела.

Ему надо, он пусть и встречается. Сам с собой.

Выложен ознакомительный кусочек текста.