У паровоза даже название, словно у корабля, вокруг звезды с чьим-то профилем в центре на лобовой части котла.
— А-Р-А-Д-А-Н, — задрав голову, Марина по буквам произносит надпись, — Кто это?
— Зам. министра МПС лет десять назад. Главный строитель и первый начальник Второй Трансконтинентальной дороги.
— Это он?— Марина показывает на портрет.
Сордар расхохотался.
Марина непонимающе смотрит на него.
— Ты что, не узнала, кто это?
— А что, должна была?
— У тебя что по истории?
— Разумеется, "отлично".
— Я бы, пожалуй, сократил, до "посредственно".
— За что?
Сордар заговорил жутко официальным тоном; так он, наверное, только на Совете обороны, разговаривает.
— На барельефе изображение Его Императорского Величества Яроорта II.
Хм, а Марина считала, что о правлении Яроорта II она знает если не всё, то очень многое. Оказывается, не знает она тоже немало.
— А-а, знаю, в учебниках его почему-то только в фас печатают. Да и на монетах тех времён Старый Замок изображен, а не профиль. При нем начата массовая постройка железных дорог, потому им паровозы и украшают.
— На Звезде ещё герб может быть. А выше — первые буквы серии локомотива и серийный номер. Если серия большая, как "Тяжеловоз" то пишут две буквы — "Тя" и номер, вон, глянь,— Сордар показывает на соседний путь, где во главе состава пыхтит "Тяжеловоз" с серийным номером 10 506,— а если серия маленькая, как "Арадан", то название пишут полностью, и тоже ставят номер.
— Точно, вон единица. Сколько таких локомотивов всего?
— Восемь.
— Откуда только ты это всё знаешь?
— Не будь я моряком, точно бы стал начальником железной дороги. Поезда — не корабли, водить их постоянно мне бы никто не дал, а должность начальника дороги к генеральской приравнена. Вполне достойное занятие...
— Ну да, я вспомнила, у тебя даже на корабле парочка маленьких паровозиков в каюте стоит. И один из них — как раз этот "Арадан"; я технику хорошо запоминаю! А второй — он же от детской железной дороги, у меня такой же есть!
— Вообще-то, модели паровозов — игрушки как раз для взрослых. — как показалось Марине, обиженно сказал Сордар.
— Да знаю я.
— Поездами и кораблями невозможно заниматься одновременно.
— Ты бы мог совместить. У флота же есть несколько бронепоездов по охране побережья. В систему обороны баз тоже бронепоезда включены, да и зенитные бронепоезда у флота имеются. Так что, в тебе пропал талант командира флотского бронепоезда.
— Тебя что, начальник флотского Генштаба консультирует?
— Нет, я просто очень умненькая девочка, — говорит Марина, придерживая, на всякий случай, берет.
Отделка вагонов немногим хуже, чем на Собственных Е.И. В. составах. Впрочем, удивляться нечему — люди иногда годами деньги копят, лишь бы на "Трансконтинентальном" через всю страну прокатиться. Шикарным свадебным подарком, достойным принца, считаются два билета на свадебное путешествие на "Трансконтинентальном". Уж мечтаний о поездке через континент Марина в школе наслушалась! Даже Эрида, явно с чужого голоса, сказала что-то такое. Впрочем, мечтания Эриды пресечь удалось быстро: "А ты когда-нибудь на литерном поезде своего отца ездила?"
"Нет".
"Ну и зря, он куда красивее и быстрее Трансконтинентального!" — насчёт красоты Марина вовсе не уверена — сама на поезде Херта никогда не ездила, а вот в скорости уверена вполне — состав строился на том же заводе, что и императорский.
Марина сидит, забравшись с ногами на диван.
— Так здорово не спать ночью! Знаешь, кажется, что сейчас мы словно на корабле.
— Ну, на лайнерах каюты, особенно первого класса, попросторнее пожалуй, будут... В несколько раз... Хотя да, в общем похоже.
— Сейчас в школе уже отбой, а я вот сижу...
Адмирал усмехается:
— Что-то мне не верится, что ты всегда соблюдаешь школьный распорядок.
— А что такого?
— Да ничего, собственно, сам в свое время частенько через заборы лазил.
— Ну, такого я не делала...
— Сразу подкоп рыла, или взрывчатку закладывала?
Марина многозначительно промолчала.
— Слышала, какое в мирренской полиции специального назначения хранилище для спецсредств?
— Полиция специальная, да и средства какие-то специальные. Обычные, видать, совсем не справляются. Не то, что у нас. Скучно даже.
— В чем именно?
— Ну. Ты фильмы про полицию видел? Не фильмы, а скукотень. Пальнут за всё время пару раз из списанных пистолетов. Не поймёшь, это про полицию фильм, или про кого. Полярники в фильмах про них и то больше стреляют.
— Значит, стрельба в фильмах по полицию главное?
— Ну конечно, хорошо, скоро военные нормальные фильмы, и со старой, но хоть ездящей техникой пойдут. Люблю, когда в фильме много оружия и военных машин.
Адмирал непонятно усмехнулся. Марине показалось, что с одобрением её слов. Что адмирал подумал, только он и знал, сестре он сказал:
— Тебе бы такой чемоданчик точно понравился. В нем разобранный пистолет-пулемёт...
Марина со знающим видом кивнула — мол, знаю, что за оружие, за маленькую-то меня не держи.
— Дисковый магазин на семьдесят патронов, три рожковых по тридцать, два гранатомета для пальбы слезоточивым газом и запас гранат к ним. Ещё две палки со слезоточивыми гранатами.
— Да уж, такой чемоданчик так просто не потаскаешь... Себе для пополнения коллекции? Тогда летом дашь мне посмотреть. Я уже парочку подобных штуковин видала.
— Интересно, где?
— Так в фильмах про, так сказать, оппонентов мирренской полиции, они разобранный ПП в скрипичных футлярах носили. Представляешь: целая банда — стрелковая рота, а ещё в костюмах красивых. Против таких и в самом деле могут пригодиться твои чемоданчики.
— Они не мои, а мирренские. И уровень преступности в столицах всегда выше, заказ для столичной полиции — где-то под десять тысяч стволов, ещё около двадцати пяти тысяч — для региональных полицейских. И думаю, это не первый, и точно не последний заказ.
— И они с такой преступностью могут вести такую войну, — со странной интонацией сказала девочка.
— Именно. С такой преступностью могут вести такую войну,— зачем-то Сордар повторил последнюю фразу сестры,— в этом мире все куда сложнее, чем кажется.
Времена бандитов в элегантных шляпах очень скоро кончатся. Смотри, ещё увидишь — бандиты эти ещё первыми патриотами станут. Ордена, кучу почетных званий и много чего ещё обретут.
— Но как же они тогда смогут вести такую войну?
— Тебя зовут умной. Вот и подумай!
— Вряд ли против самых главных будут применять ПП из этого чемоданчика. Я не только умная, я ещё очень сообразительная.
Марина откровенно напрашивается на похвалу.
Столь любимые всеми женщинами, включая старшую сестру этой умницы, намеки и полунамеки не для неё.
— Ну, если ты настолько сообразительна, назови главаря всех этих мальчиков в красивых костюмах, — увидев, что Марина задумалась, Сордар поспешно добавил, — подсказывать не буду, и не рассчитывай.
Марина задумалась, обхватив подбородок. "Жаль, живописца нет, да хоть сестрицы её, незаурядной. Такой образ для художника пропадает, хоть и говорим мы о патронах и политике. Такое лицо... Столетия спустя зрители бы думали, что её мысли о чём-то добром и вечном. А на деле вот так..."
— Придумала! Сам бы мог догадаться, когда я сказала, что вряд ли против него применят ПП из этого чемоданчик. Это,— она чуть понижает голос, — император Тим V главный у всех этих мальчиков в дорогих костюмах. Я угадала?
— Да. Только не у всех, а очень у многих. И они не грабят банки на улицах...
— Знаю, знаю, они руководят, нам на политэкономии рассказывали.
— Вам её уже преподают?
— Нет, но я записалась вместе со старшими классами!
— Не сомневаюсь! И кто ведёт... Хотя дай-ка я теперь в угадайку поиграю?
Марина милостиво кивает.
— Нилнел — Яовълу. Старый такой, чуть картавый лысоватый ученый.
— Да. Он ведёт только у лучших классов. Прочитал мой реферат, и взял в свой класс.
— Да уж, моя сестра будет учиться у человека, собиравшегося свергать нашего отца, и имевшего, пожалуй, больше всех шансов.
Рот Марины удивленно открывается.
— Но в учебниках, даже для университетов, ничего подобного нет, хотя кое-какие намеки в учебнике для пятого курса истфака...
— Как ты заметила, учебники пишут для детей. Но ты во многом почти взрослая... Не как твоя сестра... По-своему. Ты понимаешь многое из творящегося в мире...
Из молодых парламентариев он был пожалуй самым... Не побоюсь этого слова, опасным. Хорошо, он тогда ещё верил в парламентские методы борьбы... Отец сумел переманить его в школу из парламента невиданной зарплатой и императорским указом о невмешательстве в процесс преподавания. Обе стороны держат слово. Уйди он тогда в непарламентские методы... Навряд ли я тогда бы с тобой разговаривал...
— Настолько все тогда было серьёзно? — шепотом спросила девочка. Где-то вдали встал призрак чего-то громадного. Страшного. И неизбежного. Сордар говорил глухо:
— Я не знаю, смог бы приказать команде стрелять в митингующих. А сейчас... Все может повториться. С новыми людьми. Он тогда предупредил: "Дети, внуки — предел. Они увидят — когда рванет. Куда сильнее, чем я могу предвидеть в самых сильных кошмарах. Может, даже ваши дети увидят это, ибо взрыв НЕИЗБЕЖЕН, мы, сейчас я говорю именно так — "мы" — можем только отсрочить, но не предотвратить.
Я знаю — запомни, с этого момента наш отец говорил — я родился там, где не предотвратили. Я помню едва одетых женщин на льду. Их бьют. Я не понимаю, за что. Среди этих женщин — моя мать. Это мое первое детское воспоминание. Есть вещи, какие мы в силах отсрочить. Но не в силах предотвратить".
Марине стало страшно, как нигде и никогда не было. О слишком страшных вещах говорит Сордар. Таких страшных, каких ещё Марине видеть не приходилось.
Снова Сордар:
— Мне приходилось стоять и думать о трёх одинаково страшных вещах: стоять и думать хватит ли мне духа, чтобы выстрелить в себя, ибо две другие вещи пострашнее: отдать приказ стрелять в толпу — и попасть на штыки своих матросов, или не отдавать такого приказа — и быть разорванным толпой. Произошло четвертое — вышли указы, которые ты, наверное, уже проходила, но вот как они вышли... Газетчик спас меня, и ещё не знаю сколько офицеров в других местах. На точке невозврата вышел указ. На самой-самой. А сейчас мы стремительно катимся к новой. Не пришлось бы теперь уже тебе, Марина, вот так же стоять, и знать — всё, точка не возврата пройдена.
— Не придётся,— твёрдо сказала девочка, они уже давным -давно уже сидят рядом, Марина прижимается к брату , — я очень смелая!
— Может, и так, но со зверем под названием "толпа" тебе не совладать. Её можно усмирить штыками и пулемётами верных частей, загнав в кварталы рабочих окраин или обратно на поля. Но они рано или поздно вновь вырвутся оттуда. Их нужно и можно понять. Мы хорошо живём за их счёт. Тех, кто построил этот состав. Даже за счёт тех, кто строил "Владыку".
— Всегда думала, что это были инженеры.
— Про рабочих забыла? Над созданием "Владыки" так или иначе работали многие тысячи человек, и далеко не все из них живут так хорошо, как командир корабля. Или главный конструктор. А у клепальщиков... Не знаю, известно ли тебе, но они все практически глухие, а на создание "Владыки" пошло, не помню, сколько уже, миллионов заклепок. Не помню, какова дневная выработка одного рабочего...
— Зачем мне это зна-а-ать? — капризно протянула Марина с интонацией явно у сестренки заимствованной.
— Затем, — отрубил адмирал, — если ты реально в будущем хочешь править нашей страной, а не как Софи — быть главным украшением — то ты не должна, а обязана знать, сколько клепальщик зарабатывает в месяц, за сколько в месяц он снимает квартиру, сколько надо на еду и ещё сотни и тысячи других вещей.
— Сам-то помнишь, сколько этот клепальщик в месяц зарабатывает.
— Не помню, — ответил адмирал, и увидел до ушей ухмыляющуюся Марину.
Адмирал стушевался. Многие бы дорого дали, чтобы увидеть человека, способного медведя заломать, в таком состоянии. Но Сордар не зря самым грозным кораблём в мире командует. И в Оборонный совет вхож. Там-то хитрецы куда ловчее, и что главное, в сотни раз подлее безусловно талантливой, но в чем-то вполне обычной девочки.
— Не помню — не значит "не знаю". Когда корабль достраивали, я это и ещё многое другое, знал четко, да и сейчас, через пару минут вспомнил бы, а сиди тут вместо тебя этот самый клепальщик, я бы через пару минут назвал бы тебе название его любимой пивной.
— Ты это тоже помнишь?
— Нет, я это вычисляю. Клепальщики — специфический контингент населения. Живут всего в четырех городах, все заводы я знаю. А дальше уж дело техники. Вычислю даже и в какой пивной он солидную часть заработка оставляет. И в какую школу его дети ходят.
Марина усмехнулась.
— А если серьёзно, то у меня с рейда — в голове одно — поправки на главный дальномер, на башенные, да на зенитные. Да всё ошибки выдаю. А в нас — бомбу за бомбой, торпеду за торпедой... Это во сне... Хорошо, что сейчас вот так с тобой сидим. А то мне стали говорить — кричать ночью стал.
— Интересно, кто, — но Сордар её подколки не заметил.
— Особенно после того, как с истребителями дрались. Крупнокалиберная пуля человека рвёт в клочья. А большая часть зениток — открытые. Только легкий щиток. Человек — в клочья. Или наоборот — осколками — почти целые, но все мертвы. Осколок часто маленький такой. Даже куда попадёт — не всегда видно. А человека нет уже...
У нас в кормовой кран истребитель врезался. Цирк — не цирк — топливо смыли — и через два часа самолёта там не было.
— За борт выкинули?— предположила Марина?
Теперь уже Сордар расхохотался.
— Может, даже не за два — это когда я с кормового мостика глянул, там уже ничего не было. Мне, чуть позже, притащили главный, и самый ценный с точки зрения команды "сувенир" — эмблему авианосца с куртки лётчика, его шлем с очками, одно стекло треснуло, личные документы, эмблему училища и эмблему крыла на куске комбинезона. Боевых наград у него ещё не было. Личные документы я потом смотрел. Что бы наша пропаганда ни несла — не кончились ещё миррены. Этот пилот... Женился меньше десятидневья назад. Там на фото — подписи и дата. "На Вечную любовь". А вечность оказалась на одну или две ночи. Вот так. Фамилия невесты показалась знакомой — так и есть, род в довольно близким родстве с... с материнским. У их золотых мальчиков сейчас поветрие такое — идти в палубную авиацию. На истребители. Я не сразу понял, только потом сообразил, почему они столько крыльев в патрулирование услали. Хотя их истребитель двухсотпятидесятикилограмовую бомбу берёт спокойно, а на ближнее расстояние — и две. Потом сообразил: приди Победа — и все награды посыплются на непосредственно участвовавших в бою, а не на патрулировавших "в направлении". Командир соединения — не знатен. Он почти кругом в выигрыше: потопи он "Владыку" — все награды и титулы достанутся ему и пилотам торпедоносцев и бомбардировщиков — людям, в большинстве, незнатным. А так — молодые аристократы — вроде и участвовал в бою, а вроде и не при деле. Позор. Особенно, для тех, кто выгодно жениться собирался. Тут-то ценность их коллег с золотым знаком "за храбрость" на "Горном льве" резко возрастет. А красавчики все вроде как в деле были, но знаков не имеют. Да и отцы коситься будут. Тут и до вопросов "Почему цел?" недолго, особенно, если бомберам достанется на орехи.
