Поэтому положа руку на "сшитое дело", отмороженно-строго продолжаю:
— Но запомните, граждане расхитители чужой собственности: ваши данные у нас имеются и в случае рецидива этого гнусного поступка — получите наказание за оба, по совокупности...
Театральная пауза, за которую — мне б поаплодировал сам Певницкий Аристарх Христофорович, режиссёр Ульяновского "Театра рабочей молодёжи" (ТРАМа) и, затем:
— Пять лет заключения в Норильском домзаке, с отчуждением имущества в пользу государства!
Буквально в двух словах охарактеризовав в нелестных выражениях тамошний климат, спохватываюсь:
— И, ещё это...
Сперва ещё раз взглянув на троицу — уже оценивающим взглядом, заполняю и подсовываю бланк:
— Будьте так добры, заплатите по червонцу с рыла.
Это их потрясло больше моего — несколько излишне эмоционально окрашенного, рассказа — про замерзающую на лету струю сцак в Норильске.
Хором:
— ЗА ЧТО?!
Я, со всей присущей мне обходительностью и врождённым тактом, объясняю:
— За фотокарточки. Фотография, граждане расхитители — услуга в СССР платная. В случае отказа же — довозим вас в Нижней и сдаём в губернскую "ЧеКу"... Извиняюсь! В губернскую милицию для следствия.
Однако, как бы по оговорке произнесённая грозная аббревиатура "ЧК" — воздействие поимело.
Ишь, как "сдулись"!
— Нам с вами возиться некогда... Так, каков будет ваш ответ?
Ответ достаточно предсказуем: летом, для крестьянина — каждый час дорог и, неделя проведённая под следствием в стенах "казённого дома" — означает для них голодные зимние полгода на родной печи.
Переглядываются в полном ахуе, куксятся и, самый бородатый из них, слезливо мямлит:
— Мы бы рады, вашество... Да, таких денег при нас нет...
Вот, публика, а?!
Привыкли перед своими барами дурачками прикидываться, хитрозадое жлобьё. А те поди и, довольны были до усрачки...
Но я вам не барин!
Пожимаю плечами:
— Ну, да не беда! "Группа экспедиторов специального назначения, имени товарища Вагнера" — всегда готова пойти на встречу случайно оступившимся представителям трудового народа. Оставьте залог и ступайте себе с миром, граждане налётчики.
На одном из них, не считая убого тряпья — достаточно приличная толстовка, на другом — сравнительно новые сапоги. На третьем — "городской" пиджачишко и то и, другое, но в несколько — более убитом состоянии. Плюс головные уборы — которые тоже денег стоят.
Переглядываются нерешительно и, я как могу их подбадриваю:
— Да, да! Раздевайтесь до исподнего и проваливайте на хер! "Вшивники" свои же вместе с чоботами — сможете получить после уплаты, по предъявлению квитанции в Ульяновской "ШППРМКТВМ". Адрес, указан в талоне об залоге... Что стоим, думаем — як древнегреческие философы? Каждая лишняя минута — удлиняет ваш обратный путь до родных изб, диогены фуевы.
Наконец, осознав что с ними никто нянчится не будет, живенько скидывают одёжку, выпрыгивают из обувки — распространяя вонь давно не стираного нижнего белья и заношенных до твёрдого состояния портянок... Здесь, как раз следующая остановка — как по заказу поспела. Не решаются выйти из вагона, стоят все "в белом" — как перед расстрелом:
— Да, как же мы...
Со своими бойцами, гоню их взашей, брезгливо отворачивая нос от "амбре" немытых мужицких тел:
— Раньше надо было думать-печалиться, граждане! Как сюда воровать залезли, так же — отсюда вылезьте и добирайтесь до дома. Пшли вон!
Впрочем, вёрст тридцать отмахать пешком да налегке — вещь вполне посильная и даже привычная для хроноаборигенов, обладающих — невероятной по меркам 21 века, страусиной выносливостью.
* * *
Однако, то была лишь лёгкая разминка!
Впереди нас ждала охота на крупную дичь, подъезжая к столице губернии, ещё раз инструктирую своих спецназовцев:
— Бойцы! Не надо изображать из себя кремлёвских курсантов! На задании — никакой строгой выправки и дословного выполнения уставов. Поведение — в меру разпиз...дяйское, форма одежды — расхристанная, "аля батька Махно" и его сорок анархистов!
Показав на примере одного, какая именно должна быть "форма одежды":
— Вот, примерно так. Мы должны не распугивать преступность на транспорте — а уничтожить её! МЫ...
Все пятеро хором:
— ...ГРУППА "ВАГНЕР"!!!
На одной из товарных станций Нижнего Новгорода, после почти полудневной нудятины сдав под расписку охраняемый товар, мы три дня жили в гостинице дожидаясь попутного груза в Ульяновск, отдыхая и занимаясь "попутными" же делами. Бойцы навестили родственников — у кого они в городе были, я пообщался со своими ребятами.
Новостей выше крыши!
Андрей Александрович Жданов, бывший на момент нашего с ним общего знакомства — заведующим агитационно-пропагандистским отделом (АПО) Нижегородского Губкома РКП(б), с августа 1924 года — Первый (ответственный) секретарь губернского комитета ВКП(б).
Назревают важные кадровые подвижки и в комсомоле.
Буквально "на носу", 4-5 сентября, была внеочередная конференция губернской организации РКСМ, на которую должны прибыть 58 делегатов, представлявшие 25 уездных и волостных организаций 1298 членов РКСМ.
Ефим Анисимов, Кондрат Конофальский и Елизавета Молчанова — готовились взять власть над сердцами и умами молодых нижегородцев, в свои руки. Выслушав местный расклад, я дал несколько "вредных" советов из 21 века по дискредитации их политических соперников и распрощался.
Имея "крышу" в виде Андрея Жданова — мои ребятки и без меня справятся!
Наконец, следующий маршрут (три вагона в составе товарняка: один для Ульяновска, два — до Мурома, транзитом через него) был сформирован и, я подписал договор об его охране. Пока то, да сё — посещая пристанционные общепитовские и особенно — питейные заведения, мы распускали слухи об крупной партии мануфактуры, обувной кожи и прочих "ништяках" — находящихся в одном из его вагонов.
Решатся ли?
Кажется, (тьфу, тьфу, тьфу!) "клюнуло".
Три товарных вагона были под завязку загружены подотчётным нам хабаром, должны быть подцеплены к составу и тронуться в путь в шесть вечера...
Но уже начало темнеть, а они ни с места!
Наконец, пыхтя подошёл убитый военным коммунизмом манёвренный паровозик "Кукушка" и затолкал нас в тупик. В ответ на мой вопрос, чумазый до негроидного состояния "кукушонок" в его будке — смешивая матерные имена существительные с такими же глаголами и вполне приличными на слух междометиями, смог объяснить мне лишь, что его дело — "маленькое". Так ничего не поняв, пошёл искать того — у кого "дело большое". Начальник товарной станции, когда я его всё же поймал в собственном кабинете и вежливо "взял за Фаберже" — трясся как осиновый лист, но внятного ничего не сказал — неся всякую маловразумительную дичь.
Наконец, ставлю вопрос ребром:
— Когда отправишь, лыбень? Или тебя, как полено — в паровоз кинуть?
И наконец, получаю твёрдый ответ:
— Утром.
— А что, раньше нельзя было сказать?
— Так, раньше и надо было спрашивать! А вы — сразу оскорблять и требовать... "Почему?"... Да потому! Командиров развелось много — вот и потому!
— Поговори мне ещё, змей трёхмоторный! — сперва шугнув, смягчаю тон, — выделишь нам с бойцами комнату где заночевать? Или, к тебе в кабинет привести своих орлов — чтоб они насрали тебе в письменный стол?
С нескрываемой радостью в голосе, тот:
— Конечно, выделю!
"Выделенная" комната, оказалась на другой стороне станционного здания, откуда наш товарняк был так же плохо виден — как обратная сторона Луны, где когда-то в будущем высаживались американские оккупанты — если им на слово верить, конечно.
Задумываюсь...
Этот, по ходу, конечно при делах — но на вполне понятных, второстепенных ролях.
А кто тогда командует здесь "парадом"?
Изображая из себя "лоха конкретного", выхожу на перрон, ковыряюсь в носу и зорко оглядываюсь по сторонам при свете газовых фонарей... Почти уже стемнело и народу на территории товарной станции — стало на порядок меньше.
Ага!
Кажись вот этот гражданин в "кепке" мне уже сегодня изрядно примелькался. Показательное равнодушие к происходящему вокруг и, в то же время — бегающие глаза и какие-то излишне суетливые движения. Если, он и не из "стратегов" — то из "полевых командиров", это точно.
Не торопясь, вразвалочку — изображая из себя заработавшегося до потери временной ориентации пролетария, останавливается неподалёку и бросив быстрый взгляд в сторону товарняка, закуривает.
Похожу к своим спецназовцам, уже ропща кучкующимся возле вагонов с подотчётным грузом и громко командую:
— До утра остаёмся здесь. Варфаламеев! Распредели бойцов по одному караулить вагоны всю ночь, а остальным идти спать...
Шёпотом:
— Что молчите, как язык проглотили? А ну-ка, изобразили бурную радость!
— УРА!!!
Выставив караульного возле вагонов, удаляемся на ночлег в предоставленные нам любезно апартаменты — оказавшимся обыкновенным гадючником без всяких удобств, где видимо в холодное время года располагались грузчики. Стол — со следами тараканов на нём, пара лавок — обтруханных неизвестно чьими выделениями, да двухъярусные нары вдоль одной из стен — над которыми уже нависли клопы, приготовившиеся к ночному пиршеству...
Ну, нам не жить здесь.
Быстренько начеркав план, изображаю стратегию:
— Такие дела, в большинстве своём обделываются в полночь. Поэтому, первому часовому — бдеть, а последующим — гаситься.
Следующий караульный — самый мелкий из пятерых, слегка "не догоняет":
— Как "гаситься"?
— Обыкновенно, Малыш: с полчаса походив — заходишь в тень, ныряешь под вагон и прикидываешься шпалой... Как понял?
— Есть прикинуться шпалой!
— Как только начнётся, так же — из-под вагона, куячишь из лупары в "белый свет" и орёшь что-нибудь "по матушке". Потом перезаряжаешься и действуешь по обстановке. Понятно?
— Так точно!
Внимательно посмотрев в глаза каждому:
— При виде направленного оружия — огнестрельного, холодного... Похер! Стрелять на поражение. Из тюрьмы я вас вытащу, из могилы — НЕТ!!!
Перекусив, чем Маркс послал, помелькав в окне своим нижним бельём, гасим свет и, вновь одевшись — но оставшись босыми в одних носках, имитируем дружный храп.
* * *
На себя беру самое трудное: нейтрализовать тех — кто должен будет нейтрализовать нас в случае непредвиденного шухера. Поэтому ровно в полночь, выходим менять часового вдвоём — сменщик на своих двоих, а я — "на четырёх".
Он, выйдя и пойдя направо шагов шесть, запнулся и трёхэтажно матюкнувшись в адрес матушки лорда Керзона — присел завязывать якобы развязавшийся шнурок. Я в это время, выползя с чёрного хода на четвереньках влево — заполз в воняющие кошачьей мочой редкие кусты на заднем дворе и притаился — выжидая, когда глаза привыкнут к темноте. Однако, этого не потребовалось: невдалеке вспыхнул огонёк, на мгновение осветив небритой свежести — явно криминальное лицо и следом засветился "маячок" папироски.
Опасался самого наихудшего, но повезло — "на атасе" оказался всего один злоумышленник.
Осторожно кидаю в окошко мелкий камешек (блин, слишком громко зазвенело стекло!) и, минут через десять — сонно покачиваясь выходит один из наших бойцов. Зевая, он "лунной походкой" доходит до ближайшего угла, неправдоподобно громко "пущает ветра" и достав "шлангу" — начинает журча "метить" территорию.
Естественно, стоящего "на стрёме" — этот "процесс" не мог не заинтересовать!
Воспользовавшись этим, (в одних носках, напоминаю) бесшумно подкрадываюсь сзади и оглоушиваю ударом мешочка песка по голове.
Кажется, от волнения получилось излишне сильно...
"Жив, нет?".
С перепуга сам еле дыша, с замиранием сердца проверив — жив ли ещё и, успокоившись — дыхание и пульс в наличии, негромко свистнул и прибежавший от помеченного угла "сцыкун" — помогает мне грамотно "упаковать" обмякшее тело. Кляп в рот, большие пальцы рук — связаны шпагатом за спиной, вынут ремень из штанов и расстёгнуты пуговицы.
Как учили!
Слышу — где-то неподалёку грохоухают об булыжную мостовую тележные колёса...
Надо поторапливаться!
Боец, остался изображать бандита — караулящего наш крепкий сон, на халяву куря одну за другой его папироски, а я пошёл поднимать остальных и разводить их по местам.
* * *
На перроне, достаточно хорошо освещённом газовыми фонарями, нашего часового перед составом не оказалось — зато вижу беспокойно мечущегося вдоль него знакомого хмыря в кепке. Видать, он должен был того снять, но не застав на своём посту — теперь в глухой непонятке, что делать: то ли это засада и надо срочно линять — то ли часовой "положил" на службу и, сейчас где-нибудь спит... Тогда можно начинать грабить.
Долго, ему размышлять не дали: на перрон въехали три ломовые телеги и следом — пролётка с сидящем на месте пассажира хорошо одетым гражданином довольно "креативного" вида, со "шпалером" в руке. Выскочив, он об чём-то вполголоса поговорил с подбежавшим на цырлах "хмырём"...
Затем приехавший, засунув оружие за пазуху, раздражённо махнул рукой:
— Фуйню какую-то барагозишь, Фагот. Начинайте, не стойте телеграфными столбами!
На каждой из трёх ломовых телег, кроме биндюжника сидело ещё по одному бугаю — всего шестеро. После команды "Креатива" они спешились, споро подбежали к вагонам с хабаром и, фомками сбив замки и сорвав пломбы — стали сдвигать тяжёлые двери... Я тотчас отвернулся и крепко зажмурил веки...
— БА-БАХХХ!!!
Вспышка, больно ударившая даже через веки, двойной выстрел нашего Малыша из-под вагона, маты-перематы, истеричный конский ржачь и рёв Спецназа со всех сторон:
— ВСЕМ СТОЯТЬ, НАХ — РАБОТАЕТ "ВАГНЕР"!!!
Выскакиваю из-за укрытия и, вместе со всеми изо всех сил несусь вперёд — пока находящиеся перед вагонами, ослеплены вспышками фотографического магния. Простейшее, даже примитивнейшее устройство — сработавшее при открытии двери товарных вагонов.
"Позже, надо будет специальные свето-шоковые гранаты замутить".
Подбежав как на крыльях, тем же мешочком вырубаю Фагота-Хмыря — оказавшегося ближе всех. Но "Креатив", вдруг неожиданно оказался излишне прытким — хотя и с перепуга, забывшем об своём стволе за пазухой. Он, ловко увернулся от удара и перепрыгнув через телегу — лосиной иноходью ломанулся вдоль железнодорожных путей куда-то в неведомую вдаль. Должно быть в момент срабатывая зарядов фотовспышек — он случайно отвернулся и не был ослеплён.
Метаю вдогонку моё нехитрое "травматическое" оружие — но промахиваюсь и, с досады упомянув его — ни в чём не повинную матушку, бросаюсь вдогонку. Покидая место происшествия — на мгновение повернув голову, замечаю: операция успешно завершается — вагнеровцы споро упаковывают остальных "остекленевших" налётчиков.
* * *
Неполная Луна подсвечивала на почти безоблачном небе — но лишь чуть-чуть и слегка, как фонарик на газовой китайской зажигалке. Бежать в одних носках на босу ногу было тяжело — то и дело под ноги попадались-подворачивались камешки щебня, палки-ветки и, прочее им подобное... Только и оставалось — морщиться от боли в пятках и молиться всем богам и чертям с ними вкупе, чтоб не напороться на скользкую кучу свежего коровьего дерьма, доску с торчащим ржавым гвоздём или "розочку" из битой стеклянной бутылки.
