Но умолк, вновь не желая договаривать очевидное.
...спустя битых три часа, сходя на воздушный причал с борта "Синей Чайки", Мийол имел вид замотавшийся, но довольный. А вот сойдя — помрачнел, причём усталость словно сгустилась вдвое против прежнего.
"Васька! Эонари! Ах ты ж... снова языком молоть..."
И — "предчувствия его не обманули". Непривычно серьёзная (и непритворно виноватая) сестрица в обществе курасы действительно ждала его всё в той же мелкой спальне. Заранее их отыскав Атрибутом, он даже хотел переночевать где-нибудь ещё. Но решил, что малодушие такое недостойно и не подобающе для лидера, после чего решительно отправился на штурм собственной территории, захваченной проблемными уже-не-девицами.
Разборки вышли, с одной стороны, не такими страшными, как Мийол боялся, а с другой — куда более смущающими, чем ожидал. Некоторые моменты, касающиеся женской физиологии и культурных особенностей курасов, он раньше не знал... и не сказать, чтобы стремился узнать. Но ему не составило труда убедить Эонари, что она очень даже привлекательна, а не понравилось ему в минувшей ночи то, что он, пусть и по неловкости, сделал ей больно. И ещё не понравились от слова совсем попытки Васьки испортить отношения.
"Нет, сестра, я тебя по-прежнему люблю; ты сделала то, что сделала, исходя из понятных и потому простительных побуждений, но это не значит, что впредь я стану закрывать глаза на такие фокусы... И нечего выкручиваться! Да я в жизни не поверю, будто ты не смогла бы при должном желании и старании убедить её хотя бы обезболивающее принять перед дефлорацией, а не после! Равно как не поверю, что ты последствия не просчитала под Ускорением Магических Действий. Не всерьёз же ты рассчитывала, что мне понравится причинять боль?.. ну хватит, не реви... давай уже, прекращай... сказал, что люблю — значит, люблю. Нет, доказывать действием не буду... сама подумай, как на это посмотрит Эонари? Вот именно. Ничего, подождёшь... она подождёт и ты тоже... ну так подумайте, как ей вылечиться побыстрее: или у тебя Атрибут свойства поменял? Или у нас лечебная алхимия иссякла?"
И так далее, и тому подобное. В итоге Мийол окончательно заболтался, умотался, с самым решительным видом сграбастал обеих дам и повелел всем спать. Что они, также заболтавшиеся-умотавшиеся, с облегчением и выполнили.
Если снова чуть забежать вперёд: отношения их впоследствии всё же наладились. Притом образовался равносторонний треугольник, регулировала соотношения сторон в котором больше всё-таки Васька, как — внезапно — наиболее раскрепощённая и не испытывающая, спасибо весьма либеральному воспитанию Ригара, особых проблем с фантазией. Принцип "что приятно, то всем хорошо" в действии. Дорвалась до сладкого, м-да. А Мийол... ну, против установленного сестрой расписания ночей он ничего не имел, против отдыха втроём — тем более. Категорически отринул он только предложение засунуть ему в задний проход одну из васькиных интимных игрушек и позже, даже ещё категоричнее — предложение попробовать алхимические стимуляторы для более острых ощущений. "Кроме простой смазки — ничего, ибо иначе легко до наркотиков доиграться".
А повторно сестрица подобного не предлагала. Удовольствие удовольствием, но скатиться в чистый гедонизм или, тьфу-тьфу, нимфоманию она не стремилась. И, кстати, не хуже брата умела регулировать физиологию в том самом смысле через управление чресельным узлом.
...в свой черёд появились в Рифовых Гнёздах и ожидаемые гости из Томберза. Притом, что также ожидалось, "в силах тяжких". Магрини инь-Хотайид и Адсулм ян-Хотайид — вторая и шестой старейшины, оба в ранге Мастеров Начал, вместе с равным им по рангу, но не положению боевиком в возрасте около сорока пяти лет; добрая дюжина близящихся, то бишь Воинов седьмого и шестого рангов; столько же рыбёшки помельче, включая уже знакомых Мийолу Гарнатта и Варрихена. Ну и плюс пяток свободных магов на длительном клановом контракте: от ещё одного знакомца, Леймара Остронюха, и мутноватой специалистки неизвестно в чём, выделяемой из толпы разве что чёрной повязкой на левом глазу, вплоть до эксперта артефакторики Миркальха Трёхрукого с парой разновозрастных учеников.
К счастью, на момент появления всей этой оравы Мийол успел сделать ещё один рейс до Даштроха и назад, доставив ещё одно пополнение и немного кланового молодняка, так что Хотайид (без особого сопротивления, впрочем) отжали лишь жилище, башню и мастерскую Флинка, которые формально без того числились за ними. А вот на предмет участия в добыче наиболее опасных морских ресурсов им пришлось договариваться отдельно. Как и по поводу вхождения в долю от строительства "Большого экрана".
Конечно, попытки заключения сепаратных договоров томберзцы предпринимали. Леймар, например, пытался соблазнить некими неопределёнными благами Мийола, а Трёхрукий водил хороводы вокруг Васаре и Ригара, обещая не просто обмен секретами, но и какие-то нереальные по масштабу горы клатов сверх того. Наверняка соответствующие предложения делались и в адрес Зарга, и в адрес Стаглорен. Но для "соблазнить" Хотайид и их посланцам недоставало хитрости, для "перекупить" — средств; и вообще заранее согласованные позиции кланово-семейного союза держались крепко, так что пришлось новой фракции, при всей её силе, договариваться честно.
И договорились.
Ну в конце-то концов, что плохого во взаимной выгоде? Ничего! Томберзцы не хуже всех остальных помнили пословицу "передавишь — поломаешь". Менять практически гарантию успеха на мираж может быть большего успеха, но, может, и полного провала?
Не настолько их старейшин точила жадность, право слово.
Так что Хотайид, как уже сказано, достаточно быстро договорились сосуществовать мирно и вместе дружить "против Кордрен и иных потенциальных угроз статусу Рифовых Гнёзд".
...после перезаключения договора с их участием минуло ещё полгода, вместивших немало важных событий. Как знаковых для всего поселения, вроде достройки того самого "Большого экрана" с его внутренним обустройством и заселением, так и частных, существенных лишь для Мийола — вроде собственного дня рождения, четырнадцатилетия Шак, подтверждения Риксом пятого ранга, а Эонари первого.
И, конечно же, подводящего итоги семейного празднования Рубежа Года — уже три тысячи двести восемнадцатого по имперскому календарю.
...а потом относительное спокойствие вдребезги разбила новость:
— Вы уже слышали? Нет?! Через месяц начинается Великая Морская Охота!!!
Глубина 1: о случайных знакомствах
Будучи в мало-мальски лирическом настроении, от панорамы и отдельных видов ахаешь просто без продыху.
Ах! Тармонианов акведук! Построен за полтора века до Кадарского завоевания, но до сих пор крепок (ибо неустанно ремонтируется, если даже где что зашатается) — и всё так же исправно поставляет воду с зелёных Немийских холмов в знаменитые Эвторские Купальни.
Ах! Лугаллов дворец, известный более как резиденция наместников, приезжавших — то есть присылавшихся — сюда из Лаонгатта! Сколько разных историй, романтичных и кровавых (и кроваво-романтичных, конечно) связано с ним и с примыкающим к нему Овальным парком! Их воспевали десятки поколений поэтов (непременное уточнение со стороны сопровождающего: "великих поэтов"). Даже полный неуч слышал как минимум про драму Ригео и Джинетти — их краткая, но безумно яркая судьба промелькнула, подобно вспышке во мраке, именно здесь.
Ах! Мост Восьми Черепов!
Ах! Аллея Крестоцветов!
Ах! Фонтаны площади Маркотоса!
Ах! Триумфальная арка Бастонди и Сосновый проспект!
Ах! Ах! Ах!
— Разве она не блистательна? Разве не лепа? Как вы находите нашу прекрасную Стедду?
Примерно так же, как Хорридон, промолчал Мийол. Просто всё надо либо умножать, либо делить на три. История? Втрое длиннее. Население — втрое больше. Как и занимаемая площадь. Потоки товаров и путешествующих, концентрация богатства, число всяких красивых и памятных мест — это уже не втрое, а как бы не в трижды три раза плотней...
Центр этого города-порта относится к трущобам не как один к трём, а как один к девяти. Такое не скроешь от взгляда сверху, с палубы "Хитолору". Но при этом даже местные котроне — вернее, как их тут называют, гуайды — изъясняются заученными белыми стихами.
И смотрят на приезжих, словно те ниже них на три головы.
"Страшно подумать, насколько высоко задирают носы лаонгатцы... хорошо, что в бывшей столице Империи нам делать нечего!
Великая Морская Охота, ну да.
Вот как бы ещё нам не пожалеть о том, что сгоряча согласились принять участие, пусть и на третьих ролях..."
— Ты всерьёз ждёшь ответа, мэтр? — спросил Мийол, обнаружив, что гуайд прекратил свою ритмизованную трескотню и смотрит ожидающе.
— Да. Интересно, что скажет могучий эксперт, — поклонился довольно небрежно тот.
— Что ж... напоминает мне твой город известные строки:
Прибыл я в Стедду богатым, уехал — в дырявых портках.
Но раздевают красиво и носят везде на руках...
Вопреки ожиданиям, строки Эзга Ядоустого ничуть не смутили собеседника. Напротив, он с улыбкой подхватил и закончил цитату декламацией в тон:
— Клаты я вновь накоплю и вернусь в белостенную Стедду:
Гость в ней любой — словно бог, а не тающий прах!
"Непрошибаем", — констатировал Мийол.
Понемногу он начал завидовать своей пополнившейся команде, что в едином порыве (за одним исключением) осталась на яхте заниматься своими делами.
Да. Насчёт пополнений.
Во-первых, в привычное трио из призывателя, алурины и Рикса примерно сезон тому назад добавился ещё один сын Иривоя Акулы: Севелад. Воин-растущий, добившийся третьего ранга. На вид — чуть уменьшенная, но более серьёзная версия Ланната Раковины, семнадцати лет от роду. Со всех сторон выгодная сделка: торговец расширяет-укрепляет влияние и пристраивает к делу своего младшего сына, притом в достаточно безопасное место; Мийол получает ещё одну пару надёжных, сильных рук и лояльного члена команды, вдобавок знакомого со спецификой морской Охоты; сам Севелад получает неплохие перспективы по части спаррингов с Риксом и снабжения артефактами-алхимией, да и просто выходит из тени старшего брата. Потому как, в отличие от последнего, не очень заинтересован в торговле, зато в меру авантюрен и стремится к личной силе.
Сплошные плюсы, никто не обижен.
Во-вторых... с этим сложнее. И без краткой предыстории не очень понятно, что-как.
Ясно, что тратить своё время на челночные рейсы от Рифовых Гнёзд до Даштроха и назад Мийолу наскучило быстро. Одно дело, когда просто нет другого выбора: или вози товары на яхте самолично — или никакой торговли. Совсем другое, когда сестра с отцом (и при активном участии людей Иривоя) собирают за каких-то две недели малый эй-шлюп, который и ставят на маршрут вместо "Хитолору". Сразу появляется свобода действий.
Без промедления потраченная на новое дело.
До того, как войти в команду Мийола, Севелад тоже не одиночкой по Баалирским рифам шастал. Он входил в артель Тфича Жжёного: сурового, целиком седого, краснорожего, кряжистого и морщинистого типа, что при четвёртом воинском ранге выглядел на все свои сорок четыре, если не старше. Прозвище своё бригадир заработал лет десять как, попав под удар Ужасного Ската. Причём не по своей вине: он пытался вытащить своего старшего сына, полезшего куда нельзя.
Увы, не вытащил; вернее, вытащил только тело, да ещё сам пострадал. С того случая его правая рука за сезон истончилась почти вдвое; и хотя позднее она выправилась, но прежней силы и точности лишилась безвозвратно, а пальцы на ней при нагрузках выше пороговых начинали неуправляемо дрожать. Потому гарпунёром Тфич более работать не мог — левой он бросал средне, даже хуже среднего — но как бригадир стал только строже и осторожнее. Великих доходов при нём артельщики не получали, зато работали без зряшного риска, калечились редко (притом в основном поддавшись азарту и не слушаясь команд), а гибли и вовсе в случаях исключительных.
Костяк его артели составляли примерно такие же, как он сам, битые и аккуратные Охотники средних лет, с небольшим числом ветеранов, которым ещё рановато уходить на покой. Последние брали шефство над молодняком, охотно вступавшим в артель, как в своего рода школу — и позже покидавшим её для более рискованных и доходных промыслов. Ничего удивительного, что Иривой пристроил Севелада именно к Жжёному: не он первый, не он последний.
Так вот: сын Акулы от Тфича вроде как ушёл, но связей не утратил — что и повлекло за собой целый ряд...
— Смотри, куда прёшь!
— Просим прощения, — начал было сопровождающий, — достопочт... угх!
"Как-то не вовремя я задумался", — решил Мийол.
Диспозиция изменилась очень резко и неприятно. Вот они с гуайдом, первый чуть впереди, в третий раз сворачивают с Соснового проспекта — аккурат на Барабанную аллею, начало которой отмечено основательной и грубой шестиугольной башней с набатным барабаном под коническим навесом на самом её верху: приметное строение со своей историей, которую призыватель, правда, наполовину прослушал...
А вот уже с ними сталкивается вмиг расшумевшаяся компания молодых и не очень людей. Сталкивается буквально: гуайд аж отшатнулся, богато задрапированный в многослойное хальяо юноша тоже изрядно покачнулся — и тут же, не слушая объяснений, врезал гуайду под дых. Хотя работал он левой, поскольку в правой сжимал горлышко тёмно-синей бутыли, удар вышел достаточно чёткий. Даже, может, слишком чёткий. Отработанный.
Тут-то и подымается шум. Мийол быстро отступает в единственном направлении, что ему оставили: к стене набатной башни; вжимается спиной в холодные, сглаженные камни, нащупывая на правом бедре рукоять струйника и готовясь пустить его в ход. А в лицо с трёх сторон летит:
— Поналетели в нашу... ик!.. прекрасную Стедду!
— Совершенно никакого уважения к хозяевам! Совершенно никакого!
— На улицах прямо прохода не дают!
"Сказал бы я, кто тут кому не даёт прохода..."
— Поналетели! Ур-р-роды и дикар-р-ри!
— Богатенький Пинолло, а манеры подзаборника. Они-то натуру и выдают, да, братцы...
— Слышь, ты, гостюшко залётный... ик! А вот ответь мне на один вопрос...
— Наглость просто подоблачная! Эй! Я с тобой разговариваю!!!
— А ещё хлебы наши едят, эти, ну которые. Непростительно!
— Смотрите, братцы, ему ж не стыдно ни капелюшечки!
— Ты можешь проявить уважение, а, гос-тюш-ко? Вот, например, ко мне?
— Поналетели... ух, поналетели! Ик! Чёрные что глухая ночь!
— И совести ни на четвертушку!
Выстроились перед ним полукольцом, размахивая руками и бутылками с чем-то градусным и, по запаху судя, сладковатым, всего пятеро, а выкрикивали невнятицу и вовсе трое — но создать впечатление недовольной толпы им удалось. Мийол быстро перестал обращать внимание на издаваемые ими звуки, спасибо Ускорению Магических Действий — но привычно, как в диколесье, охватил сферой внимания всех и вся. И, конечно, подмечая нюансы.
