Вайми мотнул головой и опустил ресницы, всматриваясь в плывущие по поверхности его сознания смыслы. Непонятно, как, но Элион уловил его обиду на Наммилайну, на то, что она всегда считала, что знает, что для него лучше, на то, что она часто пропускает мимо ушей его мнение, даже на её всезнайство — и, да, он разделял с ним эту обиду!
Вайми удивленно распахнул глаза и вздрогнул, как разбуженный — впервые кто-то смог понять его чувства так точно! А вот как раз понимания ему порой очень не хватало — нет, симайа видели все его мотивы и желания, но вот разделять их — это нечто иное. Он обдалал развитой интуицией и постоянно работающим воображением — и буквально трепетал от желания поделиться со всеми богатствами своего внутреннего мира, просто потому, что не мог жить в нем один. Но вот удавалось ему это редко. К непониманию он уже привык, хотя и злился на него. В конце концов, тут он был виноват сам — в своем неумении передать богатство своих мыслей. Но вот невнимание было делом новым. На Тайат юноша обнаружил, что его иногда даже и не слушают — обижаются и даже зляться на его попытки раскрыть им себя. Вайми не понимал, чем заслужил такое отношение. То, что он старался передать, было захватывающе интересно, он знал это — но большинству обитателей Тайат сокровища его души были просто... не нужны, и после первого же знакомства они начинали избегать его. Вайми совершенно не понимал их — просто не мог представить, что они хотят. Иногда ему казалось, что ничего.
А потом Элион показал ему, как он выглядит со стороны — и Вайми ощутил, как у него вспыхнули уши. Нет, он уже привык к тому, что в племени его считали парнем не от мира сего. Но вот того, что он говорит часто словно сам с собой, слушает невнимательно и прыгает с темы на тему, как блоха, он не мог даже представить. Неудивительно, что людей это путало и раздражало! Часто увлеченный своими мыслями Вайми вообще смотрел сквозь собеседника, как сквозь пустое место — и неудивительно, что на это обижались. Нет, к непониманию это отношения не имело — но Вайми поймал себя на том, что говоря с кем-то, он строит в голове воображаемый образ этого человека — чего он хочет, о чем думает — и обращается к этому образу, а не к реальному собеседнику. Свет, неудивительно, что, судя по людям исключительно по своим о них представлениям он постоянно ошибался и не понимал их — и возвращался назад, в свой внутренний мир, с постоянно растущей обидой на мир внешний...
При этой мысли Вайми гневно вскинулся — он и представить не мог, что подвластен мелочной обидчивости, да ещё и загнавшей его в классический порочный круг — но сама эта мысль была рождена обидой, и отрицать это Вайми уже не мог. Он был очень умен — он на самом деле знал это — но вот других людей он знал не лучше, чем маленький ребенок.
Юноша со стыдом вспомнил, как легко он сам обманул себя своей погоней за знаниями, смело отправившись к найрам. А ведь все остальные его соплеменники знали, что доверять найрам нельзя ни в чем! Вайми же очень удивился, когда они подвергли его пыткам. И как же он ответил на это? Решил, что его настиг удар злой судьбы, что сам он ни в чем не виноват — и обиделся на весь мир.
Вайми вздохнул и провел ладонями по лицу, успокаиваясь. Он знал, что не умеет управлять эмоциями — но слабо сознавал, что для других людей они лишь признак слабости, утомительный и раздражающий, а то, что он принимал за гнев, другие считали просто истеричностью. Нет, вообще-то он понимал, что не стоит лезть со своими идеями к людям, которые вряд ли оценят его творчество — но эмоции исподволь разрушали его внутренний мир, которым он так гордился. Они мешали ему нормально общаться — а нехватка общения вела как раз к тому, что его внутренний мир рос в весьма странном направлении...
Юноша вновь вскинулся — и тут же обреченно обмяк, поняв, что вспыхнувшие в нем фантазии — не самого, надо сказать, приличного содержания — видны и Элиону. Нет, на самом деле он, конечно, не хотел наяву делать ЭТО, — просто маленькая, почти бессознательная месть тем, кто не хотел в упор видеть его, занятый своими насущными делами...
Вайми глубоко вздохнул и всё же спрятал лицо в ладонях. Он невероятно устал от собственной уникальности — от совершенного несоответствия его внутреннего мира окружающему — и понимал, что не должен вести себя как вечно обиженный на всех неудачник, потому что от таких вот обиженных все бегут, как от чумы.
Что же ему делать? Перестать быть уникальным он не мог — человек не в силах изменить свою суть. Но он может перестать бороться с собой, со своими фантазиями, уступить им, отдаться...
Отдаться?..
Вайми словно ткнули раскаленной иглой — эта мысль, совершенно точно, не была ЕГО СОБСТВЕННОЙ. Он попытался встать — и вздрогнул, осознав, что почти не может себя контролировать. Внутри разливалось странное тепло, что-то такое, что заставляло взгляд становиться туманным. Слабость, неосознанно-томные движения...
Он с трудом заставил себя опомниться, встряхнул волосами, всё же поднялся, рассмеялся... С ним сейчас творилось что-то странное. Его охватил озноб, мышцы на ногах свело судорогой, острые иголки пробежались по телу.
Вайми невольно мотнул головой, разгоняя туман. Рассуждать сейчас было почти больно и юноша заставил себя думать. Подростком он весьма часто страдал от недостатка уверенности в себе, что принимало порой самые странные формы. Он мог удивленно спрашивать себя: "Почему именно я? Почему именно сейчас?". Его могли одолеть сомнения насчет реальности всего, что происходит вокруг. Иногда он начинал сомневаться даже в своей собственной реальности, а его природное чувство независимости незаметно переходило в отстраненность от всего. При всем этом он страдал от глубокого одиночества — он думал, что не похож ни на кого, что никто не чувствует так, как чувствует он. Его мысли могли вдруг ускориться или замедлиться, стать беспорядочными, странными или иррациональными. Проще говоря, Вайми чувствовал себя в двух шагах от сумасшествия, и, пожалуй, единственное, что спасало его — близкие встречи с подругой, когда думать толком он просто не мог. Но тогда он научился наблюдать за происходящим — в том числе, за своими мыслями, идеями и чувствами — со стороны, и это ощущение отстраненности уже не было похоже на равнодушную отчужденность или напряженное отдаление. В нем произошло разделение осознающего "я" и ума, за которым это "я" наблюдало. Впрочем, это состояние никак не мешало Вайми жить — а вот помогало порой очень сильно. Сейчас — особенно.
— Кому отдаться? Что ты делаешь со мной? — сказать четко получилось не сразу. Удивление, страх, желание, странная пустота до боли внутри...
Не понимая, почему он не сделал это раньше, Вайми потянулся к "Йолле" — он перестал носить её, потому что постоянное вслушивание в шум чужих мыслей утомляло и отвлекало его — и зря, как оказалось.
Достав из поля массивные кольца индукторов, он прицепил их к ушам, тронул выключатель — и вздрогнул, словно проснувшись. Тело по-прежнему подчинялось плохо — теперь Вайми понимал, что в вине была какая-то гадость, не ядовитая, конечно, но одурманивающая — но вот сознание стало вполне ясным. Он ощущал, как от Элиона тянутся мысли-щупальца, тщетно скользя по защите.
Теперь всё стало ясно — и внезапный приступ меланхолии, и не свойственная ему покорность... Элион отчаянно усилил напор — его способности были поразительны, но всё же, гораздо слабее "Йоллы". Когда Элион осознал его, на его лице вспыхнул страх — но вот поделать он ничего уже не мог. Теперь Вайми видел его чувства — вожделение, направленное... к нему?
Ошалевший Вайми вскочил, невольно глядя на себя через плечо. Он не был даже возмущен — просто удивлен и растерян. Он был не слишком-то похож на девушку — и просто не понимал, почему...
Он потянулся к сознанию Элиона — просто из любопытства, из желания разобраться... Он не мог добраться до его памяти — "Йолла" вообще не была предназначена для этого, она представляла собой лишь жалкое подобие полноценного Дара Сути, каким обладали симайа — но вот те образы, что роились в голове Элиона помимо его воли, он видел теперь вполне отчетливо...
...обнаженный парень дико вопит и корчится в жутких судорогах, все его великолепные мышцы извиваются, как змеи, играя под гладкой кожей... пот ручьями течет по его телу, сверкая в ярком свете ламп... несмотря на привязь, оно выгибается дугой, подобно натянутому луку, пока с ним происходит нечто, противное самому человеческому естеству...
Вайми вздрогнул, узнав в этом парне — себя. Он просто не мог понять, как ТАКОЕ может доставлять удовольствие, как о ТАКОМ можно мечтать... но это — ещё не всё.
...шипящее газовое пламя упруго бьет в раскаленный докрасна стальной лист, на котором распят обнаженный мальчишка-подросток, удивительно похожий на Тайана. Он истошно вопит, его сильное тело корчится, пытаясь освободиться, разорвать привязь, соскочить с этой раскаленной постели, его суставы хрустят от напряжения, в глазах застыло отчаяние. Но он действительно не может сдвинуться ни на сантиметр. И боль никогда не остановится... Он не может спастись. Вот это — ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВЕЛИКОЛЕПНО, думает Элион, и это уже не фантазия, ЭТО — четкая память о том, что было много, много раз...
Свет куда-то исчез, воздух тоже — Вайми казалось, что он тонет в раскаленной пустоте. Весь мир вокруг пропал, остались лишь эти ослепляющие, оглушительно вопящие видения, он разрывался, тонул в них...
Какой-то тенью разодранного внимания он ощутил, как его рука спокойно тянется за дезинтегратором, поднимает его... ещё целую вечность не происходит ничего...
Резкий стрекот — сигнал захвата цели — пронзил багрово-кошмарную тьму и Вайми аккуратно нажал на спуск.
Его ударила ощутимо твердая, ослепительная волна, а потом — такая же твердая глухая тьма. Ничто. Ощущение, будто его облекает прозрачная, мягкая среда — не воздух, но нечто, позволяющее дышать. Он не сразу осознал — тишина...
Оглушенный юноша смутно услышал, как что-то глухо упало на пол. Через несколько секунд он опомнился, помотал головой и осмотрелся.
Элион валялся под столом — вернее, его мертвая, пустая оболочка. Вайми ощутил, как его заполняет другое темное чувство — мрачное удовлетворение — но он вовсе не думал сопротивляться ему. Он знал, что поступил правильно — и что никто не убедит его в обратном.
Вайми длинно выдохнул и провел руками по лицу, успокаиваясь. Человек не мог обладать способностями Элиона — это он знал совершенно точно. Кто-то наделил его ею — и это были не ару, не симайа и не сарьют. Он нашел-таки свое необычное — но совсем не был этому рад.
* * *
Толкнув дверь, Вайми вышел во двор. Его окружали громадные, выше его роста, сугробы — казалось, что он тут на каком-то островке, отрезанный от всего мира. Босые ноги обожгло — Вайми замер на несколько секунд, чувствуя, как ледяной холод словно смывает с него случившийся кошмар, потом, легко толкнувшись, взлетел — всего метра на три — и завис, с удовольствием вдыхая чистый, морозный воздух и одновременно осматриваясь. Под ним лежал длинный заснеженный склон, усеянный редкими деревьями и небольшими разностильными домишками — а дальше, за шоссе, виднелась панорама взбиравшегося на высокие холмы города — даже сверкающие стеклом многоэтажки на их фоне казались игрушечными. По небу, низко над головой, плыли пушистые, растрепанные облака и по холмам скользили их бесформенные тени. Здания на них то погружались в полумрак, то вспыхивали, сверкая стеклом. Вокруг него царили тишина и пустота — даже "Йолла" не ощущала вокруг других сознаний. Кроме тех двух мальчишек в доме никого не оказалось — но вот сами эти мальчишки уже не были людьми. Кто-то — очень аккуратно, надо сказать — вынул из них всю их суть, вложив вместо неё нечто намного меньшее человека — и Вайми убил их тут же, без малейших сожалений. Он понятия не имел, кто всё это сделал — но Элион помнил, что ОНИ где-то тут, в этих горах. И Вайми был полон решимости отыскать их — и убить. Мысль о том, что тут таки стоит позвать на помощь симайа даже не пришла ему в голову — есть вещи, которые каждый должен делать сам.
* * *
Вайми вдруг заметил, что его полет замедлился — точнее, не замедлился, а стал более трудным. Словно воздух вокруг него стал гуще или в нем появилась некая непонятная сила, мешающая ему лететь. Чувство было похоже на усталость — но минны не могли устать, и юноша недоуменно замер. Он не знал, когда и как появилось это чувство — то ли в нем самом, то ли вокруг него что-то незаметно изменилось — и это совсем ему не нравилось. Сегодня он уже один раз попался в ловушку — и попадаться во второй раз не хотелось. Сейчас вокруг никого опасного не было — если на то пошло, не было вообще никого — но он крутанулся, настороженно осматриваясь.
Мир вокруг был очень странным — сейчас Вайми парил в обширной котловине, над которой залегли плотные облака. Из неё расходилось несколько громадных изогнутых ущелий, ведущих в такие же примерно котловины. Всё это заливал тусклый, розовато-серый свет, казалось, не имевший источника — за тучами ещё догорал закат, но уже так тускло, что нельзя было понять, с какой стороны исходит этот свет — казалось, что из воздуха.
Собственно, Вайми понимал, что ищет не там, где надо, а там, где удобнее — почти вся эта горная страна походила на губку из камня, включавшего в себя невероятное множество громадных, неправильной формы залов, соединенных извилистыми туннелями. Немалый их объем занимали горные выработки — но странного там никогда не замечали, да и вообще, никто не видел тут ни одного чужака, будь он ару или кем-то ещё. Некоторые из этих пещер были заполнены туманом, другие доверху затоплены — а минны не помогали ему двигаться в воде. Размер этих подземелий до сих пор оставался неизвестным — сейчас Вайми удалился уже на несколько сот километров от дома Элиона, забравшись в места, в которых никто из симайа до него не бывал. Карты подземелий у него были и входы в них там присутствовали — но Вайми предпочитал лететь над поверхностью, просто потому, что лезть в одиночку под землю было всё же страшновато. Все симайа были слишком далеко — чтобы вернуться к ним ему нужен был целый день — и он вполне понимал, что искать его никто не будет, попросту потому, что сам он дал понять, что не желает этого.
Пока что он не встречался с действительно серьезной опасностью — такой, чтобы нельзя было отбиться или убежать — но всё когда-нибудь случается впервые. В системе Тайат были и другие обитатели — к счастью, агрессивные ару были переловлены, а Найнер не проявлял к ним интереса — но это вовсе не значило, что тут нет кого-то ещё.
Сейчас Вайми парил, свободно распластавшись в воздухе и глядя сразу во все стороны — минны, как оказалось, годились и для этого — но вокруг совершенно ничего не двигалось. Между тем, ощущение взгляда БЫЛО — и это совсем ему не нравилось.
Даже "Йолла" ничем не могла ему помочь — он, как ни прислушивался, не мог уловить даже тени других сознаний. Но ему постоянно казалось, что смотрящий где-то здесь, в поле зрения — только он не может его заметить. Это начало уже его злить, и Вайми с трудом сдерживался от того, чтобы позвать сюда симайа и заставить их обшарить всю долину. Но ему вовсе не хотелось, чтобы враг — он уже не сомневался, что на него смотрит враг — ускользнул, а симайа отличались от людей тем, что излучали намного больше разной энергии. Для тех, кто смотрел не глазами, симайа был заметен за многие километры, как сигнальный огонь — и при желании смотревший легко мог скрыться. Сам Вайми был слишком слаб — он никого не пугал, напротив, казался вполне привлекательной мишенью — а ему совсем не хотелось быть ей. Он уже имел случаи убедиться, что его скромная личность прямо-таки привлекает всякую дрянь — а что могло смотреть на него так упорно, юноша не представлял. Например, отряд ару, Рейдеров — не смертельно, но очень неприятно, их лазеры могли, как минимум, ослепить его. Или Инсаана — никто не видел их на Тайат, но Вайми вполне мог допустить, что они прибыли сюда раньше. Пусть никто из экипажа "Тайны" не пропадал на Тайат — он вполне мог стать первым.
