Самурай Ярослава Мудрого

Как выяснилось потом, Ратьша, пренебрегая приказом князя, отъехав на какое-то расстояние от лагеря, не вынес и послал обратно в лагерь полсотни дружинников. Они успели, по счастью, не к шапочному разбору, и потому прорыв варягов сквозь строй наших палаток не удался до конца. К концу сечи выяснилось, что ни одному варягу не удалось уйти живым. Вся полусотня лежала на земле, изрубленная, исколотая, изломанная дружинниками и озверевшими мужиками-обозниками. Лишь один варяг остался лежать у варяжских палаток — это был Рорик, убитый, как я понял, не нашими.

...Я бродил по поляне, заливаемой серым рассветным светом и искал своих. Время от времени я кричал, надеясь на отклик. Никто не отозвался. Никто. Все мои уные полегли здесь, останавливая ночью варягов, первыми приняв удар северян. На земле среди тел мне попалось несколько отрубленных рук с варяжскими мечами, судя по всему, уные мои твердо усвоили мои уроки. Особенно твердо они усвоили тот урок, где говорилось, что нельзя надеяться остаться живым, вступая в бой. Только тогда есть шанс уцелеть. Но этого шанса им не выпало.

...Даже Поспела я нашел с зажатым в руке засапожником в крови по самую рукоять, кому-то досталось от маленького воина. И тогда я взвыл, взвыл, как воет собака над могилой хозяев. Кому нужно такое служение, скажите мне?! Да, все верно, все поступили так, как надо, все исполнили свой долг, но, как я и предчувствовал, это не приносило мне облегчения. Я взял себя в руки и пошел к засекам. Что дальше? Что теперь? Снова набрать уных и готовить их к следующей бойне? Да, таков путь самурая, но сейчас я, как никогда допреж, сомневался в том, что это мой путь. Одно дело — идти по Пути самому, другое — кого-то вести за собой.

Я же никого больше вести за собой не хотел. Не хотел — и все тут. И я неторопливо побрел к лесу, прихватив из чудом уцелевшей палатки свою сумку. Пусть старик Тайра и был бы мной недоволен, пусть я нарушал сейчас все возможные заповеди 'Бусидо' — но я не мог больше оставаться на этой поляне, где погибла вся моя школа.

Я добрел до самой дальней засеки, не имея ни малейшего представления, что же мне делать дальше. Хоронить уных? Получить награду от князя? Что еще? А на кой мне все это надо? Мертвым уже все равно, кто их похоронит, в это я верил твердо. Я сел на лежащее бревно и спрятал лицо в ладонях.

— Ты второй раз спас мне жизнь, наставник Ферзь, — раздался надо мной чей-то голос. Я отнял руки от лица и увидел Ярослава. Я медленно, тяжело встал.

— Я так и не понял, кто ты, Ферзь, и не удивлюсь, если ты хочешь уйти. Более того, я не стану тебя удерживать. Ты спас мне жизнь, ты ел и пил вместе с нами, ты заслужил мое доверие и уважение соратников, но ты... Ты так и не стал нам своим, Ферзь, — закончил Ярослав свою мысль.

Снова. Снова я не смог стать кому-то своим. Быть чужим зато у меня получается просто на загляденье. Но князь навел меня на неожиданную мысль. Уйти. Просто уйти к любимой женщине и все. Пусть по Пути идет тот, кто лучше для этого приспособлен. Вторую школу я набирать не стану, у меня не хватит цинизма отдавать все, что знаю, детям, которых потом порежут в очередной рубке. Уйти? Да.

— Да, князь. Я уйду. Если я не стал своим, значит, ты гонишь меня, а не отпускаешь. Теперь я могу уйти.

— А куда ты пойдешь, Ферзь? — негромко спросил князь, не оспаривая моих слов про изгнанье.

— На Кромку. Я уйду на Кромку, князь. То, что будет здесь, мне более-менее, известно. И лишь там я смогу, наконец, стать кому-то своим. Неприкаянность утомляет, убивает со временем, княже.

— На Кромку?! — я понял, вернее, представил, что подумал сейчас Хромой. Да и ладно.

— Да, — я поднял рукав и трижды стукнул по браслету Ягой пальцем. Сова возникла в тот же миг, словно только и ждала моего призыва.

— Покажись князю, — приказал я. Почему-то мне казалось, что теперь я могу приказать. И не ошибся. Князь помянул нечистого и шагнул назад.

— Вот кто отведет меня на Кромку, княже, если ты гонишь Ферзя, — негромко сказал я. Я чувствовал страшную, подкашивающую усталость, кроме того, несмотря на то, что раны мои были легкие и уже почти не кровоточили, я все же потерял какое-то количество крови.

— На этот раз ты уверен, Ферзь? — негромко спросил посланец Ягой.

— Спроси князя, Сова, не меня. Я не хозяин самому себе, — отвечал я ему.

— Добро! — ответила Сова и провела крылом по воздуху. Прямо предо мной загорелось в воздухе окно, сквозь которое я увидел синие ветви и темные струи ручья Прощания. — Ты знаешь, чего можешь лишиться! — И Сова исчезла, не удостоив князя даже взглядом.

— Ты спросил, чего ждать от меня теперь, княже? Я наберу новых людей и буду снова и снова учить уных сражаться за тебя, — до чего же приятно говорить такие вещи, когда ты говоришь их от чистого сердца!

— А как же мой город? — спросил меня Ярослав. И тогда, впервые за много лет, я улыбнулся не криво, как обычно, а почти так, как улыбаются нормальные люди:

— Я не провижу будущего, князь. Я не знаю, будет ли построен новый город. Но Ферзь с деревянным мечом останется с тобой столько, сколько сможет.

Занимался рассвет.