Почти любовь, почти падение

Но Катя уехала, и Андрей с каждым днём всё сильнее чувствовал свою вину. Наверное, он был не прав. Он что-то не так сказал, что-то не так сделал, он снова проявил свой знаменитый эгоизм. Кира ведь так любит ему про эгоизм рассказывать, вот он его и проявил. И как всегда опомнился очень поздно. Катю обидел... Наверное, обидел, и, наверное, она права! Но всё равно, как она могла уехать, не сказав ему ни слова? Не попрощавшись? Он ей что, чужой? Или его мнение ей не важно? Ведь он сказал, что против её отъезда!..

Когда не выдержал и матери решил пожаловаться, просто выговориться, она всерьёз насторожилась от его слов. А Жданов ещё раз задал свой наболевший вопрос:

— Я не прав? Вот скажи мне. Мне нужно было её отпустить?

Маргарита тогда рядом с ним присела, выглядела расстроенной.

— Я, правда, не знаю, Андрюш. Я не знаю ваших отношений... Но ведь Катя всегда была... увлечена своей работой. Наверное, для неё это важно.

Он усмехнулся.

— Да? Об этом я и сам догадываюсь. — Руку в кулак сжал. — Я сам просил её уйти от Юлианы.

— Вот видишь!

— Но просто сейчас такой момент, мама, ты же понимаешь! Тем более я не думал, что она уехать надумает! — Нахмурился, недовольный своими же мыслями. — Я думал, что она займётся своими любимыми цифрами и перестанет мотаться с Виноградовой вечерами.

— Андрюш, ты её любишь?

Он не ответил, костяшками пальцев по столу постучал, занервничав. А Маргарита поняла, что ответа не услышит, по крайней мере, сейчас. Поднялась, и только рукой по его волосам провела. Да и не нужно ей было никаких слов от него, и так всё понятно, но на душе неспокойно стало. То, что промолчала, и не сказала ему о приходе Кати в "Зималетто", покоя не давало. Не следовало ей идти у Киры на поводу, надо было рассказать, а сейчас Катя уже в Женеве. Маргарита точно знала, что Пушкарёва уехала. И сомнения не оставляли: к лучшему её отъезд, или она ошибку совершает и стоит Андрею рассказать, хоть сейчас? Ведь он себе места не находит.

— Ну как тебе?

Кира оторвала Андрея от его мыслей, ближе села и облокотилась на спинку впереди стоящего стула. Смотрела не на Жданова, а на подиум, и выглядела очень по-деловому. Андрей взглядом её обжёг и тут же отвернулся, тоже стал наблюдать за Милко и моделями. Плечом дёрнул.

— Я доволен. Но ты же знаешь Милко, он ещё сто причин найдёт, чтобы коллекцию забраковать.

Кира с готовностью улыбнулась.

— Да, это точно. Но мы всё успеем.

— Очень на это надеюсь.

Она повернулась к нему.

— Андрей, показ завтра. Тебе нужно сосредоточиться.

— Я сосредоточен. Не видно?

— Видно, — проговорила она в сторону. — Но только не на том, на чём нужно.

— Всё идёт нормально. Всё, как всегда.

— Это ты сейчас о чём?

— О показе, конечно. Тебя же это волнует? — Андрей на Воропаеву посмотрел очень выразительно. — Да?

Кира обиделась, даже отодвинулась от него.

— Не разговаривай со мной так. Я хочу, как лучше. Я о тебе забочусь.

— Я не просил.

— Да? Хотя, да! — Она сделала широкий жест рукой и усмехнулась. — Ты не просил, ты ведь уходить собрался! Бросить всё, и уйти. Что может быть проще?

— Говори потише.

Кира снова к нему подалась.

— А может, тебе уехать в Женеву? Чего тебе здесь мучиться и страдать? Поезжай работать в Швейцарию. Там горы, свежий воздух, лыжи. Ты ведь любишь кататься на лыжах, Жданов! Да и дополнительные плюсы... Все там!

Андрей на стуле откинулся, и руки сунул в карманы брюк.

— А что, это идея, — проговорил он негромко и в сторону, а Кира всё равно услышала, и вскочила, разозлённая. Встретила тревожные взгляды Ждановых-старших, и постаралась взять себя в руки, улыбнулась им. А когда к Андрею наклонилась, заговорила очень тихо, но в словах всё та же напряжённость.

— Я тебе что, собачка? Я и так прыгаю вокруг тебя, как заведённая. Я очень стараюсь, Андрюш, но ты отказываешься это замечать. Почему?

Жданов по сторонам огляделся.

— Женсовета в зале нет?

— Зачем тебе женсовет?

— Да так. Просто подумал, что только их сейчас не хватает. Маловато народа для того разговора, что ты завела. Не находишь?

Маргарита всё-таки не выдержала и подошла к ним.

— У вас всё в порядке?

Воропаева осторожно выдохнула.

— Да, Маргарита. Мы обсуждали коллекцию.

— Ну-ну, — проговорила Маргарита Рудольфовна, кинув на сына предостерегающий взгляд. Андрей тут же отвернулся.

— Опять ты Киру довёл, — не слишком радостно заметил Малиновский, когда появился в кабинете. Выглянул в приёмную, хмыкнул, и тогда уже дверь закрыл. — На Амуре лица нет. Кажется, досталось ей от начальницы.

— Это не моя вина. Я к Кире не ходил, и разговаривать с ней не собирался. Она сама начала.

— Ещё бы. Раз ты уже неделю от неё бегаешь, как от чумы.

— Больше.

— Что?

— Больше недели. Десять дней. — Жданов на часы посмотрел. — Уже с половиной.

— О-о, какая точность. — Рома прошёл к своему столу, но сел не сразу, остановился у окна. Сначала низкие облака, нависшие над Москвой с самого утра, разглядывал, потом на друга оглянулся. — Ну, позвони ей, что ли.

Жданов, который до этого момента смотрел на экран компьютера, и выглядел очень сосредоточенным, в один момент растерял весь настрой, смял какую-то бумагу, и швырнул её в корзину для мусора.

— Ты думаешь, я не звонил?! Я когда понял, что она уехала, я её номер набирал, наверное, тысячу раз! А в ответ знаешь что?

Малиновский скис.

— Можешь, не говорить.

— Да почему? Я наизусть этот текст выучил, и в русском и в английском варианте. Я сам уже могу сойти за автоответчик! — Жданов тяжело выдохнул, очки резким движением снял и на стол навалился. Рома наблюдал за ним. — Я не сплю, не ем. Думать не могу. Это ведь ненормально, да?

— В том-то и дело, что ненормально. Но она ведь уехала, Палыч.

— Уехала.

— А ты?

— А я остался, — огрызнулся Андрей.

— И надумал уйти из "Зималетто".

— Я смотрю, тебя это всерьёз задело.

— А как иначе? После всего, что было, после всего!.. что ты говорил, сделал ради "Зималетто", бросить всё? В самом конце, когда только руку протяни — и всё ты получишь.

— Да не верю я в это. По своей воле отец мне компанию не отдаст. В прошлый раз не отдал, и оказался прав. А уж сейчас и подавно.

— Отношения с Пушкарёвой как-то неправильно на тебя повлияли. Ты стал пессимистом.

Андрей поднял на него глаза.

— Катька больше всего хотела, чтобы я президентом снова стал. Она ради этого на всё была готова. Она даже уехала. Меня здесь оставила, Кире, наверное, а сама уехала.

— Так ты на неё злишься?

На это Андрей не ответил. Рукой от стола оттолкнулся, и кресло отъехало к стене. Смотрел в сторону и угрюмо молчал.

— Почему бы тебе не поехать и не привезти её обратно?

Андрей удивлённо посмотрел.

— В смысле?

Рома, сам не ожидавший от себя подобных предложений, несколько сконфуженно пожал плечами.

— В прямом. Поезжай и забери её домой. Раз ты не можешь, — вдруг разозлился он. — Не есть, не спать. Тем более, думать! Думать, знаешь ли, сейчас обязательно! Не знаю как ты, а я бы не хотел уходить из "Зималетто". А если ты не начнёшь думать, мы точно отсюда вылетим. Вот весело-то будет!

Ромка говорил, говорил, возмущался, а Жданов выпрямился, ошарашенный таким простым решением. А правда ведь, поехать и забрать. Домой. Он что угодно ей скажет, прощения попросит, на колени встанет, лишь бы привезти её домой. И в тот момент, когда решил, понял, что только тогда тяжесть с души уйдёт, когда Катя окажется рядом, в досягаемой близости. Голова уже вовсю работала, машинально потянулся за телефонной трубкой, ведь нужно попросить Шуру заказать билет на первый рейс до Женевы. Трубку взял и замер так, держа руку на весу. Прилетит он в Женеву, и что? Куда?

Зорькин или Пушкарёвы?

— Странно, что она тебе не рассказала.

Жданов моргнул и поднял на друга глаза.

— Что не рассказала?

Малиновский подозрительно разнервничался, а когда Андрей его переспросил, ещё и разозлился.

— Ты меня, вообще, слушаешь?!

— Конечно, слушаю. Слушаю! И я лечу в Женеву.

Рома невесело кивнул.

— Ну да, поезжай. А завтра показ.

— Да чёрт с ним.

Малиновского перекосило.

— Додумался же я посоветовать. Пал Олегыч меня убьёт. — Потёр щёку. — Ты слышал, что я сказал?

— Когда? Шура, срочно закажи мне...

Рома подошёл и трубку у него отнял. Андрей дико посмотрел.

— Отдай!

Малиновский её на рычаг положил, и ладонью прижал.

— Я сказал, что это я твоей Катерине тогда рассказал про... Ну, что ты не просто так за ней ухаживал.

— Как это?

— Да вот так, — тише и осторожнее проговорил Рома, пряча глаза. — Ничего она не подслушивала. Это я. Тогда, перед советом.

Жданов медленно поднялся.

— Зачем?!

Рома на всякий случай от его стола отступил.

— Я думал, что правильно поступаю. Она мешала. То есть, ваши с ней затянувшиеся отношения мешали, — принялся он оправдываться. — Ты помнишь, что с показа тогда ушёл, к ней. Ты всё бросил — и ушёл! Что ещё было делать?

— Ну, ты дурак, Малиновский.

Рома нервно передёрнул плечами.

— Да, наверное. Но кто же знал, что всё так получится? Ведь если честно, вот скажи мне, если бы никакого продолжения не было, разве ты не сказал бы мне за это "спасибо"?

Андрей тяжёлым взглядом его посверлил, затем снова схватил трубку телефона.

— Шура, мне нужен билет в Женеву, на ближайший рейс.

— Палыч.

Андрей посмотрел на друга.

— Что ты хочешь от меня услышать?

— Откуда мне знать что? — пробормотал Малиновский. — Просто удивился, что Катя тебе не рассказала. Всё ждал, ждал. Думал, что она не упустит возможности, чтобы мне насолить.

— Ты ей гадостей наговорил, да?

Рома не ответил, но весьма выразительно поморщился, а Жданов кивнул, подтверждая свои же слова.

— Надо думать... Но это уже не имеет значения. Дело совсем не в том, что было когда-то, а в том, что будет. Поэтому я и еду за ней.

— Если честно, я не понимаю, что ты делаешь и зачем, но поезжай. Иначе своим скорбным видом ты всех с ума сведёшь.

Нужно было успеть заехать к Пушкарёвым. Раз уж он собирается Катю привезти обратно, то следует сказать об этом её родителям. В первую очередь, отцу. Конечно, есть риск, что когда Валерий Сергеевич услышит от него правду, ехать Жданов уже никуда не сможет, состояние здоровья не позволит. Но заехать к Пушкарёвым всё равно придётся, чтобы взять Катин адрес. Раз уж она на звонки не отвечает!

— Куда ты собрался? — не поверил отец, когда услышал о Женеве.

— Я за Катей еду.

— Завтра показ, а ты уезжаешь?

Андрей посмотрел на лифт, ещё раз нажал кнопку вызова, и после этого осмелился взглянуть на отца.

— Я должен поехать, папа.

Пал Олегыч только руками развёл.

— Понимаю, что мне тебя не остановить.

Андрей головой покачал, и вдруг улыбнулся.

Шура выбежала в холл, Андрея у лифта увидела, и тяжело топая, устремилась к нему. Выдохнула, стараясь справиться со сбившимся дыханием, и громко сообщила:

— Заказала, Андрей Палыч! Еле-еле! Последний билет! Рейс через четыре часа!

— Прекрасно, Шурочка! — похвалил её Жданов.

Кривенцова радостно заулыбалась, на Пал Олегыча посмотрела, но встретив его хмурый взгляд, улыбаться перестала и поспешила отойти.

— Вижу, ты всё решил.

— Папа, я должен.

— Это важнее?

Андрей не ответил, лифт, наконец, подъехал, двери открылись, и Жданов посторонился, пропуская людей. Последней из кабины вышла Кира, заулыбалась, их увидев, и успела схватить Андрея за рукав, прежде чем он вошёл в лифт.

— Андрюш, ты куда, обедать?

Жданов ничего не ответил, нажал кнопку первого этажа, и двери медленно закрылись. Кира непонимающе посмотрела на Пал Олегыча.

— Куда он?

Жданов-старший устало посмотрел на бывшую невесту сына.

— В Женеву, за Катей, — сказал он, и направился в сторону мастерской Милко, оставив ошарашенную Киру одну.

Пушкарёвы Андрея встретили с настороженностью. А уж когда он объяснил причину своего визита, за голову схватились. Точнее, схватилась Елена Александровна, а Валерий Сергеевич стремительно потемнел лицом, а на жену так глянул, что даже Жданову не по себе стало. Видимо, Пушкарёв понял, что именно от него так долго скрывали и теперь не на шутку разозлился.

— Мне нужен её адрес, — рискнул влезть в перепалку между мужем и женой Андрей. И на часы посмотрел, для выразительности. — Самолёт через три часа.

Пушкарёв к нему повернулся, и вперил в него убийственный взгляд.

— И что, ты всерьёз рассчитываешь, что я дам тебе адрес своей дочери? С какой это стати?

Андрей секунду размышлял над правильным ответом, но тон всё равно вышел неуверенный.

— Потому что я её люблю?

— Как поздно до некоторых доходит, — проговорила Елена Александровна с явным упрёком.

Жданов воспротивился этому.

— Ничего подобного. Я её люблю, и Катя об этом знает!

— Правда? Ты в этом уверен?

Неуверенность быстро росла, но признаваться в этом было нельзя.

— Конечно.

Елена Александровна смотрела на него снисходительно, а после покачала головой, в такт каким-то своим мыслям. Андрей решил, что не хочет знать, о чём она подумала. Он и так чувствовал себя глупо, сидя на кухне Пушкарёвых, под их горящими взглядами. Словно ему не тридцать один год, а снова пятнадцать. А то и меньше.

— Елена Санна, мне нужен её адрес. Пожалуйста. Она не отвечает на мои звонки.

— А как она на них отвечать будет? У неё новый номер, швейцарский.

От сердца немного отлегло. Значит, дело не в том, что разговаривать с ним не хочет.

— Я хочу с ней поговорить. Нам надо поговорить. Не заставляйте меня вас упрашивать!

Валерий Сергеевич повернулся к жене.

— Каков нахал.

Жданов решил это заявление мимо ушей пропустить, для собственного блага, а Елена Александровна, кажется, и внимания не обратила на слова мужа, видимо, согласна была.

Но самое главное, что адрес ему всё-таки дали. И не только адрес, но и новый Катин номер телефона, но звонить Андрей не стал. Пока в аэропорт ехал, думал: звонить или не звонить, и, в конце концов, решил, что не стоит. Что Кате по телефону сказать — не знал, и побоялся, что если и подберёт слова, то они окажутся какими-то неправильными. Уж лучше лично. Он всё равно едет к ней, найдёт и скажет всё, глядя ей в глаза. Это лучшее, что он может сделать.

Катя не отрывала взгляда от окна автобуса, любовалась архитектурой чужого города, и только кивала в такт словам своей новой соседки по квартире. Они с Леной вместе прилетели в Женеву, в один день, их вместе пригласили на практику, и поселили в одной квартире. Лена оказалась довольно милой девушкой, правда, чересчур разговорчивой и активной, у Кати порой не хватало терпения, чтобы везде следовать за ней. Лена за несколько дней, а точнее вечеров, почти весь город исследовала, пыталась Пушкарёву увлечь за собой, но у Кати совершенно не было настроения и сил. Возвращаясь вечерами из банка, она чувствовала себя вымотанной и выжатой, как лимон. И если днём ей некогда было грустить и отвлекаться на мысли о Жданове, то вечерами на неё всё наваливалось с двойной силой. К тому же, она изо всех сил старалась скрывать от окружающих своё состояние. Ведь здесь никому не интересно, что у неё в личной жизни происходит, она в Женеву совсем для другого приехала. А раз приехала, раз решилась, то нужно на этом и сосредоточиться. Не думать об Андрее, о том, что он не приехал и поговорить с ней не пожелал. Как мама и говорила: всё встало на свои места. Точнее, Жданов вернулся на прежнее, на котором ему, видимо, привычно и удобно, а ей теперь предстоит в одиночестве искать своё место в жизни. Уехать было трудно, практически заставила себя собрать вещи и поехать в аэропорт, и Зорькину, который её провожал, приказала молчать всю дорогу, не хотела ничего слышать. А уж тем более узнать от него, что Андрей в "Зималетто", вернулся на работу и о ней не беспокоится.