— Ну почему же сразу пренебрегать? — примирительно поднял ладони Фаллах и обнял ими влажную кружку. Попытайся он спрятать или опустить руки, добром для него это бы не кончилось. — Я же сказал, что нам лишь надо договориться о цене.
Вице-король молчал, ожидая продолжения. Интуиция подала неприятный звоночек, и спина закаменела от напряжения. Главное не делать резких движений и не измениться в лице. Фарэйцы — и те перестали дышать. Главарь меж тем совсем навис над столом и тихо заговорил, дохнув на собеседника запахом браги и вчерашнего ужина:
— Знаешь, сколько федералы назначили за твою голову? Да не удивляйся ты так! Будто я не знаю, с кем говорю.
Спрятанные под карими линзами фиолетовые глаза даже не моргнули. Сил сдержаться хватило, но пульс мгновенно участился, родная тень теплым комочком шевельнулась в груди и разлилась по помещению, охватив вниманием каждого, чтобы не пропустить ни взгляда, ни жеста...
— Полагаю, — заговорил ториец очень медленно и осторожно, — они назначили меньше, чем могу заплатить я.
Фаллах делано улыбнулся, обнажив серые зубы, и плавно отклонился обратно на спинку. Шаткий стул жалобно скрипнул.
— Кто же вас знает... Вы, желтолицые, порой очень жадные.
Мимолетное, почти незаметное движение зрачков. Фарэйцы мгновенно вскинули оружие и открыли огонь по легкой добыче. Тонко взвыли ручные излучатели. В воздухе запахло электричеством.
Все выстрелы прошли мимо цели. За мгновение до этого торийцы, неуловимо ускользнув с линии огня, выхватили скорострелы и открыли ответный огонь. Двое фарэйцев рухнули с дымящимися дырками во лбу, не успев даже поднять оружие. Ещё одному отстрелили ладонь с излучателем, второе попадание пришлось в незащищенную шею. Трое пытались отстреливаться, даже оказавшись нанизанными на невидимые беззвучные лучи. Торийцы изрешетили их четко отработанным перекрестным огнем так, будто никуда не торопились. Седьмой фарэец безуспешно попытался нырнуть под стойку, но тонкая жестяная пластина не спасла от мощного оружия. Последним хладнокровно был застрелен хозяин заведения, метнувшийся в сторону. Хотел он вызвать подмогу или просто намеревался сбежать — осталось неизвестным.
Всё затихло. Лаккомо убрал оружие и вышел из ряда телохранителей. Решительным шагом приблизившись к Фаллаху, он с коротким усилием надавил на определенную точку на шее. Ториец, который вел разговор до перестрелки, опустил оружие, перестав держать обездвиженного фарэйца на прицеле.
— А теперь, — сказал Лаккомо, вставая напротив падальщика так, чтобы тот мог его видеть, — поговорим начистоту.
Вынужденно застыв с поднятыми руками, Фаллах только неразборчиво промычал что-то в ответ. Судя по вспыхнувшей в глазах ярости — нецензурное.
— Ты и впрямь такой идиот, что решил, будто сдав меня в любом виде федералам, останешься живым, да ещё и при деньгах? Не кривись, язык у тебя не онемел. Если только ты не откусил его себе сам.
Фаллах злобно сморщился и прошипел что-то о матушке Его Величества.
— Громче. Я не слышу, — глядя сверху вниз, приказным тоном сказал Лаккомо.
— ...Мы ещё можем договориться, — пленник старательно сменил гнев на лицемерную улыбку.
— Документы, — велел вице-король.
— Полцены?
— Нахал...
— Десять процентов. Иначе не скажу, где они! — почувствовав спасительную ниточку, взвыл Фаллах. Несколько скорострелов, направленных в спину, его не смущали. Он любыми средствами хотел остаться в живых.
— Обойдусь, — почти прошептал Лаккомо.
И не случилось ничего. Не было театральных пассов руками, не повеяло космическим холодом, не прозвучало лишних слов, и вице-король не касался обездвиженного фарэйца.
Спустя несколько секунд Фаллах тонко завизжал от дикой колющей боли в голове. Один из телохранителей тут же заткнул ему рот импровизированным кляпом из скрученного полотенца. Ещё некоторое время главарь отчаянно дергался и мычал. Потом затих, с ненавистью глядя на торийцев.
— Правый внутренний карман, блок на средний левый палец и цифровой пароль, — раздался сухой голос вице-короля. — Пароль: тридцать два, сорок шесть, восемьдесят пять в бордийской раскладке.
Один из бойцов тут же принялся осматривать жилет Фаллаха. Взмокший фарэец мог только бессильно злиться и морщиться от остатков боли. Надежда переиграть сделку и отделаться малыми жертвами становилась всё призрачнее. Ещё минуту назад он считал, что эти желтолицые окажутся более сговорчивы, и тогда ему удастся выпросить хоть малую цену за свою работу. Сейчас он боялся, как бы не пришлось выкупать собственную жизнь.
Пластинка техпаспорта перекочевала из внутреннего кармана жилета в ладонь телохранителя.
— Всё в порядке, безопасно, сканер показывает подлинник, — отчитался тот, пряча считывающее устройство.
— Отлично, — произнес Лаккомо, забирая документ на рабочего робота себе. — Уходим. Следов не оставлять.
Фаллах запаниковал, снова забился, замычал что-то вслед уходящему вице-королю, но кляп становился все туже и лишь сильнее отклонял его голову назад.
Лаккомо уже вышел из зала, когда жадный фарэец позади замолчал насовсем. И даже через пару минут, когда челнок оторвался от земли и взмыл в побуревшее небо, толстая обшивка не донесла ни звука. Небольшой взрыв полностью вычистил место неудачной сделки.
Доискиваться правды о судьбе Фаллаха не станет никто. В этом Лаккомо был абсолютно уверен.
* * *
"Стремительный"
Пить на работе нельзя. Но очень хотелось. А если эта работа стала жизнью? Ведь в жизни пить можно, и многие даже это любят. Вон, делали же члены его экипажа настоящий самогонный аппарат из труб, клейкой ленты и дъеркова хвоста? Делали. Только спрятали плохо. Поэтому Лаккомо его нашёл и перепрятал похитрее. Правда, потом кто-то, ещё более хитрый, нашел агрегат на новом месте и утащил так глубоко, что его и след простыл.
Лаккомо помотал головой, отгоняя некстати залетевшие мысли. Какой алкоголь? Какие к дъеркам самогонные аппараты? О делах надо думать. Распоряжения отдать, с командой полиморфов переговорить, ответить на вызовы и письма... Но, как назло, мозг протестовал и хотел думать только о чепухе.
Например, о недоеденном толстом бутерброде, услужливо доставленным из корабельной столовой в каюту. Бутерброд доедаться не желал, лежал на тарелке укоризненным напоминанием о плохом питании. Хотя, с чего оному питанию быть хорошим, если события последней недели скачут, как бешеный тарис?
И запах этот фарэйский, казалось, никак не выветривался даже после душа. Но в том, что это уже самовнушение, Лаккомо не сомневался. На сей раз он приказал не просто очистить походную одежду, а уничтожить вообще. Чтобы не осталось ни одной улики о его посещении Фарэи.
Вздохнув, капитан взял с тарелки многострадальный бутерброд и кружку с остывающим чаем. Можно попробовать совместить приятное с полезным и пообщаться побольше с этим странным созданием по имени Пректон. Что оно вообще такое? Помнится, в своё время им восхищались. И ведь Джаспер почему-то попросил Престол укрыть Искусственный Интеллект.
А вдруг действительно за скупыми деловыми ответами и отговорками скрывается нечто. В "чудо" Лаккомо не верил, как и в то, что ИИ двухсотлетней давности может его чем-то удивить. Но проверить стоило. А узнать, насколько хорош этот разум в действительности можно было, только пообщавшись на произвольные темы. Вдруг будет даже интересно? А поговорить с кем-нибудь хоть о чём-то, кроме работы, вице-королю сейчас так хотелось...
Он доел свой гибрид завтрака с обедом и ужином и приказал проводить "командира Канамари" все в тот же ангар. Жаль, кресло помягче принести с собой нельзя, не отвинчивать же от пола! Со вздохом ограничившись стулом, Лаккомо отправился на встречу с ИИ.
Войдя в ангар и снова усевшись на стул точно на том же самом месте, он цепко вгляделся в фигуру полиморфа, ища детали, упущенные при первом разговоре.
Да, он отличался от всех прочих машин. Не только древностью, тонкостью настроек и обилием деталей. Он сидел на полу ангара, как человек, положив одну руку на согнутое колено, а второй опираясь на пол. Голова была чуть склонена набок, заставляя думать, что полиморф к чему-то прислушивается. Он время от времени моргал, опуская на "глаза" тонкие пластинки "век". Конечно, имитация, не более, но выглядел он как живой.
Но одна деталь особенно привлекла внимание вице-короля. При первой встрече он не задумывался над этим, и, возможно, не обратил в начале внимания, потому как считал, что ведет диалог с оператором. Сейчас же, зная, что перед ним сидит самый обыкновенный ИИ, Лаккомо всем своим существом ощущал "присутствие". Слабый фон, улавливаемый не каким-то конкретным органом чувств, но всем телом. И этот фон безошибочно указывал Лаккомо, что перед ним чуть больше, чем просто умный робот, временно отключивший функции полиморфа, но робот с кристаллом, достаточно активным и сильно заряженным.
Еще очень маленький камень проявлял себя несвойственной для такого размера активностью.
"Любопытно... А что ты думаешь на это, Эохан?"
Но корабль отозвался покровительственным равнодушием. Маленькая, но очень яркая песчинка, изученная за прошедшие дни вдоль и поперёк, была ему уже не интересна.
"С чего бы начать... — задумался Лаккомо. — С новостей по делу? Нет, это ещё успеется. Лучше с неожиданного вопроса".
— К чему эта имитация, Пректон? — спросил капитан, постаравшись усесться как можно комфортнее для долгой беседы.
— Потому что мне так удобнее, — мягко ответил полиморф, не шевеля губами. В отличие от моргания, закрытый "рот" наоборот возвращал к мысли о разговоре с машиной. Хотя, может, он и не умел его открывать. Или не считал нужным. Поди его пойми.
— Удобнее твоему телу, или Вайон научил тебя?
— И то, и другое. — последовал немедленный ответ. — Вы хотите, чтобы я вёл себя иначе?
— Я могу хотеть всё, что угодно. Мне интересно, как поступишь ты.
Лаккомо не шевелился и никак не демонстрировал машине своих чувств и мыслей. Не стоит давать ИИ шанса подстроиться и начать выдавать в ответ то, что хочет услышать человек.
— Если позволите, я оставлю всё как есть. Хотя, я знаю, что люди боятся и не любят, когда машина слишком похожа на них самих.
"И, тем не менее, ты сидишь передо мной вот так. Упорное создание".
— А как по-твоему, что вызывает этот страх?
— Я не задумывался над этим. Быть может потому, что считают, будто мы — совершеннее вас?
— А ты считаешь себя совершенней человека? — вице-король позволил хитрой улыбке вползти на лицо.
— Нет, — лицевые пластинки сложились в ответную полуулыбку. — Совершенство Человека мне недоступно. Поэтому я могу лишь восхищаться вами. Во всяком случае, я назвал бы восхищением те заключения, к которым пришел.
"Хорошо изворачиваешься, бойко, — удовлетворенно подумал Лаккомо. — Непросто будет загнать тебя в тупик. Но сначала к делу".
— Что ж, оставим пока отвлеченные беседы. Как дела у вашего экипажа?
— Благодарю, всё отлично. Ваши техники уже закончили работу.
Интересно, он когда-нибудь сменит позу для большей достоверности?
— Надеюсь, они не докучали вам вопросами? — дежурная любезная улыбка не помешает.
— Нет, они были весьма вежливы, — полиморф снова отразил улыбку. Что творится в его кристаллических мозгах, интересно знать? Увы, кристаллы не читаются так же легко, как люди.
— Это хорошо, — кивнул вице-король. — У меня для вас тоже есть приятные новости. Документы готовы, и в ближайшее время мы стартуем к Энвиле, чтобы спустить туда ваш экипаж. С тобой лично мы разберемся после них.
— Как скажете, Ваше Величество. Я предупредил их обо всем, они не станут ни беспокоиться, ни искать меня.
— Великолепно.
Нет, всё-таки Пректон не впечатлял Золотого Журавля. Ничего необычного не было ни в поведении, ни в ответах. Всё предсказуемо укладывалось в рамки кристаллических ИИ. А, может быть, дело в том, что Пректон стар? Может быть, двести лет назад он действительно стал прорывом, чем-то принципиально новым, достойным восторгов и споров? Подобными вопросами Лаккомо никогда не задавался, потому соответствующих материалов по кристаллам не изучал.
Интересно, понимает ли ИИ, что с ним играют? И если да, то станет ли он играть в ответ? Умеет ли?
"А если попробовать спросить прямо в лоб?"
— Скажи, Пректон, почему ты добровольно решился рассказать мне обо всём увиденном? Ведь я для тебя не менее опасен, чем федералы. А вдруг я решу, что предоставленная тобой информация намного ценнее вашей с оператором жизни?
Наконец-то пошевелился! Подобрался, "расслабленность" исчезла, и еле слышно зажужжала оптика, увеличивая приближение.
— Потому что я знаю, что вы поступите с этой информацией правильно.
— Вот как? Но ты совершенно не знаешь меня. На каком основании сделан такой вывод?
— Вы правы, я не имею чести знать Вас, — полиморф кивнул и слегка повел ладонью. — Но у меня есть данные о том, будто каждого или почти каждого торийца сопровождает особый дух-помощник — дъерк или Тень. Они подпитываются эмоциями своего партнера и защищают его. Ваш, по всей видимости, питается азартом. Это видно по Вашим глазам. Вы рисковый человек, — Пректон открыто улыбнулся, и в разрезе рта стала видна механическая начинка головы, где что-то неприятно шевелилось и подергивалось. — Вы рискнули вытащить нас из-под носа у правительства, рискнули пойти против Системы. Я не исключаю, что Вы можете предать меня, если это станет вам выгодно. Но свой собственный азарт вы предать не сумеете и пойдете до конца. Поэтому я спокоен за себя и своего человека.
Показалось, или в голосе полиморфа проскользнула тень иронии? Лаккомо хмыкнул про себя. Но в лице не переменился, только заложил ногу на ногу и откинулся на спинку стула.
"Набор логичных доводов, прикрытый человечной манерой выражаться. Хорош же был Джаспер, когда обучал его формулировать выводы понятным языком. Действительно хорош".
— И что же ты ещё знаешь о дъерках? — улыбнулся он.
— Вайон Канамари по образованию был культурологом. После вступления в проект он продолжал свои изыскания, хотя не замахивался на диссертации и ученые степени. В частности, он изучал доступные пласты торийской бытовой культуры и мифологии. Эти данные хранятся в моей памяти. Согласно им, эти духи приходят к людям по своему желанию во время ритуалов Совершеннолетия и сопровождают человека как при жизни, так и после смерти на пути к Нефритовой Горе.
— Неплохо...
Повисло молчание. Вопросы не шли на ум, Лаккомо никак не мог придумать, чем ещё подцепить полиморфа. Но уходить обратно к постылой работе не хотелось. Хотелось чего-то неординарного, чего-то, что всколыхнуло бы мысли, заставило искать неоднозначные ответы.
Или разобраться в себе.
— Вы ведь пришли спросить о другом, я прав?
Лаккомо вздрогнул, услышав вопрос машины, и вынырнул из тягучей глубин безмыслия. Вопрос явился сам собой, простой, как церемониальный клинок. Он взглянул прямо в оптику, вдруг прочувствовав всю громадную разницу габаритов.
