Добрая фея

Чарли включил рацию и через минуту выключил. Эфир галдел десятками голосов, каждый голос спрашивал, что, черт возьми, происходит.

— Мама, куда мы едем? — раздался сзади детский голос.

Чарли вздрогнул, он уже забыл, что подсадил женщину. Теперь надо решать, что с ней делать.

— Мы едем в Лаптевск, — сказал Чарли. — Если вы не против, я вас высажу в центре города. Тревога, похоже, ложная, но даже если и истинная, Лаптевск вряд ли станут бомбить.

— Вах! — воскликнула женщина.

Чарли удивленно обернулся. Надо же, она каледонка, кажется. Забавно. Впрочем, КОБ воюет с женщинами и детьми только в исключительных случаях, да и тогда это особенные женщины и дети, которые могут дать фору почти любому мужчине. А эта женщина и эти дети — явно не тот случай.

— Вы извините, — сказал Чарли. — Я на задание еду, я не могу вас взять с собой, там стрелять придется. Впрочем, если хотите, могу до Сычевки добросить, через этот город я тоже буду проезжать.

Женщина что-то тихо и неразборчиво бормотала себе под нос, кажется, молилась. Чарли понял, что ответа не будет. Ну и шайтан с ней. Сделал доброе дело, вписал пару пунктиков в карму, и поехали дальше. И ничего, что доброе дело оказалось ненужным, так почти всегда оказывается.

— Вы военный? — спросила вдруг женщина.

— Типа того, — ответил Чарли. — Я офицер КОБ.

Женщина сдавленно охнула, Чарли поспешил ее успокоить:

— Да вы не бойтесь, я ничего вам не сделаю. Честно говоря, когда я вас подбирал, я вообще не обратил внимания, что вы каледонка. А то задание, на которое я еду, к вашему народу никакого отношения не имеет, это наши внутренние разборки.

— Храни тебя Аллах, — сказала женщина.

Больше она не произнесла ни слова до самого Лаптевска, дети тоже молчали. Полчаса спустя Чарли припарковался у обочины, и их пути разошлись навсегда.

6

Костя и Инна лежали на кровати в гостевой спальне на втором этаже. Ничего не делали, просто лежали.

— Интересно, тревога ложная была или настоящая? — спросил Костя.

Он не ждал ответа на этот вопрос, он задал его только потому, что надо было что-то сказать, чтобы прервать напряженное, депрессивное молчание. Против ожидания, Инна ответила.

— Саша не может ни с кем связаться, — сказала она. — Рация досюда не добивает, а мобильная связь не работает, то ли перегружена, то ли действительно все разбомбили. Саша очень нервничает.

— Еще бы, — сказал Костя. — Мы все нервничаем.

— Тебе проще, — сказала Инна. — Тебе не нужно принимать решения, ты просто лежишь и ждешь, что будет. А Саша чувствует ответственность за всех нас. Он переживает, что эта война началась из-за него, что он вывел на меня КОБ и я исполнила желание того хакера.

— А что у него за желание было, кстати? — спросил Костя.

— Не знаю, — пожала плечами Инна. — Я почти ничего не поняла в его мыслях, они очень специфические. Я не понимаю, как исполняются желания, я просто инструмент, это мое свойство. Я до сих пор не знаю, зачем ему нужны были те цифры и как он их использовал. И использовал ли вообще. И связано ли это с войной. По-моему, Саша ни в чем не виноват. Оперативники КОБ вышли на меня до того, как он узнал, кто я такая, он, собственно, узнал это от оперативника, который меня выслеживал. Он хотел предотвратить мое похищение, просто не успел.

— Ангел, — хмыкнул Костя.

— Нет, не ангел, — серьезно сказала Инна. — У него тогда были совсем не ангельские планы насчет меня. Сейчас-то он уже забыл о них, по-настоящему забыл, стер из памяти. Впрочем, планы — не самое подходящее слово, так, мысли отдельные. Сделать карьеру, стать большим генералом и начать менять мир так, как он считает нужным. Чтобы все были счастливы, и никто не ушел обиженным. Не знаешь, кстати, откуда эта поговорка? Я часто встречаю ее в мыслях разных людей, почему-то ее всегда думают с таким сарказмом ироническим.

— Не знаю, — сказал Костя.

— Ну и неважно. Знаешь, что меня в Саше по-настоящему удивило? То, как легко он отказался от этих планов. У него очень интересная психика, я ему завидую. Понимаешь, он управляет своими чувствами, принимает решение и исполняет его, он запрещает себе колебаться и сомневаться, и выполняет этот запрет. У людей так почти никто не умеет. Он понял, что это я продиктовала тебе формулу ТДМ, и решил, что сейчас это важнее, чем все его амбиции. Он ведь не ради личной выгоды строил планы, он на самом деле очень альтруистичный человек, он только кажется таким жестким и напористым. Внутри он мягкий и ранимый, просто он приказывает себе быть мужественным, и выполняет этот приказ. Он стихи пишет, только никому не показывает, у него в интернете сайт под псевдонимом. Хорошие стихи, только очень пронзительные, их тяжело читать, даже в мыслях. А сейчас он сидит около гамака под деревом лицом к забору и плачет. Только перед тем, как начать плакать, он засек время и дал себе десять минут, чтобы проплакаться, а потом он встанет, сделает непроницаемое лицо и пойдет к Ольге мириться. Из-за Ольги он тоже сильно переживает, не может себе простить, что мы с ней встретились. Умом понимает, что решение было правильное, а сердцем не может простить. Очень тяжело ему сейчас. Но это ничего, это пройдет, он сильный, справится. Ты не ругайся с ним, когда я уйду. Я примерно представляю, что ты будешь чувствовать, ты будешь злиться, думать, что он во всем виноват, но это неправильно, он не виноват. Держись за него, тебе нужна будет поддержка, кроме него ее тебе никто не даст. А он тебя не бросит, у него принцип такой — не бросать тех, за кого отвечаешь.

— Не понял, — сказал Костя. — Куда это ты собралась уходить?

Инна вздохнула. Некоторое время она молчала, затем произнесла с видимым усилием:

— Даже не знаю, как сказать. Не хотела я вообще тебе это говорить, но, наверное, придется... Понимаешь, Костя, я скоро умру. Иван Васильевич был прав, я действительно опасна для людей. Я окончательно поняла это сегодня утром, я сильно ругалась, но я была неправа, теперь я это понимаю. Вы, люди, такие, какие вы есть, глупо на вас обижаться за то, что вы такие. Наши расы психологически несовместимы, но это не ваша вина, вы меня к себе не звали, я сама пришла, без спроса. Мы пытались добиться совместимости, пробовали разные алгоритмы, даже генетические, но все без толку. Я думала, что на мне этот алгоритм сработал... вот дура... Мне пора уходить, Костя. Слишком много желаний и слишком сильно они противоречат друг другу. Я как горящая спичка в бочке с бензином. Вначале хорошо, тепло, светло, но потом огонь разгорается и бочку разрывает на куски. Меня надо загасить, пока я не разгорелась.

— Когда бензин горит, спичку уже поздно гасить, — заметил Костя.

Инна усмехнулась одним уголком рта.

— Моя аналогия не слишком хороша, — сказала она. — Меня гасить еще не поздно, наоборот, самое время. Конец света, похоже, все-таки не наступил, возможно, из-за того, что я в последний момент остановила пожар, который сама разожгла. А может, я себе льщу, может, мое свойство тут ни при чем, может, локальная война началась бы в любом случае, а мировая война — в любом случае не началась бы, я не знаю. Но я очень боюсь того, что я тут при чем. Я полюбила людей, не только тебя, а вообще людей, я не хочу приносить вам горе. Раньше я думала, что меня невозможно убить, но я была неправа, это возможно. Надо только, чтобы я сама захотела прекратить это безобразие.

— Твоя жизнь — не безобразие! — воскликнул Костя.

Он резко сел, оперся на локоть и посмотрел на Инну сверху вниз. Он был испуган и растерян, а Инна — наоборот, спокойна и сосредоточена.

— Я не хочу, чтобы ты умирала! — сказал Костя. — Исполни это желание, ты обязана его исполнить, ты говорила, что не можешь заблокировать свое свойство!

Инна улыбнулась, протянула руку и погладила его по небритой щеке.

— Глупенький мой, — сказала она. — Ты такой милый...

— Ты обязана исполнить его, — продолжал Костя, горячо и сбивчиво. — Этот твой Иван Васильевич далеко, а я близко, значит, я должен влиять на твое свойство сильнее. Его желание было и сплыло, а мое — вот оно. К тому же, он, наверное, не хотел, чтобы ты именно умерла? Он хотел, чтобы ты утратила свое свойство, а еще вернее, чтобы твое свойство не имело... ну... нежелательных последствий.

— Причем здесь Иван Васильевич? — спросила Инна. — Он далеко, ты прав.

Она продолжала поглаживать его лицо, она смотрела на него, как мама смотрит на неразумного ребенка, он вгляделся в ее удивительные бездонные глаза, изо всех сил желая понять, что она думает и чувствует, обрести, хотя бы на мгновение, ее второе, побочное, свойство — читать мысли...

Инна нахмурилась и отдернула руку.

— А вот это плохая идея, — сказала она.

Но Костя уже понял.

— Ольга! — воскликнул он. — Она ненавидит тебя, из-за этого ты вынуждена вредить самой себе, потому что ее желание...

Инна легонько шлепнула его по губам.

— Это не только ее желание, — сказала она. — Извини, Костя, мне этого не хочется, но другого выхода нет.

Мышцы Кости внезапно ослабли и он почувствовал, что погружается в сон. Сразу же появилось первое сновидение — Саша протягивает ему красную таблетку и говорит, что это успокоительное, Костя возражает, но рядом появляется Инна, и они начинают убеждать его вдвоем. Сопротивляться им невозможно.

7

Инна открыла глаза и сказала:

— Не подкрадывайся, Андрей, это бессмысленно. Ты ведь уже догадался, что я читаю мысли.

Андрей обошел вокруг березы, к которой была прикреплена верхняя веревка гамака, и встал перед Инной. Его взгляд непроизвольно скользнул по ее стройным бедрам, обтянутым темно-синими джинсами, почти новыми, еще не потертыми, переместился на узкую полоску голого тела между джинсами и футболкой, отметил, что молния на ширинке вот-вот расстегнется...

— Даже не думай, — сказала Инна. — Я не хочу снова тебя соблазнять, это противоречит вашей этике. Жаль, что твои эмоции такие сильные... Им так трудно сопротивляться...

Андрей почувствовал, как у него что-то шевельнулось в душе, но эта эмоция продержалась лишь неуловимую долю секунды и уступила место медленно нарастающему гневу.

— Так ты меня не... — начал говорить он, но осекся, потому что не смог выговорить слово "любишь".

Но когда твой собеседник — телепат, излагать мысли вслух совсем не обязательно.

— Я тебя люблю, — сказала Инна и поспешно уточнила, не дав ему насладиться ее признанием: — Я всех вас люблю, и тебя тоже, ты хороший парень, очень хороший, умный, добрый... При других обстоятельствах я бы с радостью отдалась тебе, у тебя такие прекрасные эмоции, такие чистые... Но сейчас это обидит твоего отца. Почему вы, люди, так любите чувство собственности? Да, вот так намного лучше, гнев куда приятнее, чем любовь, он не так опасен.

— Ты мазохистка, — хмыкнул Андрей.

Инна хихикнула.

— Можно и так сказать, — согласилась она. — Но лучше не бросаться такими словами. В каждом обвинении есть доля желания, а если я действительно полюблю боль...

Инна осеклась на полуслове. Она глядела в пасмурное небо, Андрей заметил, что она закусила губу, не сильно, так, чуть-чуть. Гнев слился на дно его души грязной лужей, на его место пришла жалость. Инна перевела взгляд на Андрея и печально произнесла:

— Шел бы ты лучше в дом. Я боюсь долго находиться рядом с тобой, ты еще не повзрослел, не научился понимать, где граница между мечтой и реальностью. Ты не умеешь обуздывать желания, чтобы они тебе не навредили. Буревестник хренов.

— Что? — не понял Андрей.

— Это, по-моему, из школьной программы. Пусть сильнее грянет буря...

— Глупый пингвин робко прячет, умный смело достает, — пробормотал Андрей.

Инна рассмеялась.

— Ты не пингвин, — сказала она. — Будь мы пингвинами, все было бы намного проще.

Внезапно Андрей ощутил, как чувство растерянности и опустошенности, одолевавшее его с самого утра, вдруг отступило, сменившись холодной, спокойной уверенностью. Он знал, что сейчас нужно сделать, и знал, что сейчас он сделает именно то, что нужно.

Он оглянулся через плечо и убедился, что из дома их не видно, даже со второго этажа, их надежно прикрывают декоративные елочки и развесистая облепиха, вокруг которой так неудобно обстригать траву, потом ходишь весь поцарапанный. Он шагнул вперед и произнес, спокойно и рассудительно, не как мальчик, но как мужчина:

— Инна, я тебя люблю. Мне все равно, что люди подумают, что скажут, как к нам отнесутся, это их проблемы, а не наши. Папа расстроится, но с ним мы как-нибудь договоримся. В конце концов, по возрасту ты ближе ко мне, чем к нему.

— Что ты знаешь о моем возрасте? — спросила Инна.

Но ей не удалось сбить Андрея с толку.

— Ничего не знаю, — ответил он, скривив губы во взрослой всепонимающей улыбке. — И не хочу ничего знать, честно говоря. Мне наплевать, когда ты родилась, где ты родилась, и родилась ли вообще, может, тебя вообще в пробирке клонировали, мне все равно. Но я вижу, что на глаз тебе можно дать лет восемнадцать, а мне четырнадцать, разница незначительная. А кстати, ты будешь стареть?

Инна покачала головой, ее глаза отчего-то стали печальны.

— Вряд ли, — ответила она.

— Вот видишь! — воскликнул Андрей. — Мы с тобой — прекрасная пара. Используй свое свойство, сделай так, чтобы мама вернулась к папе, это же твое свойство, ты обязана его проявлять, ты сама так говорила.

Он сделал еще один шаг вперед и опустился на колени перед Инной, по-прежнему лежавшей в гамаке. Он взял в свои руки ее миниатюрную ладошку, она была неожиданно холодной.

— Зачем ты так поступаешь? — печально спросила Инна. — Ты ведь не такой, я же вижу все. Это просто минутный порыв, он перевернет твою жизнь, да и не только твою, если ты не отступишь. Ты совсем ничего не знаешь о любви, ты никого никогда не любил, кроме родителей, но это не считается, это совсем другое.

— Как это никого? — удивился Андрей. — А...

— Это тоже не считается, — улыбнулась Инна. — Ты бы еще детский сад вспомнил.

— Ну, так научи меня любить по-настоящему! — потребовал Андрей. — Я желаю этого, исполни мое желание.

— Глупый человеческий ребенок, — сказала Инна. — Взрослые люди тоже глупые, но у них это не так заметно. А когда ребенок решает, что он уже взрослый, половая зрелость наступила, сила есть, самомнения хоть отбавляй... Ребенок не замечает, что представления об ответственности у него самые примитивные, основной принцип жизни — попробовать, а там видно будет... И, что самое противное, ума хватает ровно настолько, чтобы натворить глупостей.

Андрей вдруг понял, зачем Инна все это говорит. На какой-то маленький промежуток времени он почти поверил, что она права, что он должен встать и уйти, и никогда не вспоминать об этом разговоре, убедить себя, что этого не было, что оно приснилось ему, так же, как приснилось... Нет! Это не приснилось, это было на самом деле, он никому не позволит встать между ним и его счастьем, это просто последнее испытание, классический сказочный сюжет, надо напрячься в последний раз, победить последнего стража и войти в пещеру с сокровищами. Наверное, она думает, что этого стража зовут Совесть...