Отвечаю:
— С группой курсантов проходим стажировку по сопровождению грузов.
Хотел отрапортовать об происшествии, но тот отмахнувшись, подошёл поближе к задержанным и внимательно оглядев их, с каким-то внутренним напряжением спросил:
— Все здесь?
— Нет, не все. Одному из налётчиков, в великому сожалению, удалось скрыться...
Может послышалось, но облегчённо выдохнув, Погребинский, внимательно осмотрев меня с ног до головы, затем переведя взгляд на бойцов и снова на меня:
— Что за форма одежды?
— Это — "пролетарка" производства ульяновской артели "Красная игла".
Смотрит на ноги.
— Так называемые "берцы" — ботинки с высокой шнуровкой, тачаемые ульяновской артелью "Красный Лабутен".
Его интерес вполне понятен: в эти годы милиционеры донашивали военное обмундирование. И если штанов и гимнастерок еще более-менее хватало, то с обувью было совсем плохо.
Как и армию, милицию обували даже в лапти!
Вижу, "форма" одежды" произвела на него впечатление и, как бы между прочим:
— Выдвинуто, как обмундирование для Красной Армии. Правда, из-за дороговизны...
Перебивает:
— Сколько стоят, положим эти... "Берцы"?
— Если брать у производителя, то — "партминимум". А если "с рук" — в два-три раза больше.
— Вот, как? — переводи слегка ошалевший взгляд на моих бойцов, — у вас в "Школе" всех так одевают-обувают?
— Нет, не всех, товарищ Начальник Губотдела: только "Группу экспедиторов особого назначения, имени товарища Вагнера".
Смотрит подозрительно:
— Из каких-таких средств?
— Из средств, выделяемых ульяновскими частниками и кооператорами за охрану их личного имущества.
Тоже, не должно быть для него новостью. Имея довольно скудное жалование, даже постовые линейной милиционеры — зачастую подряжались охранять частные предприятия, склады, рестораны и так далее. Что тогда говорить об вневедомственной милиции или невооружённой охране?
Так что удивляться не приходится, что несмотря на свирепствующую в стране безработицу — в правоохранительных органах (даже в ОГПУ!), была просто невероятная текучесть кадров.
Затем, наш разговор с Матвеем Самойловичем Погребинским был прерван приездом бригады угрозыска на убого-убитом грузовичке, воняющим некачественным отработанным топливом через выхлоп. Следственные мероприятия продолжились не особо долго: показания подозреваемых, объяснительные участников задержания — других почему-то не проводилось. Задержанных погрузили на грузовичок и отправили в "допр", их конфискованный транспорт — на штраф-стоянку (хахаха!) и нам удалось даже кемарнуть часок-другой до утра. Потом, хмурые до неприязни железнодорожники нас подцепили к попутному составу и отправили восвояси.
Как уже неоднократно говорил, даже на перегоне грузовые поезда двигались со скоростью забеременевшей улитки... При выезде же со станции, у всякого на нём едущего возникает желание — выйти и подтолкнуть его. Поэтому метров через триста — я смог спокойно выйти из вагона, найди привязанного к дереву Ваську-Кота, дать ему время сходить по великой и малой естественным "нуждам" и, затем вместе с ним — вполне благополучно вернуться обратно, даже не особо запыхавшись.
Оставшись же с ним наедине, вернув деньги и гандоны:
— Теперь, Василий Сергеевич, у тебя лишь два пути: ко мне в друзья или в денщики к генералу Духонину. Видишь? Я даже рук тебе не завязываю — ты свободен аки вольный ветер, лети куда хошь.
Васька-Кот предпочёл стать моим другом и был оформлен на работу в "Полицейскую академию" учебным пособием.
Да, да!
Должны же курсанты учиться премудрости задерживать, обыскивать, конвоировать, допрашивать... Эээ... Выводить на прогулки, наконец.
Для него в "Школе" была построена учебная тюремная камера (как настоящая!) где он и обитал до следующей весны, когда всё-таки сбёг — подобно мартовскому коту от заботливого и любящего домашних животных хозяина.
Ну да и, ладно!
К тому времени, я узнал от него всё что хотел и соответствующим образом запротоколировал.
Глава 15. Сказ про "ловца" — попаданца-молодца и крупного заокеанского "зверя".
Лето прошло и, вспомнить особо то нечего!
А там наступила осень и, на полях разом отцвела вся капуста...
Отдыхал между "подходами" в кроватке Софьи Николаевны, когда после "этого" — приобняв меня сбоку, жарко дыша в подмышку и болтая всякие женские глупости, она как бы между прочим сказала:
— А Аннушка, видать — скоро от нас уедет...
Анна Ивановна Паршина — Председатель швейной артели "Красная игла", которая шила "пролетарки", разгрузки, рабочие рукавицы, автомобильные чехлы и многое другое и теперь ударно осваивало куртки типа "Камчатка". Её частное предприятие — замаскированное по моей подсказке под производственную артель, было весьма успешным и процветало месяц от месяца. От заказов только отбиваться успевали, производство росло, производственные помещения расширялись, число дольщиков и кандидатов в дольщики множилось.
Её и их (и мои, тоже) доходы растут как грибы на дрожжах, местная Советская Власть не щемит — а лишь благоволит, аки Московский Патриархат монастырю с мощами — куда валом валят толпы паломников...
Так, с чего бы вдруг?!
— С чего вдруг? — спрашиваю вслух, — ей, что? Птичьего молока для счастья не хватает?!
— А к ней с самой Москвы какие-то иноземцы (говорят — америкаецы!) приехали — предлагают к ним в столицу перебраться...
— А она что?
Софья Николаевна была лучше подругой Анны Ивановны и никаких секретов между ними быть не должно.
— Ой, даже не знаю! И, хочется ей в столицу перебраться и колется...
— Последней дурой будет — если согласится!
— Почему?
Лихорадочно соображаю и первое, что на ум пришло:
— Она забыла, как с одной швейной машинкой к нам "из столицы" прибежала? Хочется ещё разок попробовать?! Ну-ну...
Действительно: Анна Ивановна Паршина — швея-белошвейка из самого Санкт-Петербурга, "прибежала" к нам в Смуту с тремя детьми и швейной машинкой "Зингер" и, здесь осела — зарабатывая на хлеб насущный своим ремеслом. После завершения эпохи Военного коммунизма она попробовала себя как нэпманша — чтоб к хлебу насущному было масло маслянистое, а затем после моей подсказки — преобразовала своё частное предприятие в одну из артелей местного производственно-торгового кооператива "Красный рассвет".
И, вот когда к хлебу с мяслом — пошла икорка удоистых волжских осетров...
Столько было сил и нервов потрачено и всё в впустую? А я ведь даже патентов на стильную одежду не оформил ещё — из-за отсутствия пока законодательной базы.
Софья Николаевна, охнула и прикрыла рот ладошкой:
— Неужель, опять...?
— А ты не слышала разве, как большевики в "верхах" собачатся? Троцкий с Зиновьевым — того и, гляди друг другу в рожи вцепяться и бельма обоюдно повыцарапывают. Вот-вот... И, того!
— Ох, божечка ж ты мой...
Блин, я кажется несколько погорячился:
— Ты только это... Помалкивай, слышишь?
— Слышу...
Блин, "звону" теперь будет!
Полежали ещё, помолчали.
Чую — щупает самую свою самую любимую "часть" во мне:
— Что-то "он" у тебя совсем мягкий...
Повернувшись с стенке передом, а к Софьюшке задом, раздражённо говорю:
— Так думать прежде надо — что мужику в постели говорить!
Нежно гладит, ласково и жарко шепча в самое ушко:
— Ну прости, Серафимушка, глупую бабу... Прости...
Чую, моё поникшее было "естество" — зашевелилось воспрянув и, довольно бодро!
Довольно резко крутнув "против резьбы", я аж охнул, она воркующе вопрошает:
— "Он" уже простил меня, а ты...?
Переворачиваюсь на спину:
— Прощаю, конечно — куда от вас "двоих" деваться? Но тебе придётся отработать: сегодня и всю эту неделю... Ээээ... И всю следующую неделю — ты будешь сверху! Ну? Поскакали!
Перекидывает через меня ногу и "оседлав", откидывает рукой назад густую копну шевелюры:
— Вечно что-нибудь выдумываешь, охальник... Ооо... Ой, как хорошо!
Прощаясь утром, говорю Софье Николаевне:
— Передай Аннушке, чтоб без меня ни на что не подписывалась.
Вытаращив по беспределу очи — чуть из орбит не выскочили, та аж отшатнулась в испуге:
— ЧРЕВАТО!!!
* * *
— Почему, я как неверный муж — последним замечаю "рога" на своей голове? — грозно вопрошаю Мишку, вызвав его на "ковёр", — почему у меня хотят увести из-под носа одно из самых лучших предприятий, а я про то не знаю и узнаю только случайно от случайного источника? Где твоя "внутренняя разведка", так её и тебя — перетак и разэтак...!
"За кадром" остался немой мишкин вопрос: как же так — о предстоящей смерти Ленина за месяц знал, а о том — что твориться под самым носом — не ведаешь?!
Мол, что это за "ангел" такой?!
Однако, я сделал вид — что так оно и должно быть. Пусть голову свою поломает в догадках — ему это полезно для развития. Поэтому продолжаю разнос:
— ...Не хрен тебе в Ленинграде делать. Всю жизнь будешь в Ульяновске жить и следить: на каком сеновале и с какой целью — жениться или просто "побаловаться", Ванька Маньке сиськи мнёт!
Ответ Мишки меня просто убил:
— Серафим! Ты давно "почтовый ящик" смотрел? Я тебе ещё три дня назад сообщил о приезде американца из какой-то "Русско-американской индустриальной корпорации ".
Так, так, так...
Мучительно соображаю, что это за "зверь" такой забрёл в наши северные широты. Так и не вспомнив ничего:
— Любая "корпорация" — это очень серьёзно, Миша! Поэтому такое событие — относится к разряду чрезвычайных и неотложных и, ты должен был мне не записочки писать — а сообщить мне лично, срочно и немедля.
— Попробуй тебе "сообщить", коль ты носишься по всей округе — подобно лосю с наскипидаренным хвостом! Ты ж только вчерась от нашего "Пассажира" приехал.
Побывал ингогнито с трёхдневной инспекцией у Дыренкова в АО "Россредмаш", проверил как у него идут дела по перенастройке производства к скачкообразному увеличению выпуска тракторов "Мужик" — запланированному на следующий год. Пока всё нормально, Николай Иванович — всё делает "по чертежу". Всё же имеются взятые на карандаш "отдельные недостатки" — над которыми я покорплю на компьютере, найду способы их исправления и, от имени "конторы" — в письменном виде ему подскажу.
Пока всё идёт по плану!
Несколько успокаиваюсь, ибо он со всех сторон прав и:
— Ладно извини, Миша: я действительно запарился — с меня литр парного молока со свежими огурцами... Рассказывай, что знаешь.
— А что рассказывать? Я эту жид... Американскую рожу ещё в прошлом году на Всероссийской Выставке в Москве заприметил — очень он интересовался нашим шитьём. Так думал — чисто из присущего этому племени любопытству.
Да, точно — было такое. Мы тогда с этой Выставки довольно быстро слиняли: иначе думаю — предложение Аннушке последовало бы гораздо раньше...
Мишка развёл руками, с не деланым возмущением:
— А тут — вон оно, что! Теперь приехал с переводчиком, разнюхал всё и предложил Анне Павловне оформить привилегии на Корпорацию, а ей самой — посулил ателье в Москве...
Интересное кино!
— Вот что, Миша... Напрасно ты так про человека: ведь он мог просто украсть модели и всё — пишите письма! И, фиг бы мы что сделали: с патентным правом у нас пока — полная шняга. На родное государство то, конечно — вполне можно оформить... Да нам с того, ничего не обломится.
Как известно, все изобретения в Советском Союзе до сих пор принадлежат трудовому народу — государству, то бишь. Лишь 12 сентября этого — 1924-го года, ЦИК СССР примет "Положение о патентах на изобретения" — хоть и с оговорками, возвращающий Россию к способам охраны прав изобретателей — сходных с общемировыми.
Барон, остался при своей — антисемитской точке зрения:
— Больше всего эти... Американцы еврейского происхождения — любят и умеют прикидываться честными. Если не украл — значит, ещё что более коварное затеял.
Впрочем, по интонации — Мишка уже откровенно стебался.
Многозначительно прищурившись:
— Я знаю. Однако, евреи — тоже люди, а вовсе не черти из Преисподней с рогами и копытами. Значит — их можно точно так же обдурить, став ещё более коварным чем они. А самый высший пилотаж, Миша — заставить врага работать на себя...
Тот, просто охренев от изумления, с неподдельным уважением:
— Ну надеюсь — ты такое сможешь провернуть... Как-никак — ангел!
— Ладно, Миша, иди и держи этого пинд... Американца, под плотным "колпаком".
Сам же доделав неотложные дела того дня, нырнул в схрон с компом: посмотреть — что это за "Русско-американская корпорация" такая, нарисовалась на нашем горизонте?
* * *
Информации было практически ноль!
В нескольких книгах про эпоху НЭПа, которые я скачал в Инете — но не успел "там" прочесть, вскользь упоминалась эта созданная выходцами из России (по большей части — евреями) коммерческая организация возглавляемая неким Сидни Хилменом — уроженцем нынешней Литвы.
Проведя в 1921 году больше месяца в России и тщательно изучив воистину катастрофическую ситуацию — сложившуюся в нашей текстильной промышленности, тот предложил Ленину организацию совместного предприятия. Ильич разумеется, был совсем не против нежданно-негаданно подвернувшейся сладкой халяве и, вскоре был подписан официальный договор об организации РАИК и передаче ей девяти профильных заводов: шесть в Петрограде и трёх в Москве — при условии инвестиции не менее одного миллиона долларов.
Проведя довольно успешную пиар-компанию в Штатах, Сидни Хилмен распространил акции РАИК ценой по 10 долларов каждая, быстро сколотив и застраховав в Лондоне уставной капитал в договорном размере — таким образом, выполнив условие Ленина. Уже в августе 1922 года начались поставки станков, машин и оборудования в Россию на сумму более 200 тысяч долларов.
После первых же успехов, число российских предприятий РАИК выросло — сперва до пятнадцати, а затем до тридцати четырех — с общей капитализацией в два миллиона долларов. На них работало около полутора десятков тысяч рабочих и служащих (как из местных, так и американцев по большей части — эмигрантов из Российской Империи), производящих двадцать процентов всей советской номенклатуры изделий из ткани — от нижнего белья, до верхней одежды.
В этом месте мой кадык дёрнулся туда-сюда, сглатывая выделившуюся слюну:
"Двадцать процентов"!
Во главе РАИК стоял Контрольный Совет из семи советских представителей и двух американских, на местах же — предприятиями управляли квалифицированные специалисты заокеанского происхождения, внедряя передовые методы производства и управления в нашу отсталую лёгкую промышленность. Траты по управлению корпорацией были сравнительно невелики, наибольшие расходы были связаны именно с выплатой процентов по акциям.
"Русско-американская индустриальная корпорация", отнюдь не была благотворительной богадельней, а акционерным, следовательно — коммерческим предприятием, с числом дольщиков порядка шести тысяч. В июле 1923 года Корпорация получила первую прибыль в сумме около 8 миллионов долларов и её акционерам были исправно выплачены соответствующие дивиденды.
