Это было, как один взмах ресниц — и миг превратился в реку, полноводную, живую. Грань между миром обычных ощущений, где его тело напоминало о себе только болью, и мгновением, когда вся сила его жизни устремилась вверх, растапливая всё поглощавшее его разнообразие, оказалась прозрачна и незначительна. Всего один миг отделял мучительную агонию от насыщенного новыми, неизвестными цветами потока впервые переживаемых ощущений, расширяющих диапазон чувств в геометрической прогрессии. Эта сверхчувствительность пришла внезапно, как воспоминание, как пробуждение от глубокой телесной и духовной амнезии, ворвалась в его муки, как вторгается любовь, как могла бы прийти внезапная смерть. Это чувствование было настолько глубоко и отлично, что он не мог даже представить себе, что может быть иначе. Его тело словно вспоминало себя через наслаждение, через боль и страх вновь потерять себя. Его зрение изменилось, замкнувшись на бесконечно малой, непрерывно двигавшейся точке. Движение её было свободным, в стороне от привычных путей, словно из нового источника. Она была подобна внутреннему глазу, который расширялся до бесконечности, сосредотачивался на бесконечности: не имеющий ничего общего с прямым взглядом, но, в то же время, очень глубокий взгляд. Эта точка его внимания укоренилась в каком-то месте, настолько всеобъемлющем, что у него отпала необходимость смотреть на окружающий мир, и Вайми утонул сам в себе, пережив множество состояний, не поддающихся описанию. А потом, как-то вдруг, всё погасло.
* * *
Когда Вайми очнулся... нет, это звучало слишком громко — он совсем не ощущал своего тела и с крайним удивлением взглянул на поднявшуюся к глазам руку. Она двигалась удивительно точно, но он совсем не чувствовал её, и это состояние было... странным. В ушах у него оглушительно звенело, разглядеть он тоже ничего не мог — зрение мерцало, весь окружающий мир плавился в волнах бледно-радужного света, сплетавшихся в причудливые пятна. Вайми казалось, что он кипит — он слышал в себе бессчетное множество совершенно чужих голосов. Вокруг жалкого островка его "я" бурлило невероятное количество образов, — а когда он попытался вспомнить, что было с ним, их стало так много, что мысли в них терялись. Тело, правда, понемногу оживало — отбитая нога ныла, а где-то в крестце разгорался непонятный зуд.
Юноша замер, опустив ресницы, с интересом прислушиваясь к своим ощущениям. Как ни странно, он совсем не чувствовал усталости. Напротив, с каждой секундой в его теле рос запас какой-то искристой энергии. Казалось, в нем исчезла некая преграда, отделяющая его от океана бесконечной силы, и она всё прибывала и прибывала, грозя затопить его, но страшно Вайми не было — напротив, он ощущал едва представимый восторг.
Повинуясь непонятному побуждению, он широко расставил босые ноги, сомкнув ладони на лохматом затылке. Его живот втянулся, гибкие и твердые мускулы принялись ритмично сжиматься, и Вайми начало тихонько раскачивать. Было больно и невероятно хорошо... и он вдруг потерял ощущение реальности. Какая-то сила, как волна, подтолкнула его и понесла. Ноги сами пошли вперед. Он сопротивлялся, сдерживал себя, — напрасно. Тело затопила сверхъестественная энергия, чувство легкости и полета. Оно заставило его кружиться, как волчок. Перед глазами переливались яркие сияющие волны красного, желтого, оранжевого и фиолетового света — как будто они открылись в какой-то другой мир. Ему было хорошо и легко. Его душа купалась в море радости.
Во время этого замечательного переживания Вайми едва сознавал, что катается по полу, прогибаясь назад так, что опирался лишь на пятки и пальцы заброшенных за голову рук и скручиваясь так, словно у него вообще нет позвоночника, танцевал и смеялся, даже не замечая этого. Он ощущал чувство растворения, расширения или исчезновения тела, ощущал свет внутри и снаружи. Глаза у него не открывались, хотя он пытался их открыть. Его тело выгибалось во всех направлениях. Юноша то прыгал вверх и вниз, подобно тушканчику, то ползал по полу, подобно змее, не переставая распевать дикие песни на каком-то непонятном языке, принимая все возможные и даже совершенно невозможные позы. Его руки двигались в фигурах танцев, о которых он совершенно ничего не знал. Его бессвязная речь непрерывно менялась: казалось, что он каждый раз говорит на разных языках. Ему казалось, что он периодически взлетает вверх или, наоборот, погружается в пол. Он словно плавал в воде, как рыба, а затем улетел в небо, как птица. Казалось, что его тело то вдруг сильно расширяется, то становится очень маленьким — и это происходило всё быстрее, быстрее, быстрее...
Весь мир раскрылся перед Вайми, словно лежал на его ладони, распался барьер между материей и энергией, он видел даже крупинки пыли и паутину на стенах в виде застывших струй вибрирующей силы. Вселенная предстала перед ним как невообразимая сеть сил и симметрий, — и он увидел её первичную причину в виде огромного светящегося тысячегранника, каждый миг дающего рождение неизмеримому числу Вселенных...
* * *
Вайми очнулся от холода. Он лежал на боку, среди разбросанных по полу туннеля камней, неловко подтянув руки, уткнувшись лицом в колени, уже не чувствуя онемевших ног, дико дрожа и щелкая зубами. Все его мускулы ныли, словно по ним обстоятельно прошлись палкой, кожа, там где её касались щупальца Корхх, горела, глаза дико жгло, словно их наперчили, спину ломило, внутренности, казалось, затянулись в морские узлы, а голова непрерывно кружилась. Он попытался разобраться в мешанине охвативших его ощущений, не смог и слабо застонал от досады.
Сжав зубы, чтобы не заорать от боли во всем теле, юноша сел — и его глаза недоуменно распахнулись. Рядом с ним лежал остов Коррх — пустой, черный, мертвый.
Он испуганным рывком поднялся на ноги, чуть не потеряв сознание — у него вдруг страшно закружилась голова — кое-как, шипя и покачиваясь, добрался до чудовищной туши, пнул неподвижное, страшно тяжелое щупальце — холодное, но уже не обжигающее ледяным огнем. Багровые "глаза" Корхх погасли, внутри было черно — пустота, холодная, пахнущая чем-то невероятно чужим — и заглянув туда, Вайми истерично рассмеялся. Он не мог поверить, что остался-таки жив. А раз он жив — он должен чем-то заняться.
Юноша сел и принялся тщательно растирать ноги. Ещё какое-то время Вайми не чувствовал их — а потом ему захотелось завыть от пронзившей их нестерпимой, зудящей боли. Спустя целую вечность она ослабела до терпимой, потом стихла. Невероятное наслаждение — он снова стал из калеки сильным юношей, вот только к опухшим пальцам на правой ноге нельзя было даже притронуться.
Вайми знал, что должен выбраться отсюда — он не знал, правда, в какую сторону идти, но это не слишком его трогало. Вдруг откуда-то справа донесся глухой взрыв. Потом накатился нарастающий гул — словно рушилось что-то невероятно тяжелое — и раздался второй взрыв, почти сразу, через две секунды. Он был резче и громче. Земля под Вайми задрожала. Он вскочил и, забыв обо всем, бросился к повороту туннеля, но не увидел ничего — кроме тускло сияющих огней. Его сердце вдруг бешено забилось. Неужели к нему пробивается помощь? Или?...
Секунд через тридцать бабахнуло уже всерьез и намного ближе — звук был очень резкий, хлесткий удар воздушной волны сбил юношу с ног, швырнул спиной на камни, едва не разбив ему голову. В туннеле клубами поднялась пыль и Вайми расчихался от неё. Сейчас он лежал неподвижно, раскинув руки и ноги — и, как он сознавал, широко ухмыляясь. Он заплатил свой долг — так, как хотел, и так, что об этом не стыдно будет вспомнить.
* * *
Симайа появились через какие-то минуты — из-за поворота туннеля вырвалось сразу несколько гудящих огенных шаров. Всего через миг они оказались над юношей. Вайми успел вскочить на ноги, но это оказалось лишнее усилие — его резко вздернуло в воздух, белое сияние окутало его ледяным огнем. Он ощутил, как Наммилайна — а это была именно она — проверяла его, как никогда раньше, уничтожая, очищая, проверяя ещё раз, ища малейшие признаки яда и уничтожая вновь. Во время этой замечательной процедуры Вайми дергало, как куклу, он почти не сознавал себя, издавая какие-то дикие, бессмысленные звуки. Потом симайа вдруг помчались обратно, с невероятной быстротой — Вайми даже не успевал сознавать мелькания галерей и поворотов. В каждый миг ему казалось, что они сейчас врежутся в очередной выступ скалы и убьются о него насмерть — но ничего подобного не происходило, и юноша ощутил вдруг непредставимый восторг, даже несмотря на то, что его мотало в силовом мешке с такой силой, что темнело в глазах, а внутренности, казалось, вот-вот оторвутся от этих диких рывков. Он мало что замечал, но они неслись сквозь зрелище невероятного разгрома. Вайми успел увидеть распоротый, светящийся от нагрева остов Корхх — отброшенный к стене, он лежал у неё, словно мусор — какие-то искромсанные, обугленные ошметки, которые только что — хотя бы внешне — были людьми, разодранные, исходящие паром частоколы каких-то разноцветных трубок, какие-то бесчисленные стальные ворота — пробитые насквозь, прожженые, расплесканные по скалам какой-то невероятной силой...
Он не сразу осознал, что они вырвались на поверхность — в той самой долине, в которой он попал в плен. Уже давно спустилась ночь, но темноты не было — в небе плыли тысячи золотых шаров, под ними неподвижно висели черные корабли-разведчики симайа. За склонами гор то и дело полыхали вспышки, доносился гул и гром взрывов — это была уже настоящая война. Вайми не мог представить, что всё это — ради него.
Наконец, его опустили на землю — Вайми не устоял на ногах, тут же грохнулся, громко зашипел от боли. Потом всё же заставил себя перекатиться и сел, осматриваясь. С ним осталась всего пара симайа — они плавно перетекли в свой "человеческий" вид и Вайми без особого удивления узнал Ярослава и Наммилайну. Смотреть на неё было жутковато — её лицо пылало от множества различных чувств, но главным из них был всё-таки гнев.
— Извини, — пробормотал Вайми, стыдливо опустив глаза. Он понимал, что выглядит жалко — весь голый, ободранный, с засыпанными пылью волосами — но чувствовал себя ещё хуже: он понимал, что вел себя невероятно глупо.
— За что? — Наммилайна схватила его за плечи и вздернула на ноги, так резко, что у юноши щелкнули зубы. Сейчас Вайми ощутил её силу — он чувствовал, что она без малейшего усилия могла раздавить его в кровавую кашу. — За то, что ты выжил там, где выжить невозможно? Дурак! — она рассмеялась вдруг страшным, лающим смехом, оттолкнула его с такой силой, что Вайми вновь грохнулся на задницу и вдруг в один миг исчезла в небе, вспыхнув золотистой стрелой.
— Что это с ней? — спросил Вайми, медленно и неловко садясь. Наммилайна исцелила все его повреждения — но сейчас на нем снова живого места не было из-за синяков.
Ярослав отвернулся и в его голосе звучала горечь.
— Несмотря на всё твое презрение она любит тебя — словно сына. И огонь её любви горит ярко, Вайми. Она первой ворвалась сюда — снося на своем пути стены и почти беспрерывно убивая. И теперь я знаю, почему ваш народ стоит так высоко. Вы не щадите себя, когда сражаетесь за то, что вам действительно дорого.
— Наммилайна убивала? — Вайми устроился поудобнее, чтобы скала не касалась ободранных до крови плеч и подтянув босые ноги. — Но ведь она говорила мне...
Ярослав покачал головой.
— Ваш народ ни в чем не знает середины, Вайми. И он намного более жесток. Намного. Золотых айа трудно вывести из себя — но лучше не видеть, что тогда происходит...
— И её накажут за это? — Вайми ощутил, как вся его кожа горит от стыда. Ну почему из-за него всегда страдают те, кто ему дорог?
Вдруг стало светло, как днем. Всё небо вспыхнуло белым, потом синим, красным, снова белым — и погасло. Вайми испуганно вытаращился в нахлынувшую темноту — и по его ушам, один за другим, ударили два сокрушительных взрыва, а скала ощутимо поддала его под зад.
— С Корхх не может быть мира, — резко сказал Ярослав. — Нигде, ни с кем и никогда. Мы убиваем их везде, где только встретим — и свет, они это заслужили!
— И я?..
— И ты. Никто не попрекнет тебя — и не похвалит тоже. Ты снова пристыдил нас, отыскав то, что мы пропустили — но ты вел себя, как конченый идиот.
— И что со мной будет? — Вайми с трудом поднялся на ноги. — Меня накажут?
Ярослав рассмеялся — почти как Наммилайна, отрывисто и страшно.
— Накажут? За что? За то, что ты вынес то, что вынес? Разве мы похожи на сумасшедших?
— Ну, я страдал не слишком сильно... — Вайми постарался быть критичным к себе.
— Ты был в слиянии с Корхх. Наммилайна стерла всё, что проникло в тебя из него — но сама твоя суть сильно изменилась, и это уже не исправить. Тебя вернут на "Тайну", где тебя будут осматривать наши лучшие целители — боюсь, что тебе предстоит ещё немало неприятных минут.
— А что будет со мной потом? — спросил Вайми. Несмотря на всё, он совсем не хотел покидать Тайат.
— Если хочешь, мы вернем тебя сюда, с новым обвесом и с оружием, хотя оно вряд ли пригодиться тебе — теперь мы обшарим Тайат так тщательно, что на твою долю вряд ли что останется.
— И как же вы пропустили базу Корхх? — не без ехидства спросил Вайми.
— Как раз это и не удивительно — у Корхх выживают только те, кто остаются незаметными. Они были здесь ещё до прихода сарьют — неудивительно, что мы даже не подозревали о них.
— Как же вы тогда меня нашли?
— Ну, это-то было несложно — твой обвес работал до самой атаки Корхх и мы отслеживали его — да, Вайми, и не думаю, что ты впредь будешь возражать против этого. Так что где ты исчез — мы знали, и знали, что произошло нечто необычное. Остальное — уже дело техники. После битвы с Корхх твоё сознание сияло так ярко, что трудно было не заметить его, даже во всем этом хаосе...
— А почему они не тронули меня — после того, как я убил одного из них? Ведь времени прошло немало...
Ярослав усмехнулся.
— Несмотря на всё свое могущество, Корхх — невероятные трусы. И больше всего они бояться непонятного. Твое сознание сияло, словно солнце во тьме — и рожденные им образы были живыми, достаточно живыми для того, чтобы вцепиться в сознания Корхх и сожрать их.
— А потом, когда я отрубился? — сказать, что Вайми был ошеломлен услышанным, значило не сказать ничего.
— Ты видел сны — и они пугали Корхх ещё больше.
Вайми отчаянно помотал головой. Больше всего он был испуган услышанным, испуган собой, и с каким-то детским удивлением посмотрел на свои руки, грязные босые ноги... Неужели Корхх боялись вот этого? Или боялись чего-то в его внутреннем мире?..
Юноша вдруг с удивлением осознал, что почти не знает себя — да, он изменился слишком сильно. Что ж — будет интересно разобраться во всем этом...
